Противостояние эльфов (СИ)

Глава 9

Ход 9. Накануне войны. Рениса

Рениса:

Рениса буквально не находила себе места. Её рука, облачённая в тончайшую перчатку из серо-дымчатой ажурной ткани, сжимала спинку стула, в которую пришлось вцепиться, чтобы перестать бродить по комнате, как заведённая. Мысленно Рениса не переставала проклинать свою глупость и самонадеянность. Наивные мечты о том, что ей удастся сбежать до коронации рассеялись, словно туман по утру. Там, в мыслях, она рассчитывала встретиться с Аулусом до торжественной церемонии и, пока всё будут заняты на балу, благополучно покинуть Каэр. Её незатейливый план предполагал, что в Царство нагов Рениса вернётся днём, как раз тогда, когда велика вероятность поймать почтовую повозку и попасть в город, а там уже нанять экипаж. Так, при удачном стечении обстоятельств, она могла оказаться дома уже поздним вечером, а вот отцу не грозило попасть в имение до рассвета, ведь из-за задержки на Каэре, ему тоже придётся добираться на перекладных. Но обо всём этом пришлось забыть, так как за завтраком Данье передал ей запечатанную записку от Аулуса. Крохотный алый конверт был перевязан золотистой ленточкой и запечатан сургучом с изображением пламени.

— Агни Аулус просил неукоснительно выполнить его пожелания, — мягко сообщил Филипп.

— Надеюсь, они будут последними, — беззлобно проворчала Рениса, с некоторым опасением ломая печать и разворачивая письмо. Быстро пробежав взглядом по красиво выведенным буквам, она ощутила, как в ней нарастает гнев. Этот проклятый демон просто издевался над ней! Рениса с раздражением отбросила письмо, но его содержание уже отпечаталось в мозгу и теперь крутилось с неутомимой навязчивостью.

«Моя леди, в связи с моей вынужденной задержкой, прошу вас прийти на коронацию с послом Данье. Всё необходимое для церемонии уже прислано во дворец и дожидается вас в вашей комнате».

Вместо подписи внизу короткого послания блестело несколько изогнутых серебристых прожилок, складывающихся в символ огня. В тот момент Рениса не обратила на него никакого внимания, но чуть позднее, облачаясь в восхитительное платье, присланное демоном, заметила, что на тончайшей ткани просматривается похожий узор. Серебряные нити загадочно переливались, создавая необычный эффект лёгкого колыхания. Это было невероятно красиво и вызывало неописуемый восторг, который, впрочем, быстро улёгся, стоило Ренисе надеть платье. Почти невесомая ткань плотно облегала, словно вторая кожа, отчего возникало странное ощущение, как будто тело не прикрыто вовсе! Ренисе отчаянно не хватало пресловутого корсета или хоть какой-то накидки, но в коробке не было даже украшений! Лишь мягкие туфли на низком каблуке, ажурные перчатки и серебристая лента для волос.

— Я в этом не выйду! — простонала она, вновь отталкиваясь от стула и начиная беспокойно слоняться по комнате. Тонкая ткань едва слышно шелестела при движении, а таинственный узор вспыхивал ярче, невольно привлекая внимание, и на него хотелось смотреть и смотреть, словно тот был зачарован.

Нарезав ещё с десяток кругов, Рениса остановилась у зеркала, чтобы в очередной раз проверить, что необычное платье не испарилось, как дымка, оставив её полностью обнажённой. Однако стоило ей только бросить мимолётный взгляд, как тихий стук заставил её вздрогнуть. Рениса поспешила открыть дверь и застыла у порога. Филипп, облачённый в тёмно-синий костюм, идеально подчёркивающий его яркие голубые глаза, выглядел ошеломлённым.

— Вы… — Он даже на миг запнулся, но быстро пришёл в себя. — Вы выглядите просто невероятно, сэйлини!

Рениса невольно зарделась, но при этом впервые ощутила сладкий вкус триумфа. Восхищённый взгляд полукровки, обращённый на неё, заставил сердца биться чаще. Ещё никогда прежде на Ренису так никто не смотрел! Как на настоящую красавицу! И это кружило голову лучше всякого вина. Ренисе ужасно хотелось, чтобы все вокруг восторгались ей точно так же. Она жаждала подобного внимания, и, к своему явному удивлению, вскоре получила его! Все встреченные ими стражники и слуги провожали её заинтересованными взглядами. Рениса чувствовала их, словно те были лучиками света, дарившими ей тепло. И она грелась им, будто мурлычущая кошка на ярком летнем солнце. Теперь излишне откровенное платье не казалось таким уж вызывающим и бесстыдным, напротив, в нём Рениса ощущала себя королевой.

Но стоило ей оказаться в тронном зале, как настойчивое внимание мужчин начало досаждать. Рениса всерьёз забеспокоилась, как бы не попасться на глаза отцу, и потому была только рада, что Данье не стал занимать выделенную демонам ложу, а предпочёл скрыться среди толпы собравшихся лордов за дальними колоннами. Там, остановившись за спинами собравшихся, он, облокотившись на раскрошенный подоконник, лукаво заметил:

— Прекрасный наблюдательный пункт, не правда ли?

Рениса огляделась по сторонам, признавая правоту Данье. С выбранного места прекрасно был виден, как пьедестал с троном, и устроенные ложи важных гостей, так и входные двери. Рениса почти сразу же отыскала отца: тот увлечённо беседовал со смуглым и немного диковатым на вид послом Ю. Рядом с ними деловито прохаживался недовольный Гвол в ярком щегольском наряде, он зыркал на приходящих колким взглядом и кривил губы в недоброй ухмылке. Чуть в стороне вальяжно восседал на широком кресле принц Юджин, по-свойски положив ногу на ногу и, покручивая широкий бокал в руке, попивал тёмно-красное вино. Его глаза горели алчным предвкушением, и это настораживало. Что-то вот-вот должно было случиться такое, что обещало порадовать бэрлокского принца. Позади него, подобно статуи, стоял мрачный и бледный посол Ариат. Он выглядел усталым и не выспавшимся. Равнодушно взирая на окружающих, Ариат, казалось, только и мечтал поскорее убраться восвояси. На противоположной стороне заметно нервничал юный наследник Ю, он то и дело косился в сторону эльфийской делегации, которая внезапно прибыла вместе с Императором. Признаться, появление Вальена встревожило многих гостей. Местные лорды смотрели на Императора с явным опасением, тогда как их леди не могли скрыть своего восхищения. Вальен поражал холодной и жестокой красотой. От него исходила некая подавляющая сила, заставляющая присутствующих испытывать к нему глубокое уважение и бесконечный страх. Впрочем, у Ренисы вид Императора вызывал лишь ненависть и злость. При виде него она едва не зашипела, мечтая вонзиться в тонкую алебастровую кожу ядовитыми клыками. С трудом подавив инстинкт, Рениса с возрастающим беспокойством воззрилась на пустующую ложу, предназначенную для демонов. Аулуса по-прежнему не было. Он так и не пришёл даже тогда, когда в тронном зале показался сам Дамиан.

