Глава 26

"В жизненной коллизии любой

жалостью не суживая веки,

трудно, наблюдая за собой,

думать хорошо о человеке."

И. Губерман

И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль

Летит, летит степная кобылица

И мнет ковыль…

Не про кобылицу, — про нас поэт писал! Истинно про нас! Уж на окаянные-то деньки он нагляделся вдосталь. На допросах, говорят, сиживал. До лихости и лютости Демьяна Бедного, конечно, не дорос, но сие, как говорится, не каждому дано.

Когда Петр Великий (тогда еще великим не являвшийся) самолично повелел рубить головы опальным стрельцам, кое-кого, должно быть, тоже основательно прослабило. Сталью кромсать по живому — это вам не где-нибудь в мясницкой хозяйничать. Тут не нервы нужны, а полное отсутствие оных. Почитайте-ка того же Сансона. На совесть работали братишки! Аж, плечи по ночам ломило. Впрочем, не о них речь, — о нас. Первая и главная печаль заключалась в том, что роздыха в ближайшие дни и недели нам не обещалось. Подобно блоковской кобылице я вынужден был мчаться и мчаться, ибо малейшая задержка грозила потерей качества, а остановка могла и вовсе лишить всех боевых фигур. и потому я действовал — без остановок и задержек.

Первый, кого я навестил точас после бойни в «Южном», был Серафим. По моим сведениям, обладатель старорусского и вполне мирного имени был коронован лет семнадцать или девятнадцать назад. Вор, что называется, со стажем. Впрочем, когда пробил роковой час, не сумел защитить ветерана и стаж. До поры до времени Серафим и впрямь пользовался уважением в определенных кругах, но эти же самые круги его в конце концов и схавали, предварительно обмазав маслицем, сдобрив щепотью соли. Очень уж ревностным слыл Серафим приверженцем старых порядков. Все статьи воровского кодекса истово соблюдал, столь же строго спрашивал с других. Старик был непонятен молодым, старик внушал откровенную неприязнь. Да и как было любить такого, если по сию пору Серафим не обзавелся мало-мальски приличными хоромами, вместо «БМВ» катался на старенькой «копейке», аппаратуре «Джи-Ви-Си» предпочитал отечественный катушечный «Маяк». В общем с норовом был старичок. За что и оказался не у дел. Юные помощники тянулись к новому и светлому, не чураясь по локти погружать руки в сверкающее злато, брезгливо щурясь на ветхозаветное. Пройдохи вроде Микиты и Дракулы не желали больше тусоваться на потайных клоповниках. Яркими мухоморами вокруг городов вырастали каменные замки, крытые черепицей двух— и трехэтажные котеджики. Отечественные машины все более превращались в диковинку. Раскормленные краснощекие депутаты в паузах между зевками и ковырянием в носу вякали о росте уровня жизни, в качестве примера кивая за окна, где щекотил тучи золотистый шпиль «Макдональдса», а армии патрулирующих по улицам лимузинов отжимали к бровкам реденькие «Жигули» с «Москвичами». Жить стало лучше, жить стало веселее… Кажется, сие было произнесено в славном тридцать седьмом — в год быка, в год рыка исполинов и мычания ягнят. И снова на землю бычьей тушей наползал девяносто седьмой. Заброшенным в небо прожектором сверху подсвечивала иноземная комета. Любопытствующим инопланетянам давалась возможность в подробностях лицезреть бузящих землян. Век двадцатый, напроказивший, как в сумме предыдущие девятнадцать, спешил умыть руки, сдавая эстафетную палочку пасмурному сменщику, и тот уже егозил ногами у порожка, спеша предъявить человечеству санкцию с подписью Всевышнего. На землетрясения и катастрофы, на спид с энцефалитом, на цунами, войны и смерчи. Не случайная записка, — документ! Так что прочтите и распишитесь. А после ответьте за базар, человеки! Потому как опустили планету. До последнего петушиного уровня опустили.

