Психолога вызывали?

Глава 17

И кому не спится так поздно? У меня новый поклонник? Или старый? И тому и другому ничего не светит, пока я под помолвкой. Вот решится все с львиным царством, и я буду свободна от обета целомудрия. Вторую ночь толком не спавши, уже голова еле соображает. Зевая во весь рот, подошла к двери, наклонившись, подняла конверт и вытащила из него лист на гербовой бумаге с вензелями.

А не спалось Его неугомонному Сиятельству.

«Дорогая моему сердцу, Никафондора!» — эка как его завернуло. Что это принца так в высокий слог понесло? Трусов нового фасона захотелось побольше?

«Мое сердце трепещет от любви к тебе». — Чего? Я протерла глаза и еще раз перечитала строку. Нет, не померещилось. Ну да, так и есть. Трепещет у него от любви всего. Он наливки что ли сам наглотался, чтоб его так затрепетало? Ну, дурень тогда, не побоюсь этого слова, и полный. Изменять ему мне нельзя, а как заговор высокой потенции выветривать — я не представляю. Мне принц, конечно, нравится, но помогать ему в этом деле я не буду. Мне себя для Хренова нужно поберечь. Я же Джарлетту свою позицию четко обозначила.

«Я мечтаю выразить свои чувства тебе при свете звезд». — Может, он просто упился? — продолжала я размышлять о странностях поведения Джарлетта.

«Приходи на черную лестницу в правом дворцовом крыле». — Это типа: селянка, хочешь большой и чистой любви, как в том старом развеселом фильме? Ну, я понимаю, на сеновал бы позвал, но на черную лестницу? Какие там звезды? Он мне о чем там вещать будет на ступеньках? Что-то принца переклинило.

«Я буду ждать тебя там через десять минут. Твой Джарлетт». — Заболел. Ей-Богу заболел. Зайду я к нему в покои, лоб потрогаю. Не должен еще на лестницу убежать. Рано. Даже ключ с собой взяла, вдруг бедный лежит в постели, помощи врачебной ждет.

Пришла, постучала. Тишина. Открыла дверь. Никого. Постель заправлена.

— Люсии, — позвала я собачонку. Но ни принца, ни нашего волкодава в покоях не наблюдалось.

Что делать? Идти на лестницу? Что-то подсказывало моему полусонному, подвыпившему уму, что это делать не стоит, и моя чуткая попа тоже предостерегала меня от такого шага. Вдруг там и надругается надо мной Сиятельство, опившееся фейхувёой настойки.

Только я эту мысль подумала, как тело мое вдруг само собой развернулось и ноги прямо понесли меня в сторону черной лестницы. Ну что я только не делала, чтоб взять под контроль сбившуюся с пути истинного физическую ипостась. И ругала, и обзывала тряпкой. И грозила лишить душки Хренова. От последней мысли оно вообще разогналось до олимпийской скорости. И я, опустив вожжи управления, доверилась инстинктам размножения.

Руки рванули дверь на себя. А вот и нет. Заперто. Мозг хихикнул. Иди, Никуся, домой — облом тебе. Руки не останавливались, продолжая тянуть на себя. И когда, разочарованная в глубине души, я уже собралась уходить, она открылась. Правда, в другую сторону. Бывает. И я сделала шаг за порог. Дверь за мной захлопнулась. Темно было как под пузом у дракона — не видно ни зги.

— Джарлетт! Ты где? Ты живой? — позвала я тихонечко.

А в ответ тишина. Блин. Стрёмно-то как. Даже телесных ласк расхотелось. А потом рядом раздался шорох. Меня схватили за плечи и к горлу приставили что-то острое. Я застыла как ледяное изваяние. Дрожь поднялась откуда-то из желудка и разбежалась по конечностям.

— Пришлааа, — шепнули мне в ухо знакомым голосом. Ну, какая я дурра, ну чувствовала, что что-то не то, ну какого рожна я поперлась на эту лестницу? Сильны мы все задним умом! А голос герцога Клекота продолжал вещать мне на ушко. Да, блин, я и так боюсь. Вот что ты ко мне прицепился?