— Вы уверены, что посол не пропустит коронацию? — шёпотом поинтересовалась она у Данье. Оставаться и дальше в полном неведении было уже выше её сил.

— Ни в коем случае, — глухо ответил Данье, заметно напрягаясь.

Однако Рениса, наблюдая за восхождением Дамиана, продолжала недоумевать. Как посол демонов мог отсутствовать в столь важный момент? Какие невероятные дела должны были задержать Аулуса, что он позволил себе столь откровенную небрежность⁈ И почему, раз уж посол демонстративно отсутствовал, его не подменил тот же Данье? Зачем тот, будто шпион, прятался в углу? Рениса не находила ни одного разумного ответа, и это всё больше её нервировало. Когда же беспокойство достигло своего апогея, а мысль о побеге стала затмевать разум, двери в тронный зал распахнулись, впуская агни Найлуса с какой-то демоницей. После их торжественного марша к застывшему у престола Дамиана, появились ещё двое демонов.

— Что происходит? — Рениса вновь повернулась к Данье за объяснениями, но его внешний вид разом побледневший и осунувшийся, откровенно пугал.

— Кихинис, — произнёс он, прежде чем невероятная сила свалила всех с ног.

В зале мгновенно стало невероятно жарко и душно. Рениса чувствовала себя так, будто её закинули в разогретую до предела духовку. От нестерпимого жара мозги начали плавиться, не давая соображать. Перед глазами колыхался воздух, и не было видно ничего, кроме спин упавших на колени лордов. Звонкими переливами доносился детский голос и мягким приглушённым рокотом размеренные слова Дамиана. А потом так же внезапно, как появилось, изнуряющее пекло и не позволяющая подняться на ноги сила исчезли, а перед Ренисой возник Аулус. Демон склонился, подавая руку.

— Моя леди, прошу оказать мне честь и выйти со мной на танец.

Не пришедшая ещё в себя Рениса протянула руку, только собираясь подняться, и тут же оказалась вовлечена в водоворот музыки и движений. Аулус вывел её в самый центр зала, где уже танцевали Дамиан и необычная маленькая рыжая девочка, от которой, казалось, исходил потусторонний свет. Чуть поодаль от них выстраивались в ряд несколько других пар: агни Найлус со своей женой, и два других демона с демоницами. Рениса с подступающим ужасом осознавала, что больше никто к этому полонезу так и не примкнул! Она была у всех на виду среди агни! Тщетно пытаясь увидеть отца, Рениса старалась придерживаться схемы, но в голове царил настоящий сумбур, отчего она не могла сразу сообразить, нужно ли уже переходить на степенные шаги или ещё требовался кружащийся поворот.

— Не стоит волноваться, я бы не стал подвергать вас опасности, — заметил Аулус, плавно ведя в нужную сторону.

— Но мой отец… — возразила Рениса, торопливо шагнув и сбившись с ритма. Ещё несколько движений прошли невпопад, прежде чем демон, слегка притянув её к себе, восстановил ход танца.

— Чрезвычайно занят, — лукаво улыбаясь, произнёс он и кивнул в сторону.

Проследив за его взглядом, Рениса, наконец, нашла отца. Тот и правда вовсе не смотрел на танец, его куда больше занимала беседа с Сильвио и Ариатом. И вот, казалось бы, Ренисе стоило на том успокоиться, но в паре с Аулусом это было сделать невозможно.

— Должен признать, демоническое платье вам очень к лицу, — игриво заявил он, чем ещё больше смутил Ренису. Она вновь шагнула в неправильную сторону, и Аулусу пришлось резко развернуть её. Вот только он не рассчитал силы, и Рениса невольно столкнулась с ним, врезавшись в его мускулистую грудь. Внезапная близость подействовала оглушающе. Сердца бешено заколотились, словно намереваясь выпрыгнуть, а по телу побежали мурашки.

— Простите, — одними губами прошептала она, стремительно отстраняясь и ещё больше запутываясь в фигурах танца. Боясь, что Аулус вновь окажется слишком близко, Рениса покосилась в сторону соседней пары и поспешила повторить движения партнёрши. Вот только стоило той повернуться к ней лицом, как Ренису прошиб холодный пот. Невероятно красивая и соблазнительная демоница была ей уже знакома. Её имя никак не желало всплывать в памяти, тогда как недоумение от того, что та спокойно заявилась на коронацию, неуклонно возрастало. Она же благоволила мерзкому канцлеру и его ставленнику, а теперь радостно выплясывала в честь их конкурента, при этом лучезарно улыбаясь!

— Почему… почему она здесь? — бросив опасливый взгляд на демоницу, спросила Рениса.

— Потому что все агни сегодня здесь, — спокойно ответил Аулус. — Почему вас вдруг беспокоит агни Касайрис?

— Посол Данье, видимо, ещё не успел поделиться с вами добытыми мною сведениями, — торопливо заговорила Рениса. — Эта демоница помогала мерзкому канцлеру!

Аулус лишь хмыкнул. Похоже, новость не произвела на него должного впечатления.

— Вам не кажется это странным? — удивилась Рениса, вновь перепутав стороны и сделав несколько неверных шагов.

— Отнюдь, — равнодушно бросил Аулус, чуть отклоняясь, чтобы окончательно не выбиться из ритма.

— Я не понимаю, — нахмурившись, признала Рениса, искоса посмотрев на невероятно привлекательную демоницу. Та порхала в танце, будто бабочка, легко, непринуждённо и с неким притягательным шармом. Однако у Ренисы её плавные, грациозные движения вызывали не только восхищение и зависть, но и предчувствие некоего коварства. Казалось, в любой момент идеально личико преобразится в морду жуткого клыкастого чудовища. — Она же враг!

