Психопат

9

В субботу вечером Норман брился. Он брился раз в неделю, всегда по субботам.

Норман не любил бриться – из-за зеркала. В зеркале все время извивались волнистые линии. Почему-то в каждом зеркале были эти странные линии, от которых болели глаза.

А может быть, все дело в том, что у него плохие глаза. Да, точно; он ведь помнил, как любил смотреть в зеркало, когда был маленьким. Любил стоять перед зеркалом без одежды. Однажды его поймала за этим Мама и ударила по виску головной щеткой с серебряной ручкой. Ударила больно, очень больно. Мама сказала, что так делать нельзя, нельзя смотреть на себя, когда ты голый.

Он до сих пор не забыл, как было больно, как потом болела голова. С этого дня голова начинала болеть каждый раз, как он смотрел в зеркало. В конце концов Мама повела его к доктору, и доктор сказал, что Норман нуждается в очках. Они действительно помогли, но все равно, когда он смотрел в зеркало, он начинал плохо видеть. Поэтому он обычно просто старался не делать этого без особой надобности. Но ведь Мама была права. Нельзя, противно смотреть на себя обнаженного, беззащитного, словно черепаха без панциря; рассматривать складки рыхлого жира, короткие безволосые руки, нависший живот и под ним…

Когда так рассматриваешь себя, хочется стать кем-нибудь другим. Стройным, высоким и красивым, вроде дяди Джо Консидайна. «Посмотри-ка на нашего дядю Джо: вот это видный мужчина!» – постоянно твердила Мама.

Что ж, это была правда, и никуда тут не денешься. Пускай он был видным мужчиной; Норман все равно ненавидел дядю Джо Консидайна. Как ему хотелось, чтобы Мама не заставляла называть его «дядя Джо». Потому что никаким он дядей не был, просто друг, то и дело навещавший Маму. Он надоумил ее построить мотель, когда Мама продала ферму с землей.

Странно. Мама всегда ругала мужчин и, конечно, «твоего-папу-который-сбежал-от-меня», а вот дядя Джо Консидайн просто сводил ее с ума. Дядя Джо мог заставить ее сделать все, что угодно. Хорошо бы уметь вот так, хорошо бы стать таким же видным мужчиной.

НЕТ, НИЧЕГО ХОРОШЕГО! Потому что дядя Джо был мертвецом.

Осторожно водя бритвой по коже, Норман растерянно моргнул, и отражение в зеркале тоже моргнуло. Странно, как же он мог забыть? Да с тех пор уже, наверное, двадцать лет прошло. Конечно, время – понятие относительное. Так сказал Эйнштейн, но до него это знали еще древние мыслители, а в нынешнее время многие мистики, вроде Алейстера Кроули и Успенского. Норман читал их книжки, а некоторые даже были в его библиотеке. Мама не одобряла этого, утверждала, что они выступают против религии, но дело было в другом. Просто когда он читал книжки, он уже не бьет ее маленьким мальчиком. Он становился взрослым мужчиной, человеком, который познавал тайны пространства и времени и овладевал таинствами бытия и разных измерений.

Он словно одновременно был двумя разными людьми: ребенком и взрослым. Стоило подумать о Маме, и Норман становился маленьким мальчиком, говорил и думал как ребенок, по-детски реагировал на все. Но когда он оставался сам с собой, – ну не совсем так, когда он держал в руках книгу, – он превращался во взрослого мужчину с развитым интеллектом. Достаточно развитым, чтобы осознать, что он может страдать легкой формой шизофрении, а скорее всего каким-то видом невроза.

Разумеется, не очень-то нормальное положение. Быть Маминым маленьким мальчиком не очень-то просто. С другой стороны, до тех пор пока он сознает существующую опасность, он может справляться с ней. А также с Мамой. Ей просто повезло, что он знает, когда нужно снова стать взрослым, и, что бы она ни говорила, он разбирается не только в психологии, но и в парапсихологии.