Телохранителей у Серафима практически не водилось. Сидел какой-то мужичонка в прихожей, вычищал импортным складнем грязь из-под ногтей, а более никого поблизости не наблюдалось. На всякий пожарный Гонтарь остался подле любителя гигиены, а я прошел прямиком в гостиную.

Хозяин действительно оказался на месте. Уже добрый знак, поскольку многие после моих звонков начинают спешно собираться в какие-то загадочные командировки. Серафим был не из таких. Подобно основной массе российских пролетариев терять ему было совершенно нечего.

К моему приходу, впрочем, приготовились. На столе, застеленном простенькой скатерью, возвышалась бутылка «Абсолюта», рядом поблескивала трупиками сардин вспоротая консервная банка. И все! Скромно и достойно. Ни тебе омаров с оливками, ни икры с заливным. Сам хозяин выглядел под стать столу. Ни цепей, ни перстней. Всю истинную красоту Серафима можно было лицезреть либо в баньке, либо на фотографиях милицейских дел. Грудь и спина анфас, руки, кисти, пальцы и ягодицы. Истинные авторитеты — люди скромные. Все свое ношу с собой, и нательная картинная галерея в этом смысле удобна, как ничто другое. Тут вам и православная церквушка, и авангард в виде тварей с раздвоенными языками, и портреты вождей с грозными лозунгами. Хочешь, молись, хочешь любуйся, а хочешь, просто читай, образовывайся.

— Что ж… Здорово, хозяин, — я приблизился к столу и присел на скрипучий табурет. Ноющую ступню приткнул к поцарапанной стенке шкафа.

Серафим одарил меня косым взглядом, молча выставил на стол пару граненых стаканов, налил водки. Без амбиций и чопорности — ровнехонько до половины. Вполне мужицкая порция, без перебора.

— За разговором пришел, пей, а кончать надумал, сам выпью. И твою порцию, и свою.

Я хмыкнул.

— Зришь в корень, Серафим. Выпью, если договоримся. Если нет, то полчасика дам. Ребята подождут.

Кадычок на тощенькой шее уркагана судорожно дернулся. Более ничем этот сфинкс своих чувств не выдал. Тертый калач! Одних ходок — штук семь или восемь. В багаже — геморрой, туберкулез с радикулитом плюс прочие медицинские излишества. Волосики на голове — как шерсть на старой облезлой крыске, лицо костистое, страшненькое — милое дело для желающих изучать анатомию черепа.

Не желая терять времени даром, Серафим поднес стакан к землистым губам, жадно глотнул. Не прибегая к буржуйским приборам, подцепил сардинку двумя пальцами за хвост, ловко перебросил в распахнувшийся рот. Зубов у него было не густо, и все же кусаться этот джигит еще умел.

— Я тебя слушаю, Ящер. Внимательно слушаю.

— Суть проста. Про сабантуй в «Южном» ты уже, конечно, знаешь, и про «Харбин» кто-нибудь наверняка рассказывал. Так что обойдемся без лишних комментариев. С центровыми покончено, Кору и его прихвостней мы тоже положили.

— Ой-ли! — Серафим прищурился.

— Ой-ли, ой-ли, можешь не сомневаться. Осталось, конечно, с полдюжины недобитых ежиков, но и тем иголки повыдергиваем, если хвост поднимут. Но думаю, не поднимут. Себе дороже. И с местью поостерегутся. Особенно в том случае, если место Коры займет уважаемый, солидный дядя.

Хозяин нахмурился. Как всякий пахан, соображать он обязан был быстро.

— Так ты меня в дядьки, выходит, вербуешь?

Я кивнул.

— Точно. Ты, Серафим, волк самостоятельный. В чужую лапту не играешь. Потому и дело с тобой иметь приятно, хотя, наверное, непросто.

— Непросто, согласен.

