Прыжок в послезавтра

Голоса планеты

Он все утратил. Он всех потерял. Того мира, в котором он жил когда-то, больше не существовало. А новый мир пугал неизведанностью.

Вначале он и не думал о новом мире, потрясенный тем, что судьба сыграла с ним еще одну, самую невероятную и жестокую шутку. Друзья умерли. Он сознавал, что они уходили из жизни не одновременно: кого-то подкосила болезнь, кто-то узнал старость. Однако сердце было не в ладах с рассудком. Для Селянина друзья умерли неожиданно, все сразу. Ольга - вместе с ними. Он - один.

Селянин с гневом подумал о девчонке, взявшей на себя роль Ольги. И лишь теперь - мысли о новом мире. Какой он? Чем лучше прежнего?

На мгновение Валентина охватило то самое любопытство, которое побуждало мореплавателей и землепроходцев с риском для жизни искать новые страны, а ученых толкало на подвижничество в науке. Но тут же он понял, что его любознательность обесценена, если не бессмысленна. Путешественник совершает открытие прежде всего не для себя, а для своей Родины, и это наполняет его жизнь высоким смыслом. Ученый ставит опыты, чтобы познать истину, необходимую всем. А кому и какая польза от того, что сможет увидеть и понять он, Валентин Селянин, оживший предок, ископаемое вроде птеродактиля? К нему и относиться будут словно к диковинке из древности: со снисходительным интересом, в душе смеясь над его наивностью и невежеством.

В том, прошлом, мире Валентин сознавал себя хозяином и работником, которому до всего есть дело и который ответственен за все. Новый мир не нуждается в нем.

После объяснения с самозваной Ольгой Валентин избегал встречаться даже с врачами. Его и не беспокоили. Однако все его желания исполнялись прежде, чем он осознавал их. Например, однажды утром, когда его потянуло на воздух, в лес, он неожиданно увидел возле шкафа с одеждой пару отличных лыж с легкими, гибкими палками. И он понял, что ему нужны сейчас именно лыжи. Вечером следующего дня ему стала тягостной тишина. И тотчас он увидел на столе в гостиной плоский четырехугольник из стекла или похожего на стекло материала. На широкой подставке были клавиши, совсем как у игрушечного пианино. Первый и последний были черные. Остальные казались матовыми. Когда Валентин нажал крайний справа клавиш, экран осветился, стал голубым. Впечатление было такое, словно распахнулось окошко, за которым бесконечность неба. А потом возникло лицо мужчины, и Валентин понял: диск - это подобие телевизора, только цветного и стереоскопического. Что ж, именно такой рассказчик, не способный видеть и слышать его (а значит, и потешаться над ним), был сейчас нужен Валентину. А мужчина, дружески улыбнувшись, проговорил:

- Здоровья и больших открытий, товарищи! Мне приятно поделиться важнейшими новостями планеты. Прежде всего сообщение-молния из клиники Томского лесопитомника. Твое слово, Клавдия Михайловна.

Экран на мгновение угас, а потом возникло лицо Клавдии Михайловны. Селянину показалось, что женщина смотрит прямо в его глаза.

- Перемены незначительные, - начала Клавдия Михайловна. - Психологи предполагали, что возвращение к жизни через столько лет может вызвать психологический шок. Так оно и случилось. Мы радуемся тому, что сумели уберечь нашего нового друга от потрясения, когда он был физически немощен. Конечно, ему и теперь нелегко. Однако он уже достаточно окреп. У него сильная воля. Мы надеемся - более того: уверены - все окончится благополучно. Вчера он четыре часа двадцать три минуты провел в лесу на лыжах. Ночью крепко спал. Сегодня после обеда опять был на лыжной прогулке и вернулся в клинику два часа назад. У нас есть все основания считать, что он оправится от потрясения в ближайшую неделю и вы увидитесь с ним.

Клавдия Михайловна не назвала имени, но Валентину стало ясно: она говорит о нем. Однако почему в экстренном сообщении? Почему так, словно его имя всем известно и на Земле только и ждут вестей о нем?