Высказав настолько серьёзное обвинение, Рениса заметно стушевалась. На секунду ей даже почудилось, что демоница услышала её слова, и в спину прилетел острый испепеляющий взгляд. Но, боязливо осмотревшись по сторонам, Рениса не обнаружила опасную агни в непосредственной близости. Напротив, её пара оказалась в противоположном конце зала.

— А разве ваш отец не говорил, что врагов надо всегда держать на виду? — В голосе Аулуса звенела игривая насмешка.

— Хотите сказать, что вы так следите за ней? — оживилась Рениса, чувствуя, как притихшее на время любопытство вновь пробуждалось у неё внутри. С каждой секундой рождалась всё больше вопросов, и росло нестерпимое желание получить на них ответы.

— Не совсем, — Аулус качнул головой, удачно попадая в ритм, а затем продолжил: — Понимаю ваш интерес, но подобная информация не может разглашаться просто так. Хотя, возможно, я бы мог сделать для вас исключение, если вы…

Разговор повис на самой интригующей ноте, словно нарочно совпав с новым элементом танца, когда партнерам необходимо было на некоторое время разойтись по сторонам. Оказавшись без поддержки Аулуса, Рениса снова запуталась в танцевальной схеме, не зная, где ей следовало бы остановиться. И в этом она оказалась не одинока. Огненная малышка, крутясь как юла, без юного короля тоже не могла отыскать себе места. Не глядя по сторонам, та продолжала задорно кувыркаться, пока не столкнулась бок об бок с Ренисой. Едва не сбив её с ног, малютка-богиня тут же отпрыгнула в сторону и поспешила изобразить шуточный книксен в качестве извинения. Рениса резко дёрнулась и отшатнулась. Нечаянное прикосновение было сродни с внезапным укусом юного листка Следа Полоза. Обжигающий и пропускающий слабый разряд, который подобно молнии пронесся по телу, вызвав дрожь. Даже оказавшись от девочки на приличном расстоянии, Рениса на всякий случай сделала ещё несколько шагов назад. Малышка-богиня, напротив, остановилась и, мило хлопая рыжими ресницами так, что с них слетали крохотные искорки, с куда большим интересом уставилась на неё. Огненный взгляд, в отличие от пугающего и болезненного прикосновения, обдавал приятным теплом, будто укутывал мягким пледом. Пару секунд малышка деловито изучала и рассматривала, а затем, склонив голову на бок, с присущим детям озорством внезапно выдала:

— Легкомысленное дитя, не позволяй гордыне и тщеславию сделать за тебя выбор!

«Дитя⁈» — слова огненной девочки ввели Ренису в ступор, так что она встала столбом посреди зала, позабыв обо всём на свете! Тем временем малютка уже ускакала прочь, вновь кружась и кувыркаясь. Рениса тупо смотрела ей вслед, пока рядом не появился Аулус.

— Кихи вас чем-то озадачила? — участливо спросил он. Заботливо и нежно беря её под руку, Аулус повёл Ренису по почётному кругу. Танец заканчивался: музыканты самозабвенно играли коду, пока присутствующие в зале леди полнились ожиданиями о скором приглашении на грядущий вальс, а лорды приглядывались к будущим партнёршам. И лишь Рениса всё никак не могла прийти в себя. Подумать только, какая-то демоническая кроха назвала её ребёнком! Рениса почувствовала себя униженной и оскорблённой. Её безумно раздражало, когда кто-то считал, что она всё ещё неразумная и несостоятельная личность. Как будто ещё непрошедший первое возвышение подросток! Вероятно, до недавнего времени Рениса и оставалась совершенно незначительной и никчёмной, но теперь, когда ей стали доступны уникальные знания, она собиралась показать на что способна! И не важно, какие при этом будут использованы методы!

— Вы не договорили ваше предложение, — ощущая, как растут в ней упрямство и решимость, напомнила Рениса, следуя за Аулусом и, наконец, вливаясь в танец. Впрочем, им предстоял только финальный торжественный выход, потому демон, широко улыбаясь на публику, не спешил закончить диалог. Лишь когда отзвенел последний аккорд, Аулус, склонившись, прошептал:

— Приглашаю вас на тайное свидание!

Глаза Ренисы расширились, превратившись в изумруды размером с голубиное яйцо. В голове всё разом перемешалось, а во рту вдруг стало совсем сухо так, что невозможно было ни сглотнуть, ни пошевелить языком. Волна нестерпимого жара стремительно прокатилась по телу, почти тут же сменившись холодящим ознобом. Осознание, раздираемое неразрешимыми противоречиями, медленно поступало к ошеломлённой Ренисе. С одной стороны ей всю жизнь твердили, что благопристойные сэйлини не бегают по свиданиям! Им надлежало блюсти все правила приличия, а вопросы выбора пары и вовсе доверить в надёжные родительские руки. С другой стороны выходило, что Рениса уже не раз нарушала эти незыблемые правила, и это было не настолько ужасно, а порой даже очень привлекательно. Так, ей давно стоило вернуть подарки Данье, а вместо этого она осмелилась сбежать, так и не доехав домой! Почему бы тогда теперь не рискнуть и зайти чуточку дальше, ради ценных сведений? Узнав чуть больше о тех же агни, она вполне могла претендовать на должность постоянного отцовского шпиона!

Но была и третья сторона, самая пугающая. Рениса не имела ни малейшего понятия, что именно подразумевалось под словом «свидание» у демонов. Была ли то просто прогулка тет-а-тет в парке или саду, а, может, встречей считался совместно разделённый ужин в каком-нибудь тихом и уютном месте. Пожалуй, после нескольких дней в довольно близкой компании Данье, Ренису подобное предложение страшило не так сильно, несмотря на то, что жёсткая мораль нагского общества категорически не дозволяла находиться сэйлини с незнакомыми мужчинами наедине, чтобы не скомпрометировать свою репутацию. Однако полукровка был весьма тактичен, обходителен и благопристоен, что, признаться, в некотором роде даже располагало. Но стоило ли ждать чего-то схожего от Аулуса? Демоны не только опасны и непредсказуемы, они ещё и напрочь лишены принципов! Да и чувствовался скрытый непонятный мотив. Аулусу явно было от неё что-то нужно. Ну не могла невзрачная Рениса вот так, как та же красавица Нэйдж, просто понравится!

