Посвящение:
Эта книга посвящается моему брату Дариллу, который умер раньше, чем опубликовали его сборник стихов.
Каждое напечатанное мною слово я посвящаю ему. Покойся с миром, брат!
Спасибо группе «Romance Junkies Reviewers» и редакторской группе «Pen on Sleeve».
Вы, ребята, служили источником утешения, приятного времяпрепровождения, воодушевления и замечательной критики.
В Новом Орлеане стояла спокойная, душная ночь. Над гробницей его возлюбленной нависал кипарис, слегка покачивая ветвями в тропическом воздухе. Это была неблагоприятная ночь для посещения могилы близкого человека. Сам воздух этого места предвещал несчастье. Ноздри заполнял острый смрад мертвечины.
Алека успокаивал этот запах. Мертвые дарили ему мир и покой. Как раз такое спокойствие он не мог найти среди живых. Он мог слышать даже легкие взмахи крылышек москитов, суетящихся вокруг него в поисках еды. Алек стоял и пристально смотрел на ее гробницу. Пять дней назад они были счастливы, навещая в Румынии его прародителей, но лишь для того, чтобы снова расстаться по его вине.
Каменное женское изваяние, венчавшее верх гробницы, накренилось. На надгробную плиту его возлюбленной и на красные и белые розы, возложенные туда Алеком, посыпались, словно сахар с ложки, каменные обломки.
Алек попятился, уступая изваянию пространство, и прислонился к другой гробнице. Холодные каменные глаза статуи благосклонно взирали на него.
Ее каменные губы изогнулись в теплой улыбке, потрескавшись от въевшейся пыли, когда она ими пошевелила. Годы едких дождей покрыли ее каменную кожу зеленым налетом. Скрежет, производимый при ее движении, раздражал слух Алека.
Констанс не здесь.
Она говорила очень тихо, но Алек слышал каждое слово, пророненное ее холодными губами.
— Я знаю.
Она возродилась где-то в чреве другой женщины.
Тогда почему же ты безмолвно ее оплакиваешь?
— Что это? Премудрость от изваяния? Если хочешь знать, я сделал это с ней, — печально заявил он.
Любопытная каменная статуя вновь улыбнулась и прикрыла глаза.
Нет, не ты.
— Да откуда тебе знать? Ты — каменная статуя, которая охраняет «Город Мертвых» [2] и ни разу не сдвигалась с места.
Я вижу в сердцах людей. Не ты заключил ее в эту каменную гробницу под мою охрану.
Он горько усмехнулся.
— Где моя жена, статуя?
Кипарис вновь покачнулся. Покрытые влагой ветви, задев его лоб, утянули за собой пряди волнистых обсидиановых волос. Он внимательно прислушался к колебаниям воздуха. Еще гости.
Разыщи ее самостоятельно, древнейший. Я охраняю лишь кости, которые здесь покоятся.
— Она права. Ты должен опять ее найти.
Алек обернулся, но услышал, как каменная статуя позади него вновь приняла свою обычную позу, подняв еще больше пыли.
— Бакр, я не собираюсь вновь проходить через это.
Его дед заговорил. Король Вампиров и старейшина семьи — или того, что от нее осталось — глава значительного, шумного и обособленного ковена.
— Раду заключен под землей, почти мертв.
— Он должен быть окоченевшим и обезглавленным, а не почти мертвым. — Алек обернулся к ее могиле, поцеловал холодный мрамор и пошел прочь. Он в неистовстве взмахнул сжатым кулаком: — Если бы только я не сдерживался, — пророкотал он, развернувшись на полированных каблуках и удаляясь по цементной дорожке.
Бакр терпеливо, спокойно спросил:
— По какой причине ты сдерживался?
— Он твой сын! — Алек увидел настороженность в глазах деда. — Почему же еще?
— Единственная ли это причина, Алек?
— Какие еще могут быть причины, дедушка? Если бы я убил его, что стало бы с тобой, бабушкой и со мной? Разве мы не достаточно уже потеряли?
Он в самом деле видел призраки матери, отца и Констанс, резвящихся на кладбище, выглядывающих из-за гробниц и весело смеющихся.
— Твоя бабушка и я любили Констанс.
— Она тоже тебя любила. Перед смертью она просила меня сделать ее одной из нас.
Бакр опустил голову. Было ли это скорбью или стыдом? Все эти душевные переживания застили его старую голову.
— Когда же ты собираешься стать счастливым, Алек?
Это был интересный вопрос.
— Сделай то, что я не могу, Бакр. Тогда и только тогда я буду счастлив.
Только тогда проклятие падет, и я, став свободным, разыщу Констанс снова.