— Вот я и толкую! Кора с Танцором тебя обижали. Самым сволочным образом. И Осман, бывший твой халдей, переметнулся, как только поманили. Так что не надо мне говорить ни про дружбу, ни про всероссийское тюремное братство. Есть шакалы, а есть волки, и кто ты, по моему разумению, я уже сказал. Главных шакалов я убрал, все прочие поджали хвосты. Стало быть, банкуй. Я поддержу.

— Хвосты поджали, говоришь?

— Поджали, Серафим, я отвечаю. Разумеется, ненадолго. Будем тянуть резину, обязательно зашевелятся. Потому и нужна помощь. Я в вашем мире все равно белая ворона, не усижу, а тебя примут с распростертыми объятиями, в ножки покаянно поклонятся. А кто вовремя ручонок не распахнет — ляжет. Это я тебе тоже обещаю. Вот, собственно, и все, с чем к тебе пришел. Твое дело — решать.

Серафим подпер голову костлявой рукой, пористый нос его издал шумную фистулу. Точно паровоз свистнул перед дальним забегом.

— Что хочешь взамен?

— Ничего, — я покачал головой. — Я ведь не покупать тебя заявился. Да тебя и не купишь. Царствуй и правь, как считаешь должным. Ну, а условия… Условия простые: не затевай серьезных интриг, не ставь подножек. Вот, собственно, и все. Искоренять вашего брата бессмысленно. Даже чекисты это давно смекнули. Так пусть уж братвой заправляет вор честный, не из нынешних проституток. И городу, и мне спокойнее. Сможешь чем-либо удружить, отблагодарю. Будешь держать нейтраль, тоже не обижусь. Суть проще пареной репы: мне не нужна буза, а она, если ты откажешься, непременно начнется.

— Начнется, это верно, — Серафим зловеще улыбнулся. — Трон опустел, так что поползут, охотничики. На крылышках полетят! Со всех сторон!

— Вот и я так полагаю. Охотнички действительно найдутся. Гастролеры из ближайших волостей, разные господа столичники… — Я глянул Серафиму в глаза. — А посему вопрос несложный: тебе это надо? Мне нет. Вот и прибирай княжество к рукам. Время еще есть, — я выложил на стол визитку. — Телефончик моего человека. Ему и будешь сбрасывать нужную информацию, напрямую со мной не вяжись. Для тебя же удобнее.

— Я еще не сказал своего слова, Ящер.

— Неужели хочешь отказаться? — я смешливо шевельнул бровью. — От общака и скипетра? Занятно!.. Я рассчитывал на тебя, Саид.

Он молчал, заставляя меня внутренне скрипеть зубами. Ох, уж мне эта людская гордыня! Ведь наверняка все давным-давно просчитал и решил! Серафимы — они издревле на Руси мозгами славились. И все равно! Хочется поломаться, в важность поиграть!..

— Жаль, коли откажешься. Признаться, другого такого сыскать будет сложно. Крашенный пошел народишка, истиной масти, считай, не осталось.

— Зачем же искать?

— Затем, что время поджимает. — Я забарабанил пальцами по столу. — Сейчас самый момент, Серефим. Упустим инициативу, через недельку, а то и завтра может быть уже поздно.

Вор продолжал молчать.

— Так как, Серафим? Или действительно решил выйти в тираж?

— Почему же… Только дело твое — не пустяк, с кондачка не решается.

— Согласен. Однако и тянуть опасно. Общачок из «Харбина», сам понимаешь, реквизирован, но штучка это такая — любые руки обожжет. Передам его тебе, если договоримся. Считай, окажешься и спасителем, и единственным владельцем.

— Большая сумма?

— Немалая. Все перевезут, куда скажешь. Мне проблемы с вашим братом ни к чему.

— Полагаешь, у меня их не будет?

— Ты, Серафим, — иное дело. Для них ты свой, тебя примут. А мне воевать придется. Не с местными, так с теми, кто приползет со стороны.

