Психолога вызывали?

Глава 8

Разбудил меня вой! Мать честная, что за чудище у нас во дворце завелось? Прислушалась — не, свои. Прямо от сердца отлегло: выла под дверью Люська, горько жалуясь на свою судьбу, что её не допускают до моего тела.

— Да запусти ты эту гадину! Кира! Сейчас же весь дворец на уши поднимет!

Скрипнула дверь, топот маленьких ножек, и довольная собачонка, запрыгнув на кровать, стала, виляя всем телом, облизывать мои похудевшие после вынужденной голодовки щеки.

— Ну ладно, ладно, я тебя тоже люблю, — проворчала я. Псинка радостно завалилась на спину, подставляя живот для утреннего почесывания. Потом встала и требовательно гавкнула. А ну да, конечно, Люси же у меня персональным тренером на полставки подрабатывает.

Вот таки рассол — это сила! И выспалась, и голова не болит, только сон этот дурацкий опять приснился. Говорят, когда во сне летаешь — растешь. И куда, спрашивается, мне расти? В длину или в ширину?

Ладно, подъем, Никафондора!

— Кира! — закричала я, вскочив и приступив к энергичной утренней зарядке.

— Доброе утро, госпожа, — заглянула в комнату моя верная служанка.

— Давай бизнес творить! — пыхтела я, махая ногами. – Осторожно — не стой под стрелой, под ногу не попади, — говорю!

— Что такое биснис? — поинтересовалась Кира, бочком по стеночке войдя в мой фитнес-зал, он же спальня, он же переговорная.

— Бутыльки купим, рассол разольем и будем продавать как средство от похмелья. Назовем звучно — “Гуманизм”, например, ну красиво же звучит! Торговый прилавок поставим в парке. Тебя красиво нарядим и будем деньгу зарабатывать.

— А как же те денежки, что за вступление в клуб?

— Понимаешь, Кира, — я перешла к наклонам, — деньги должны работать и приносить новые. А взносы проедим и всё. А дальше что? Поэтому после обеда сгоняй в город и глянь бутылки, красивенькие. С крышечками. Сколько стоят — узнай. Этикетки сами нарисуем. Прикинем, посчитаем и начнем в люди выбиваться. А то опять вот сидеть принцевские рубашки на себя перешивать. А он у нас, зараза, глазастый оказывается! Не ровен час— снова опознает! И опять на прием в старых нарядах придется идти. Я понимаю, что женихов надо под прессом большой души держать до свадьбы, но приманивать всё равно надо красивой упаковкой.

После завтрака спросила служанку:

— Императрица сегодня как? А то мне Люську в покои надо забросить.

— Уехамши, — собирая посуду, ответила Кира, потом помялась и спросила, — Можно мне сегодня вечерком погулять? И покраснела, как цветочек аленький.

— Позволяю, только после кружка «умелые ручки» пойдем по парку погуляем, мне мяты нужно набрать да еще какие листики надо для дегустации приготовить.

Что у нас сегодня с перекройкой? А решила я малиновое платье, где верх совсем прохудился, превратить в юбку. Отрезала и отдала Кире:

— Не выкидывай — на лоскуточки порежем и будем крышечки на бутылках веревочкой обвязывать. Броско и дешево. Юбку обметай, а я рубашками Джарлетта займусь.

Примерила. Покрутилась в панталонах около зеркала. Ну прям и хорошо! Мне в обтяг рубашечка. Еще пуговки расстегну до грани приличия. И воротник обрежу, а то его жабо очень уж приметное. Юбку малиновую под грудь и красота. Прямо сейчас так и пойду. Задумчиво вгляделась в панталоны. Попринимала сексуальные позы, губку подзакусывала, попу отклячила. Не — надо что-то с этим делать. Костюмчик для первой брачной ночи приготовить стоит, а то вон у нашего красавчика труселя какие знатные, а я рыжая что ли. Но об этом я подумаю завтра. Сейчас в парк.

Люську закинули на подушку, причем слуга уже просто распахнул передо мной дверь в покои императрицы, и я, как у себя дома, прошла по комнате, положила грустную собачонку на ее место и двинулась обратно.