— Вы не дадите мне ответ? — Голос Аулуса звучал сладко, подобно патоке. Демон вёл Ренису подальше от центра зала, где уже собирались новые пары на следующий танец. Вокруг было довольно шумно и многолюдно, что отвлекало. Рениса никак не могла сосредоточиться и взвесить все «за» и «против». В конце концов, вновь поискав взглядом отца и не найдя его, поддалась собственной тревожной интуиции.

— Я… — начала Рениса, но горло вмиг пересохло, не давая выдавить и звука. Дыхание сбилось, не выпуская набранный воздух. Она собиралась отказаться, пусть несмело и нерешительно, будто оправдываясь, вот только слова так и застряли внутри.

— Вижу, вам нужно немного времени, — не скрывая лёгкой печали, произнёс Аулус. — Что ж, я готов подождать до отъезда.

Рениса шумно выдохнула, ощущая, будто с её груди только что убрали давящий монолит. Теперь можно было ничего не говорить, и незаметно ускользнуть с коронации. Однако Аулус не спешил с ней расставаться. Он деловито провожал её сквозь толпу, пока они вновь не оказались у того же подоконника, где по-прежнему стоял, как на посту Данье. Филипп нацепил на себя маску безразличия, так что со стороны казалось, что он ужасно скучает. Однако Рениса готова была биться об заклад, что на самом деле Данье вникал в каждую мелочь, наблюдая и прислушиваясь. И именно поэтому их появление не стало для него неожиданностью. Они встретились взглядами уже подходя друг к другу. Понимающий и немного лукавый Филиппа против встревоженного и напряжённого Ренисы. И снова сердца кольнуло от непонятного и немного волнительного чувства. Рениса вновь отметила про себя, что Данье в парадном костюме поистине красив. Забранные под заколку в низкий хвост белокурые волосы прекрасно очерчивали благородные черты лица, которые не казались такими резкими и отточенными, как у эльфийских принцев. Рениса находила в том особое очарование. Данье не выглядел холодным и неприступным, в его глубоких голубых глазах не было и капли жестокости, присущей эльфам, зато присутствовали озорные лукавые искорки и нежность. Последнее заставило немного смутиться и отвести взор в сторону. Некоторая неловкость повисла между ними, которую спустя миг нарушил Аулус.

— Присмотрите за нашей милой леди, посол, — велел он, вручая руку Ренисы Данье так, словно передавал ценный трофей слуге, которому надлежало как следует о том позаботиться.

Нежданное прикосновение было схоже с жалящим укусом крапивы. Столь же острое и резкое. Рениса дёрнула руку, но Филипп аккуратно её придержал, чуть качая головой. В его мягком взгляде читался лёгкий укор. Рениса ощутила, как краска стремительно приливает к лицу.

«Этикет! — напомнила себе она. — Мне же надо соблюдать правила приличия!»

В отличие от неё, Аулус на свои манеры не жаловался. Он церемониально поклонился, прощаясь, и только затем, развернувшись, устремился к ложе демонов. Рениса проводила взглядом его удаляющуюся фигуру, пока демона не скрыли спины мелких лордов, кучкующихся неподалёку. Лишь стоило Аулусу исчезнуть из вида, как напряжение, вызванное близостью с демоном и его пугающим предложением, уступило место решимости и желанию действовать. Рениса осторожно покосилась на полукровку, стараясь унять участившееся биение сердец. Данье старательно делал вид, что занят разглядыванием соседей, но его выдавала скромная полуулыбка, играющая на его губах. Складывалось впечатление, что он был рад возвращению Ренисы. Впрочем, она этих чувств не разделяла. Напротив, с каждой минутой ей становилось всё больше не по себе. Она не понимала своего смутного желания побыть ещё немного рядом с Данье. Ей отчего-то не хотелось с ним расставаться, и сама мысль об этом вызывала беспокойство и тоску. Однако страх от грядущей встречи с Аулусом и неизбежностью дать ему ответ оказался намного сильнее.

— Простите, это ужасно неловко, но мне нужно в… уборную, — более достойного повода покинуть зал она не нашла, впрочем, этот был самым действенным. Филипп смущённо отвёл взгляд, а затем сделал неуклюжую попытку сопроводить её, двинувшись в сторону выхода.

— Мне проще будет одной, — призналась Рениса. — Я уже неплохо изучила дворец, так что уверена, что обойдусь без приключений.

К счастью, Данье принял все её заверения, позволив покинуть зал в полном одиночестве. Рениса по привычке надеялась уйти, не привлекая внимание, но в необычном демоническом платье проделать такое было не так уж просто. Лорды продолжали провожать её заинтересованными взглядами, а леди вспыхивать завистью. Пожалуй, только настойчивый шаг и стремительность не позволили кому-то к ней подойти с нелепым предложением о танце или глупым разговором. Лишь оказавшись за пределами тронного зала, Рениса испытала облегчение. Завернув в пустой боковой коридор и убедившись, что никто не за ней не следует, она спешно сменила облик и, под стук ошалевших от волнения и напряжения сердец, поползла по дворцу. Дамиан обещал ей помощь, и потому Рениса направилась прямиком к скромным апартаментам главного целителя. Скользя по каменному полу дворца, она отмечала, что куда-то пропала беспокойная и вечно суетящаяся прислуга, да и стражники покинули свои привычные посты. Всё это успокаивало и дарило надежду, что Ренисе без труда удастся выбраться незамеченной. Добравшись до дверей главного целителя, она вновь вернула себе человеческий облик и, оправив чуть сбившееся платье, постучала.

Ей открыли сразу же. Одна створка будто бы сама отошла в сторону, так как за ней никого не оказалось. Рениса, ощущая лёгкую нервозность и оглядевшись по сторонам, вошла в просторную гостиную. В светлой и идеально убранной комнате с уютными кремовыми диванами, удобными тисовыми столиками и камином, над которым висел громадный гобелен с изображением хмурого северного побережья с чахлой растительностью, нависающими горами-утёсами и разбросанными по долине домишками, стояла миловидная женщина. Она была одета в простое синее платье, лишённое каких-либо изысков. Пожалуй, не будь оно сшито из дорогой эльфийской ткани и вовсе могло показаться, что это одеяние служанки. Впрочем, на прислугу женщина похожа не была. Врождённая стать и гордо вскинутая голова говорили о более высоком статусе. Золотистые волосы женщины были собраны в тугой пучок, делающий её проницательный взгляд довольно суровым. В руках она держала скрученный матерчатый свиток, по которому водила пальцами в едва ощутимом нетерпении.

— Простите, — остановившись у входа, несмело начала Рениса. — Вы главный целитель Каэра?

