После взволновавшего всех нас (а уж о галдеже и форменной истерике в СМИ на Земле и говорить не приходится!) визита высоких гостей на высокую орбиту, прошло дня три. За это небольшое время было сделано множество важных дел. Мы подняли на борт корабля ещё семнадцать человек из состава экипажа и временно прикомандированных к нему специалистов, забили, наконец, все склады и сусеки «Витязя» металлом (обыкновенные чушки переплавленного металлолома в качестве снарядов для рельсовых пушек крейсера), пополнили запасы оружейного плутония (снятого с БЧ выводимых с боевого дежурства по истечению срока службы ядерных ракет и из спецхранов России), взяли достаточно харчей, воды для системы жизнеобеспечения, бытовых и рекреационных целей и тысячи мелочей, которых я все и не упомню. Летал, например, в какой-то лесхоз на Дальнем Востоке за целлюлозой и опилками. Зачем они нам? Кто знает… Нужны, наверное. Или посылали меня в «город невест» за одноразовым бельём для экипажа. Какая-то специальная разработка для космонавтов, лётчиков и подводников, жутко секретная, между прочим. Мдя-я, секретные подштанники. Как оно вам? Хотя, кто его знает, может, действительно вещь стоящая и нужная.
В общем — колготня и сплошная нервотрёпка! Наконец всё притихло, как прибитая сильным дождём пыль на сельской дороге, и крейсер был готов к первому учебному походу к Луне. Так, по крайней мере, утверждали слухи и сплетни. Я уже гладил шнурки к ботинкам нового пилотского комбинезона, как вдруг меня дёрнул триумвират в составе кап-раз Мигулина, кап-два Стоянова и нашего особиста майора Колдрусева. Да, появился у нас и такой член экипажа. Вот он-то, как потом оказалось, и сыграл партию первой скрипки в моей судьбе.
— Слушай, Серьга. У майора к тебе есть важное поручение, — сказал кап-раз Мигулин. — Возьми старшего лейтенанта Ярославлева, ты же его вторым заездом из Крыма притащил, должен помнить, и дуй на нашу базу, там тебе все объяснят и расскажут.
Я, без малейшей тени сомнения, глянул на отца. Он кивнул. Тут наш «молчи-молчи» протянул мне прошитый и просургученный пакет.
— В общем так, Серьга. На базе зайдёшь в корпус «Б», трёхэтажный который, за почтой и филиалом банка, знаешь?
Я утвердительно кивнул.
— Там пройдёшь на третий этаж, кабинет № 36. Документы у тебя есть какие-нибудь?
Я опять кивнул.
— Есть карта ФПИ, для базы самое то.
— Это верно, я их предупрежу, — сказал майор. — Там сидит мой коллега, звать его Валентин Борисыч. Он тебе всё и растолкует. Всё ясно? Вопросы?
— У матросов нет вопросов, тащ майор! — вытянулся я. — Разрешите идти?
— Разрешаю. И не просто идти — бегом дуй! Лейтенант тебя уже в «Коньке» ждёт!
Я и дунул. Игорь Ярославлев уже сидел в правом кресле и тыкал пальцем в панель. «Конёк» в четверть свиста своих двигателей талантливо пародировал Соловья-разбойника. Лётная палуба была практически пуста, только за стеклом контрольно-диспетчерского пункта кто-то махнул мне рукой. Прыгнул на своё командирское кресло, еле слышно заработали сервоприводы опускающегося фонаря.
— Игорь, привет! У тебя практический вылет на «Коньке»?
— Ага, трёхчасовой.
— Тогда командуй сам. А я просто так посижу, на подстраховке.
— А она не понадобится, Серьга! Я всё же пилот первого класса палубной авиации Северного флота!
— Ну-ну, хвастунишка, поехали уже. КДП нам рукой машет, чтобы скорее уматывали.
На самом деле, броневая створка палубы уже поднималась. Игорь приподнял на гравитонах «Конька», чтобы нам в зад не въехал жесткий удар силового луча выбрасывателя, и, как только над палубой гнусаво заревел тифон сигнала о полном открытии створки, изящно скользнул в космос. Я только восхищенно крякнул. У меня такой лёгкости в маневрах пока не было. Нет, я летал правильно и надёжно. На твердую «четвёрку». А Ярославлев летал, как дышал — не думая о правилах и требованиях наставлений, легко и красиво, привычно и виртуозно, не задумываясь ни о габаритах истребителя, ни о скорости манёвра в тесноте лётной палубы. Завистливо вздохнув, я понял: мне за Игорем ещё тянуться и тянуться!