— Кира, есть огородик может какой с пряными травками? — спросила я служанку на выходе из дворца.

— Имеется таковой. Рядом с тренировочной площадкой. Там принц со стражниками тренируется.

— Пойдем туда, но в обход, чтоб случайно на него не нарваться.

Окольными путями подошли к площадке, а там уже наш весь цветник собрался. Стоят, веерочками обмахиваются. Глазками стреляют. Понятно, его Индейское Сиятельство мускулами играет неподалеку. Мы с Кирой быстро в кустики нырк. Сидим, смотрим.

Мамочка моя! Выходит. Рубашечка белая до пупка расстегнута. Торс в кубиках от пота переливается. Штанишки попу обтянули. Волосами взмахнул — все дамочки чуть в обморок тут — же не попадали. Кабы не гарем да маман его — вот занесла бы к себе в список.

А он идет. Походка от бедра, мечом помахивает — цветочки срубает. А к нему навстречу брюнеточка бежит — заигрывать хочет. И мне кажется, что та самая — замужняя. Вот коза! Он заинтересовался, взглядом окинул ее верхние полушария, вначале северное, потом южное. Наклонился, что-то на ушко шепчет. Вот стрекозел — не, мне такие на отбор не нужны.

Та засмущалась, глазки потупила, а сама головой кивает.

— Дура, — прокомментировала это действо Кира. — Недаром по мужу маркиза Попадур. Он у нее жутко ревнивый.

Да фамилия у нее знатная. Бог шельму метит. Не успела я это подумать, как на дорожку выкатывается колобок с усами.

— А вот и муженек, — хихикнула Кира.

Бежит. Глаза кровью налились, как у быка, голова вперед наклонена, видимо рога ветвистые много весят. Да, тяжела ты, шапка Мономаха! А маркиза, узрев благоверного, как ни в чем не бывало, цветочки рвет и нюхает. Принц тоже не дурак, рванул в карьер с места — средь других дамочек затерялся. Поскакун, блин.

— Какие тут страсти бушуют! Прямо как оперу про Дездемону пересматриваешь, — хмыкнула я.

Когда все разошлись, мы с Кирой преспокойненько оборвали кустики с мятой, и я, сунув служанке гербарий, помчалась в библиотеку.

Прошлась глазами по стеллажам. Ну почему картотеки нет! Пока нашла то, что надо, пока с верхней полки достала несколько томов законов — сто потов сошло. Тяжелые заразы — кг по десять, наверное, весят. И большущие. Возьму их, думаю, на диванчик притащу и там посижу, почитаю, ознакомлюсь с кодексом. А то потом и здесь скажут — не знание законов не освобождает вас от ответственности.

Но не тут-то было. Слышу, дверь распахнулась, потом пумк — захлопнулось, затем пыхтение около дивана. А у меня на руках, извините, не конвертик с зарплатой в первый год карьеры, а тяжеленные талмуды. Ну, я боком-боком. Дай гляну, кого там принесло. А принесло Джарлетта, кобеля нашего, с Попадурой.

Он рубашонку свою скинул, давай брюнетке платье помогать снимать. Но там, то ли шнуровка тугая — не расшнуровать, то ли пояс верности не снимается — замешкался вообщем. А у меня руки уже отваливаться стали, ну, думаю, блин, что ж так долго-то.

Подхожу так аккуратненько со спины:

— Помочь? — спрашиваю.

Он как подскочит, а брюнетка пискнула и за стеллаж юркнула.

Чингачгук, прыгучий сайгак, мне как рявкнет:

— Ты что здесь делаешь? Преследуешь меня?

— Вот еще, — отвечаю и книги на диван скидываю. — Очень вы мне нужны. У меня вон аж одиннадцать претендентов в очереди стоят.

А он так ко мне шаг делает, руки в боки:

— Уходи отсюда. Это мой диван.

Я тоже к нему шаг и тоже руки в бока, грудь вперед.

— Не уйду, — говорю, — я на нем книжки читаю.

А он еще шаг. Глаза свои красивые сузил, молниями в меня мечет.