Да, ей просто повезло, повезло, когда умер дядя Джо Консидайн, и снова, на прошлой неделе, когда появилась эта девушка. Если бы он не вел себя как взрослый мужчина, сейчас бы Маму ожидали серьезные неприятности.

Норман потрогал бритву. Острое лезвие, очень острое. Надо быть осторожным, чтобы не порезаться. Правильно, и еще надо не забыть спрятать ее, когда он побреется, запереть в таком месте, куда не сможет проникнуть Мама. Опасно оставлять на виду у Мамы такие острые предметы. Вот почему готовил в основном он, Норман, и тарелки тоже мыл он. Мама до сих пор любила убираться в доме – ее собственная комната всегда была идеально чистой, – но на кухне всегда управлялся Норман. Нет, открыто Норман ничего ей не сказал, просто взял на себя новую работу.

Мама тоже ни разу не заговаривала об этом, и слава Богу. С тех пор как приехала девушка, с прошлой субботы, минула целая неделя, и они ни разу даже не заикнулись о том, что произошло тогда. Такой разговор только расстроил и растревожил бы их обоих. Мама наверняка чувствовала это: кажется, она намеренно избегала его, большую часть времени просто отдыхал? у себя в комнате и почти не общалась с ним. Может быть, Маму мучила совесть.

Так оно и должно быть. Мама – чудовище. Пусть даже ты не вполне нормальный, это ясно каждому. Мама должна страдать по-настоящему.

Возможно, ей помогла бы исповедь, но Норман все же был рад, что она не заговаривала с ним. Потому что он тоже страдал. Но не от угрызений совести – от страха.

Всю неделю он боялся, что все раскроется. Каждый раз, когда к ним въезжала машина, у него едва не разрывалось сердце. Даже когда мимо дома по старому шоссе просто кто-то проезжал, по телу пробегала нервная дрожь.

Конечно, в прошлую субботу он хорошенько все убрал там, на краю трясины. Он приехал на своей машине, нагрузил прицеп дровами; когда он закончил работу, в этом месте не оставалось ничего, что могло бы вызвать подозрения. Ее сережку он тоже отправил в трясину. Вторая так и не нашлась. Можно было чувствовать себя в безопасности.

Но в среду ночью, когда на шоссе показалась патрульная машина и остановилась возле дома, он едва не потерял сознание. Полицейский просто хотел позвонить от них. Потом Норман сам признал, что выглядел потешно, но в тот момент ему было не до смеха.

Мама сидела возле окна в своей спальне; полицейский не заметил ее, и слава Богу. За прошлую неделю она что-то часто подходила к окну. Может быть, тоже боялась. Норман пробовал говорить, что лучше ей не показываться людям, но не смог заставить себя объяснить почему. По той же причине он не мог растолковать Маме, почему ей нельзя заходить в мотель и помогать ему. Норман просто следил, чтобы она этого не делала. Ее место в доме, нельзя пускать Маму к незнакомым людям – теперь уж никак нельзя. К тому же, чем меньше они знали о ней, тем лучше. Как только он мог рассказать этой девушке…

Норман закончил бриться и снова тщательно вымыл руки. Он обратил внимание на то, что испытывал возросшее чувство брезгливости, особенно в течение прошлой недели. Ощущение вины. Прямо леди Макбет! Шекспир хорошо разбирался в психологии. «Интересно, разбирался ли он еще кое в чем, – подумал Норман. – Например, призрак отца Гамлета; может быть, и он был посвящен…»

Теперь не время думать об этом. Надо спуститься к мотелю и открыть его.