— Они и меня попробуют клюнуть.

— Пусть попробуют. Чую, что червячок гвоздиком окажется! — я подмигнул Серафиму. — Составляй команду, оповещай территории. На первое время можешь пользоваться людьми Каптенармуса, потом сам обрастешь шерстью.

Серафим кивнул на визитку.

— Так это его реквизиты?

— Точно. Зовут Капа. Парень добрый, покладистый. Если, конечно, не поворачиваться к нему спиной. Впрочем, встречаться тебе с ним не придется. Хватит телефона, — я поднялся. — Ну? Надеюсь, мы с тобой поладили?

Серафим с нарочитой медлительностью притянул к себе визитку, поднес к выцветшим глазам. Все еще продолжал играть в колебания. Но я-то видел, что старческая водица в его глазах уже вовсю сияла шаловливой рябью. Оживал ветеран! На глазах возрождался. И наверняка мысленно уже прикидывал, кого и за что будет брать, кому стоит припомнить старые обиды, а кого разумнее простить по природному великодушию.

— Что ж, считай, договорились. Но с условием.

— Что за условие?

— На шею ты мне не сядешь.

— Ни я, ни кто другой. Будь спокоен, Серафим. Шеи у нас с тобой нежные, без нужды подставлять их нечего.

Уже у двери он меня окликнул:

— Ящер!

Я задержался.

— Ответь-ка вот на что…

— Я тебя слушаю, Серафим.

— Ты мне и впрямь билет в Сочи выписывать собрался или только пугал? То есть, если бы я, значит, меньжанулся?

— Это ты меня об этом спрашиваешь? — я одарил его скуповатой улыбкой, осуждающе покачал головой. — Идеалист ты все-таки, Серафим! Ох, идеалист!

— И все-таки?

— Мне было бы крайне горько, но… Если враг не сдается, его уничтожают. Это сказал Максим Горький. И опять же — кто не с нами, тот против нас. Вот и кумекай, я тебе не англичанин и не пришелец с Луны, — нормальный потомок российских революционеров…

* * *

Сидя за монитором, я играл в вертолетчиков, вполуха слушая доклады своих экономистов. Сегодня в офис была приглашена ее величество торговля. Толстые дяди, обливаясь потом от страха и повышенной тучности, сбивчиво докладывали о положении дел на местах. Все равно как купцы воеводе. Воевода спрашивал, они отвечали.

В общем и целом положение дел не вызывало особенной тревоги. С наездами наблюдался относительный порядок, Ящера знали в городе и по области. Не пугали и новости с автотрасс. Пеликан, местный соловей-разбойник, трясущий проезжие караваны, миролюбиво сигналил жезлом, давая моим фургонам зеленый свет. Немного шалили налоговые комиссары, но пока хватало отмазки и для них. Тем паче, что знали неугомонные, что разнести из «мух» их навороченные комиссариаты — плевое дело. Другое дело, что не радовали перспективы со столичной политикой.

Аналитик, некогда подобранный Безменом на паперти, бывший политэконом и доцент, имевший публикации в Японии и Штатах, предвещал очередной кризис. Мол, без того бюджет был кретинический, а с ценными бумагами подставились на внешнем рынке, как зеленая пацанва, так еще и облажались с налогами. Разумеется, ничего не собрали (да и какой осел отдаст такие проценты!). Следовательно впереди снова повышение цен плюс какой-нибудь глобальный секвестр. И опять станут искать выход не там. Либо машинку инфляционную запустят, либо затеют очередную военную заварушку. Короче, шило и мыло. Денежек нет, значит, будут выжимать силой. Чем больше нет, тем больше выжимать. Политика крепости дуба! Лицо бывшего доцента тяжелело от гнева. Еще бы! Они ж там в минфине истории никогда не изучали, ни про Ялмара Шаха не слышали, ни про налоговых новаторов Японии. До сих пор, наверное, искренне полагают, что граждане и коммерсанты по первому свистку, обгоняя друг дружку, ринутся с декларациями и пачками дензнаков к улыбчивым кассирам. И кто бы разъяснил им, втолковал и вдолбил, что народец давно уже знает, куда откладывать свободную денежку, подобно деревенскому кулаку готовясь встретить очередную продразверстку с обрезом наперевес.

