С Аннушкой Бурундук Трофимов встретился, будто случайно, в кафе самообслуживания напротив вычислительного центра, где она работала. Он пришел туда в обеденный перерыв, дождался, пока Аннушка выйдет, и стал с подносом за ней в очередь к раздаче. Павел Ефимович мог спокойно наблюдать за невысокой, казавшейся совсем еще молодой женщиной, с плавными линиями тела и нежной шеей. На нее часто засматривались мужчины, кто-то пытался заговорить, она отделывалась двумя-тремя холодно-вежливыми фразами. Ела она быстро, удивительно аккуратно, на нее приятно было смотреть. Павел Ефимович подкрепился варениками с творогом и поспешил на улицу за Аннушкой. Он споткнулся о порожек, и она оглянулась на него.
— Нам необходимо поговорить, — невпопад бормотнул он.
— Извините, у меня нет ни времени, ни желания.
Ее каблучки бойко стучат по асфальту, и Трофимову приходится ее догонять. Он идет рядом, краем глаза видит, как постепенно сквозь легкий загар проступает румянец, становится гуще, как негодующе супится стрельчатая бровь.
— Я следователь, — говорит Павел Ефимович. — По делу Сукачева.
Она резко останавливается, поворачивается к нему. Румянец отливает от лица, губы дрожат.
— Слушаю вас.
— Давайте присядем вон в том скверике. Задержу вас на несколько минут.
Она понимает, что он пытается успокоить ее, и начинает волноваться сильнее. На шее запульсировала голубая жилка, глаза чуть увлажняются.
Павел Ефимович подводит ее к уединенной скамейке, садится рядом, стараясь не смотреть на нее, чтобы не смущать еще больше, говорит:
— Вам, конечно, известно о смерти Анатолия Сукачева?
— Да.
— Я спрашиваю всех, кто хоть в какой-то мере знал покойного и может, так сказать, пролить свет… — Он запутывается в словосплетении и умолкает. Почему-то ему очень трудно разговаривать с этой женщиной.
Она прикусывает нижнюю губу так сильно, что, когда начинает говорить, там остаются следы зубов:
— Я знала покойного, но мои показания вряд ли помогут следствию.
— И все-таки…
— Я знала его с самой плохой стороны. Человек он был отвратительный.
— Предполагаете, что имелось немало людей, желавших его смерти?
Аннушка находит в себе силы взглянуть следователю в глаза:
— Я желала его смерти.
— И даже написали ему об этом…
— Думаете, что я…
— Пока еще ничего не предполагаю. Собираю факты. Почему вы написали Сукачеву?
— Не выдержала. Он ставил рогатки Арсению Семеновичу всюду, где только мог, не давал продвигаться по службе, защитить докторскую диссертацию. А в последнее время мешал ему опубликовать очень важные работы в журнале «Интегральные роботы». Сукачев и там был членом редколлегии, он пытался захватить все ключевые посты… Настоящий мафиози… А эти работы для Арсения — дело всей его жизни…
Павел Ефимович чувствовал, что она чего-то недоговаривает, и слегка помог ей:
— И еще…
Она удивленно взмахнула ресницами, обожгла взглядом:
— И еще он пытался за мной ухаживать… с одной целью, чтобы досадить Арсению, унизить его…
Трофимов видит, что ей хочется о чем-то спросить, губы приоткрываются, затем опять смыкаются. Павел Ефимович почти физически чувствует, как ей трудно. Наконец она решается:
— Вы будете опять говорить с мужем?
— Сами сказали — «долг службы».
— Старайтесь поменьше его терзать. К убийству он не имеет никакого отношения.