Дождь продолжался уже несколько минут, прежде чем она заметила это и включила дворники, а заодно фары; как-то неожиданно стало темно, и дорога впереди была трудноразличимой серой полосой между нависавшей с обеих сторон черной массой деревьев.
Деревья? Когда она проезжала по шоссе в последний раз, здесь как будто не было полосы деревьев. Это, конечно, было давно – прошлым летом, и она добралась до Фервилла ясным солнечным днем, бодрая и отдохнувшая. Теперь она измотана после восемнадцати часов непрерывной езды, но все-таки способна вспомнить дорогу и ощутить, что здесь что-то не так.
ВСПОМНИТЬ – это слово словно разорвало пелену, застилавшую мозг. Теперь Мери могла смутно припомнить, как примерно полчаса назад она несколько мгновений колебалась, доехав до развилки дороги. Так и есть – она повернула не в ту сторону. И вот теперь она едет неизвестно куда, льет этот жуткий дождь, вокруг кромешная тьма…
«НУ-КА, ДЕРЖИ СЕБЯ В РУКАХ! СЕЙЧАС НИКАК НЕЛЬЗЯ ВПАДАТЬ В ИСТЕРИКУ. ХУДШЕЕ УЖЕ ПОЗАДИ».
«Это верно», – сказала она себе. Худшее уже произошло. Вчера, во второй половине дня, когда она украла эти деньги.
Она стояла в кабинете мистера Ловери и видела, как Том Кэссиди извлек увесистую пачку зеленых банкнот и бросил ее на стол. Тридцать шесть денежных единиц с изображением тучного мужчины, похожего на торговца, еще восемь, на которых отпечатано лицо человека, походившего на владельца похоронного бюро. Но этот «торговец» на самом деле был Гровером Кливлендом, а гробовых дел мастер – Вильямом Мак-Кинли. Тридцать шесть тысячных купюр плюс восемь пятисотдолларовых банкнот – ровно сорок тысяч.
Том Кэссиди бросил их на стол, словно это были просто раскрашенные бумажки, и, небрежно раскладывая их веером, объявил, что решил заключить сделку и в качестве свадебного подарка дочери купить дом.
Мистер Ловери старался изобразить такое же равнодушие, подписывая документы, завершающие сделку. Но, как только старый Том Кэссиди вышел за дверь, мистер Ловери сразу оживился. Он собрал деньги, положил их в большой коричневый конверт и запечатал его. Мери заметила, как при этом у него дрожали руки.
– Вот, мисс Крейн, – сказал он, подавая ей конверт. – Занесите это в банк. Сейчас почти четыре, но я уверен, что Гилберт разрешит вам положить деньги.
Он остановился, внимательно посмотрел на нее:
– Что с вами, мисс Крейн, – вам нехорошо?
Наверное, он заметил, как стали дрожать у НЕЕ руки, как только она взяла конверт. Неважно. Она в точности знала, что сейчас скажет, хотя, когда ее губы произносили эти слова, слушала сама себя с удивлением.
– Кажется, снова разболелась голова, мистер Ловери. Я как раз собиралась попросить разрешения уйти пораньше. Мы сейчас разбираемся с почтой и не сможем подготовить оставшиеся документы по сделке до понедельника.
Мистер Ловери улыбнулся. У него было хорошее настроение. Ну еще бы! Пять процентов от сорока тысяч составляют две тысячи долларов. Он мог себе позволить небольшой акт филантропии.
– Ну конечно, мисс Крейн. Только зайдите в банк, а потом отправляйтесь домой. Хотите, чтобы я подвез вас?
– Нет, спасибо. Доберусь сама. Немного отдыха…
– Да, это главное. Что ж, тогда до понедельника. Я всегда утверждал, что самое важное – это здоровье и покой.
Как же, черта с два: Ловери мог загнать себя до полусмерти из-за лишнего доллара и всегда был готов по жертвовать, жизнью любого из своих служащих за добавочные пятьдесят центов. Но Мери Крейн лучезарно улыбнулась ему и покинула шефа и свою работу – навсегда. Прихватив с собой сорок тысяч долларов.