Он смотрел на Бакра, опустившего взгляд на цементную дорожку, на которой они замерли. Всем своим видом он выражал бессилие. Его дед никогда не сделает это. Алек взглянул на темно-синее небо, как будто там могли найтись ответы. Он усмехнулся про себя и швырнул свой цилиндр о цементную стену. Алек хорошо себя знал. Когда он злился, его нрав мог вырваться из-под контроля, а он не хотел сражаться с дедом. Тот был стар, но грозен. Он быстро, как грациозная пантера, перепрыгнул через цементную стену и легко приземлился на ноги.
Позади себя он расслышал звук опустившихся на цемент ног. К его ужасу старик последовал за ним.
— Чего ты хочешь, Бакр?
— Я хочу помочь моему ближайшему внуку пережить его потерю. А чего ты думал, я хочу? Чаю?
— Возвращайся в Вышеград [3], к бабушке.
— Я нужен тебе, Алек.
— Мне не нужен ни ты, ни кто-либо другой.
— Куда ты направляешься?
— Далеко.
Он прерывисто вздохнул:
— Далеко — это куда?
Он пожал плечами.
— Рассвет не за горами. Я подружился с местным покойником. Он позволил мне скрыться в его гробнице до вечера.
— А потом?
— А потом отправлюсь… — он снова пожал плечами. — В Канаду, а затем, возможно, в Нью-Йорк.
— Ее останки в Канаде.
— Да, они там. Она всегда рядом, но не со мной.
— Ты будешь видеть ее снова и снова. Разве ты не понимаешь?
— И буду бежать от нее, словно она воплощение желтой лихорадки. Прощай, дедушка.
Бакр видел, что его внук хоронит свои чувства глубоко внутри себя. Он убегал, но Бакр не позволит ему уйти далеко.
Алек перемещался быстрее, чем мог уловить человеческий глаз, но Бакр, несмотря на то, что был старцем с проблесками седины в длинных волнистых волосах, все еще был способен его догнать. Сейчас они находились во Французском квартале [4], который изобиловал красивыми проститутками. И у него упало сердце, когда он понял, что собирается сделать Алек.
Бакр пошел, а не побежал. Его старые кости устали. Он ощущал мысли молодого человека. Он был близок. Бакр быстрым взглядом окинул кирпичные здания с замысловатыми балконами из кованого железа. Вдоль улицы выстроились здания из красного кирпича и дома, окрашенные в насыщенные пастельные тона.
Бакр нашел его. Алек разговаривал с молодой мулаткой, у которой была светлая кожа, высокие скулы, темно-карие глаза, окаймленные длинными ресницами, и копна темных волнистых волос. Она слишком сильно была похожа на Констанс.
Бакр послал гипнотическое внушение всем, кто поддавался его воздействию. Он не хотел быть замеченным. Он хотел остаться в тишине и покое, чтобы слушать и наблюдать за Алеком.
Он узнавал в нем себя: гипнотические зеленые глаза, огромный рост и могучие плечи, чью мужскую силу скрывал лишь сюртук. Густые, волнистые темные волосы, которые пробуждали у женщин желание пробежаться пальцами сквозь них, если это позволяли правила приличия. И бесспорная потребность потерять себя и позабыть, что ты бессмертен.
Если бы он захотел, то мог бы направить эту власть на любую женщину, которую пожелал, и истребить весь Новый Орлеан ради того, чтобы предать забвению Констанс. Но женщина, похожая на Констанс, — это что-то новенькое. Руки проститутки похотливо оглаживали его жилет, спускаясь все ниже и замешкавшись рядом с промежностью. Нет! Не накануне похорон Констанс.
— Алек?
Голова Алека поднялась, и он с презрением взглянул на деда багровыми глазами. Он огрызнулся, показав клыки. Бакр не обратил на это внимания. Нрав Алека уже был легендой, но он его не боялся. Он знал, что скрывается за гневом, — страх: печальный молодой человек боялся вновь полюбить. Бакр заплатил проститутке три шиллинга и велел ей забыть об увиденном. Он утянул своего внука в доки.
Алек вырвался из мертвой хватки деда.
— Эту одержимость необходимо остановить. Я знаю, ты любил ее. Мы все любили, но ее нет с нами. Все, что тебе нужно сделать, сынок, это найти ее.
Алек поправил воротник сюртука и надел цилиндр.
— И когда я это сделаю, Раду будет возвращен. Скажи мне, дедушка, а ты бы захотел так жить?
Молчание Бакра все сказало за него.
Он молчал более столетия, в результате чего Алек не раз переживал чувства вины и страха в своих воспоминаниях. Даже смерть деда не смогла вытеснить это особое воспоминание из его памяти.
Алек резко вырвался из своих воспоминаний от стука в дверь. Он вздохнул, заглушив поток ругательств вздохом. Коротко бросив: «Подождите», он натянул бумазейное белье. Открыв дверь, он увидел стоящего за ней Горацио.
— Откуда ты узнал, где меня найти?