Она едва переступила порог, не решаясь пройти дальше. Женщина обезоруживающе улыбнулась, обнажая ряд белоснежных зубов.

— Нет, но тебе всё равно стоит зайти.

Стоило ей только это сказать, как створка двери за спиной Ренисы сама собой захлопнулась. Резкое дуновение ветра и последующий негромкий хлопок заставили дрогнуть. Рениса оглянулась, надеясь увидеть незамеченного лакея или какой-то хитрый механизм, но дверь была самой обыкновенной, а в комнате, кроме неё и женщины, никого не оказалось. Рениса встревоженно воззрилась на незнакомку.

— Не бойся, я не причину вреда той, что помогла моему сыну, — произнесла женщина, после чего представилась: — Леди Даниэла, мать короля Дамиана и главный мастер знаменитых гобеленов, — на этих словах леди покосилась на огромную вытканную картину. — Да-да, этот тоже моих рук дело, — с нескрываемой гордостью заметила она.

— Очень красиво, — пробормотала Рениса, пытаясь скрыть неловкость и откровенную ложь. Гобелен ей не понравился, он словно источал нечто мрачное и угнетающее, отчего смотреть на него не хотелось вовсе. В ответ леди Даниэла только неодобрительно фыркнула.

— Подойди ближе, — попросила она, и Рениса неохотно подчинилась.

Ей было странно и подозрительно. Она ожидала, что кто-то отвезёт её к Вратам, но леди Даниэла, похоже, и вовсе не собиралась покидать комнат и спешить в конюшню. Остановившись в двух шагах от женщины, Рениса вопросительно воззрилась на неё. Однако та вдруг склонилась, разворачивая матерчатый свиток. Это тоже оказался гобелен. Леди Даниэла уложила его на пол, тщательно расправив края, и только затем позволила посмотреть на изображение.

— Это же… — Рениса отпрянула назад, не веря своим глазам. Перед ней красовалась собственная комната, причём вытканная в самых мельчайших подробностях. Она словно бы застыла у неё на пороге. Впереди полукруглое окно с цветастыми занавесками, что очень нравились её матери, рядом небольшой стол заваленный шкатулками и баночками с косметикой, чуть влево обожаемое большое зеркало, возле которого можно было крутиться часами, немного вправо небольшая кровать, аккуратно застеленная и указывающая на то, что хозяйки уже давно нет дома. Были здесь и резной шкаф, и комод на изогнутых ножках, а ещё старый слегка потрескавшийся сундук, на дне которого Рениса прятала от матери краски и альбомы.

Увлёкшись рассматриванием, Рениса проворонила миг, когда её толкнули, и она, потеряв равновесие и испытывая небольшое головокружение, вдруг поняла, что падает. Однако что-то пошло явно не так. Сначала ей показалось, что падала она довольно долго, перед глазами всё размывалось и крутилось. А затем, вместо удара об каменный пол, Рениса ощутила под коленями мягкий ворсистый ковёр. Этот ковёр ей был прекрасно знаком, ведь он лежал возле её кровати! Решив, что это какой-то глупый фокус, Рениса резко повернулась, но вместо коварной леди Даниэлы увидела дверь в собственную комнату. Ошарашенный мозг отказывался верить глазам. Рениса зажмурилась так сильно, что под веками пробежали всполохи, а затем больно прикусила себя за нижнюю губу. Всё это, по её мнению, должно было помочь проснуться или заметить наведённый морок. Однако, распахнув глаза, Рениса смотрела не на диваны и камин каэрского дворца, и не на неясную пелену, сбивающую с толку, а на убранство собственной комнаты. Пальцы утопали в мягком ворсе, убеждая, что тот совершенно реален. Не менее явными были и приближающиеся шаги, довольно грузные и неуклюжие.

— Рениса! — Раздался крикливый голос матери. — Что ты опять натворила, негодница⁈ Почему Рош отправил тебя домой на почтовой повозке⁈

Рениса мигом вскочила на ноги и понеслась к шкафу, открыв который спешно вытянула оттуда шёлковый халат. Обычно она надевала его только после посещения ванной, но длинные полы прекрасно подходили для маскировки. Торопливо нацепив халат, Рениса нервно оглядела себя, желая убедиться, что платье не выпирает и не торчит где-нибудь снизу. Она едва успела подвязать короткий пояс, когда мать ввалилась в комнату без стука. Эта была высокая чуть полноватая женщина с густыми насупленными бровями и вечно недовольным взглядом. По обыкновению на ней красовалось яркое платье, вполне годившееся для выхода в свет, а не прогулок по гарему, и висело множество украшений. Что ни говори, а Р’тар Сарояна любила принарядиться.

— Почему ты не отвечаешь? — Голос матери стал ещё выше и громче, так что в нём появились визгливые нотки. Сарояна частенько срывалась на крик, когда что-то шло не по её желанию, и сейчас был именно тот случай: — Неужели так сложно было оповестить о своём прибытии родную мать!

— Я безумно устала, мама! — капризно проворчала Рениса, даже не оборачиваясь. Боясь выдать себя взглядом, она нарочито небрежно подошла к зеркалу и, с ужасом заметив, что совсем забыла распустить причёску, начала демонстративно вытаскивать из волос шпильки. — Эта дорога была просто кошмаром! Мне жизненно необходима горячая ванна! — попыталась вызвать жалость Рениса, тем самым надеясь, что мать переключится и нависшей, как грозовая туча, выволочки удастся избежать. Придумывать приходилось на ходу, и это больше напоминало выступление канатоходца. Одно неверное движение — и падение неизбежно. Думать о чём-то ещё уже просто не получалось, потому все мысли о внезапном появлении дома мигом были отброшены в далёкий ящик.

— И это всё, что ты хочешь сказать матери после долгой разлуки⁈ — с нажимом уточнила Сарояна, начиная распаляться. Рениса хорошо знала это свойство своей матери. Стоило проявить хоть каплю, (да что там!) лишь намёк на неуважение или не уделить должного внимания, как та взрывалась от возмущения. Признаться, подобная несдержанность нередко заставляла Ренису стыдиться собственной матери, но унять её не было решительно никакой возможности. Вот и сейчас Сарояна уже рвала и метала жгучими взглядами.

— Я не хотела тебя тревожить своим измученным видом, — Рениса добавила заискивающие нотки, надеясь, что такая псевдозабота несколько умерит материнский гнев. — Ты просто не представляешь, мама, мне пришлось трястись в отвратительной повозке целых два дня!