В течение прошлой недели было некоторое оживление. За ночь бывало занято три-четыре номера, не больше; это хорошо. Потому что Норману не пришлось пускать посетителей в комнату шесть. Комната шесть, где тогда остановилась девушка. «Надеюсь, никто никогда больше не войдет в ту комнату». Норман навсегда покончил с постыдными занятиями: подглядыванием и тому подобными извращениями. Они и привели к трагедии. Если бы он тогда не начал подглядывать, если бы он не напился…

«Ладно, что ж тут горевать над пролитым молоком; прошлого не переделаешь. Даже если пролилось не молоко, а…»

Норман вытер руки, быстро отвернулся от зеркала. Забыть о том, что было; не надо тревожить мертвецов. Сейчас все хорошо. Мама ведет себя как надо, он ведет себя как надо, они вместе, как и раньше. Целая неделя прошла без каких-либо неприятностей, гак будет и дальше. Особенно если он не отступит от своей твердой решимости вести себя как взрослый, а не как ребенок, не как МАМЕНЬКИН СЫНОК. А в этом он не отступит ни на шаг; так он обещал себе раз я навсегда.

Норман затянул узел галстука и вышел из спальня. Мама была в своей комнате, снова сидела возле окна. Сказать ей или не стоит? Нет, лучше не надо. Может начаться спор, а он пока еще не готов к этому. Пусть сидит и смотрит, если ей так нравится. Бедная больная пожилая леди, прикованная к своей комнате. Пусть видит мир хотя бы из окна.

Сейчас, конечно, он думал, как ребенок. Но Норман бьет готов на такой компромисс; лишь бы он продолжал вести себя как здравомыслящий мужчина и не забывал запирать все двери, когда покидал дом.

Всю прошлую неделю он запирал их, я это дало ему новое ощущение – ощущение защищенности от любых неприятностей. Он отобрал у Мамы ключи от дома и мотеля. Покидая дом, он знал, что она никак не сможет выбраться из своей комнаты. Она могла ничего не бояться, сидя в доме, а он – работая в мотеле. Пока он соблюдает все предосторожности, повторения того, что случилось на прошлой неделе, не будет. Он ведь делает это для ее же блага. Лучше сидеть взаперти дома, чем в психбольнице.

Норман пошел вниз по дорожке, зашел за угол и добрался до своей конторы как раз в тот момент, когда подъехал грузовик, раз в неделю развозящий чистое белье. Он уже все приготовил. Принял свежую смену и отдал в стирку грязное белье. Теперь они брали не только полотенца, но и простыни с наволочками. Очень удобно. В нынешние времена содержать мотель стало проще простого.

Когда грузовик уехал, Норман принялся за уборку четвертого номера – какой-то коммивояжер из Иллинойса заехал рано утром. Оставил после себя беспорядок, как обычно. Окурки на краю раковины, журнал на полу возле унитаза. Одно из этих научно-фантастических изданий. Норман, хихикая, подобрал его. Научная фантастика! Если бы они только знали…

Но, конечно, никто не знал. И никогда не узнают, нельзя, чтобы это узнали. Надо соблюдать все предосторожности насчет Мамы, и никакого риска не будет. Он должен охранять ее от людей, а людей – от нее. То, что случилось на прошлой неделе, подтвердило это. Теперь он всегда будет очень внимательным к осторожным. Так будет лучше для всех.

Норман направился в контору, оставил там лишнее белье. В каждом номере он уже все сменил. Все готово к приему гостей, если таковые появятся.

Но до четырех часов никто не появился. Он сидел за столом и смотрел на дорогу, так что под конец весь извертелся от скуки. Чуть было не решился немножко выпить, но потом вспомнил, что твердо обещал себе после того дня – ни капли спиртного. Когда что-то случалось, не обходилось без спиртного. Он не мог себе позволить выпить, даже совсем капельку. Спиртное убило дядю Джо Консидайна. Спиртное привело – косвенно – к гибели девушки. Поэтому с того самого дня он стал трезвенником Но выпить бы сейчас совсем не помешало. Всего одну…

Норман все еще колебался, когда по дорожке прошуршали шины. Номерной знак Алабамы. Супружеская пара средних лет. Они вышли из машины, подошли к конторе. Мужчина был лысым, носил толстые очки в темной оправе. Женщина – очень полная, вся покрыта потом. Норман показал им номер первый, на противоположном конце здания; десять долларов за двоих. Женщина визгливым жеманным голосом пожаловалась на духоту, но, кажется, успокоилась, когда Норман включил вентилятор. Мужчина притащил чемоданы и расписался в книге регистрации. Мистер и миссис Герман Притцлер, Бирмингем, Алабама. Это были обычные туристы, с ними не будет никаких проблем.