А на экране опять появился ведущий.

- Прослушайте, друзья, перечень новостей, собранных видеогазетой. Номер первый. После осуществления эксперимента «Анабиоз» рабэн Даниэль Иркут выдвинул новую важную идею. О ней расскажет Ричард Бэркли, член Всемирного Совета. Прослушайте и сообщите в общепланетный центр общественного мнения свое отношение к этой идее. Номер второй: загадочные вспышки в поясе астероидов. Номер третий…

Когда объявлялся номер сообщения, тотчас освещался изнутри клавиш с соответствующей цифрой. Цвет клавиша уже был не белый, а красный, синий, желтый - всегда контрастный по отношению к соседним.

Новости, поток новостей и непривычных терминов! Он захлестывал, этот поток, и чем глубже Валентин опускался в него, тем непрогляднее было вокруг.

Селянин стал смотреть и слушать ни во что не вдумываясь. Так было легче.

А на экране возникли двое: немолодой мужчина с усталыми глазами и морщинками возле губ, говоривший неторопливо и чуточку хрипло, и женщина, ровесница Клавдии Михайловны, - она лишь изредка роняла короткие вопросы. Была странность в том, как они произносили слова: движения губ не всегда совпадали со звуками. Казалось, раздается перевод, а не подлинная живая речь.

- Повторяю, товарищи, - доносился неторопливый голос. - Всемирный Совет надеется, что управление общественного мнения выяснит, возможно ли высвободить два-три миллиона рабэнов и расэнов, которые нужны для разработки проекта «Циолковский». Рассматривая все доводы «за» и «против», каждый из нас должен иметь в виду, что массовое переселение на одну из ближайших планет - едва ли не главная практическая задача. Без этого наша цивилизация неминуемо придет в упадок.

Мужчина провел ладонью по лицу, казалось, смахивая усталость, морщинки возле губ стали глубже.

Женщина обеспокоенно посмотрела на него.

- У тебя что-то неладно… Ты здоров?

- Не беспокойся… А мое настроение… Сегодня нашей лаборатории отказали в энергии для экспериментов.

- Извини! - смутилась женщина.

- Ты ни в чем не виновата. Да и шла ты вовсе не к сотруднику Института сверхчистых металлов, а к члену Всемирного Совета. Мои научные неприятности - не помеха для разговора о проекте «Циолковский»… Да и отказ… Он меньше огорчил, чем прежние. Сейчас появилась хотя бы надежда, что ограничениям вот-вот конец.

- Из-за проекта «Циолковский»?

- Да. Прежде такой перспективы не было, и это особенно осложняло обстановку в научных коллективах.

А Валентин вспомнил об Эле. Ведь она тоже работала в Институте сверхчистых металлов. Вряд ли в том же, где и этот усталый мужчина, член Всемирного Совета, но явно в институте того же профиля. И ей тоже могут запретить опыты… Впрочем, что ему до Эли с ее удачами или неудачами?!..

- Но почему ты связываешь проект «Циолковский» и осложнения, которые все чаще возникают в научных коллективах?

- Потому, что дерево не бывает без корней. А корни, очевидно, в обострении наших общих земных проблем… Первая из них - опасность перегрева планеты. Выработка энергии вот уже сто лет назад достигла предельно допустимого уровня. Превысить его нельзя: наступят катастрофические последствия. В первую очередь таяние ледников… Ты помнишь древнюю легенду о прокрустовом ложе? У человека, который не умещался на нем, отрубали ноги. Ужасная легенда! Но еще ужасней, что в положении этого несчастного оказалось человечество. У нас неприкосновенна лишь энергия, необходимая для обеспечения жизни и здоровья людей. В остальных же случаях мы отсекаем без пощады все, что не укладывается на прокрустово ложе энергетики. Страдают прежде всего научные эксперименты. Ведь иные из них требуют десятков и сотен миллиардов киловатт-часов…

- И твой тоже?

Мужчина кивнул.