Словом, о неприятных вещах говорил наш политолог. Типун бы ему, конечно, на язык, но ведь в девяти случаях из десяти угадывал, стервец! За то и держали старикашку на боевом посту, внимали его прогнозам. Вот и сейчас суровый доклад доцента выслушали без особого восторга, понимая, что империя Ящера, разумеется, выживет, а вот барыша не будет. Потому что мясцо да винцо нищему шахтеру не продашь. Он, этот шахтер, денежкой должен шуршать, проходя мимо наших магазинов. А коли монеты нет, то и торговлишка накрывается. Об этом вдохновенно и вещал шибко умный аналитик.

Каротин, мой старый адвокат, сидя в углу, печально кивал, хотя его по большому счету беспокоил не ожидаемый секвестр, а очередные осложнения на таможне. Неприятная рутина продолжалась, и сегодня утром вновь было получено недоброе известие. На этот раз товар внаглую прикарманили братья-прибалтийцы. Наши собственные люди словно в землю провалились, о Густаве по-прежнему не было ни слуху, ни духу. Спрашивается, какого черта и какого дьявола? Не объявлять же из-за партии иномарок войну всему приграничью!..

С вертолетом, которой я вел сейчас меж горных вершин, тоже выходила полная несуразица. Тот, кто сочинял программку, был явно нерусского происхождения, сочувствуя душманам, но никак не летчикам. Пушки, ракеты и людишки, прячущиеся в расщелинах, лупили по моему вертолету со всех сторон. Метко, надо признать, лупили, а вот мне отчего-то постоянно не везло. Даже на легчайшем уровне вертолет Камова сбивали максимум минуты через три-четыре. Это лучший-то в мире вертолет! А боезапас кончался быстрее, чем вода в запрокинутой лейке. Глядя на экран, я так и видел щерящееся лицо программиста. Выиграть было невозможно, и в этом заключалась главная пикантность задачки. Перед кабиной вертолета в очередной раз полыхнуло зарево, аппарат обморочно закружило, понесло на скалы.

Зло колотя по клавишам, я подумал, что и это должно, по идее, стать государственной задачей — настраивать талантливых программистов на создание умных и патриотических игр. В пику всем этим Дум-1 и Дум-2. Пора ведь, граждане правители, и соображать научиться! Не одним днем сегодняшним процветаем и маемся! И статистика убедительно свидетельствует: нынешние акселераты общаются с компьютерами куда как чаще, чем с книгами. А отсюда мораль… Под зад всех старперов из высших эшелонов! Метлой, коленом и шваброй! Потому как время наконец сообразить: страну УЖЕ схавали. Не заплатив ни единого доллара, ни единого цента. Глупейшими сериалами и бесчестными игрушками, в коих юный россиянин с азартом лупит из «Миражей» и «Си Хариеров» по родным бээмпэшкам и бэтээрам. Профукаете, братцы, подрастающее поколение! Ох, профукаете!.. Взять тех же ханарцев с мормонами — ведь не ленятся! Как гиены рыскают по республикам, в школы заглядывают, в дет-сады, а квелая наша патриархия в ус не дует. Детки в белое братство подаются, к архангелам востока, а мы не чешемся. Впрочем, это стратегия, а нашим политикам-нытикам в тактике бы разобраться…

Выйдя в ДОСовский режим и выцепив курсором игру «Геликоптеры», я стер ее к чертовой матери. Оторвавшись от экрана, встретился глазами с Каротином. Ох, не соколом ясным смотрел он на меня! Далеко не соколом!