Норман снова сел, машинально листая страницы подобранного в номере научно-фантастического журнала. Был полумрак; теперь уже, наверное, около пяти. Он включил лампу.

На дорожке показалась еще одна машина; кроме сидящего за рулем, в ней никого не было. Наверное, еще один коммивояжер. Зеленый «бьюик», техасский номерной знак.

«ТЕХАССКИЙ НОМЕРНОЙ ЗНАК! Та девушка, Джейн Вилсон, тоже приехала из Техаса!»

Норман резко встал и подошел к стойке. Он увидел, как человек вышел из машины, услышал, как шуршит гравий под его ногами; ритм приближающихся шагов эхом отдавался в сердце.

«ПРОСТО СОВПАДЕНИЕ, – сказал он себе. – КАЖДЫЙ ДЕНЬ К НАМ ПРИЕЗЖАЮТ ИЗ ТЕХАСА. АЛАБАМА ВЕДЬ ЕЩЕ ДАЛЬШЕ ОТСЮДА».

Мужчина вошел в мотель. Высокий, тощий; на голове серая шляпа-стетсон, с широкими полями, закрывающими верхнюю часть лица. Несмотря на густую щетину, видно, что лицо покрыто загаром.

– Добрый вечер, – произнес он, почти не растягивая слова на техасский манер.

– Добрый вечер. – Норман, наполовину скрытый стойкой, в замешательстве переступил с ноги на ногу.

– Вы хозяин?

– Да, я. Хотите снять комнату?

– В общем, нет. Мне надо выяснить кое-что.

– Буду рад помочь, если смогу. Что вы хотите знать?

– Я пытаюсь разыскать девушку.

Норман конвульсивно сжал пальцы. Он не чувствовал их, они онемели. Он весь онемел, с ног до головы. Биение сердца больше не отдавалось в ушах, – кажется, оно вообще перестало биться. Стало очень тихо. Если он закричит, все пропало.

– Ее зовут Крейн, – продолжал мужчина, – Мери Крейн. Из Техаса, Форт-Ворс. Я хотел бы знать, не зарегистрировалась ли она у вас.

Норману больше не хотелось кричать. Ему хотелось громко смеяться. Он почувствовал, как снова забилось сердце. Отвечать было легко.

– Нет, – сказал он. – У нас никто с таким именем не останавливался.

– Уверены в этом?

– Конечно. В нынешние времена дела идут не очень-то бойко, мало народа. У меня хорошая память на постояльцев.

– Эта девушка могла появиться здесь примерно неделю назад. Скажем, в прошлую субботу, ночью, или в воскресенье.

– За прошлый уикэнд никто не останавливался. У нас тут погода была пасмурной.

– Вы уверены? Это девушка или, точнее, женщина примерно двадцати семи лет. Рост – метр семьдесят, вес – около шестидесяти, темные волосы, голубые глаза. У нее был «плимут», модель 1953 года, голубой, с помятым левым передним крылом. Номер машины…

Норман уже не слушал. Зачем он сказал, что в субботу никого не было? Этот человек описывал ту самую девушку, он все о ней знал. Ну и что? Как он докажет, что девушка была здесь, если Норман отрицает это? Теперь уж не остается ничего другого, как все отрицать.

– Нет, боюсь, что ничем не смогу вам помочь.