- А в космос его вынести нельзя? В последние годы много об этом говорят.

- Наша лаборатория ищет принципиально новый метод выделения металлов из морской воды. Цель моих опытов - океанские течения, а их нет на Венере и Марсе… Да и не об одной нашей лаборатории речь.

- Но ведь на Земле одна из главных забот - забота о счастье людей! Вот хотя бы последний пример: биологизация техники. Совершенные биологические машины приносят много добра любому из нас. К тому же - экономия энергии. Кстати, в сегодняшнем выпуске видеогазеты мы даем репортаж о последнем машиностроительном заводе, на котором используются едва ли не музейные двигатели - все эти электромоторы, газовые турбины и как их там еще называют. Завод демонтируют. Тебя не радует это?

Мужчина вновь провел ладонью по лицу.

- Отчего же: радует!.. Как можно остаться равнодушным, если всюду, где целесообразно, установлены самые эффективные, самые безотказные биологические машины?.. Нет, я радуюсь. Но рядом и печаль, не скрою. Ведь старых малоэкономичных двигателей практически не осталось. Значит, экономия энергии за счет замены таких двигателей будет ничтожна. Нет, самый разумный выход в переселении на соседнюю планету, причем самом решительном. Пока на Луне живет не более тридцати миллионов, на Марсе - пять миллионов, на Венере и того меньше - три с половиной миллиона человек. Поселения, упрятанные в толще лунных пород, герметизированные колонии на Венере и Марсе - решение ли это проблемы? Нам надо отправить туда для начала хотя бы миллиардов шесть-семь. Миллиардов, а не миллионов, как сейчас. О достоинствах нового открытия Даниэля Иркута я уже говорил. Однако не удержусь, скажу снова: у нас есть теперь возможность в самый короткий срок выяснить, как быстрее и легче приспособить для людей одну из ближайших планет. Всю планету целиком!.. Умный план действий - половина успеха.

Мужчина пристально посмотрел прямо перед собой. (А Валентину опять показалось, что на него). И голос стал более твердым, почти резким, без усталой хрипотцы.

- Атлетами не рождаются. Атлетами становятся в борьбе… Чтобы не ожиреть телом и духом, мы обязаны бросить поистине смелый вызов космосу и для начала обосноваться хотя бы на соседних планетах так же, как на Земле.

Мужчина улыбнулся.

- Ты напомнила мне о предстоящем репортаже. Я посмотрю его с удовольствием. Тебя же приглашаю на мой опыт. Сегодня его не разрешили, но скоро станут возможными любые разумные эксперименты… Кстати, мне дали толковый совет… Все очень просто… Мне предложили продумать наши опыты с помощью коллективного мозга.

- Значит, опять рабэн Иркут и проект «Циолковский»?

- Да, рабэн Иркут. Точнее, замечательная аппаратура, которую он создал. Досадно, что ни мне, ни моим товарищам не пришло в голову воспользоваться ею.

- Чему удивляться? Давно ли она появилась, аппаратура для коллективного мышления!

- Я верю, мы найдем самый экономный путь к цели, - продолжал мужчина. - По-моему, нас ждут поразительные по красоте и грандиозности перемены во Вселенной, новые свершения на Земле, в жизни каждого человека. - И мужчина произнес, обращаясь словно бы к Валентину:

- Благодарю за внимание!..

Экран погас. Раздался нежный перезвон колокольчиков. Последние слова и звон - это было совсем как в двадцатом веке, родном и невозвратимо ушедшем двадцатом веке.

А потом на экране появилась девушка в желтом комбинезоне. Она чуточку хмурилась.

- Наш корабль пересекает сектор ДЦ-3, направляясь в сторону Марса. Час назад, а затем еще через двадцать минут по земному отсчету времени бортовые приборы отметили яркие вспышки прямо по курсу. Причина вспышек неизвестна. Сообщаем об этом Земле.

Девушку сменили на экране двое мужчин. За их спиной была карта звездного неба.