Не каждый день предоставляется такая возможность. Если откровенно, бывают люди, которым судьба не дает вообще никаких шансов. Мери Крейн ждала своего – двадцать семь лет.
Возможность поступить в колледж исчезла, когда отец попал под машину. Ей было семнадцать лет. Вместо этого Мери в течение года посещала курсы для секретарш, потом надо было содержать мать и Лилу, младшую сестру.
Возможность выйти замуж пропала после того, как Дейла Белтера забрали в армию. Ей было двадцать два. Его сразу отправили на Гавайи, вскоре в своих письмах он начал упоминать имя некой девушки, а потом письма перестали приходить. Когда она получила открытку с объявлением об его свадьбе, Мери уже было все равно.
Кроме всего прочего, в это время уже была серьезно больна мама. Так продолжалось три года. Она умерла, когда Лила. была в школе. Мери хотела, чтобы сестра обязательно поступила в колледж, а там будь что будет, но теперь забота о них двоих лежала целиком на ее плечах. Весь день – работа в агентстве Ловери, полночи – у постели матери. Ни на что другое времени не оставалось. Некогда было даже замечать, как проходят годы. Но очередной приступ доконал маму, она должна была устраивать похороны. Потом Лила бросила школу и пыталась найти работу, а она как-то раз посмотрела в зеркало и словно проснулась: вот это изможденное, осунувшееся лицо, глядящее на нее оттуда, – это была она, Мери Крейн. Она чем-то ударила по стеклу, зеркало разбилось, но ей казалось, что она сама, ее жизнь рассыпается, превращаясь в тысячи сверкающих осколков.
Лила тогда вела себя просто замечательно, и даже мистер Ловери помог, устроив так, что их дом сразу же купили. Когда все было окончательно оформлено, у них на руках оказалось наличными примерно две тысячи долларов. Лила нашла работу в магазине, торгующем грампластинками в нижней части города, и они сняли маленькую комнатку на двоих.
– Послушай, что я тебе скажу, ты должна отдохнуть, – заявила Лила. – У тебя будет настоящий, полноценный отпуск. Нет, не надо спорить! Девять лет ты нас содержала, теперь самое время стряхнуть с себя заботы, расслабиться. Ты должна куда-нибудь поехать. Вот, например, круиз на морском лайнере.
Так она оказалась на борту «Каледонии», и уже через неделю плавания по Карибскому морю изможденное, осунувшееся лицо прежней Мери больше не возникало перед ее глазами, когда она подходила к зеркалу в своей каюте. Она снова была молодой («По крайней мере, выглядела никак не старше двадцати двух», – говорила она себе), но, самое главное, она была влюблена.
Нет, это была не та безрассудная, неудержимая страсть, которую она испытала когда-то к Дейлу Белтеру. Не было и романтических поцелуев при лунном свете, серебрящем волны, – всех этих голливудских сцен, сразу же встающих перед глазами, как только речь заходит о круизе в тропиках.
Сэм Лумис был на добрых десять лет старше, чем в свое время Дейл Белтер, и не очень-то ловко умел ухаживать, но Мери любила его. Казалось, вот она, первая настоящая возможность устроить свою жизнь, которую предоставила ей судьба. Так ей казалось до тех пор, пока Сэм не решил объяснить ей свое положение.
– Понимаешь, – сказал он ей, – я сейчас вроде как красуюсь в чужой одежде. Видишь ли, этот вот магазин…
И он рассказал ей свою историю.
На севере, в маленьком городке Фервилл, есть магазин, торгующий всем, что нужно в фермерском хозяйстве. Сэм работал там, помогая отцу. Подразумевалось, что дело потом перейдет к нему по наследству. Год назад отец умер, и тогда Сэму сообщили плохие новости.