— Умная сильно оказалась, про жен напела моих, — цедил абьюзер, таща меня по лестнице наверх, под те самые звезды, посуленные в письме.

— Стервы вы все. Как и любовница отца. Довела мою мать, что та с крыши скинулась. Теперь все гадины летать будете: кто с лошади, кто с лестницы, а кто с крыши.

Нет, так не бывает! Чтобы погибнуть два раза в разных мирах и каждый раз одинаково! Это называется небесный беспредел! Я стала упираться и хвататься за перила, но эта сволочь маньячная нож так прижал к горлу, что ещё чуть, и мне кислород перекроется. Главное головой не мотнуть, я даже крикнуть боялась, чтобы не порезаться ненароком. А крыша всё ближе. Он ногой пнул дверь, а здесь эта собака наружу распахивается. Вот если бы внутрь, он бы руку отпустил, и я бы вывернулась, но не повезло.

Этот гадючий сон был в руку, и лететь мне теперь аки птица, если никто на помощь не придёт. А вокруг никого, только самцы птичек поют, самочек приманивают. А мой самец где? Ау? Шарится, Люську выгуливает, небось.

Люська! Я услышала где-то далеко визгливый лай. Я её тембр даже при великом стрессе опознаю. Девочка моя несется мне на помощь. Вот что значит девичья дружба. Может, герцог боится собак, особенно таких мелких и кусачих. Клекот тоже услышал душевный надрыв имперской тваринки и потащил меня живее. А у меня прямо как крылья за спиной выросли, я наглеть стала, каблуками за крышу цепляться.

Слышу, ещё шаги бухают по лестнице вперемежку с визгом Люськи. Неужто самец мой фиктивный мчится? А гадина эта высокородная меня уже к карнизу подтащила, шипит себе под нос ругательства. Всё — напрочь крышу снесло у маньяка.

Слышу, дверь распахнулась. Собака залаяла совсем рядом. Клекот со мной развернулся, меня на самый край поставил.

— Остановись! — кричит принц.

Смотрю, Джарлетт застыл как каменный, в метрах пяти от нас. Глаза только сверкают. А герцог как смехом гомерическим разразился, актеришко недоделанный, и меня отпустил. Балансировала я на краю, как канатоходка, но сила тяжести оказалась сильнее моих изгибаний. И падая вниз, я, как в замедленной съёмке, увидела превращающегося в дракона Джарлетта, в прыжке вспоровшего когтистой лапой безумного герцога и нырнувшего за мной вниз.

Лечу я, ногами дрыгаю. Волосы развеваются. Романтично, наверное. В свете мириадов звёзд к грешной земле летела прекрасная невинная девушка с русыми волосами, которые в свете луны блестящим облаком окутывают её спортивную фигурку, и орала благим матом.

Дракон успел схватить меня в последний момент, когда я уже почувствовала совсем рядом запах ночных цветов, и, раздирая о ветки деревьев свои кожистые крылья, взмыл в небо, к тем самым пресловутым звёздам. От перегрузок и пережитого ужаса я просто отключилась.

Очнулась я от света фонаря, лупившего мне по глазам даже сквозь закрытые веки. Приоткрыв глаза, я обнаружила, что лежу на чём-то твёрдом и холодном, а надо мной нависла круглая луна.

Последнее, что я помнила — это лапы дракона. Где он, кстати? Что-то тёплое грело мой правый бок. Я повернула голову. Принц с закрытыми глазами лежал рядом. Я присела и огляделась. Узкая плоская площадка на вершине горы среди горного массива. Куда нас занесло?