- Видеограмма с корабля «Чайка-7», которую мы только что показали, принята с запозданием, - заговорил один из них, и опять движения губ не всегда совпадали со звуком. - Сообщение передавалось через орбитальные ретрансляторы. Сейчас аналогичные известия поступили также от двух станций, расположенных в поясе астероидов. Там тоже заметили необычно яркие вспышки. Более того, было отмечено внезапное усиление нейтронного и гамма-излучения. Возможно, произошло сближение обычной материи с антиматерией и неизбежная при этом аннигиляция.

- Вот точки, где были замечены вспышки, - вступил в разговор второй мужчина, протянув руку к карте, где замерцали два зеленых огонька, расположенных почти вплотную друг к другу. - К сожалению, нам не удалось получить информацию со станции «Артур-9», которая находилась в непосредственной близости от района вспышек. Очень значительны помехи, вызываемые активностью Солнца. Лазерная связь станции с Землей также невозможна, пока между нами Солнце. Нас, астрофизиков, чрезвычайно заинтересовало уникальное явление в поясе астероидов. Решено немедленно послать в район вспышек скоростную автоматическую лабораторию…

Селянин неотрывно смотрел и слушал, пока видеогазета не окончилась.

На дне океана возле Курильских островов что-то такое делают: не то собираются отводить из земных глубин скапливающуюся там и вызывающую землетрясения энергию, не то, наоборот, очаги взрывов хотят гасить в недрах планеты… Где-то в Антарктиде пробивают гигантскую скважину или тоннель к центру Земли… Африканский институт эвристики разработал облегченную модель искусственного мозга…

Валентин смутно припомнил это слово: «эвристика».

Кажется, им обозначали науку о законах интуитивного творческого мышления. В его время лишь утверждалось само это понятие «эвристика»…

Внешний вид облегченной модели мозга тоже не внушал почтения: белая тумбочка с разноцветными глазками на передней стенке - вот и все, что он увидел.

Но услышав, что эта «тумбочка» способна самостоятельно совершенствовать конструкцию механизмов и технологию, что она же руководит рационализацией, отдавая необходимые команды роботам-исполнителям, Селянин проникся невольным уважением к белому аппарату.

Были в видеогазете и сообщения, взволновавшие Валентина как раз своей понятностью.

Из главной видеостудии планеты передали концерт певицы Нико Лицаро. Смуглая, с крупными губами, артистка озорно улыбалась. Поднятые, словно парящие руки чуть вздрагивали в такт мелодии, которую вел не то оркестр, не то многоголосый хор. Вероятно, все же оркестр инструментов, давними предками которых были электронные инструменты двадцатого века. В то время они вызывали у Валентина ощущение чего-то холодного и далекого, как космос. Теперь в них были теплота и гибкость, глубина, яркость и одновременно тончайшая игра светотеней. Валентин так, в цвете, воспринимал эти звуки.

Артистка еще не начинала песни. Но руки ее и тело были словно частью мелодии, дополняли, продолжали мелодию. Валентин вспомнил танцовщиц и певиц Индии. У Нико Лицаро было что-то от их искусства. А потом артистка запела. Оркестр сразу отодвинулся, поблек перед ее голосом.

Валентин, пожалуй, не смог бы сказать, что за голос у Нико Лицаро - не просто глубокий, но какой-то щедрый, хотя в песне была и насмешка и горькая жалость.

«Никогда бы не подумала, что ты, юноша, способен на такой славный подвиг: полюбить замужнюю женщину, - так или примерно так говорилось в песне. - О, я в восторге от твоей отваги. У меня кружится голова. Не от стыда, нет! От высоты, на которую ты вознес меня. Но знаешь, я все-таки не очень надеюсь на себя: ведь я слабая женщина. Давай позовем на помощь твоих и моих друзей. Вот если они одобрят нас с тобой… Или сделаем вот что: мы спросим моего мужа и моих детей. Это самое разумное - обратиться к ним… Куда же ты убегаешь, юноша, жаждущий любви? Оглянись: мой муж и мои дети спешат сюда. А следом торопятся твои ровесники. Почему же ты убегаешь?..»