Он так и посадку произвёл: запросил спуск, получил разрешение от аэродромного КДП и вертикально ухнул метров на пятьсот, перед самой землёй мягко подхватив и пушинкой посадив «Конька» на бетон вертолётной площадки.
— Тебе никакая практика на фиг не нужна, Игорь! Так летать не каждый сумеет. Знак «Мастер-пилот» ты наверняка уже заслужил. Мне тебя страховать в полётах не нужно, ты меня можешь еще подправить, а я тебя нет. Снимаю шляпу, Игорь!
— Ладно тебе, Серьга! Не перехвали, — улыбнулся Ярославлев. — Ты беги, куда хотел, а у меня тут ещё дела.
Бежать было далеко, и я пошёл на остановку автобуса. Минут через пять уже медленно ехал на старом автобусе от аэродрома к жилому городку, там соскочил в центре и споро пошёл ко второму штабному корпусу. Прапор-контролёр на посту был предупреждён. Внимательно покрутив в руках пластиковую карту ФПИ с моим цветным фото, он жестом указал путь на центральную лестницу и отвлёкся на следующего посетителя. Пройдя турникет, я косо глянул назад. На заднице прапора в оперативной кобуре висел здоровенный «Стечкин». Вполголоса напевая пушкинские строки про стрелковую подготовку прапоров-вахтёров: «Паду ли я стрелой пронзённый, иль мимо пролетит она…», я белкой вскарабкался на третий этаж и зашарил взглядом по табличкам с номерами кабинетов. Фамилий под ними не было. Нужный нашёлся сразу, я постучал в дверь, за дверью что-то завозилось и глухо бумкнуло, и я сразу вошёл.
— Разрешите?
— Вошёл же уже? — удивлённо поднял брови здоровенный седоватый подпол, масти «соль с перцем», еле заползший за маленький для его габаритов канцелярский стол. — Чего тебе ещё?
— Вам пакет! — изо всех сил стараясь чтобы не ляпнуть «Табе пакет», бодро отбарабанил я. Наш диалог здорово напоминал мне когда-то виденный революционный фильм «Бумбараш».
Подпол молча протянул руку, вскрыл шкурку пакета и погрузился в чтение. Я молча прошёл к приставному столику и нагло уселся на обшарпанном стуле.
— Однако, — задумчиво протянул подпол.
— Я не военнообязанный, Валентин Борисыч, — скромно потупился я. — Годами почти дитя. Да ещё после госпиталя. Сын крейсера «Витязь». Мне стоять тяжело, там, в космосе, пониженная гравитация.
— Я не о том, — пробурчал подпол. — Круто Колдрусев кашу солит. У тебя барахло с собой?
— К-какое барахло? — ошалел от неожиданного поворота в разговоре и глупо запаниковал я. — Зачем оно мне? Дождусь вашего ответа, и тут же фью-ю-ить — на крейсер, в космос!
— Совсем плохо, — опечалился подпол. — Ещё и рейдовый рюкзак тебе собирать, инвалиду-малолетке. А насчёт космоса… У тебя «фью-ю-ить» только в Ирбит теперь получится, в тайгу. Вот оно как получается, сынку полка!
— Зачем в тайгу? — похолодел я, — я что, арестован? За что и почему? — во мне забурлил гнев. Есть у меня такая плохая черта — иногда накатывает до красной пелены в глазах, сам себя боюсь.
— Тихо, тихо, корнет Стоянов, — сдержанно пробурчал подполковник. — Никто тебя тут арестовывать не собирается. Ты вообще теперь вне юрисдикции Земли, знаешь об этом? Ты же кандидат в клан Росс? Вот так-то! Пусть они тебя теперь и арестовывают. А у нас речь идёт об учёбе.