Да, конечно, магазин переходит к нему. Плюс около двадцати тысяч отцовского долга. Дом, товары, даже страховка, – все уходило в счет долга. Отец никогда не говорил Сэму, что частенько вкладывал деньги в другой вид бизнеса – играл на тотализаторе. Но, так или иначе, у Сэма теперь оставалось только два варианта: объявить себя банкротом или попытаться выплатить долги.
Сэм выбрал второе.
– Это дело приносит прибыль, – объяснил он. – Я, конечно, не стану богачом, но, если управлять магазином как следует, можно получать стабильную выручку в девять-десять тысяч в год. А если я смогу выставить приличный выбор разных машин для сельскохозяйственных работ, может даже больше. Я выплатил уже четыре тысячи с лишним долга и думаю, что еще пара лет и я расплачусь со всеми полностью.
– Но я не понимаю, если ты столько должен, как ты можешь позволить себе этот круиз?
Сэм широко улыбнулся.
– Я выиграл соревнование. Ну да, кто больше всех получит выручки от продажи сельскохозяйственной техники; спонсором было отделение фирмы, которая ее производит. Я вовсе и не пытался выиграть эту поездку – просто вертелся как мог, чтобы быстрее заплатить долги. Они меня уведомили, что я занял первое место в своем округе. Я пытался получить приз деньгами, но они ни в какую. Или круиз, или ничего. Что ж, этот месяц не будет напряженным, своему помощнику я доверяю. Я подумал, что отдохнуть за чужой счет тоже не так уж плохо. Вот так я оказался здесь. И встретил тебя. – Он невесело улыбнулся и вздохнул.
– Да, если бы это был наш медовый месяц…
– Сэм, но что нам мешает? Я хочу сказать, мы можем… Однако он снова тяжело вздохнул и покачал головой.
– Придется подождать с этим. Может, два-три года, пока я не расплачусь со всеми долгами.
– Я не хочу ждать! И наплевать мне на деньги. Я могла бы уйти из своего агентства, работать в магазине…
– И спать тоже в нем, как это приходится делать мне? – Он выдавил из себя улыбку, но лицо оставалось таким же безрадостным. – Да, я не шучу! Устроил себе гнездышко в задней комнате. Питаюсь в основном бобовыми консервами. У нас говорят, что я так трясусь над каждой копейкой, что переплюнул даже нашего банкира.
– Но к чему все это? – спросила она. – Я хочу сказать, если ты не будешь так себя ограничивать, то выплатишь долг на год-два позже, и все. А до тех пор…
– До тех пор я должен жить в Фервилле. Неплохой городишко. Но маленький. Там все все друг о друге знают. Пока я вот так веду себя, я вызываю сочувствие и уважение. Они часто покупают мой товар, просто чтобы поддержать меня, – все знают мои проблемы и всем нравится, что я стараюсь изо всех сил, чтобы решить их. Отец, несмотря на то как у нас все потом повернулось, пользовался хорошей репутацией. Важно, чтобы эта репутация сохранилась. Для меня и моего бизнеса. И для нас в будущем. Теперь-то это стало еще важнее, чем раньше. Разве ты не понимаешь?
– В будущем, – Мери вздохнула. – Ты сказал два-три года.
– Ничего не поделаешь. Понимаешь, когда мы поженимся, я хочу, чтобы у нас был приличный дом, хорошая обстановка. Для этого нужны деньги. По крайней мере, возможность взять в кредит. Сейчас-то я постоянно оттягиваю расчеты с поставщиками – они это терпят, пока уверены, что все, что я заработаю, пойдет им в уплату за долга. Тяжело и не очень-то приятно. Но я знаю, чего хочу добиться, и на меньшее не согласен. Тебе просто придется немного подождать, дорогая.
И она терпеливо ждала и больше не спорила с ним об этом. Но только после того, как ей стало ясно, что ни уговоры, ни другие способы убеждения не заставят его поступить иначе.