— Джарлетт, — дотронулась я до него легонько. Принц не двигался. Помер? Я приложила ухо к его груди. Нет. — Я выдохнула. — Дышит. Я опять толкнула его. Вставай, родимый, я понятия не имею, где мы и как тебя спускать отсюда вниз. Я ущипнула его за щеку. Тишина. Разорванная на груди рубашка оголила его мускулистый торс. Я вспомнила, как отпихнула его в библиотеке. Жалко, конечно, что он не в виде дракона здесь валяется пузом кверху. Столько замечательного можно было бы разглядеть, да еще при таком мощном освещении.

Я наклонилась к его лицу и, пользуясь его полной беспомощностью, разглядывала его, потом провела пальцем по носу, скулам и губам. Мои волосы волной упали ему на лицо. Один волосок ветром залетел в ноздрю, и он оглушительно чихнул, но глаза так и не открыл.

Я пощекотала своей прядкой его нос:

— Ты притворяешься. И уже пришел в себя.

— Неправда ваша, я без сознания, тяжело ранен и вообще умираю. И одна глупая девчонка, которую за какой-то надобностью понесло на крышу с убивцем, это не понимает. И даже спасибо не сказала.

Я тихо засмеялась:

— Спасибо за то, что ты меня поймал, — и опять пощекотала прядкой его губы. — Ну как? Ты оживаешь?

— Нет, — помотал головой принц, — только поцелуй истинной любви сможет излечить мои раны и вернуть волю к жизни.

Я чмокнула его в щеку.

Джарлетт приоткрыл один глаз и с укоризной сказал:

— Ника, тебе не стыдно? Ты с Хреновым за пару гвоздичек целоваться в губы собиралась, а меня за спасение в щечку губами ткнула.

И он опять закрыл глаз и вытянул губы трубочкой.

Да гори оно все голубым пламенем Газпрома, и я прильнула к нему, как будто первую помощь при остановке дыхания оказывала. Голова закружилась. Сильные руки обхватили меня. Как-то быстро и пуговички на моей рубашке расстегнулись, и брюки с него как заговоренные сами сползли. Вот есть чудеса на свете. И что мы там только не творили, всю камасутру в действо притворили, и камень не такой уж и холодный оказался, а раскалился как печка. Угомонились мы только к рассвету, когда солнце начало подрумянивать щеки ночному небу. Я лежала, закинув на него ногу, и выводила пальцем замысловатые узоры на его груди. Как дорвавшаяся до сметаны кошка, я только не урчала от удовольствия.

— Как ты, кстати, про крышу узнал?

Джарлетт гладил меня по голове, перебирая волосы:

— Да Люси это все. Ко мне сначала пришел слуга и потребовал, чтоб я к матери явился под очи гневные. Я собаку взял да и отправился к ней. Прихожу, а она спит давным-давно и никого ко мне не посылала. Я Люси хотел у нее оставить да к себе вернуться, как собачонка эта лупоглазая насторожилась, носом повела и рванула из покоев по коридору. Бежит и визжит, как будто ее режут. Вот вернемся, я эту морду расцелую — честное сиятельное. Сразу понял тогда, что одной неразумной баронессе, — он легонько щелкнул меня по носу, — опасность смертельная угрожает. За собакой побежал. Она на крышу привела, а там ты с герцогом. Я как увидел нож у твоего горла — у меня реально в голове помутилось. Как тебя туда занесло, неугомонная ты моя?

Я и рассказала про письмо, и как меня ноги потащили на черную лестницу.

—Глупая девчонка, — улыбнулся принц, потом повернулся ко мне и внимательно всмотрелся в мои глаза. — А сейчас замуж за меня пойдешь?

Я вздохнула и отрицательно помотала головой.

— И даже от короны принцессы откажешься? Она красивая.

— Не нужна мне эта корона, Джарлетт. Мне нужен только муж в единоличное пользование. Ты мне очень нравишься. Правда. Но делить тебя с властью, гаремом и мамочкой — я не хочу.

Он приподнялся и навис надо мной. Черные волосы свесились и переплелись с моими русыми прядями:

— А если я скажу, что люблю тебя? И влюбился уже тогда, когда мы за шторой толкались. Не выходила ты больше у меня из головы. Такая смешная и вредная, самоуверенная.