Валентин подумал о своем времени. Было тогда немало объективных причин, которые усложняли и отравляли жизнь, взаимоотношения людей. Но были причины и субъективные, пожалуй, особенно обидные… Вот и эгоизм Ольги. Впрочем, эгоизм ли? Нет, она не была эгоисткой, его Ольга. Она увлеченно мечтала о подвигах, уважала сильных, тянулась к мужественным. И все-таки чего-то в ней недоставало. Быть может, умения вытерпеть до того момента, когда появляется второе дыхание. Да, именно этого. Ведь нравственные силы человека тоже могут обрести второе дыхание. Но путь к нему труден, неимоверно труден. Не все выдерживают его. Ольга сходила с дистанции в самом начале.

А Эля? Какая она? И все его новые знакомые, какие? Умеют ли они подмять, подавить страх, лень, корысть, душевную усталость?

В гостиной посветлело, но Валентин не заметил этого. К тому, что в комнатах свет угасал и усиливался без прямого вмешательства человека, он успел привыкнуть.

Лишь тихий шорох вернул его к реальности.

- Не помешаю? - спросил, подходя, Илья Петрович.

- Нет, что вы! - Селянин непроизвольно внимательно всматривался в его лицо, мысленно допытываясь: «А ты какой?»

И лишь теперь он обратил внимание на необычно светлый лес за окном. Час был поздний. Почему же светло? Фонари? Но ведь нет там фонарей! Белая ночь? Но ведь зима, и потом - какие белые ночи в средней полосе России? Неужели где-то пожар?

- Что вас удивило? - спросил Илья Петрович. Лицо его было спокойным, но, пожалуй, тем наружным спокойствием, которое призвано скрыть глубокую озабоченность, если не тревогу.

- Горит!..

- О чем вы? - не понял Илья Петрович. - Или свет?

- Да, свет… Вчера его не было.

- Ничего особенною: тучи разошлись, а теперь полнолуние. Можно, я посижу с вами? - Илья Петрович умолк.

- Вас что-то тревожит? - спросил Валентин.

- Мне вспомнилась дочь, - мягко объяснил Илья Петрович. - Я не видел ее уже три года. Она далеко… В поясе астероидов… Вот и взгрустнулось… Кстати, я почему-то лишь теперь сообразил, что в ваше время ночи были совсем иные. Не такие светлые, не белые. Для вас… - Илья Петрович точно споткнулся. - Можно попросить об одном… В общем, надо условиться. Мне было бы приятнее - и всем вокруг тоже - обращаться на «ты», а не на «вы». Так принято у нас. Мы все сыновья одной матери-Земли.

Его как равного принимали в свою среду люди нового времени! - вот что было для Валентина за словами Ильи Петровича.

- Значит, договорились, - сказал врач. - Да, о белой ночи… Теперь лунная поверхность покрыта специальной пленкой и отражает не семь, как прежде, а почти девяносто процентов падающего на нее солнечного света. Тебе ко многому придется привыкать.

- Что можно увидеть еще? - Селянин кивнул на экран посреди стола.

- Я лучше сам расскажу тебе… - Илья Петрович заметил тень досады на лице Валентина и понял, что тот предпочел бы наедине с экраном знакомиться с Землей. - Что ж, как знаешь… Но лучше перейди в соседнюю комнату. Этот аппарат… Он очень устарел. Мы считали, что целесообразнее познакомить тебя сначала с ним. Он чем-то похож на радиоприемники твоего века.

- Я знал и телевизоры! - запальчиво возразил Валентин.

- Тем лучше, если так, тем лучше, - успокаивающе повторил Илья Петрович, и Валентин со стыдом подумал, что выглядит, вероятно, наивным и смешным в своей запальчивости и обиде.

Врач привел Валентина в небольшую комнату рядом с гостиной.

- Узнаешь?

Селянин недоуменно осмотрелся. Вот огромное окно. Вот стена, словно заключенная в светло-голубую раму. Стол и стул у двери. Нет, он не был в этой комнате.