Так у них обстояли дела, когда круиз завершился. Прошел год с лишним. За это время абсолютно ничего не изменилось. Прошлым летом Мери приезжала к нему, посмотрела на город, магазин, увидела, что в расчетной книжке появились новые записи: Сэм вернул еще пять тысяч долларов.
– Осталось всего-то одиннадцать тысяч, – гордо объявил он. – Справлюсь за два года, а может, и раньше.
ДВА ГОДА. Через два года ей будет двадцать девять. Она уже не может позволить себе устроить сцену, закатить истерику и гордо хлопнуть дверью, как какая-нибудь двадцатилетняя девица. Мери отлично понимала, что особого выбора у нее нет: вряд ли когда-нибудь она встретит еще одного Сэма Лумиса. Поэтому она улыбалась, понимающе кивала и отправлялась домой, корпеть над бумагами в агентстве Ловери.
И опять каждый день, приходя на работу, она видела, как старина Ловери получает свои пять процентов за посредничество. Видела, как он скупал ненадежные накладные и добивался, чтобы прежних владельцев лишали права выкупа, как, ловко выбрав подходящий момент, предлагал немыслимо низкие цены людям, отчаянно нуждающимся в наличных, а потом зарабатывал хорошие деньги, легко и быстро сбывая их имущество. Люди продают и покупают каждый день, а Ловери просто стоял в середине и получал от обеих сторон свои пять процентов только за то, что сводил покупателя и продавца. Это все, что он делал полезного в жизни. И тем не менее он был богат. ЕМУ-то не пришлось бы ломать спину два года, чтобы выплатить одиннадцатитысячный долг. Ловери иногда зарабатывал такую сумму всего за пару месяцев.
Мери ненавидела его, как ненавидела многих продавцов и покупателей, приходящих в агентство, потому что они тоже были богатыми. Том Кэссиди был, пожалуй, хуже всех – крупный делец, купавшийся в деньгах, которые ему выплачивали за аренду нефтеносных участков. Он ни в чем не нуждался, но постоянно лез в сделки с недвижимостью, выискивал, нет ли поблизости охваченных страхом, несчастных людей, чтобы можно было воспользоваться их бедой. Дешево купить – дорого продать… Он хватался за любую возможность выжать лишний доллар.
Он мог запросто выложить сорок тысяч наличными на свадебный подарок дочери. И так же запросто положить на стол Мери Крейн сто долларовую бумажку – это случилось примерно полгода назад – предложить «проехаться с ним в Даллас» на уикэнд.
Все было проделано так быстро, с такой спокойной, непринужденной наглостью, что она просто не успела как следует рассердиться. Затем вошел мистер Ловеди, и инцидент был исчерпан. Она ни разу, ни при людях, ни с глазу на глаз, не высказала Кэссиди, что она думает насчет его предложения, а он ни разу не повторил его. Но она ничего не забыла. При всем желании. Мери не могла бы забыть слюнявой плотоядной улыбки на жирном лице старика.
Она также никогда не забывала, что мир принадлежит таким вот Томам Кэссиди. Они владели всем: они назначали цены. Сорок тысяч – за свадебный подарок; сто долларов, небрежно брошенных перед ней, – за право трехдневного владения телом Мери Крейн.
ВОТ Я И ВЗЯЛА СОРОК ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ…
Как в старом анекдоте, но то, что произошло, никак не похоже на шутку. Она на самом деле взяла деньги, а подсознательно грезила о такой возможности очень, очень давно. И сейчас все как бы встало на свои места, словно она осуществила первую часть давно разработанного плана.
Сегодня пятница, вечер последнего рабочего дня недели. Банки завтра будут закрыты, а, значит, Ловери начнет выяснять, куда делись деньги, только в понедельник, когда от не явится на работу в его агентство.
К тому же сестры дома не будет: рано утром она уехала в Даллас: теперь Лила ведала закупкой новых пластинок для своего магазина. Она тоже не появится до понедельника.