— Какой ещё учёбе, Валентин Борисович? — завёлся я, — мне в космос надо, завтра у крейсера первый учебно-боевой выход. Я в команде, у меня по боевому расписанию пост есть. Я пилот истребителя, а вы мне «в тайгу, учиться»! Для меня обучающих баз на Земле нет, не завез…
— Баз нет, а люди найдутся, — перебил меня седой офицер. — Глядя на твои мучения, по настоятельной рекомендации Колдрусева, а ему твой батя все уши прожужжал, руководством страны было принято решение помочь тебе в овладении началами магии, что ли… В волшебстве, короче! Ответственными за исполнение были назначены наши спецслужбы. В общем, ещё в КГБ СССР был накоплен большой опыт использования сказочных, никому непонятных, но реально существующих возможностей человека. Были и особые люди на примете, маги и колдуны разные. Много чего было… Наши договорились о тебе с одним колдуном деревенским, он, вроде, и вправду что-то может. В отличие от этих телевизионных экстрасенсов и белых колдунов в энном поколении, обглодай их бляха-муха, тьфу ты, прости, господи! Мужик на тебя глянет, и если ему будет по силам, то он тебе что-нибудь подскажет, как магией управлять. Всё ясно? Хорошо. Значица так, подкидыш в/ч 49218, лежит тебе, милай, ныне дорога в казённый дом, на наш закрытый склад. Там затаришься по-малому, оружия тебе не надо, еды тоже много не бери, на месте накормят. Местные территориалы примут тебя на полный кошт. Взаимозачётом, не грузись такой мелочью, клан Росс нам до фига чего передал, захочешь — полностью все равно с вами не расплатишься. Возьмешь пару камков, куртку возьми, там, на Урале, уже холодно ночами, небось, на голову чего измысли, берцы и кроссовки вместо тапочек, мыльно-рыльное возьми с запасом: мыло там, зубную пасту, шампуни разные, стиральный порошок. Белья набери достаточно, чтобы голова не болела, что надеть после бани, постельное бельё, кстати, тоже возьми и спальный мешок на всякий случай. Помни — там глухая деревня, с неба ничего не упадёт. Что забудешь взять — без того и перезимуешь…
Я натурально завыл. Подпол толкнул ко мне сложенный вдвое листочек из блокнота.
— … самое главное — туалетной бумаги побольше возьми, во! — обрадовано гаркнул военный Валентин Борисыч. — Там это наверняка жуткий дефицит! Что записку мнешь? Не от одноклассницы чай, разворачивай и читай!
У него на столе звякнул неуклюжий армейский телефон. На пару секунд прижал трубку к уху, бросил короткое «Хорошо» и небрежно швырнул трубку обратно.
— Твой НЛО уже отбыл в космос. Что вытаращился? Читай, мне особо с тобой рассусоливать некогда. Вечером будет попутный борт на Урал, на нём ты и полетишь.
Я дрожащими от полного расстройства пальцами развернул зажатый листок. Там рукой отца было написано: «Делай, как сказано. Тебе помогут». Представив себя в бандане, берцах и камуфляже, с рюкзаком десантника за спиной и нанизанными на бечёвку рулонами туалетной бумаги, крест-накрест пересекающие мою впалую грудь, как пулемётные ленты у балтийского братишки-анархиста, я сумел-таки перевести истерический всхлип в задушенный кашель. Но получилось у меня плохо.
Вылетели мы на Урал вечером, сели там в самую ночь, на четыре часа мне дали прикорнуть в комнатке отдыха дежурки военного аэродрома. Утром прибежал местный особист и за руку оттащил меня в военный городок. Там меня быстро покормили в солдатской столовке и запихали в большущий «КрАЗ», молотящий мотором и периодически отдувающийся сжатым воздухом как старая, уставшая кляча на заднем дворе общепитовского дворца. Тут же из кухни подбежал что-то пережёвывающий старший прапорщик, покосился на меня, получил втык и инструктаж от особиста. Гремя разболтанной дверцей, старший машины забрался ко мне на высокое облупившееся дерматиновое сиденье, и ветеран с одышкой шустро погнал по лесам и перелескам родного края. Ехали по сумрачной тайге часа три. Наконец, где-то ближе к полудню, мы прибыли в небольшую деревню. На скудно выложенной тротуарной плиткой местной Красной площади забредший сюда путешественник мог сразу любоваться поселковым Советом с потрёпанным трёхцветным флагом, пустующим стендом под завлекательной надписью «Лучшие люди села», одноэтажным красавцем микро-мини-гипермаркетом, по ноздри залепленным вызывающе яркой рекламой и пустующей ещё по летнему времени школой. Напротив школы мы и тормознули. Прапор подсказал, что меня уже ждут, выпустил из кабины сопящего грузовика, вновь в него загрузился и был таков. Я стоял с рюкзаком у ноги как казанская сирота какая или беспризорник, добравшийся, наконец, до тёплого, хлебного Ташкента и не знающий, где тут по-быстрому можно спереть булку с изюмом. Где-то здесь меня ждал волхв и кудесник, местный колдун с лицензией ФСБ. В поисках могучего старца в посконной рубахе по колено и с седой бородой примерно по то же самое место, я как-то пропустил неспешно подгребающую ко мне фигуру толстоватого молодого человека в очках, джинсах и клетчатой ковбойской рубахе, да ещё с ранними розовыми залысинами на блондинистой голове.