— Луиза сказала, где ты, — произнес он, улыбаясь. Его гренадерские усы вызывали у Алека улыбку всякий раз, когда он его видел.
— Она в порядке? Ей нужна моя помощь? — Иногда он забывался. Луизе не нужна его помощь. Она уже не была маленькой «сестренкой», которую он много лет назад нашел в лесу. — Прошу прощения, Горацио.
Его лощеное лицо расплылось в улыбке.
— Все нормально. У меня для тебя новости.
Алек ждал. Он смотрел, как Горацио снимает перчатки и шляпу и расстегивает жакет. У него была невыносимая привычка, как можно дольше мучить неведением и оттягивать момент истины. В прошлом Алек находил это забавным, но сейчас это его раздражало. Какие новости он собирался ему рассказать, что они не могли подождать до его возвращения?
— Я нашел твою подругу сердца, — сказал Горацио.
— Ты что?..
— Я нашел твою подругу сердца. Она живет в Бруклине, в штате Нью-Йорк, около Проспект-парка [5].
Алек вцепился в спинку стула мертвой хваткой.
— Я не искал ее. А как ты узнал?
— Мне рассказала Луиза. Ей ненавистно видеть тебя таким унылым. — Он одарил Алека улыбочкой а-ля «я-славный-мальчуган». — А когда Луиза грустит, мы не занимаемся сексом. Поэтому, понимаешь ли, я был вынужден помочь. — С его лица исчезло легкомысленное выражение. — Ну, а если серьезно: я сожалею о твоем дедушке. Я любил его, и он любил Луизу.
— Спасибо, Горацио. — Алек все еще был растерян и был не в состоянии осознать всю значимость новости. — Но как же ты ее нашел?
— Случайно. Она работает в офисе окружного прокурора Манхэттена, что-то связанное с пострадавшими женщинами. Я копнул глубже и выяснил побольше информации о ней. У меня даже есть фотография.
Стул, за который он держался словно за спасительный круг, громко треснул. Горацио подскочил. Алек ошеломленно опустил глаза — дерево, разлетевшись на куски, усеяло обломками стол, стоящий рядом со стулом, и пол. Должен ли я ухватиться за шанс увидеть ее, или мне следует оставить ее в покое?
Он не мог думать. Его мозг просто перестал перерабатывать информацию. Алек слышал свое сердце, бьющееся с глухим шумом, как у участника забега. Та немногая кровь, что у него была, шумела в ушах.
— Алек?
Он посмотрел на Горацио сквозь дымку путаницы, отрицания и тоски. Затем его рассудок прояснился, и он обрел дар речи.
— Как? Когда?
— У нас был общий клиент. Я наводил справки о муже ее клиентки, так скажем, о его интрижках. Я выяснил, кто является судейским защитником моего клиента, и мне стало любопытно, как только я узнал дату ее рождения.
— Пятнадцатое января, — выдохнул Алек.
— Да, это же день рождения Констанс, верно? Я разыскал ее медицинскую карту. Если она об этом когда-нибудь узнает, она будет в ярости.
При всем уважении к детективным способностям Горацио все, что он сказал до сих пор, ничего не значило. Существовало довольно много людей, родившихся в тот же день, что и она. Тем не менее, ему пришлось продолжить. Алек сделал глубокий вдох.
— Ты узнал ее группу крови?
— Дай-ка взглянуть. — Он достал небольшую пачку аккуратно сложенных бумаг и переворошил ее. — Ее группа крови…
— Первая! — закончил за него Алек.
— Верно, — Горацио растерянно посмотрел на Алека. — Почему это имеет значение?
— Первая группа крови не изменяется при реинкарнации.
— Некоторое время тому назад она встречалась с психиатром.
— Зачем?
— Все, что рассказал мне психиатр, — она одержима Шотландией. Ее преследуют сновидения о человеке в черном плаще верхом на коне. Вот такое странное дерьмо.
Алека пробрал лихорадочный озноб с той же стремительностью, с какой лошади несутся из конюшни.
— Господь милосердный!
— Ты хочешь взглянуть на ее фотографию?
Алек нерешительно поднял ладонь. Все происходит слишком быстро для него.
— Подожди. Ты ничего больше не хочешь рассказать мне, Горацио?
Казалось, он удивился этому.
— Ее фамилия — Уильямс.
Шотландская фамилия, если Алек все правильно расслышал.
— Ее зовут Таня. У нее было трудное детство.
— А разве у всех нас было иначе? Неадекватность — мое второе имя. Что заставило тебя обратить на нее внимание? — Раскопать все это лишь потому, что Горацио было любопытно? Алек подумал, что для этого должна быть более веская причина, чем простое любопытство.