Мери отправилась прямо домой и собрала свои вещи: не все, только лучшие платья, – их она уложила в чемодан, – и смену белья. У них с Лилой в пустой банке из-под крема было спрятано триста шестьдесят долларов, но Мери не тронула их. Эти деньги понадобятся Лиле, когда ей придется одной обо всем заботиться. Мери очень хотела оставить сестре какую-нибудь весточку, но это было слишком рискованно. Лиле придется пережить несколько тяжелых дней, но Мери ничем не могла ей помочь. Может быть, в будущем она что-нибудь придумает.
Мери покинула квартиру примерно в семь; час спустя она остановила машину в окрестностях города и поужинала, затем доехала до помещения с вывеской: «ПОДЕРЖАННЫЕ МАШИНЫ – В ОТЛИЧНОМ СОСТОЯНИИ» и обменяла свой седан, сильно потеряв при этом в деньгах. Она потеряла еще больше на следующее утро, когда через четыреста миль к северу проделала ту же операцию в небольшом городке. Примерно в полдень, после третьего обмена, она сидела за рулем старой развалины, с помятым левым передним крылом, и с тридцатью долларами в кармане. Но это ее не расстраивало. Главное – замести следы, как можно чаще менять машины, и в конце концов стать обладателем любой развалюхи, лишь бы она способна была дотянуть до Фервилла. А оттуда она могла отправиться куда-нибудь еще дальше на север, возможно даже доехать до Спрингфилда и продать эту последнюю машину, подписавшись своим настоящим именем: как сможет тамошняя полиция узнать местопребывание некой миссис Сэм Лумис, если она живет в городке за сотню миль отсюда?
Да, она хочет стать миссис Сэм Лумис, и как можно быстрее. Она придет к Сэму с тривиальной историей о внезапно полученном наследстве. Сорок тысяч долларов – слишком большая сумма, слишком много придется выдумывать. Скажем, ей досталось пятнадцать тысяч по завещанию. И еще она скажет, что Лила получила столько же, немедленно бросила работу и уехала в Европу. Тогда не придется объяснять, почему не стоит приглашать сестру на свадьбу.
Возможно, сначала Сэм не захочет взять деньги; и конечно, будет много каверзных вопросов, но Мери как-нибудь добьется своего. И они сразу же поженятся: вот что самое главное. Ее будут называть миссис Сэм Лумис. Миссис Лумис, супруга владельца магазина в городе за восемь тысяч миль от агентства Ловери.
На работе никто даже не слышал о существовании Сэма. Конечно, они отправятся к Лиле, а она наверняка сразу же догадается, где сестра. Но ничего им не скажет, пока не найдет способ связаться с Мери.
Когда это случится, Мери должна будет так обработать сестру, чтобы та не проболталась Сэму и полиции. Вряд ли здесь возникнут какие-то трудности: Лила слишком многим обязана ей за возможность закончить школу. Может быть, она даже передаст сестре какую-то часть из оставшихся двадцати пяти тысяч. Лила, наверное, откажется взять эти деньги. Но она что-нибудь придумает; Мери не загадывала так далеко: когда надо будет, она найдет выход.
Все в свое время. Сейчас главное – доехать до Фервилла. На карте расстояние равнялось каким-то несчастным десяти сантиметрам. Красная десятисантиметровая линия между двумя точками. Прошло целых восемнадцать часов, а она еще в пути. Восемнадцать часов бесконечной тряски, восемнадцать часов бесконечной дороги, так что в глазах рябит от солнца и ослепительного света фар. Восемнадцать часов не отрываться от руля, хотя все тело ноет от неудобной позы, восемнадцать часов борьбы с дорогой, с машиной и с неумолимо накатывающей волной страшной усталости.
А теперь она пропустила нужный поворот, вокруг льет дождь, опустилась ночь, и она едет по незнакомой дороге неизвестно куда.