А я тоже шаг и в верхний пресс ему двумя тяжелыми артиллериями уперлась.

Он так заинтересованно калибр обозревать начал, что даже пыхтеть перестал, потом опомнился, опять:

— Пошла прочь, а не то сам выставлю.

А я ему:

— Только попробуй! Я в твои штаны вцеплюсь и орать буду, что насилуют!

Тот аж отпрыгнул от меня. Сказать не знает что.

А я:

— Потом доказывай всем, что блондинок толстых не любишь!

А он как закричит нечеловеческим голосом:

— Ты!!!

А потом рубашку мою, то есть его, увидел. Да как затрубит, как лось в гоне:

— Мало того, что камзолы украла и штаны любимые кожаные, так ты еще и рубашки мои утащила!

Прыгнул ко мне, аки зверь какой, и давай стаскивать с меня ее. Пуговицы в стороны полетели. Да что ты делаешь, гад! Я руками ему в грудь мускулистую уперлась — отталкиваю. Сама на живот с кубиками любуюсь.

А он рубаху-то с плеч моих сдернул, возвратить захотел, а она за полушария мои зацепилась. А он так нежненько, видимо, чтоб рубаху не порвать, их лапами своими подприжал, и рубашку дальше стягивает. А я ему:

— Уйди, противный, на тебя же Попадура смотрит.

Вдруг дверь с размаху открывается, и колобок усатый вбегает, за ним императрица, злющая, а за ними штук пятнадцать придворных. Мы так и застыли. А они тоже. Я взгляд быстрый за стеллаж метнула, а Попадура ручки молитвенно сложила — не выдавай, просит.

Вот я вляпалась! Перевела взгляд на принца, а он полуголый стоит, тоже на меня смотрит. И взгляд обреченный. Я скривилась, руки свои опустила и ему глазами на его показываю — убирай, мол, грабли с грудей моих. Он рубашечку на мне поправил, запахнул заботливо, свою подобрал и пошел молча.

Каким взглядом на меня маман посмотрела! А среди придворных Ариадну каким-то ветром занесло. Она мне рожи злые строит и глазами спрашивает:

— Чё творишь?

— Ну а я что? — плечами пожимаю, руками развожу.

А потом присмотрелась, там еще в свите и Хренов губки поджал и укоризненно на меня так поглядывает: “ Не ожидал, мол, от невесты такого распутства”.

А мне и не оправдаться — солидарность эта бабская! И понимаю, что Попадура — сама дура, но жалко её.

Гордо голову подняла, рубашонку на груди придерживаю и вперед за принцем, но к себе. Иду, злюсь, вот сдалась вам, Ваше Сиятельство, рубашка эта, да у вас там тряпок за год не переодеть. Вон Хренов опять же подобиделся, а ну отвалится? Одиннадцать звучит лучше, чем десять.

Только пришла к себе в нумер — девчонки прибежали, Ариадна правда где-то застряла.

— Никуся, рассказывай, что было, что не было? Куда руки клал? А ты?

А что я? И сказать нечего. Вот что самое обидное — если б по-настоящему приставал, и в лицах рассказать можно было, и пострадать за это! А он рубашонку-то с меня снимал не для того, чтобы сексом со мной заняться, а собственность свою чтоб обратно забрать. Как я страшно разозлилась от такой несправедливости!

Девочки меня утешают, спрашивают:

— Хочешь, накапаем для спокойствия?

А я лицо разгоряченное платочком кружевным обмахиваю и говорю:

— Не. Нам еще фея ночью в пентаграмме с бутылкой рома вызывать. Да и на прием этот — будь он сто раз не ладен, тащиться надо. Что там хоть ожидать сегодня?

Стукнула дверь, и прибежала Ариадна.

— Фух, насилу вырвалась. Ну, Никуся, ты даешь! К принцу невесту везут, а ты с ним развлекаешься! Я императрицу такой злой ни разу еще не видела. Маркиза Попадура козлом изволила обозвать рогатым, велела жену забирать и съезжать из дворца.

