Проводники судьбы (СИ)

Глава 2.Два солдата

У линии горизонта появились первые слабые отблески солнца, но землю еще покрывала предрассветная мгла. Все небо заволокла плотная пелена облаков. Наступал еще один серый день. Ни день, ни ночь, как говорили в этих местах. Весь октябрь и большую часть ноября почти все время, не прерываясь, моросил мелкий дождь. Он превратил грунтовую дорогу в отвратительное месиво, по которому почти невозможно было идти пешком и очень сложно — проехать на машине. Маленькая деревня носила странное название Малые Бугры, написанное мелом на дорожном указателе, в нескольких местах пробитом автоматной очередью. Всего‑то: несколько десятков домов, наспех оборудованный склад боеприпасов, рядом с ним два старых грузовика с нарисованными на бортах звездами и посреди улицы один — единственный колодец.

Несмотря на то, что предрассветный воздух был чист, деревню словно окутывала серая пелена. Все одного цвета: хмурое небо, покрытые копотью стены домов и даже озабоченные лица людей, время от времени появляющихся на улице, и то лишь для того, чтобы набрать воды в колодце или просто скрыться в дверях другой лачуги.

Сегодня было очень тихо, даже подозрительно тихо. Обычно людей на рассвете будили не крики петухов, а автоматные очереди или визг разрывающихся снарядов, сброшенных с воздуха, но в этот раз ничто не нарушало безмолвия. В деревне вот уже несколько недель стояла небольшая часть, и за этот срок она лишилась половины своего личного состава.

Одна из самых больших изб поселения одновременно использовалась и как склад, и как жилое помещение. Все углы заставлены ящиками с боеприпасами, из обстановки только стол, кровать и три покосившиеся табуретки. Нехитрый скарб хозяев: старая одежда, кое‑что из посуды, подранные одеяла и еще что‑то малопонятное — лежало грудой в дальнем углу большой русской печи. Там же, вероятно, и спал кто‑то из членов семьи. Лишь голубые занавески на окнах придавали избе обжитый вид, служа единственным напоминанием о домашнем уюте.

На столе вместо скатерти была расстелена газета месячной давности. 17 октября 1943 года — тот самый страшный день, когда фашисты окружили деревню, отрезав как солдат, так и местных жителей от всего окружающего мира.

У печи проворно сновала невысокая русоволосая женщина лет сорока. Вид у нее был усталый и измученный, а плечи сгорбились под тяжестью забот и тревог. На лбу залегли глубокие морщины, но голубые глаза, так же, как и в дни покоя и благоденствия, излучали мягкий свет.

Внезапно тяжелая деревянная дверь скрипнула, и женщина вздрогнула от неожиданности. Резко обернувшись, она увидела на пороге молодого солдата. Шинель перепачкана грязью, голова непокрыта, волосы всклокочены, все лицо в копоти. Но юноша ласково улыбнулся, и от сердца сразу отлегло:

— Вот я и дома, родная!

— Слава тебе, Господи! Все обошлось, — пробормотала женщина. На глазах ее выступили слезы.

— Ну что ты? Что ты? Не плачь! — уговаривал ее солдат, крепко прижимая к себе и целуя в лоб. — Как же могло быть иначе?

— Как же ты без шапки? — шептала женщина, ласково гладя юношу по волосам. — Зори‑то нынче холодные.

Тот неопределенно пожал плечами, прошептав:

«Хорошо, что голова моя не осталась там же, где и шапка».

— Садись, дружок, отдохни. Устал, небось, с дороги. Я тебя сейчас чаем напою. А ты пока расскажи, как все было.

— Да что тут рассказывать? Мы потеряли троих, — он перечислил фамилии. — И будь я проклят, если собранные нами разведданные того стоят.

— А Артем жив?

— Да, с ним все в порядке. Сейчас только доложит полковнику и придет сюда.

— И то хорошо. Я ведь за вас двоих молилась: сначала за тебя, потом за него.

— Лучше бы наоборот: сначала за него, потом за меня, — с улыбкой поправил молодой солдат. — Он рисковал сильнее, чем я. А вот и он сам, легок на помине, — добавил он. — Заходи, друг, посиди с нами.

Артема не пришлось долго упрашивать. Это был молодой человек, лишь немного старше своего товарища, судя по погонам, в звании младшего лейтенанта.

— Как приятно снова оказаться дома! — произнес он, входя. — Вот и свиделись, — обратился он к женщине. — Здравствуй, Маша! Ну, как ты тут без нас? — добавил Артем, обнимая ее.

— Да, помаленьку… И почему меня все тут называют Марией? Это же не мое настоящее имя.

— Возможно, потому, что так звали мать Иисуса, — с улыбкой произнес солдат.

— Ну, что ты такое говоришь?.. — смутилась Мария. — Это же богохульство!