Мери мельком глянула в зеркало; там неясно вырисовывалось ее отражение. Темные волосы, правильные черты – все вроде бы прежнее, но исчезла улыбка, полные губы плотно сжались, образуя тонкую бледную линию. Где-то она раньше видела это изможденное, осунувшееся лицо…
«В ЗЕРКАЛЕ НА СТЕНЕ ТВОЕЙ КОМНАТЫ ПОСЛЕ СМЕРТИ МАМЫ, КОГДА ТЫ ПОЧУВСТВОВАЛ А, ЧТО ЖИЗНЬ РАЗБИТА…»
А она все это время считала себя такой спокойной, хладнокровной, собранной. Не было ощущения страха, сожаления или вины. Но зеркала не лгут. И сейчас зеркало говорило ей правду.
Отражение беззвучно сказало:
– ОСТАНОВИСЬ. ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ЗАЯВИТЬСЯ К СЭМУ В ТАКОМ ВИДЕ, ПОСРЕДИ НОЧИ, В ПОМЯТОМ ПЛАТЬЕ, С УСТАЛЫМ, НАПРЯЖЕННЫМ ЛИЦОМ, ЯВНЫМИ СЛЕДАМИ ПАНИЧЕСКОГО БЕГСТВА. КОНЕЧНО, ТЫ СКАЖЕШЬ, ЧТО ХОТЕЛА СРАЗУ ЖЕ СООБЩИТЬ О НЕОЖИДАННОМ ПОДАРКЕ СУДЬБЫ, НО ТОГДА НАДО ВЫГЛЯДЕТЬ ТАК, СЛОВНО ТЕБЯ НАСТОЛЬКО ОБРАДОВАЛИ НОВОСТИ, ЧТО ТЫ СТРЕМГЛАВ ПРИМЧАЛАСЬ К НЕМУ.
Вот что надо сделать: переночевать где-нибудь, хорошенько отдохнуть, а утром, посвежевшей и бодрой, появиться в Фервилле.
Если сейчас повернуть и доехать до того места, где она неправильно выбрала путь, она снова окажется на шоссе. И сможет найти мотель.
Мери кивнула, борясь с желанием расслабиться, закрыть глаза. Неожиданно она резко выпрямилась, вглядываясь в вырисовывающиеся сквозь завесу пронизанного дождем мрака контуры у края дороги.
Она увидела вывеску рядом с подъездной дорожкой, ведущей к небольшому строению.
«МОТЕЛЬ – СВОБОДНЫЕ МЕСТА». Вывеска не горела, но, может быть, хозяева просто забыли включить ее, так же как она забыла включить фары, когда неожиданно опустилась ночь.
Мери подъехала к зданию, отметив, что оно полностью погружено в темноту. Свет не горел даже в небольшом застекленном помещении в конце здания, наверняка служившем конторой. Может быть, мотель закрыт? Она замедлила ход, вглядываясь в темноту, затем почувствовала, как колеса машины проехали по электрическим приспособлениям, подающим сигнал владельцам. Теперь она могла видеть дом на склоне холма за мотелем, окна фасада светились, возможно, хозяин там. Он сейчас спустится к ней.
Мери остановила машину и расслабилась. Теперь, в наступившей тишине, она могла различить звуки окружавшей ее ночи: мерный ритм дождя, прерывистые вздохи ветра. Эти звуки врезались ей в память: вот так же шел дождь в день похорон мамы, в час, когда они опустили ее навсегда в узкую яму, словно наполненную вязкой темнотой. Сейчас эта темнота обступила Мери со всех сторон; она, словно муха, погрузилась в нее, одинокая и заброшенная. Деньги здесь не помогут, и Сэм не поможет, потому что тогда на развилке она выбрала не тот поворот и сейчас стоит на дороге, ведущей в неизвестность. Теперь уже ничего не поделаешь – она сама вырыла могилу, остается лишь опуститься в нее.
Почему ей пришли в голову такие мысли? Ее ждет теплая постель, а не могильный холод.
Она все еще пыталась понять, откуда это ощущение безнадежности, когда из мрака вынырнула большая черная тень и чья-то рука открыла дверцу машины.