- Здесь было твое свидание с Элей, то есть с Ольгой. В тот день, помнишь? - подсказал Илья Петрович. - Не узнаешь?.. А теперь?

Он нажал кнопку на крышке столика, и внезапно стена, обрамленная голубой рамой, исчезла, словно испарилась. Осталась только голубая полоса на стенах и полу. А еще увидел Валентин продолжение комнаты, стеллажи слева, письменный стол. Казалось, через мгновение сюда вбежит Ольга… Не надо!

Прежде чем Валентин успел сказать об этом, стена возникла на прежнем месте, и комната стала вновь маленькой и пустой.

- Это видеопанорама, - промолвил Илья Петрович. - А была перед тобой рабочая комната Эли за тысячу двести километров отсюда.

- Что вы хотите этим… - начал было Валентин, но Илья Петрович укоризненно взглянул на него:

- Не «вы»… «Ты»!.. Мы же условились, Валя.

- Ладно, - послушно повторил Селянин, чувствуя, однако, неловкость оттого, что обращается так к человеку, который значительно старше и очень мало знаком ему.

- В тот день Эля, узнав о твоем состоянии, только и успела, что прибежать к себе домой.

- Но ведь она была рядом. Запах духов…

- И все-таки она находилась очень далеко. Садись, сейчас сам во всем убедишься. Вот кнопки. Нажми любую, и она приблизит тебя к самым далеким уголкам планеты. Одну минуту. Психологическую имитацию лучше выключить. К ней надо привыкнуть… А теперь действуй.

Но прежде чем ткнуть пальцем в первую попавшуюся кнопку, Валентин не без смущения спросил о странном несоответствии движений губ и реальных звуков, замеченном им во время прежних видеопередач.

- Нет, все так и есть. Ты наблюдателен, дорогой Валентин. Говорят чаще всего либо на принятом в науке общепланетном языке, либо каждый на языке своего народа. Ты слышишь синхронный перевод, - ответил Илья Петрович.

- Но ведь всякий раз иной голос, тембр, построение фраз… А это же неповторимо, почти как отпечатки пальцев!

- Кибернетический переводчик точно воспроизводит манеру речи того, кто выступает.

Валентин не стал больше допытываться, уразумев главное: языковая проблема на Земле решается не совсем так, как представлялось в двадцатом веке. Правда, общепланетный язык науки, о котором мечтали ученые, - реальность. Но электронный чудо-переводчик позволил сохранить и национальные языки со всей их неповторимостью и красотой.

Селянин включил видеопанораму. Стена напротив мгновенно исчезла. Запахло водорослями, солью. Стало знойно. И насколько хватал глаз, голубела вода. Слышался плеск волн.

До глубокой ночи просидел Валентин в комнатке, действительно ставшей для него окном в обновленный мир. Утром вновь занял место у стола-пульта. Он провел возле экрана и еще один день, а потом закрылся в спальне, пытаясь разобраться в лавине новостей.

Когда-то люди мечтали покорить пустыни Азии и Африки, построить подводные города на гигантских шельфах морей и океанов. Все это стало явью.

Когда-то грезили об отеплении Сибири и Канады, ломали голову над тем, как заставить плодоносить каменистые горные хребты. Все это осуществилось.

Люди потеснили море, соединив острова, создали гигантские водоемы посредине материков.

Перемены восхищали Валентина, рождая гордость за человеческое всемогущество. Перемены пугали Валентина, потому что убеждали его в собственном ничтожестве.

Он с оторопью думал о встрече с людьми.

Он с нетерпением ждал этой встречи.

Три человека ему были знакомы, но двое были врачами, он относился к ним, хотя и с уважением, однако чуть снисходительно. Это осталось с тех пор, когда он работал в тундре и частенько поступал вопреки предостережениям эскулапов, даже посмеивался над их страхами. Об Ольге, вернее Эле, Валентин старался не вспоминать. Он вычеркнул ее из памяти… Хотел вычеркнуть.