– Неужели это описание не подходит ни к одной из женщин, останавливавшихся в мотеле в течение прошлой недели? Вполне возможно, что она зарегистрировалась под чужим именем. Может быть, если вы разрешите мне на минуту заглянуть в книгу регистрации…

Норман опустил руку на тяжелый том и покачал головой.

– Мне очень жаль, мистер, – произнес он. – Я не могу разрешить вам такого.

– Может быть, это заставит вас передумать.

Мужчина засунул руку во внутренний карман пальто, и Норман успел подумать: «Интересно, предложит он мне сейчас деньги?» Мужчина извлек бумажник, но не стал вытаскивать оттуда банкноты. Вместо этого он раскрыл его и положил на стойку так, чтобы Норман мог прочитать, что написано на карточке.

– Милтон Арбогаст, – произнес мужчина. – Занимаюсь проведением расследований для компании «Пэрити Мьючиал».

– Вы детектив?

Мужчина коротко кивнул.

– И сюда пришел по важному делу, мистер…

– Норман Бейтс.

– Мистер Бейтс. Компании нужно, чтобы я узнал местопребывание этой девушки, и мне очень хотелось бы надеяться на вашу помощь. Конечно, если вы не разрешите мне просмотреть вашу книгу, я должен буду обратиться к местным представителям власти. Да вы, наверное, сами, знаете, как это делается.

Норман не знал, как это делается, но одно он знал твердо. Нельзя допускать, чтобы местные представители власти совали сюда нос. Он помешкал, рука все еще покоилась на книге.

– А в чем дело? – спросил он. – Что сделала девушка?

– Угнала машину, – объяснил ему мистер Арбогаст.

– А, понятно. – Норман немного расслабился. Он уже решил, что там было что-то серьезное, что она разыскивалась как пропавшая без вести или за совершение настоящего преступления. В таком случае расследование проводилось бы по всей форме. Но угнанная машина, тем более такая старая развалина…

– Ну хорошо, – произнес он. – Пожалуйста, смотрите на здоровье, Я только хотел убедиться, что у вас все законно.

– Еще бы, конечно, законно. – Но мистер Арбогаст не спешил раскрывать книгу. Он вытащил из кармана какой-то конверт и положил его на стойку. Потом схватил книгу, повернул ее к себе и начал листать страницы, водя пальцем по столбцу фамилий.

Норман следил за движением этого пальца; неожиданно палец остановился, уверенно ткнув в одну из записей.

– По-моему, вы говорили, что в прошлую субботу или воскресенье не было ни одного постояльца?

– Ну, я не помню, чтобы кто-нибудь появлялся. То есть если и были посетители, то один, два человека, не больше. Настоящей работы не было.

– Как насчет вот этой? Джейн Вилсон из Сан-Антонио? Она зарегистрировалась в субботу вечером.

– Ох, теперь припоминаю; да, верно. – Сердце снова, словно барабан, стучало в груди; Норман осознал, что сделал ошибку, когда притворился, что не узнал ее по описанию, но было поздно. «Как теперь объяснить все, чтобы не вызвать подозрений? Что скажет детектив?»

Пока что он ничего не говорил. Он поднял конверт со стойки и положил его на раскрытую книгу, чтобы сравнить почерк. «Вот зачем он вытащил конверт, там был образец ее почерка! Теперь он все узнает. Он уже знает!»

Норман понял это, когда детектив поднял голову и пристально поглядел на него. Теперь, когда его лицо было так близко, он мог разглядеть глаза. Холодные, безжалостные, ЗНАЮЩИЕ глаза.

– Да, это та самая девушка. Один и тот же почерк.

– В самом деле? Вы уверены?

– Уверен настолько, что собираюсь снять копию, даже если для этого потребуется судебное решение. Но я еще и не такое могу сделать, если вы не начнете говорить, и говорить правду. Почему солгали, будто никогда не видели девушки?

– Я не солгал. Просто забыл, и все.

