Пушкарь его величества

Глава 25

Снежная крепость получилась на славу, с башенками и двумя спусками для катания. Поэтому до самой весны стала любимым местом для гуляния наших малышей. Машка с детьми подолгу гостила у нас, так как Иван работал не менее интенсивно, чем тесть, но дома все же бывал чаще. По прежнему рисую, дополняя свой архив попаданца всем, что взбредет в голову. Рисование технических деталей постепенно переросло в увлечение. Сначала я рисовал наброски интерьера, потом виды из окна, дальше пошли рисунки наших детей и Оленьки. Вот задумываюсь, не перейти ли мне на краску?

На крещение приехал Александр Никитич и довольный собой стал рассказывать об успехах.

— Дела идут, Васенька! Весной начнем укладывать рельсы, к осени сделаем первый паровоз. Кораблик удачно прикупил недостроенный, сейчас в него паровик впихивают и корпус железом обшивают. К весне спустим на воду! Только заковыка! Не получается вал в корпусе закрепить так, чтобы вода не протекала внутрь. Течет и все, хоть ты тресни!

Мне из моих скудных технических познаний сразу выплыло слово графит. Помнится в насосах из них делают сальники.

— Батя! Попробуй со своими инженерами сделать две шайбы из карандашного графита. Только надо его смешать с чем ни будь, чтобы твердым стал и скользил хорошо. Одну шайбу с дыркой для вала крепите на корпус, вторая будет крутиться вместе с валом. Подпружините ее для лучшего прилегания. Постарайтесь сделать их максимально ровными и гладкими, тогда вода не сможет просочиться между ними.

Тесть слушал и смотрел, как я вырисовываю схему водяного затвора.

— А что?! Может получиться! Все-таки, Вася, ты гений! И рисуешь как хорошо! Видел я своих детишек, тобою нарисованных, просто, как живые! Лизоньку нарисуешь?

— Обязательно! Как только краски освою, так сразу и нарисую.

— Освоишь! У тебя талант! А поедем со мной на верфь, может, подскажешь что и на красавицу полюбуемся!

Надо ли говорить, что через неделю я таки поехал с тестем инспектировать постройку корабля. Первый винтовой кораблик! А англичане сейчас мастырят свои уродливые колесные пароходики! Ха-ха! А может еще только рисуют на бумаге.

В первую очередь проверил каюты. Тесть размахнулся с их размером и мы сразу уперлись в количество мест. Я быстро нарисовал небольшие двуместные и четырех местные кубрики, и мы с трудом разместили экипаж и будущих путешественников внутри корпуса. Зато осталась свободна палубная надстройка, где можно было отдыхать, обедать и прятаться от солнца. Кораблик получился красивый и прочный. Если еще он будет хотя бы чуть быстрей парусных собратьев, то мир будет нашим! Кстати, очень вовремя вмешался в вооружение нашего корабля небольшими семидесятимиллиметровыми пушками. Эти дятлы хотели поставить их на громоздкие станины, которые надо было ворочать вчетвером. Нарисовал поворотные станины, вращающиеся на сто восемьдесят градусов с помощью небольших штурвалов. Одна пушка крепилась на передней палубе, другая — на задней. Мощность и дальность полета выпускаемого снаряда, должны обеспечивать нам преимущество перед любым возможным противником этого времени. Нужно только снарядов побольше, чтобы натренироваться попадать на расстоянии недоступном вражеским пушкам. Озадачил этим вопросом тестя и убыл к скучающей по мне женушке.

Дальше зима прошла как обычно, правда пришлось таки съездить с Алешкой в свое имение с инспекцией, заодно проверил как там поживает его содержанка. Подумал да и зарастил ей трубочки, подающие из конвейера яйцеклетки. Если понадобится, потом верну как было, а то ведь из Крыма никак не приеду для таких дел, видимо Алешка здесь на все лето зависнет. Проделанная операция меня вдохновила, и я прошелся по нашим многодетным мамам, чтобы избежать в дальнейшем нежданчиков. Так что весну встретил во всеоружии, тем более тесть сообщил, что наша рота будущего гарнизона с пятью пушками уже на месте. С души упал камень, так как чуйка просто вопила о скором конфликте с Турками и возможных боевых действиях в том районе. Я даже задумался о семье, нужно ли везти ее, но прибывшие солдаты меня успокоили, и мы выехали почти в устоявшемся составе с тремя мамами и кучей детишек.