Я опять покачала головой.

Он тяжело вздохнул и поцеловал меня в кончик носа. Потом, улыбаясь, спросил:

—Хорошо. А за простого главу охранного агентства Веселого Кукуя замуж выйдешь?

У меня глаза стали как два пятирублевика:

— Ты это серьезно? Готов от короны отказаться ради меня?

— Не нужна мне эта корона, Ника. Мне нужна жена, которой не нужен принц, но нужен мужчина.

И мы поцеловались. Потом еще раз поцеловались. Когда мы наконец скрепили брачный союз, солнце уже встало и стало нас потихоньку поджаривать. Дескать, пора и честь знать, но мы никуда не торопились, обсуждая будущее.

— Прилетим сейчас во дворец, заберем Люську и полетим в твою Фейхуовку.

— А мама твоя не обидится, что мы собаку увезем?

— Она уже давно говорила, что Люси у неё уже только номинально, и что она давно уже привязалась к противной баронессе. Открою охранное агентство. Буду заказы на сопровождение кораблей брать.

— Как назовешь свое предприятие? — полюбопытствовала я.

Джарлетт задумался, потом, хохотнув, сказал:

— Ну если уж на то пошло, то чтобы бренд не менять, назову “Стальные яйца”.

— Вау,— поддержала я, — звучит мощно и страшно. А можно задать один вопрос?

Бывший принц вопросительно посмотрел на меня.

— А какого размера твое достоинство, когда ты дракон?

Тот засмеялся и пообещал:

— Если будешь себя хорошо вести — покажу как-нибудь.

Вернулись во дворец мы после обеда. Сверху он напоминал разворошенный муравейник. И когда мы опустились на землю, к нам рванули все, кто ни попадя. И императрица с императором, и девочки мои, наплевав на запрет общения с баронессой нон грата, и, конечно, с радостным тявканьем Люська.

Я подхватила собаку на руки и наглаживала эту ушастую довольную морду. А Джарлетт объявил всему честному народу, что он скидывает с себя корону принца и улетает со своей невестой в славный город Веселый Кукуй. Сказать, что все обомлели — это мало сказать, даже насекомые замолкли и прислушались. Только Люси ободряюще квакнула, не забывая вылизывать мне лицо. Принц, уже бывший, правда, добавил пару резких слов про герцога, и что этому маньяку — и маньячная, разодранная лапой дракона, смерть.

Разборки с сыном правящая верхушка прилюдно решила не устраивать, решив сделать это в тесной доверительной обстановке. Когда Джарлетт глянул на меня, приглашая в эту теплую, местами припекающую обстановку, я замотала головой так, что она чуть не открутилась. Свят, свят, я лучше домой вещички паковать.

Джарлетт демонстративно чмокнул меня в лоб и пошел к родителям в императорские покои, а я в сопровождении подруг направилась к себе.

Перво-наперво отправила Киру за завтраком для меня любимой. Жрать, я не побоюсь этого слова, захотелось так же, как и в первый день моего попадания в это тело. Потом я отправилась в купальню, усадив подруг за стол и сказав:

— Ждите. Такое расскажу!

Девочки извелись, пока я смывала с себя ночные похождения. Даже пробовали в купальню просочиться, но я предусмотрительно закрыла дверь, а они в скважину верещали:

— Ну начни хотя бы!

Ну я и проорала , нежась в теплой пене:

— Вначале было слово…

Отстали они от меня, даже поесть дали, но сверлили глазами укоризненно. Дескать, не любишь ты нас, видишь, от любопытства томимся. Утолила я их голод только после того, как сама наелась. И куда в меня только влезло! Видимо, утехи ночные калории пожирают в большом количестве.