– Вы говорили, что хорошо запоминаете постояльцев?

– Да, верно, почти всегда так и есть. Только…

– Докажите. – Мистер Арбогаст закурил сигарету. – К вашему сведению, кража машины – федеральное преступление. Вы ведь не хотите, чтобы вас привлекли за соучастие, а?

– Соучастие? Как я могу быть соучастником? Девушка приезжает сюда, снимает номер, проводит в нем ночь и снова уезжает. За что же тут можно обвинить в соучастии?

– За сокрытие информации. – Мистер Арбогаст глубоко затянулся. – Ну давайте, выкладывайте все начистоту. Вы видели девушку: Как она выглядела?

– Точно так, как вы ее описали, по-моему. Когда она появилась, шел сильный дождь. Я был занят и не очень-то ее разглядел. Дал ей расписаться в книге, вручил ключи; вот и все.

– Она сказала что-нибудь? О чем вы говорили?

– Наверное, о погоде. Не помню.

– Она в чем-то проявляла нервозность, чувствовала себя не в своей тарелке? Что-нибудь в ее поведении вызывало подозрение?

– Нет. Ничего. Просто еще одна туристка, так мне показалось.

– Что ж, хорошо. – Мистер Арбогаст сунул окурок в пепельницу. – Не произвела на вас абсолютно никакого впечатления, да? С одной стороны, с чего вам было подозревать ее в чем-нибудь? А с другой, девушка особой симпатии тоже не возбудила. То есть никаких чувств вы к ней не испытывали.

– Ну конечно, нет.

Мистер Арбогаст, словно он был старым другом, наклонился к Норману.

– Тогда почему вы пытались прикрыть ее, притворившись, что напрочь забыли, как она приехала?

– Я не пытался! Я просто забыл, честное слово. – Норман понимал, что попался в ловушку, но больше детектив из него ничего не вытянет. – Чего вы пытаетесь достичь своими инсинуациями? Хотите обвинить в том, что я помог ей украсть машину?

– Вас никто ни в чем не обвиняет, мистер Бейтс. Мне просто-напросто нужна вся информация об этом деле, больше ничего. Так вы говорите, она приехала одна?

– Приехала одна, сняла комнату, уехала на следующее утро. Сейчас уже, наверное, за тысячу миль отсюда…

– Наверное. – Мистер Арбогаст улыбнулся. – Но давайте-ка чуточку помедленнее, вы не против? Может быть, все-таки вспомните что-нибудь. Она уехала одна, говорите? Когда примерно это было?

– Я не знаю. В воскресенье утром я спал у себя дома.

– Тогда, значит, вы не можете точно знать, что она была одна, когда уезжала?

– Я не смогу доказать, если вы это имеете в виду.

– А той ночью? Были у нее какие-нибудь посетители?

– Нет.

– Точно?

– Абсолютно точно!

– С кем-нибудь могла встречаться этой ночью?

– Она была единственным постояльцем.

– Вы работали здесь один?

– Точно.

– Она не выходила из комнаты?

– Нет.

– Всю ночь? Даже не звонила по телефону?

– Конечно, нет.

– Значит, кроме вас никто не знал, что она здесь?

– Я уже сказал вам.

– А пожилая леди, она ее видела?

– Какая леди?

– Там, в доме позади мотеля.

Норман чувствовал, как сильно бьется сердце; сейчас оно вырвется из груди. Он начал: «Никакой пожилой леди…» но мистер Арбогаст еще не закончил.

– Когда я подъезжал сюда, заметил, как она смотрит из окна. Кто это?

– Моя мать. – Никуда не денешься, он должен признаться. Он сейчас все объяснит. – Она уже дряхлая и не может спускаться из своей комнаты.

– Тогда она не видела девушку?