— Вот я и хотела бы узнать, как такое могло случиться⁈ Где твой отец? Почему ты приехала одна⁈ — бушевала Сарояна. Она застыла в двух шагах от Ренисы, встав в грозную позу и уперев руки в бока.

— Ох, мама, — жалобно протянула Рениса и, заметив, что та немного смягчилась, попеременно вздыхая, продолжила: — Это всё из-за Каэра! Там происходит какая-то жуткая неразбериха. То умирает их король, то претендентов на трон скрывают, то пытаются протащить своего кандидата, в общем, голова кругом!

Сарояна рассеянно кивала головой, впрочем, не сильно вникая. Её редко волновала политика и куда больше заботили гуляющие по царству слухи, да домашние дрязги.

— Папеньке пришлось задержаться, вот он и выслал меня добираться самой! — закончила Рениса, скорчив скорбную мину. Она была вполне довольна тем, как ей удалось избежать всякого рода уточнений. Если повезёт, то отцу и в голову не придёт сопоставлять дни, правда и на этот случай Рениса уже знала, какой дать ответ. В конце концов, вывалиться при неудачном повороте из повозки мог кто угодно! А уж придумать слезливую историю о том, как ей пришлось идти пешком до ближайшего города и вовсе не составило бы никакого труда. Однако реакция матери тут же перевернула всё с ног на голову.

— Безобразие! — вспыхнула Сарояна, и этот огонь уже невозможно было погасить. Он только разгорался сильнее и сильнее, подобно лесному пожару на сухостое. — У твоего отца, видимо, совсем плохо с головой! Как можно отправить незамужнюю дочь без сопровождения⁈ Просто немыслимо! Что подумают добропорядочные сэйлы и их жёны? Так может показаться, словно наша семья и вовсе не заботится о репутации! Как будто нам мало того пятна позора, очернившего всю нашу жизнь! Если бы не попустительство твоего отца…

Рениса устало закатила глаза, отлично понимая, куда сейчас заведёт материнский монолог. И дня не проходило без того, чтобы Сарояна не припомнила недостойные слухи, ходившие лет пять назад о Рене. Мать готова была бесконечно сокрушаться о потерянном добром имени семьи Эйлос и негодовать о недостойном поведении отцовской любимицы. Рена всегда стояла ей поперёк горла. И хотя Рениса в тайне завидовала старшей сестре, особенно её красоте и талантам, всё же терпеть ежедневные материнские излияния порой было выше всяких сил.

— Сбежать с любовником! — неистовствовала Сарояна, наседая на излюбленную тему. — С мерзким эльфом! Не представляю, как достопочтимый Д’хас Даркал смог простить подобный проступок!

— Мама, довольно, это же только слухи! — попыталась остановить её Рениса, но потерпела в этом безоговорочное поражение. Сарояна была неумолима.

— Я видела это своими собственными глазами! Она сразу приметила того смазливого нахала и без капли стыда разгуливала с ним по нашему саду!!! И после всего этого… — от разрывавших её эмоций мать едва не задыхалась. — После всего этого, — повторила она, едва не переходя на крик: — Рош зачем-то забрал тебя в столь опасное место! Что делать благовоспитанной сэйлини среди беспринципных иноземцев⁈ Твой отец совершенно не бережёт тебя и не думает о твоём будущем! Сколько раз я просила его поскорее подыскать тебе хорошего мужа⁈

В конце концов, всё всегда сводилось к одному и тому же. Замужество. Сарояна буквально помешалась на нём, тогда как у Ренисы подобные разговоры вызывали глухую ярость, которая сегодня впервые переросла в открытое противостояние.

— Но я не хочу замуж! — в сердцах воскликнула она.

— Что значит не хочешь⁈ — ошеломлённо переспросила Сарояна. — О Полоз, как такое можно говорить⁈

— Но это так! — Рениса ощущала себя взвинченной до предела. Накопившиеся за все дни тревоги обещали в скором времени вылиться в истерику. — Я не желаю всю свою жизнь провести в четырёх стенах гарема, как ты! Мне нет дела до пустых слухов, интриг и бессмысленной борьбы за статус любимой жены. Очевидно же, что я со своей невзрачной внешностью всегда буду в проигрыше, не лучше ли мне в таком случае выбрать иную судьбу?

— Что за ерунда! Какая ещё другая судьба⁈ — негодовала мать. — Тебе нужно выйти замуж и подарить мужу наследника. Это твой долг и главный смысл в жизни! Разве я тебя не этому учила?

— Только этому ты меня и учила! — со злостью выдала Рениса, ощущая, что не в силах бороться с эмоциями. Материнские наказы давно завязли на зубах, и до сих пор ей не хватало духу восстать против них. Но то ли недавний страх, то ли подскочивший после всех тревог и волнений адреналин заставили выплеснуть всё накопившееся. — Ты никогда не спрашивала, чего хочу именно я! Всё решала сама! Сначала не дала мне даже шанса стать ювелиром, как мами Ладира, лишь потому, что для тебя это мужское занятие! Затем отказала в уроках рисования, видите ли это пустое марание бумаги! А теперь, когда я только начала делать успехи, помогая отцу, ты снова хочешь всё разрушить!

— Как ты разговариваешь с матерью⁈ — Сарояна бросила на неё суровый взгляд, заставивший внутренне сжаться, а потом принялась расхаживать по комнате, сетуя и причитая. Она картинно заламывала руки и неодобрительно качала головой. — Я так и знала, что не стоило уступать Рошу и отпускать тебя к иноземцам! Приличной сэйлини положено заниматься домом и готовиться к браку, а не крутиться на балах и подвергать себя опасности! Вот и результат! Теперь забота матери для тебя ничего не значит, а в голове одни глупости! Подумай о своём будущем, ты же не можешь до старости быть на побегушках у отца и брата!

— Почему это на побегушках? — с вызовом спросила Рениса. — Я вполне могу занять и более достойное место…

— Место⁈ — резко оборвала её мать. — Какая несусветная чушь! Никто не назначает женщин на должности! Наш удел замужество и дети…

— А ещё мастерские и Храмы, — ввернула Рениса, но то была отчаянная попытка не расставаться с взлелеянной мечтой. К сожалению, Сарояна говорила безжалостную правду. Царство нагов не допускала в политику женщин, и уж подавно им нечего было делать в посольской миссии. Её помощь отцу была лишь его блажью, причём, разумеется, временной. И в любой момент эта благосклонность могла закончиться или переместиться на следующую сестру — юную Рианму, куда более вёрткую и смазливую. Во многом именно поэтому Рениса так неистово цеплялась за любой шанс проявить себя, чтобы продержаться подольше.