— С письма все началось, — стала я рассказывать девочкам свои приключения. — Вот, видимо, так у нас, у девочек, женский мозг противоречиво устроен. Как две личности сидят — умная и дура. Поумней — “не верь”, говорит, “письму”, а подурней — “может сбегать и одним глазком глянуть?”. А когда еще и инстинкты в спор вмешиваются — пиши пропало. Умную тапками забросали, и рванула я прямо к герцогу в лапы. Это он за мамашу свою, любовницей папеньки обиженную, всем девушкам мстил, и женам, и не женам. На голову совсем больной оказался. — Рассказывала я, попивая чаек и поглощая булочки. — Люська, спасительница, опять выручила и Джарлетта привела. Тот меня и спас.

Я замолчала.

— И?

— Ну и “и” было. Согласилась я за него замуж пойти, если он от короны откажется. Ну не могу я, девочки, гарем вытерпеть. Для меня путь в жены принца — путь в Соляную пещеру. Я же от ревности всех жен, будущих, перетравлю. Разводы здесь не предусмотрены, так что — если только смерть других жен не разлучит нас.

В окно постучали. Две фигурки со стрекозиными крылышками выписывали кренделя за стеклом. Кира впустила семью компаньона.

— Никусь! — да что ж это такое, на одну брачную ночь тебя нельзя оставить без присмотра! — завопил фей. — Вот и Динь моя тоже так считает, что за тобой, бедовой, глаз да глаз нужен. Знаем уже все новости. Поэтому с вами улетаем в Кукуй. Сейчас мухой к императору, заявление положу на стол об увольнении.

Я кивнула:

— Все хорошо, конечно, — только с очередью у гвардейской что делать? — выступила вперед Кира и поставила на стол увесистый горшок с монетами. — Я все распродала, а еще меня заставили списки ожидания записать,— и она помахала увесистой кипой бумаг.

— Феюшка, — обратилась Ариадна к Орлу, — поживите еще месяц здесь. Впрок запасов наделаем, а потом кораблем отправим вас в Кукуй. Чан надо правда куда-нибудь перетащить. К нам может и не получиться — мы теперь с черными метками императрицы за общение с тобой без масок. Нас теперь тоже могут из дворца погнать.

— К Джарлету! — выпалила я. — Покои за ним все равно останутся. Сын как никак. Киру к нему типа хранительницей покоев на месяц назначим, и будет она у нас там наливку гнать.

Я похлопала служанку по руке:

— Потом сама решишь. Приданого заработаешь. Можешь ко мне в Фейхуовку, можешь замуж.

Я повернулась к девочкам.

— А Джарлетта попрошу раз в три месяца прилетать — наливок новых привозить. Вы в городе представительство нашего клуба откроете. Салоны. Что думаете на это?

Все радостно закивали, но потом тяжело вздохнули:

— Как же мы без тебя-то будем? Привыкли уже.

Мы еще с девочками пообсуждали какое-то время планы, пока не пришел Джарлетт. Подруги расцеловали меня, пустили слезу и пошли паковать вещи. Черный кружок, как третий глаз, четко проявился на их лбах. Феи с Кирой удалились в наливочную, заговаривать новые бутыльки.

Джарлетт подошел ко мне и обнял:

— Свадьбу где справлять будем? Здесь или в Кукуе?

Я задумалась, почесывая запястье с помолвочным цветком. Зудеть он стал немилосердно, заразу что ли занесла случайно или аллергия пошла на будущий брак.

— Да в Кукуе.

— Прилетим тогда и сразу к договорному камню пойдем, — улыбнулся Джарлетт. — Я надеюсь, ты мне камасутру сразу дашь почитать?

Я засмеялась, отстраняясь:

— Я ее наизусть помню. Продемонстрирую на примере. Ой, да что у меня так запястье чешется!

И я вытянула вперед руку. Джарлетт и я уставились на мое расчесанное запястье.

— Это что это за художества у меня появились? — растерянно спросила я, рассматривая татуировку. Мой цветок дал три бутона — два голубых и один розовый.

— Джарлетт, радость моя, скажи, что это не то, что я сейчас думаю!

Но мой милый молчал, только глупая счастливая улыбка появилась на его лице.

— Мамочка моя! Тройня??