— Здравствуйте, вы ведь Сергей Стоянов? Меня о вас довольно подробно известили, — сказал древнерусский колдун. — Я преподаватель математики местной школы Богатырёв Павел Ильич. Будем знакомы.
И он, ласково улыбаясь, протянул руку. Так состоялось наше знакомство. Я вздохнул, пожал протянутую руку, передал Павлу Ильичу большой пластиковый пакет с двумя упаковками трёхслойной туалетной бумаги и сказал: «Это вам сувенир из Крыма. Знающие люди посоветовали. Когда колдовать будем»?
Колдовать у нас получилось только в октябре месяце текущего года и века. До этого момента были нескончаемые разговоры молодого, тридцатипятилетнего учителя математики, имевшего псевдоним «Финн» и начинающего псиона категории «Б» клана Росс.
— В ФСБ так любят поэму «Руслан и Людмила»? — заинтересовался я по поводу его необычного псевдонима.
— Нет, — засмущался мой учитель и заслуженный колдун Российской Федерации. — Пушкинский волшебник тут ни при чём. Просто меня в первый раз вызвали в ФСБ на профилактическую беседу именно после того, как я впервые сделал себе подстегивающее мозг зелье из довольно специфических грибочков, собранных в лесах бывшей Карело-Финской республики.
— О, как! — одобрительно прореагировал я, — и как зелье из грибочков вас подстёгивало?
— Вот так, примерно, — сквозь сжатые зубы проговорил учитель математики и пристально уставился на меня своими змеиными глазами сквозь увеличительные стёкла очков. На меня тут же накатило чувство страха и холода в позвоночнике. Особенно в копчике. Но я привычно представил себе бронеколпак с торчащим пулеметом с фотографии разбитой берлинской улицы 45-го года, спрятался в нём, и наваждение пропало.
— Молодец, Сергей! У тебя всё лучше и быстрее получается! — расплылся в довольной улыбке Пал Ильич.
— Толку-то от этого, — хмуро проговорил я. — Второй месяц бьёмся, а всё дальше дешевых фокусов не продвинулись.
— А ты не гони, — сдержано произнёс математик. — Мне бы такие фокусы в твои-то годы! Ты, Сергей, просто не понимаешь своих возможностей, а я не могу их толком пробудить и запустить в действие. Сил не хватает. А у тебя, видимо, идёт какой-то процесс накопления знаний и навыков. Будем думать, что ты накопишь определённую «критическую массу» и совершишь прорыв.
— Только бы не случился «Большой взрыв», Пал Ильич. От накопленной критической массы-то, — с сомнением сказал я. — А что, такие грибочки исключительно в Карелии растут? Тут их нет? Урал — это же кладовая всей таблицы Менделеева, может, и в местные поганки часть этой таблицы затянуло? Давайте попробуем, что нам терять. А лучше в лабораториях нашего крейсера вытяжку из галлюциногенных грибов сначала разложить на составляющие, а потом начисто на инопланетной аппаратуре синтезировать. Там есть один умный искин, ему надо только описать проблему и он сделает. А?
— Интересное предложение, надо подумать, посоветоваться… — пробормотал колдун, почёсывая за ушами во всю включившего мурчальник хозяйского кота.
— С ФСБ посоветоваться? — нейтрально поинтересовался я.
— С ФСБ обязательно, Серёжа. А тебе, вижу, назад, в космос хочется? На корабль?
— Да, — не стал скрывать я. — Но на крейсер, на глаза и суд моих товарищей и отца, надо идти с готовым результатом обучения вашему колдунству. Поэтому нам лучше поискать «магические» грибочки тут, под самым нашим носом. И втихаря, не стоит пока никого беспокоить нашими детскими шалостями.
— Пал Ильич, а как вы здесь, на Урале, оказались, — лениво спросил я, шаря глазами по солнечному взгорку, усыпанному старой, потемневшей листвой и опавшей хвоей. Я тащил плетёную корзинку для грибов, а учитель колдовства и математики средней школы № 2 села Верхние Косари их, собственно, и искал, активно шурша в траве бамбуковым коленом от составной удочки своих хозяев, у которых он и квартировал. Я теперь тоже там квартировал. Дом у бабы Мани и деда Егора был большой, их сын занимал немалый пост в УФСБ по Свердловской области, где ещё местные безопасники нас бы поселили? — Я думал, что вы петербуржец.