«Лучше бы я согласилась на то безумное свидание!» — мысленно пожалела она, укоряя себя за поспешность. Что в итоге она выиграла? Очередную ссору с матерью: её бесконечные упрёки и чаяние поскорее устроить ей замужество! Куда лучше было бы дрожать, как осиновый лист, перед опасным ликом демона, обещавшего выдать ценные сведения. Там, рискуя своей репутацией, а может и жизнью, она крохотными шагами двигалась прочь от беспросветно унылого и похожего на вязкое болото существования замужней женщины, теперь же, стоя напротив матери, она ощущала, как её всеми силами вталкивают и втискивают в это узкое прокрустово ложе.

— Не морочь себе голову разными глупостями, Рениса! — Голос матери выдернул её из сожалений. — Как только вернётся Рош, я снова с ним серьёзно поговорю. Пора заканчивать эти опасные вылазки во Дворец и, наконец, начать поиски подходящей партии.

Рениса не нашла, что сказать в ответ. Это было полное поражение. И, заметив, что она сдалась, Сарояна двинулась в её сторону с ликующей улыбкой.

— Пойдём, я помогу тебе как следует вымыть волосы, — заботливо предложила она, прикасаясь к распущенным прядям. Однако её внезапная близость вновь заставила встать Ренису на дыбы. Пусть мать и победила, но тайну демонического платья она не собиралась ей раскрывать, предвидя настоящий скандал!

— Я сама! — откинув её руку, заявила Рениса, но, заметив поднимающуюся волну раздражения у матери, быстро добавила: — Будущей жене надо учиться самостоятельно приводить себя в порядок!

Расчёт оказался верным. Сарояна, не скрывая своего довольного настроения, милостиво отступила, Рениса же поспешила скрыться в ванных комнатах, надёжно запирая за собой все замки.

* * *

Как и ожидалось, Рош появился в имении только на следующее утро. Нанятый экипаж остановился напротив ворот уже после того, как подали завтрак. Степенное размеренное утро, разбавленное только привычными окриками Сарояны в адрес младших сестёр, да непринуждённой беседой остальных мами, было тотчас превращено в настоящий балаган. Бойкая Рэйнима с воплем «папа!» тут же подскочила со своего стула, едва заслышала грохот открывающихся ворот и устремилась во двор. Попытавшаяся остановить её старшая Рианма в итоге тоже была вынуждена покинуть своё место и погнаться за сестрой. Вслед за ними не удержался от детской шалости и Рамисар, прибывший с военных учений на недолгие каникулы. Впрочем, его не за что было винить, в отличие от сестёр, брат встречался с отцом от силы раз в год. В конечном счёте, стол покинула и Мальда, чтобы приглядеть за девочками, а за ней потянулись и прочие мами. И только Рениса не спешила подниматься, равнодушно продолжая ковыряться в тарелке. От внезапной новости у неё мгновенно пропал аппетит, она с нескрываемым раздражением тыкала вилкой в рагу, будто желала поквитаться с кусочками мяса за собственную невезучесть. После вчерашнего разговора с матерью, Рениса молила Полоза лишь об одном — как можно дольше задержать на Каэре отца, однако тот не внял её жалобным просьбам. Чувство, как будто на шее затягиваются силки, только возрастало.

— Ты что же, не хочешь поприветствовать отца? — поднимаясь вместе со всеми, недовольно спросила Сарояна, и Рениса с печальным вздохом отложила вилку.

— Иду, — выдавила из себя она, неохотно вставая.

Рениса так и плелась позади всех, едва передвигая ноги, и только неодобрительные взгляды матери, которые та то и дело бросала на неё, заставляли двигаться. Когда она, наконец, вышла из дома сестры и брат уже вовсю обнимались с отцом. Рениса с нескрываемой завистью взирала на их тёплую близость. С ней отец всегда более сдержан, впрочем, возможно, она в том была виновата сама. Рениса никогда не липла и не лезла, как шумная и беззастенчивая Рэйнима или как весёлая и озорная Рианма. Она предпочитала стоять в стороне и терпеливо ждать своей очереди, а та, как всегда и бывает в больших семьях, для робких и несмелых всегда приходила под конец. И этот день не стал исключением. Ренисе пришлось простоять едва ли не четверть часа, наблюдая то за радостными гвалтом устроенным братом и сёстрами возле отца, то за милой беседой с мами. До ушей донеслись счастливые рассказы Ладиры о малютке Рэмике, сменившиеся тревогами Мальды по поводу обучения Рианмы и гордостью Сарояны из-за успехов в тренировках Рамисара. И лишь после скромного доклада мами Найрини о домашних делах, Рош, наконец, воззрился на Ренису, притулившуюся возле каменной ограды.

— Ты! — Он едва не указал на неё пальцем. — Через час в моём кабинете!

Резкий приказ вызвал удивление у всех домочадцев. В тот миг Ренисе отчаянно хотелось раствориться в небытие, чтобы не ощущать на себе любопытные и подозревающие взгляды. И уж точно не видеть, как мать за секунду из хвастливого павлина превращается в злобную фурию.

— Значит, всё-таки что-то натворила! — сверкнув обжигающим взором, с гневом воскликнула она.

— Ничего! — дерзко ответила Рениса, своей грубостью заставив всех, кроме матери отвести взгляды.

Отец сделал вид, что не слышал, и не стал останавливаться, чтобы сделать прилюдное замечание. Вместо этого он ускорил шаг, направляясь к открытой двери дома. Мами Ладира и мами Найрини так же предпочли не вмешиваться в чужие дела и последовали за ним. Мами Мальда, поспешно прихватив за руку упирающуюся Рэйниму и что-то негромко цыкнув Рианме, так же предпочла убраться от вероятного скандала, который не разгорелся только благодаря Рамисару.

— Матушка, — Брат положил руку Сарояне на плечо. — Давай не омрачать приезд отца, обо всём другом можно разобраться и за закрытыми дверями.