– Нет. Она больна. Она оставалась у себя, когда мы ужи… Непонятно, как это случилось; просто вырвалось – и все. Потому что мистер Арбогаст слишком быстро задавал свои вопросы, он нарочно делал это, нарочно, чтобы запутать его, а когда упомянул Маму, застал Нормана врасплох. Он мог думать только об одном: защитить ее, а теперь…

Мистер Арбогаст больше не казался дружелюбным.

– Вы ужинали вместе с Мери Крейн в своем доме?

– Просто кофе и бутерброды. Я… мне казалось, я уже сказал вам. Ничего такого не было. Понимаете, она спросила, где можно перекусить, и я сказал, в Фервилле, но это почти двадцать миль пути, и был такой ливень, что я пригласил ее зайти в дом. Больше ничего не было.

– О чем вы говорили?

– Да ни о чем особенном. Я же сказал вам, моя Мама больна и я не хотел ее беспокоить. Она всю неделю была больна. Наверное, из-за этого и я был сам не свой и начал все забывать. Например, забыл про эту девушку и про ужин. Просто вылетело из головы.

– Может быть, что-нибудь еще вылетело? Ну, скажем, вы с той девушкой потом вернулись сюда и немного отпраздновали…

– Нет! Ни в коем случае! Как вы можете говорить такое, по какому праву? Да я… я больше не буду с вами разговаривать. Я уже рассказал все, что вам надо. А теперь, уходите отсюда!

– Хорошо. – Мистер Арбогаст надвинул на лоб стетсон. – Я уйду. Но сначала хотелось бы переговорить с вашей матерью. Может, она заметила что-нибудь, что вы забыли.

– Говорю вам, она даже не видела этой девушки! – Норман вышел из конторы. – И потом, вам нельзя с ней говорить. Она очень больна. – В уши словно бил барабан, приходилось кричать, чтобы пересилить шум. – Я вам запрещаю заходить к ней.

– Тогда я вернусь с ордером на обыск.

Теперь Норман видел, что он блефовал.

– Что за бред! Никто вам его не выдаст. Кто поверит, что я решил украсть старую машину?

Мистер Арбогаст зажег новую сигарету и бросил спичку в пепельницу.

– Боюсь, вы не все понимаете, – произнес он почти с нежностью. – На самом деле, машина здесь ни при чем. Хотите знать, что произошло на самом деле? Эта девушка. Мери Крейн, украла сорок тысяч долларов наличными у фирмы по продаже недвижимости в Форт-Ворс.

– Сорок тысяч?

– Именно. Исчезла из города с деньгами. Сами видите, дело серьезное. Поэтому каждая деталь может быть важной и я должен поговорить с вашей матерью, разрешите вы мне это или нет.

– Но я же сказал вам: мама ничего не знает. Чувствует себя плохо, очень плохо.

– Даю слово, что не сделаю ничего, что могло бы ее расстроить. – Мистер Арбогаст сделал паузу: – Конечно, если вы хотите, чтобы я вернулся сюда в сопровождении шерифа, с ордером…

– Нет. – Норман торопливо помотал головой. – Вы не должны так поступать. – Он лихорадочно пытался придумать какой-нибудь выход, но разве не ясно, что теперь уже выхода нет.

«СОРОК ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ. НЕУДИВИТЕЛЬНО, ЧТО ОН ТАК ПОДРОБНО ВСЕ ВЫСПРАШИВАЛ. КОНЕЧНО, ЕМУ ДАДУТ ОРДЕР НА ОБЫСК, БЕССМЫСЛЕННО УСТРАИВАТЬ ИСТЕРИКУ. ДА ЕЩЕ ЭТА ПАРОЧКА ИЗ АЛАБАМЫ. ДА, ДЕВАТЬСЯ НЕКУДА».

– Хорошо, – произнес Норман. – Можете поговорить с ней. Но разрешите мне сначала сказать Маме, что вы придете. Нельзя врываться к больной без предупреждения, волновать ее. – Он направился к двери. – Вы подождете здесь, на случай если кто-нибудь приедет, хорошо?