Если бы не он — все тишком бы прошло, а теперь весь двор гудит, что Джарлетт к тебе неровно дышит. Поговаривают, императору на тебя жаловаться собирается, ты смотри, императорскую волю включат и отдадут тебя замуж за первого встречного поперечного. Принца на приеме не будет, улетел сломя голову куда-то, утром только вернется. Так что смело на прием собирайся. В уголке постоишь, мы прикроем.

Вступила Юлик:

— С племянницей своей тебя познакомлю. Она сегодня с женихом и сестрой моей приедет. Красавец, богат, герцог — посол в Львином королевстве. Мечта, а не мужчина. А тебе успокоиться надо — щёки румянцем налились.

Подруги ушли, а я подошла к зеркалу и стала разглядывать свое разрумянившееся лицо. Покружилась потом перед зеркалом:

— Лебедь белая! Еще килограмм двадцать скину и летать смогу. Полечу к нареченному, на себя заброшу и женю в гнезде родовом. Главное, чтоб было оно побольше да побогаче.

Хлопнула дверь, и в комнату заглянула радостная Кира, но увидев мою разгоряченную физиономию, настороженно спросила:

— Принц?

Я кивнула.

— Нам, Кирюш, мужа надо найти побыстрей и сваливать из дворца. А то отправят меня замуж в такие места, что Фейхуовка раем покажется. Императрица гневаться изволила. И не объяснишь, что мне ее мамкин пирожок на фиг сдался.

— А биснис? Я вон бутылок на пробу купила, — и она выгрузила на стол пять небольших бутылочек: две пузатенькие, а три длинные с пробками. Симпатичные.

Точно. Я же совсем забыла про это. Можно мужской и женский вариант сделать.

— Знаешь, еще надо, кисточку, краски. Бумага есть. И клеящее средство какое-нибудь. Горшок с рассолом притащи сегодня. Завтра с утра и займемся.

Настроение повысилось. Вот чего я, право, дело. Мне бы день пережить, а там бал с помолвкой. А перед невестой Джарлетт не сильно хулиганить будет. И женихами можно будет вплотную заняться. И денежку опять же заработаю на булавки. Планы, конечно, строила я наполеоновские, но выгорит или нет — это был второй вопрос.

Надела платье синее, чтоб в глаза сильно не бросаться. А платье-то свободным стало. Я же сегодня даже не пообедала! Где там пояс кожаный мой? Джарлетта сегодня не будет — поэтому смело натягиваем. Красота!

Вокруг головы коса — сама скромность. К Хренову, правда, не стоит сегодня соваться – пусть остынет, а то наговорит мне невесть что, потом жалеть будет. Цыпленочек мой, вспомнила, я его длинную худенькую шею.

— Ну что, Никафондора? Навстречу приключениям? Ой, тьфу, тьфу. Их у меня уже сегодня достаточно было. Бумкнули часы. Черт! Я же опаздываю!

Мне еще только этого не хватало. Точно от императрицы отхвачу, а эту даму мне сейчас злить такими вещами не стоит. Подняв юбку, я понеслась по коридору с криком:

— Лыжню!

Встречные вжались в стенку, пока синий ураган под звучным именем Никафондора несся по коридору, сметая все на своем пути.

Я успела. Через минуты три после моего эпатажного прибытия в залу вошла императрица.

Девочки окружили меня и затерли за свои спины. Она окинула всех присутствующих пристальным взглядом и уселась на свое место.

Пронесло! К матери дракона потянулись сановники. Одна парочка почему-то сильно привлекла мое внимание. Тоненькая, как весенний цветок девушка с голубыми глазами, в светло-сером платье, светленькая — прямо прозрачная. Моя ровесница, то бишь Никина, ну моя уже. Только я-то кровь с молоком, а это цветочек нежный.

А мужчина, даже Джарлетта повыше будет и в плечах пошире. Да и постарше лет на десять-пятнадцать. Одет с иголочки: черный камзол с тонкой серебряной окантовкой. Белые до плеч волосы уложены, как после салона красоты. Тяжелая челюсть и цепкий взгляд. Красив, конечно, ничего не скажешь. Он, что-то почувствовав, обернулся и пробежал глазами по толпе. Почему-то я резко опустила голову, рассматривая пол. Сердце забилось. Я сглотнула комок.