— Это правда. Ты просто святая! — ласково произнес юноша, коснувшись ее щеки.

Затем он обратился к Артему:

— Ну, и что сказал полковник?

— Да, ничего особенного… — отмахнулся тот.

— Надеюсь, то, что мы узнали, действительно оказалось ценным?

— Да, вполне.

— И в чем же дело? Я тебя насквозь вижу. Плохие новости? Рассказывай!

— Не то, чтобы плохие… Может статься, и хорошие…

— Ну, что там? Не тяни!

— Только что прибыл грузовик, нагруженный продовольствием и боеприпасами…

— Но это же замечательная новость! Как им удалось прорваться через окружение?

— Чудом, не иначе! Вот только груз предназначен не только для нас, но и для Вересаевки. Думаю, ты знаешь, где это находится…

— Да, двадцатью километрами севернее.

— Верно. И нам с тобой досталось почетное право доставить часть груза в это самое место.

— Это безумие! Единственная дорога, по которой может проехать машина, идет по открытой местности. Обстрелять ее не составит труда. А одна пуля из винтовки, нацеленной на бензобак, и все, конец! Сам знаешь.

— Знаю, конечно, а еще знаю, что приказы не обсуждаются. Что поделаешь? — Артем пожал плечами. — Полковник считает, что раз однажды удалось прорвать окружение, то нам с тобой это удастся вновь. Не печалься! Прорвемся!

— Ты не должен ехать. Уж лучше я один!

— Не забывай: ты тоже можешь погибнуть. Или попасть в плен. Это одно и то же, в конце концов. Да и вообще, — Артем засмеялся, — я тут старший по званию, и приказы отдаю тоже я!

— А если я не подчинюсь? Ты отдашь меня под трибунал? — дерзко улыбнулся его друг.

— Ну ладно, ладно… — примирительно начал Артем. — Пойдем уже, нас еще ожидает инструктаж.

Мария все это время молчала, слушая разговор друзей. Но на лице ее проявились невесть откуда взявшиеся морщинки, а взгляд угас.

— Вы еще зайдете сюда до отъезда? — спросила она у молодых людей.

— А как же! — заверил ее Артем. — Мы выезжаем только с наступлением сумерек. Кипяти чай, Машенька, мы сейчас вернемся.

— Не грусти, все образуется! — добавил молодой солдат.

— Ну, пошли, пошли уже! — поторопил его Артем, открывая дверь и хлопая друга по плечу.

Слушая наставления полковника, молодой солдат думал о том, что, вероятно, напрасно убеждал товарища в невыполнимости задания. Не в первый раз они оба шли на риск и не раз уже с честью выдерживали самые суровые испытания. А риск на этот раз был как нельзя более оправдан. Жители соседней деревни, так же, как и они сами, наверняка уже долгое время голодали. Сам он был вынослив и мог какое‑то время обходиться без еды, но страдания женщин и детей рвали его душу на части. Артем тоже чувствовал это, может быть, не так остро, но все же чувствовал. И все‑таки…

Закончив говорить, командир спросил:

— Есть какие‑нибудь вопросы?

— Товарищ полковник, — начал солдат. Он почувствовал, как Артем незаметно ткнул его локтем в бок, но не стал обращать на это внимания. — Разрешите мне ехать одному.

— Нет, вы поедете вдвоем, — ответил полковник голосом, не допускающим возражений.

В Малых Буграх весь день царило радостное возбуждение. С утра не раздалось ни одного выстрела. К тому же, теперь, когда в поселение доставили провизию, угроза голода отступила хотя бы на какое‑то недолгое время.

Вместе с солдатом, который вел грузовик с продовольствием, приехал журналист одной провинциальной газеты. Он писал о событиях на фронтах. Сначала его действия вызвали явное неодобрение у жителей деревни: «Ишь, нашелся тут: все ходит, да высматривает, будто шпион какой!», но очень скоро словоохотливый и веселый журналист завоевал всеобщее расположение.

Выходя из избы, служившей полковнику штабом, друзья услышали громкий голос репортера:

— Идите сюда, бойцы! Я вас сфотографирую. Советская страна должна знать своих героев!

— Вот сюда! — продолжал он, когда двое подошли ближе. — Становитесь рядом с грузовиком. Кадр замечательный получится!

— Да, фотография, наверное, хорошая выйдет, — согласился с ним Артем.

— Как раз для некролога сгодится! — не сдержался его товарищ.

Заметив смущение на лице журналиста, солдат ободряюще улыбнулся ему и сказал:

— Я шучу. Не берите в голову! Мы вернемся, вот увидите!

— Ты сейчас к Маше? — спросил Артем у своего друга, отходя от грузовика.

— Да, — отозвался тот. — Пойду, утешу ее. Бедняжка, наверное, места себе не находит, переживает.