— Я и есть истинный петербуржец, как в анекдоте — «настоящий старый питерец». Тот, кто резко отличается от недоинтеллигента, псевдоинтеллигента и прочее, — Пал Ильич с сомнением глянул на меня. — С основами обсценной лексики вы, Сергей Дмитриевич, надеюсь, уже знакомы?
— Трудно не познакомиться с матом, проживая на краю света, в закрытом военном городке, среди подводников-камчадалов. Знаком, конечно. Но мата не люблю и на нём не разговариваю.
— Это ничего, я тоже мат не люблю. Но иногда он просто необходим. Так вот, чем они отличаются, слышал, Сергей?
— Не-а!
— Тогда слушай. В острой, нетривиальной ситуации недоинтеллигент скажет: «Пошел ты нах»! Псевдоинтеллигент — «Пошли Вы нах»! И только настоящий старый питерец изволит сказать: «Вам непременно и безотлагательно необходимо познакомиться с ребятами из ближайшего гей-клуба»!
— Смешно, — сказал я, улыбнувшись. — Пал Ильич, тут, на солнце, наших грибов не будет. Я в Интернет заглянул. Они любят тень и сырость. Пошли туда, в низинку.
— Ну пошли… Так вот, ты верно понял, я из Питера. Точнее, родился я ещё в Ленинграде. Детсад. Школа, университет, потом что-то в себе заметил, стал пробовать развивать неведомые силы. Так «напробовался», что дошло дело до профилактической беседы в Комитете, точнее — уже в ФСК или ФСБ, не помню точно, как тогда эта контора называлась. Они одно время свои названия как перчатки меняли. — Явно взгрустнул о чём-то минувшем колдун. — Я не послушался и продолжил свои эксперименты. И убил человека. Точнее, однажды, когда меня в питерских подворотнях прищучила банда малолеток, у меня что-то вырвалось и убило двух шакалят. Остальных здорово помяло, но живы остались, недоумки, из-за моих слабых сил. Тут меня ФСБ и взяло за жабры, был суд, но ничего не могли доказать. У погибших все потроха были просто перемолоты в фарш. Человек руками или оружием так не сделает. Срок заменили ссылкой. Сначала со мной предметно и настойчиво работали в «подвалах кровавой гэбни» какие-то личности из секретных лабораторий, пытались проявить мои силы, но я ушел «за край» и напрочь отказался эти самые силы вновь призывать. Было просто страшно пережитого. Через пару лет от меня отстали. То ли решили, что я выгорел, то ли ещё что. Перевели сюда, устроили в школу. А недавно снова вышли на меня и попросили поработать с тобой. Посмотреть, могу ли я хоть в чём-то тебе помочь раскрыться. Ты же тоже колдун, Сергей? Или маг, как теперь любят говорить. Иногда я вижу у тебя мягкие такие щупы красного цвета, длинные, как иголки у морского ежа. Вот недавно в бане видел, когда дед Егор нас парил и веником хлестал. Ты тогда оборонялся или деда хотел прибить?
— Не помню, — хмуро бросил я. Воспоминания о той парной неожиданно вызвали у меня нешуточное озлобление. В сауне мне бывать приходилось, у отца на лодке даже была сауна, а в настоящей русской парной я ещё не был. А это, скажу я вам, тяжёлое испытание. Влажный, обжигающий пар, шапка на ушах, иначе они скручиваются, причиндалы свои надо прикрывать от страшной жары рукой. Дед вообще на свой конец толстый вязаный шерстяной носок натянул, во как! А когда этот старый садюга начал хлестать меня обжигающим паром берёзовым веником, в моих глазах полыхнуло что-то багровое. Это явно было через край! Только ласковый, весёлый голос деда Егора: «Давай, давай, Серёга, терпи — сейчас окачу водичкой, и все болезни твои на пол как блохи посыплются!» не дал мне сорваться и пойти в разнос. А колдун, значит, что-то всё же сумел заметить. Надо запомнить — баня, высокая температура, больнючие удары веником и… вытяжка из галлюциногенных грибочков! И я могу взорваться как большая вакуумная бомба.
— А вот и они! Нам, Сергей, невиданно повезло. Раз — и наткнулись на «Какашкину лысину»! Это так грибы называются: «Строфария говняная». На гуано они растут. Корзину давай! — честно выпучив глаза пояснил мне радостный Пал Ильич, быстро срезая небольшие грибочки с остроконечной коричневой шляпкой.
Я с сомнением покрутил головой, протягивая краеведу свою тяжёлую корзинку. Ну и названьице! Я настойку на таком чудесном грибе точно пить не буду! Искин на крейсере всяко лучше настоечку мне соорудит.