— Делаем так, — я скрестил на груди руки. — Дальнобой аккуратно сворачиваем, ограничиваем операции в пределах области. Пока не прояснеет в Москве.

— А как же Китай, Корея?

— Восток — дело особое, хоть и тонкое. Они, разумеется, вне конкурса. Будем продолжать работать, но никаких расширений. Пусть головотяпы из НАТО расширяются, а мы будем скромненько протаптывать старые тропочки и сопеть себе в обе дырочки. Напрямую — выгоднее, согласен. Но пока рискуют другие, лучше переплачивать. Полетит наша колонна, будет обидно, если провинится посредник, мы из него выколотим все до последней копеечки.

— Такой и валюты уже нет — копейка!

Я одарил шутника ласковым взглядом, заставил поперхнуться.

— Повторяю, в дальнобое никаких прямых операций. Чужих спинушек хватает. Но знать все и о каждом. Реквизиты по пять раз перепроверять! Год предстоит нелегкий, так что о любом чэпэ немедленно докладывать. Если кого возьмут за цугундер, ноги в руки — и бегом ко мне. В противном случае выцеплю на дне морском. На этом все. Все свободны, кроме Каротина.

Торговый люд, пыхтя, загромыхал стульями, потянулся на выход. Когда дверь затворилась за последним, я повернулся к адвокату.

— Ну-с, а теперь с вами, монсеньор… Твоя команда на месте?

— В общем да. Петляев, правда, убрел. В столицу переехал. Но вместо него подобрал одного аспирантика. Очень способный молодой человек. Быстро набирает вес.

— Все вы набираете вес быстро. Где только костюмчики умудряетесь покупать… — Я поморщился. — Ладно, к тебе будет такая же просьба. Особо каверзные дела не брать, работать в полнагрузки, держать состояние боеготовности.

— Что-то может подвернуться?

— В любой момент. Надо, чтобы два-три человека всегда могли подскочить и вступиться.

— Я так понимаю, тучи сгущаются?

— Это я их сгущаю. Намеренно. Но, думаю, обойдется без молний и прочего электрического треска. Просто на всякий случай подстрахуемся. Компенсация, само собой, не запоздает. Не пенсия, как ни крути, и не зарплата.

— Тогда никаких проблем, — Каротин прихлопнул пухлой пятерней по колену. — И сколько такой режим протянется? Хотя бы ориентировочно?

— Я уже сказал: предположительно с годик. Может, меньше, на что я крепко надеюсь.

— Понял. Что-то еще?

— Есть заданьице. Пошукай через свою сеть о таможенных заморочках. Кто-то на европейской границе нам палки в колеса сует. Ты ведь тоже по этим делам когда-то работал.

— Исходная информация?

— В общих чертах все у Сени Рыжего. Подробности и нюансы у Безмена. Он, правда, в столице, но постоянно на связи. Телефон у тебя мобильный?

— Сотовый, — Каротин коснулся нагрудного кармана.

— Вот и ладушки. Особо, конечно, языками не чешите, сотовую связь ныне только дурачок ленивый не слушает.

— Это я знаю.

— Ну и хорошо, что знаешь. В общем свяжись с секретарем, он все тебе растолкует. Но копай осторожно. Похоже, к нашим товарам крупные шишки руку прикладывают. Твоя задача выяснить — кто конкретно играет против нас. Само собой, неплохо бы оценить силы противника. Хотя бы приблизительно.

— Понял.

— Тогда бывай.

Прощаясь с Каротином, пришлось пожать его липкую лапку. Наблюдая за утиной походкой адвоката, я всерьез усомнился — пролезет ли он в дверной проем. Но малый оказался крученым! Уже перед самой дверью развернулся боком и все-таки протиснулся. Оно и понятно, его здесь не покормили. А то бы застрял. Как Вини-Пух на выходе из гостей.

Загрузка...