— Моя Настюша, небось, только обо мне и думает, — со вздохом произнес Артем. — Тяжко ей приходится одной, да еще и с сыном на руках. Тоскую я по ней, очень тоскую. Но ведь разлука будет не вечной, свидимся еще, — добавил он, мягко улыбнувшись кому‑то невидимому.

Артем посмотрел другу в глаза:

— Но если со мной что случится…

— Я позабочусь о ней, — закончил тот, кладя руку на плечо товарища. — О ней и о твоем сыне. Разыщу их, где бы они ни были. Только не надо об этом больше, ладно?

Расставшись с Артемом, он направился к избе с голубыми занавесками на окнах. Открыв дверь, юноша не нашел внутри Марии, но тем не менее в помещении кто‑то находился. Он сразу ощутил это, а приглушенный стон, раздавшийся со стороны печи, развеял последние сомнения. По спине солдата пробежал холодок, и сердце учащенно забилось. Он так и не вошел внутрь, а захлопнул дверь и прижался к ней всем телом, словно боясь выпустить кого‑то, спрятавшегося изнутри. Опустив голову, он пытался отдышаться, как после долгого изнуряющего бега.

Обернувшись, молодой человек увидел Марию. Она шла по направлению к избе. Их взгляды встретились, и женщина все поняла. Мария слишком хорошо знала его, чтобы неверно истолковать выражение тревоги на юном лице. Она подошла ближе, нервным движением поправляя платок.

— Что происходит? — спросил молодой солдат. Он в свою очередь слишком хорошо знал Марию, чтобы понять, что ей прекрасно известен ответ на этот вопрос. Несмотря на обуревавшие его чувства, слова прозвучали очень спокойно: он бы никогда не повысил голос, говоря с ней.

— Я все объясню, — проговорила женщина, беря его за руку.

Вместе они вошли в избу. Закрыв за собой дверь, Мария подвела его к печи и отдернула занавеску, покрытую многочисленными заплатками. Там на груде тряпья лежал мужчина лет тридцати пяти. Глаза его были закрыты, а лицо казалось очень бледным. На лбу выступили крупные капли пота — его явно лихорадило. Мужчина был облачен в военную форму, а погоны не оставляли никаких сомнений в том, что это был немецкий офицер.

— Я нашла его два дня назад — когда тебя не было — в роще, что за деревней. Там до этого шли бои. Он нуждался в помощи, и я не могла пройти мимо. Не могла и доложить обо всем командованию. Они бы убили его. Понимаешь? — в голосе женщины звучала мольба.

— Понимаю, — юноша ободряюще улыбнулся. — Он опасно ранен?

— Нет… я думаю. Пуля попала в предплечье. Я вытащила ее и перевязала рану. Он потерял много крови, и у него был сильный жар, но сейчас ему уже лучше. Я думаю, он поправится.

— Почему ты мне сразу об этом не рассказала? Ты сомневалась…

— Я доверяю тебе, правда! — живо возразила Мария.

— Я знаю это, — он мягко улыбнулся. — Ты сомневалась, что я пойму твои чувства? Боялась, что осужу?

— Наверное, так, — виновато улыбнулась Мария. — Но я все равно рассказала бы тебе, только чуть позже.

— Послушай меня, — он наклонился к ней, так что их глаза оказались на одном уровне и аккуратно обхватил руками ее голову, не давая отвернуться. — Да, бывают моменты, когда мне кажется, что ты понапрасну жертвуешь собой ради других, но я никогда не осужу тебя. Никогда я не позволю себе думать, что ты поступила плохо. Скорее изменю собственное мнение.

— Я сохраню твою тайну, — продолжал он. — А когда ему станет лучше, помогу ему выбраться из деревни. Только пообещай, что будешь очень осторожна, пока меня не будет рядом. Никому не говори об этом и никого сюда не впускай.

— Спасибо, спасибо тебе, — зашептала Мария, обнимая молодого солдата. — Ты мой защитник, ты мой спаситель. Буду весь вечер сегодня за тебя молиться. За тебя и за Артема.

— Не бойся, родная. Все будет хорошо. Мы оба вернемся. Обещаю.

Он говорил это искренне, от всего сердца, но не смог сдержать слова. Когда снаряд попал в кузов грузовика, машина перевернулась, но, к счастью, не взорвалась. Он был за рулем и остался в кабине, тогда как Артем вылетел из нее, пробив телом лобовое стекло.

Протирая глаза от крови, сочившейся из пореза на лбу, солдат бросился к своему товарищу. Тот ничком лежал на земле. Он был уже близко, когда услышал свист. Снаряд попал точно в тело его друга, но у юноши уже не было времени, чтобы осознать это. Тело его пронзила адская боль. Какая‑то неведомая сила разрывала на части плоть. А потом — пустота. Так оно всегда и бывает. Так приходит смерть.