Силой воли заставила себя улыбнуться и поднять голову. Да что со мной происходит? Может, я его раньше видела? Не похоже. Мужчина убрал пылинку с рукава, еще раз обернулся, улыбнулся широкой обаятельной улыбкой какому-то знакомому, кивнул головой и сразу поправил волосы рукой. Девушка рядом кого-то увидела и радостно хотела побежать к нему на встречу, но мужчина остановил, резко схватив ее за руку чуть выше локтя. Болезненная гримаса пробежала по тонкому лицу девушки и тут же испарилась. Он подтянул ее к себе, и она покорно замерла.

— Ты кого увидела там? — спросила Светиана и, проследив мой взгляд, воскликнула. — Юлик, это же твоя Жасмин!

Юлиана обернулась:

— О да! Ника, — схватила она меня за руку и потащила за собой, — пойдем, я представлю тебя любимой племяннице.

И она потащила меня к той самой парочке.

— Жасмин, герцог, — разрешите я представлю вам мою подругу баронессу Никафондору О’ Лог.

— А это моя любимая племянница Жасмин и ее жених герцог Клекот.

Я присела в поклоне. Они поклонились. Жасмин что-то хотела меня спросить, но герцог, схватив девушку любимой хваткой так, что у нее кожа побелела под его хватом, сказал:

— Тебя матушка ждет уже, дорогая. Простите, леди. Я должен решить кое-какие дела и отвезти дам домой.

Юлиана проводила их теплым взглядом:

— Герцог живет при посольстве постоянно, но здесь периодически появляется. У него прекрасный замок недалеко от столицы, и Жасмин после свадьбы туда переселится. Заботливый, опекает девочку мою.

Айриша со Светианой пропели вместе:

— Какой красавчик! Повезло девушке!

Смотря на удаляющуюся парочку, и задумчиво кусая губы, я вдруг неожиданно сама за себя спросила:

— Он вдовец?

— Да. Откуда ты узнала? Это не афишировали сильно, — растерянно удивилась Юлиана. — Даже дважды вдовец. Одна жена с лошади прямо под копыта упала — бедняжка. А вторая оступилась и с лестницы свалилась.

Ариадна подошла ко мне вплотную:

— Ника, я видела у тебя такой взгляд, как тогда в зеркальном зале, когда ты со мной заговорила. Что случилось?

— Юлик, если тебе дорога племянница — расторгайте помолвку, потому что она может оказаться третьей женой, погибшей совершенно случайно.

Юлиана вздрогнула.

— Подумайте об этом. Сталкивалась я с похожими красавцами раньше. Хоть запоётся серенадами о любви к ней. Таких только могила исправит, либо на кого-то другого переключится.

Юлик перевела взгляд на Ариадну. Видимо, графиня имела вес среди подруг, и к ней прислушивались. Та кивнула. Подруга резко развернулась и ушла искать сестру.

Не было её долго. Мы даже занервничали и выпили по бокальчику красного, потом ещё один. Нас даже алкоголь не брал, настолько мы были на взводе.

Наконец пришла Юлик, взяла у слуги вина и залпом осушила.

— Всё. Вы не представляете, девочки. Жасмин расплакалась от счастья, когда я уговорила сестру не совершать эту ошибку. Она боится его до полусмерти, оказывается. Я рассказала ей про твои слова, и мы сразу объявили ему о расторжении помолвки.

— А он?

— Он аж побелел. Спросил только, с чего такое решение возникло? А сестра ответила, что им открыли глаза на него.

Я очень обрадовалась, что так дело закончилось. Насмотрелась я и на абьюзеров, и на их жертв. Врагине такого мужа не пожелаешь. Выдохнула, и тут же вздохнула, потому что увидела, как тот самый герцог Клекот смотрит на меня тяжёлым жёстким взглядом. У меня аж в груди заболело. Я похожие глаза видела только один раз в жизни, тридцать первого декабря в Москве, на семьдесят пятом этаже башни «Меркурий».