Охрана и мои два револьвера сделали моим нервам успокоительный массаж, и мы беззаботно, веселым табором тянулись по степям Малороссии, радуясь зеленой траве и первым цветам. Наши походные палатки уже привычно обеспечивали уют на ночевках, так как придорожных гостиниц еще не существует, а ночевать в редких трактирах не всегда получалось возможным. В этот раз взял с собой Мява, который с трудом переносил езду в карете, стараясь держаться ближе ко мне или к Маше. Оставлю его на «даче», там должно ему понравиться. Просторно и дичи навалом.

Доехали без приключений. Море пока было холодным, но солнце уже шпарило вовсю и достаточно хорошо прогрело небольшой бассейн с пресной водой. Расставили деревянные шезлонги под легким навесом на краю бассейна и, окруженные гомонящими детьми, окунулись в тюлений отдых.

— Мне кажется или наши дети у меня в голове все перемешались, — стройная маман, приближающаяся к пятидесятилетнему возрасту, совсем не тянула на свои годы. Еще бы! Рождение детей, постоянная подпитка моей энергией, зафиксировали ее тело в самой соблазнительной форме, заставляя Оленьку ревновать, когда мамочка, после долгого отсутствия своего мужа, начинала неумышленно реагировать на доступного рядом мужчину, которым, естественно, оказывался я. Вот и сейчас, она томно вытянулась на лежаке, выставив на всеобщее обозрение свою фигуру в купальнике, далеко перегнавшим свой век. Надо ли говорить, что его тоже придумал я, видя, как Оленька мучается в том недоразумении, в котором купались современные дамы. Больше ему подходило название «купальное платье», в котором было легче утонуть, чем плавать. Тогда я взял на себя смелость, пользуясь отсутствием чужих на нашем берегу и сшил, да-да именно сшил, иголкой и ниткой, так как швейных машинок еще не изобрели. Я даже зарисовывать ее не стал, так как не видел вживую ни разу. Когда моя Оленька, смущаясь, показалась в нем перед мамой в первый раз, то та была в шоке, но скоро появилась перед нами в таком же, сшив собственноручно.

Детишки как муравьи носились друг за другом, оглашая округу звонкими голосами. Мы давали их голеньким телам волю для получения солнечного витамина и различить их было можно либо по росту, либо по темным волосам у половины из них.

— А что не так? Ваши темненькие, наши светленькие. Машка, какие твои? Бедняжка! Нечего было рожать, то темных то светлых, мучайся теперь. Ха-ха!

После отдыха пошел знакомиться с гарнизоном. Располагался он с левой стороны усадьбы на выдающемся в море мысу. Довольно удобная площадка закрывала бухту от ветра и волн и послужила местом размещения нашего гарнизона. Двухэтажные домики опускались вниз по противоположному склону мыска, а на верху строилась сторожевая башня и располагались орудия. Солдаты приветствовали нас, разглядывая увязавшихся со мной женщин. К слову сказать, некоторые из солдат умудрились привезти с собой будущих жен, узнав условия службы и возможность завести семью. Лишь немногие были уже женаты. Жены солдат жили рядом с бывшим гарнизоном и успели обзавестись детьми. Вместе с солдатами прибыл и отец Михаил, взявший на себя заботу о душах маленького поселения. Командовал всеми бывалый поручик, крутивший усы при виде моих красавиц. Узнав, что я целый майор, вытянулся во фрунт и больше не смел давать волю глазам. Я посвятил его в нюансы наших взаимоотношений, пояснив, что отныне у них нет начальства кроме меня. Поговорил с ним об обеспечении круглосуточной безопасности жителей этого кусочка побережья и перспективы отражения атаки с моря. Пришлось давать вводные о тренировочных стрельбах и пристрелке побережья с установкой буев в море. Убедившись, что службу поручик знает, договорились о связи через порученца и убыли довольные увиденным.

Наступило время отдыха для детей, чем мы с Оленькой и воспользовались, навестив в компании одеял свой любимый уединенный пляжик. Мы отдались чувствам, распугав местных чаек криками женушки, которой не часто удавалось в полный голос выразить свой восторг.

— Милая! На твой зов сейчас приплывут сирены и утащат твоего мужа к себе, — лежим на одеялах и я шучу над любимой исполнившей неплохую «арию».

— Мне все равно! Считай, я умерла. Ты меня совсем заездил! — проговорила она слабым голосом, распластавшись на одеяле.