– О'кей, – кивнул Арбогаст, и Норман заспешил к дому. Дорожка, ведущая к их жилищу, не была особенно крутой, но ему показалось, что он никогда не доберется до двери. Сердце стучало, в ушах стоял звон, словно вернулась ТА ночь, и теперь он понимал, что сейчас все стало в точности как в ТУ ночь, как будто она тянулась вечно. Ничто не изменилось. Что бы ты ни делал, от этого никуда не уйти. Можешь быть хорошим мальчиком, можешь быть взрослым: и то и другое одинаково бесполезно. Ничего не поможет, потому что ты – это ты, от себя никуда не уйдешь, и он, Норман, не может справиться с этим. Не может спасти себя и не может спасти Маму. Если кто-нибудь может что-то сделать, то только Мама.

Он открывает входную дверь, спешит вверх по лестнице, заходит к ней; он хотел все рассказать спокойно, но, когда Норман увидел ее, мирно сидящую у окна, он не смог сдержаться. Он начал дрожать, из горла вырвался всхлип, еще один, ужасные всхлипывающие звуки, и он прижался головой к Маминой юбке и все рассказал.

– Ну хорошо, – произнесла Мама. Она почему-то ничуть не удивилась. – Я позабочусь обо всем. Оставь это мне.

– Мама… если ты быстро поговоришь с ним, не больше минуты, скажешь, что не знаешь ничего, он уйдет.

– Но ведь он вернется. Сорок тысяч долларов – уйма денег. Почему ты ничего мне не сказал об этом?

– Я не знал. Честное слово, ничего не знал!

– Я тебе верю. Только ведь ОН не поверит, ни тебе, ни мне. Он, должно быть, думает, что мы сговорились с ней. Или как-нибудь избавились от девушки, чтобы заполучить деньги. Разве ты сам не понимаешь?

– Мама… – Он закрыл глаза, не миг смотреть на нее. – Что ты хочешь сделать?

– Я хочу одеться. Нам надо подготовиться к приходу гостя, так ведь? Я соберу свои вещи и буду в ванной. Возвращайся и скажи этому мистеру Арбогасту, чтобы приходил.

– Нет, я не могу. Я не приведу его сюда, если ты собираешься…

И он действительно не мог, не мог теперь даже шевельнуться. Он хотел бы отключиться, но ведь и это не поможет, не остановит того, что должно произойти.

Еще несколько минут, и мистер Арбогаст устанет ждать. Он сам поднимется к дому, потом постучит в дверь, потом распахнет ее и войдет. И как только он ступит внутрь…

– Мама, ну пожалуйста, послушай, что я скажу!

Но она не слышала, она была в ванной, одевалась, наводила красоту, готовилась к приходу гостя. ГОТОВИЛАСЬ.

И вот неожиданно дверь распахнулась, она плавной походкой словно выплыла наружу. На ней было нарядное платье с оборками. Лицо покрыто свежим слоем пудры и румян, она была красивой как картинка. Улыбаясь, Мама зашагала вниз по лестнице. Она успела пройти половину пути, когда раздался стук.

Все это взаправду происходит, мистер Арбогаст уже здесь. Норман хотел крикнуть ему, предупредить, но что-то словно застряло в горле. Он мог только слушать. Бодрый голос Мамы: «Сейчас иду! Сейчас иду! Секундочку!»

Все действительно произошло за несколько секунд.

Мама открыла дверь, и мистер Арбогаст зашел внутрь. Взглянул на нее и открыл рот, готовясь что-то произнести. В эту секунду он поднял голову – вот чего ждала Мама. Она взмахнула рукой, и что-то яркое, блестящее, сверкая, мелькнуло в воздухе: раз-два, раз-два…

Глазам было больно смотреть, Норман не хотел смотреть. Зачем, он и так уже знал, что случилось.

Мама нашла его бритву…