— Алек, по большей части, мне не давала покоя моя интуиция. Могу лишь сказать, что меня вела к ней некая неведомая сила. И Луиза, будучи проницательным оборотнем, заставила меня сесть в самолет и прилететь сюда, к тебе.
Алек посмотрел на него с сочувствием. Женщины заставляют вас совершать ради любви обременительные поступки.
— Тебе как следует досталось, друг мой.
— Эй, она бы оторвала мне хвост, если бы я не приехал и не предоставил тебе эту информацию. Ты знаешь, что из себя представляют альфа-самки.
Алек рассеянно кивнул. Ему был знаком лишь один женский нрав. Он всегда будет помнить ее постоянно изменчивые приливы настроения, которые делали ее неотразимой и неоднозначной женщиной. Мужчина задумчиво покачал головой.
— Три столетия старательно избегать ее, чтобы сейчас ты появился здесь и рассказал мне, что она жива и живет по ту сторону Ист-Ривер[6] от меня. Что это, вселенская шутка?
— У меня вопрос личного характера. Двинь мне в морду, если это слишком личное.
Алек знал, что за этим последует, но не мог показаться неблагодарным. Горацио направил его к свету в темном туннеле.
— Спрашивай. Ты ведь нашел ее.
— Почему все это время ты отказывался искать ее?
— Она умерла у меня на руках, прежде чем я смог помочь ей. Затем я впал в ярость и почти обезглавил своего дядю. Я был… Я обезумел на некоторое время после случившегося.
— Прости. Я не хотел будоражить плохие воспоминания.
— Все нормально, — Алек пренебрежительно отмахнулся от его извинений. — Безусловно, сейчас я должен ее найти. Прости мои манеры, — произнеся это, Алек указал ему на стул напротив него: — Горацио, пожалуйста, садись.
Тот сел, и Алек последовал его примеру. Он уставился на стул, развалившийся в его руках десятью минутами ранее. Похоже, ему придется заменить стул.
— Ты хотел бы взглянуть на ее фотографию? — тихо спросил Горацио.
Алек протянул руку, и Горацио подал ему манильский конверт [7]. Алек стиснул зубы и вскрыл конверт. Сердце дико забилось в груди. Он медленно вытащил фотографию. Сердце остановилось. Внутри все сжалось. Алек не понял, что затаил дыхание. Она оказалась неожиданно очаровательной, а ее глаза содержали в себе намек на грусть. Слезы жгли глаза. Он знал, что ему нужно сделать. Но после того как он ее найдет, он принесет ей жизнь, полную радости или же боли?
Я увидел ее тогда, одетую мальчишкой-викингом. Она выглядела свирепой, храброй и уповала, что ни мой дед, ни я не раскроем ее обмана. Я спас ее и ее родную сестру от вампиров-ренегатов. Она поблагодарила меня фальшивым мальчишеским голосом, представившись Дугалом. Я изучал ее за ужином, накрытым вокруг очага. Дед рассказывал свои обычные саги. Я не слушал. Я видел и слышал лишь ее. Я слышал ее тихое дыхание. Я слышал, как она сглотнула, когда я посмотрел на нее. Я видел, несмотря на темный оттенок ее кожи, как она покраснела. Именно тогда я понял, что мы всегда будем вместе.
Я настаивал на том, чтобы научить ее лучше сражаться. Вначале она отказывалась, а затем уступила. Я бросил ее наземь. Она быстро училась. Тогда я понял, что не могу больше ждать. Я снял с нее шлем. Ее длинные, блестящие, спутанные волосы упали ей на плечи. Она спросила, откуда я узнал. Я смог ей сказать лишь то, что ее выдала талия. Так она узнала о моем к ней влечении. Она, как и я, поняла, что мы предназначены друг для друга. Тем не менее, она сопротивлялась.
Я продолжал обучать ее навыкам боя. Ее мастерство улучшалось с каждым днем. Затем я заметил, как она изыскивает способы, дабы избежать меня. Она хотела пойти в свое особое место — к пруду, где ежедневно плавала. Она любила воду. Я не смог устоять. Я последовал за ней и натолкнулся на нее у пруда. Она была в воде и не видела, как я пожирал ее глазами. Я схватил ее за руку и вытянул из воды, обнаженной.
Она обиделась. Я упивался красотой ее форм, словно она была богиней Венерой, а я — ее беспомощным рабом. Она была девушкой, неискушенной в любви. Она быстро оделась, и тогда я заметил, что надвигается гроза. На моем коне мы поскакали к заброшенному замку. До того, как туда нагрянули ренегаты Вампиры Викинги, в нем жили ее друзья.
Мы оба промокли до нитки. Я не мог стать жертвой холода, но она была смертной и хрупкой. Я попросил ее раздеться и завернуться в мой плащ. Она разделась, в то время как я отвернулся. Я развел огонь в очаге, мы сидели и грелись. Я не мог отвести от нее глаз.