— Это я люблю! Особенно когда ты не сопротивляешься! — я с удовольствием приступил к процессу реанимации, которая бы не стала успешной, если бы я не влил в нее укрепляющую порцию своей энергии. Безвольная поначалу женушка, начала было отбиваться, пока ее опять не захватила любовная лихорадка. Она чуть удивилась самой себе и окунулась в нее по самую… дальше неприлично! Ха-ха!

Спустя две недели, в бухту зашла наша ласточка с гордым названием «Елизавета». Непривычно без парусный кораблик блестел белыми бортами и одинокой мачтой с бочкой наверху. Александр Никитич и Иван подплыли к нам на весельной шлюпке и были радостно встречены женами и детьми.

— Вот! Какая красавица, полюбуйтесь! — мы не сразу поняли, кого он нахваливает, жену или корабль. Тот тоже понял, что лопухнулся и поцеловал Елизавету Матвеевну.

— Конечно, ты!моя красавица Но и кораблик хорош!

Мы тут же изволили посмотреть на него и в два приема шлюпка всех доставила на его борт. Детишки с восхищенными воплями понеслись по палубе, заставив взрослых понервничать, но потом мы махнули рукой и прошлись по пахнущему краской кораблю. Женщинам пришелся по душе салон кают-компании с мягкими диванами, а мне больше всего понравились пушки с длинными стволами. Матросов было одиннадцать человек из них два моториста, два кочегара, четыре пушкаря и один кок. Само собой, к кораблику прилагался капитан с помощником. Каюты, как маленькие вагонные купе были тесненькие, но уютные. Спальные полки заканчивались невысоким бортиком на случай качки. Небольшие круглые окошки под потолком давали немного света, но и так было понятно, что это место только для сна.

— Мы вдвоем на кровати не поместимся, — задумчиво проговорила Оленька и захихикала, переведя глаза на меня.

— Ты права, — согласился с ней, почесав репу. — Об этом я не подумал! Ничего! Так даже интересней! Особенно когда на волнах качает, — я ухмыльнулся, усмиряя свое воображение. Оленька тоже, что то себе напредставляла и на ее щечки набежал румянец. Мы уже начали было обниматься, но тут нас застукали детки и пришлось их рассаживать на кровати как птенчиков.

Наши дамы непременно захотели пообедать на корабле, заставив бедного управляющего доставить еду к нам на шлюпке. Потом были вопросы, а как они будут загорать на палубе без шезлонга и в конце уговорили бедного капитана пальнуть из пушки. Визгу и восторга было полные штаны и от немедленного подъема якоря и отправления в путешествие удержало только отсутствие должного провианта и воды.

На следующий день мы конечно никуда не уплыли, так как маман и Маша вышли из спальни только к полудню, заставив меня и Оленьку отдуваться перед детворой. Мы с женой их прекрасно понимали, так что были не в обиде. Зато от их томного и умиротворенного настроения нам стало немного смешно, а потом чуток завидно. Поэтому после обеда мы быстро смылись на секретный пляж и привели себя в такое же состояние, чтобы ничем не отличаться. Ха-ха!

На третий день мы все же выплыли, на этот раз в правую сторону по берегу полуострова. Если бы не черный дым из трубы, я бы сказал, что прогулка прошла просто великолепно. К счастью труба была достаточно высоко, чтобы он не мешал наслаждаться видами и морским воздухом. Мы нашли уютный пляж и прекрасно отдохнули на нем. Возвращались уже в темноте, подплывая к пляжу в свете костров разожженных нашей охраной. Поручик отвел меня в сторону и сообщил об отбитой атаки трех Турецких кораблей.

— Одну мы потопили, а две сумели уйти, хотя и им досталось, — закончил он свой рассказ.

— Молодцы! Получите поощрение и девок! Насчет девок я пошутил, а вот деньжат подкину.

— Так мы еще троих басурман из воды живыми выловили, поспрашивали. Говорят, что Севастополь осадили. Сам Махмуд-Паша явился.

— Сколько кораблей?

— Говорят, что сорок, а на самом деле — бог знает.

На утро, стали готовиться в боевой поход. Взяли с собой тридцать солдат, на случай ближнего боя, до которого я доводить не собирался и, поцеловав жену, пошли на помощь своим.

На всех парах домчались к вечеру до театра боевых действий, еще издали ориентируясь на звуки канонады. Зашли мы от моря и увидели в вечернем свете множество парусов на фоне берега и клубы дыма, поднимающихся к облакам.

— Стоп машина! — дал команду капитан и пушкари стали наводить носовое орудие.

— Еще подойти надо! — послышалось от них.

Мы продвинулись поближе, когда стали видны корпуса Турецких кораблей. Наше судно встало боком к берегу, чтобы оба орудия могли стрелять в нужном направлении.

Как командир подразделения, отдаю команду:

— По Турецким кораблям! Огонь! — Ба-бах! Ба-бах! — отозвались пушки. Наши снаряды улетели, куда то в гущу кораблей.

— Огонь по готовности! — Выстрелы пошли один за другим.

— Не пойму ничего! — сказал Александр Никитич, глядя в подзорную трубу. — Дымно очень!

Солдаты десанта распределился по кораблю и оживленно обсуждали развернувшуюся перед ними баталию. Вдруг в глубине вражеских кораблей, мелькавших в клубах дыма, раздался сильный взрыв, подняв к небу черное облако.

— Пороховой погреб рванул у кого-то! — азартно прокричал тесть.

— Крюйт-камера! — поправил его капитан, так же вглядываясь в маленький телескоп. — Вроде попадаем! Примерно через час, уже почти в темноте, Турки, что то поняли и на всех парусах рванули в разные стороны. Мы потопили с одного залпа неожиданно появившийся корабль с потрепанными парусами, двигавшийся в нашу сторону и отплыли подальше в море, не видя ни черта. Еще минут через пятнадцать к нам опять стал приближаться темный силуэт, оказавшийся гребной галерой, с которой слышались крики на тюркском языке.

— Приготовиться к абордажу! — отдал приказ и указал капитану на галеру. — Действуйте Григорий Степанович!

Сжал в правой руке саблю, в левой револьвер. Второй пистолет пока в кобуре. Сердце стучит, адреналин наполняет кровь! Вот и борт вражеского корабля! Тра-рах! Раздался треск ружей. Бум! Борта столкнулись, и мы стали давить чужой борт корпусом.

— Вперед! — взлетаю на борт и прыгаю на чужую палубу. А где противник?! Рядом перескакивают мои солдатики и рассыпаются по палубе. Пара выстрелов крики и все! Из каюты капитана вытряхивают какого то мурзу в чалме и пару турок.

— Василий Иванович! Больше живых турок нет. Внизу рабы на веслах и в трюме бабья набито.

Оказалась галера вспомогательным судном для трофеев. Турки сначала прошлись по побережью в районе Одессы, пограбили, захватили девок по моложе и с десятка два подростков обоего пола.

— Гребцов пока не расковывать. Этих, — киваю на турков, — в море, можно живых, можно мертвых.

С рассветом пообщались с гребцами, накормили и, взяв клятву, что до берега не будут бузить, двинулись на свою фазенду. А что?! Отбиться помогли, чего нам там светиться со своим трофеем! В трюм соваться побоялся, направив туда солдат со строгим приказом напоить, раздать еду, но ни в коем случае не выпускать. Как оказалось потом, я переоценил боевитость нынешних селянок, побоявшись если не их бунта, то возможных скандалов. Всю дорогу они просидели как мыши и даже, когда выгружались, то вели себя испуганно, как будто попали от одного хозяина к другому. Девок оказалось восемьдесят три деревенских хохлушек, говоривших на непонятном для моего слуха суржике. С десяток забрал к себе наш управляющий вместе с подростками, остальных увел бравый Поручик, довольный как мамонт, оглаживая взглядом доставшееся имущество. Удачно получилось! Теперь солдатикам не надо метаться и ждать, когда ему невеста сыщется. Выбирай, не хочу! Ха-ха! Туда же отправил гребцов, колонной и под охраной. Пусть разбираются, может кого нам и не надо!

Когда появилась возможность, вдвоем с тестем тщательно осмотрели трофей. Нашли кучу награбленного барахла, немного денег и оружия.

— Посудина, так себе! — произнес Александр Никитич.

— Одно только достоинство — дерево крепкое и его много! Пока не знаю, куда его девать. Пусть постоит пока в бухте.

Наконец, наши жены получили своих мужей и с восхищением слушали за обедом рассказ о боевом походе. Когда они узнали, сколько и кого мы освободили, то были расцелованы расчувствовавшимися женщинами. А вечером Оленька отблагодарила меня персонально, горячо шепча: — Ты мой рыцарь! Да! Спаси меня!