Бросив на Ренису многозначительный взгляд, уже собирающая разразиться очередной тирадой мать неохотно подчинилась. Рамисар с ласковой улыбкой подал ей руку, и та, раздуваясь от гордости, тут же её приняла, словно это было предложение не от сына-подростка, а, как минимум, от царя. Впрочем, с тех пор, как брата забрали на обучение военным искусством, мать не только души в нём не чаяла и всячески баловала, стоило тому оказаться дома, но и прислушивалась к его мнению. И за последние годы Рамисар, не раз отличившись в учёбе, только упрочил своё влияние, став в глазах матери равным отцу.

— Как скажешь, сынок, — пропела Сарояна, после чего они повернули к дому.

— Спасибо, — прошептала брату Рениса, едва они поравнялись с ней.

— Меньше чуди, сестрица! — хмыкнул Рамисар, и тут же повернулся к матери, начав осыпать её любезностями. Сарояна мгновенно растаяла и, казалось, ни видела ничего вокруг, кроме своего любимого сына.

Рениса проводила их тяжёлым взглядом, в очередной раз убеждаясь, что в её семье хватало любимчиков, вот только она никогда не входила в их число. Всегда находились талантливей, успешнее или просто общительней и прилипчивей.

«Я словно всё время что-то делаю не так!» — мысленно отругала себя Рениса, продолжая стоять на продуваемом холодным осенним ветром двору. Колкая морось сыпалась с неба, без плаща становилось всё более зябко, но Рениса не спешила укрыться в доме. Ей даже не хотелось смотреть в его сторону. Старый приземистый особняк никогда не казался Ренисе дружелюбным местом, теперь он и вовсе вызывал у неё чувство безысходности и странное ощущение, будто ей здесь и не место. На секунду закрыв глаза, она с лёгкостью представила жизнь дома без себя. Рианме достанется её комната, чему сестрица, безусловно, будет рада, как когда-то, после свадьбы Рены, была очень рада уехать из детской сама Рениса. Рэйнима сможет носиться, как угорелая, наконец, освободив себе место для забав от бесчисленных клубков, нитей и ткацкого станка сестры. Мать полностью сосредоточиться на мелких дрязгах в ожидании любимого сына и не будет зря сотрясать воздух о важности брака. Прочие мами, скорее всего, просто и не заметят её исчезновения. У них есть свои дети, о которых они переживают. А отец… Как гласила недобрая нагская пословица: если у сэйла больше двух дочерей, то едва ли он заметит, что одна из них куда-то запропастилась, лишь обрадуется, что на одну свадьбу придётся раскошеливаться меньше.

Рениса открыла глаза и покосилась в сторону окна отцовского кабинета. Горничная уже успела раздёрнуть шторы и приоткрыть одну створку, чтобы проветрить. Сам Рош, скорее всего, сейчас отмокал в ванне после долгой дороги, спустя четверть часа он уже будет облачаться в домашний костюм, затем выпьет змеиного чая с нехитрой снедью у себя в спальне и только потом, придав себе серьёзный вид, усядется за крепкий дубовый стол с витыми ножками в ожидании Ренисы. Поведение отца по приезду годами оставалось неизменным, так что каждый из домочадцев мог с предельной точностью сообщить, где он и чем занят. Прикинув в уме, сколько ещё у неё осталось времени, Рениса, пытаясь унять волнение, побрела по саду. Больше всего её страшила неизвестность. Что привело отца в такое раздражение? Неужели он всё-таки заметил её на коронации? Одна эта мысль заставляла замирать сердца от ужаса. Но, интуиция подсказывала, что будь оно на самом деле так, отец бы не стал тратить время на радостную встречу и на собственный надлежащий вид. Подобное событие не требовало отлагательств. Во всяком случае, Рениса тешила себя этой иллюзией, придумывая другой возможный повод. Она допускала мысль, что отцу просто понадобилось что-то уточнить или узнать у неё, а недовольный тон лишь следствие их последнего разговора. А значит, после короткого доклада, ей вновь уготована назидательная беседа о важности брачных уз. Перспектива не слишком радужная, если учесть, что мать, наверняка, начнёт подзуживать поторопиться с выбором.

Тяжело вздохнув, Рениса присела на садовую скамейку, думая, что созерцание ухоженного парка хоть сколько-нибудь успокоят нервы, но, просидев совсем чуть-чуть, вновь вскочила, поняв, что не в силах оставаться на месте. Она принялась сновать по дрожкам и тропинкам, перебирая тревожные мысли. То Рениса вновь пыталась представить себе разговор с отцом, и тогда мозг занимался поиском подходящих оправданий и, возможно, уникальных сведений, то её уносило в недавнее прошлое, в Каэрский дворец, и дни, проведённые в нём, теперь казались невероятным и увлекательным приключением. Она жалела, что была так замкнута и нерешительна, и не использовала полученное время в своё удовольствие. Ей следовало хоть немного прогуляться по городу и более тщательно изучить замок, например, добраться до кухонь или темниц. А, возможно, даже уговорить Данье выбраться куда-то вместе. Мысль о полукровке обдала жаром, вызвав мгновенный румянец. Сразу вспомнились их совместные трапезы и беседы, танцы и его восхищённый взгляд перед коронацией, всё это пробуждало странное щемящее чувство в груди. Рассматривая его, как незнакомца, Рениса пыталась держать дистанцию, убеждая себя, что тоска и волнение связаны только с отсутствием риска, а голубоглазый и светловолосый Филипп здесь совершенно не причём. Он просто одна из частей её большого приключения, самая значимая из частей… Смутная догадка замаячила где-то в глубине сознания, но время отмеренное отцом подходило к концу, и Рениса нехотя поползла к дому.

Она пришла с поразительной пунктуальностью. В клепсидре до конца отмеченного часа оставалось ровно одна капля. И вместе с её утеканием в узкое горлышко, Рениса, несмело постучав, переступила порог кабинета. Признаться, ей тут же захотелось шагнуть назад, так как картина, представшая взору, не предвещала ничего хорошего. За спиной восседавшего в своём рабочем кресле Роша коршуном вилась Сарояна, а на столе красовалась знакомая коробка с разворошёнными роскошными и яркими платьями. Теми самыми, подаренными Данье, за исключением серебристого, которое было аккуратно сложено и надёжно припрятано в тайник под старой половицей за кроватью.

— Узнаёшь? — Голос отца был острее наточенного кинжала. Рош жестом указал на лежащие перед ним платья, и в его глазах плясало недоброе пламя. Сарояна вновь заметалась за креслом отца, с трудом заставляя себя молчать. Поперёк мужа она больше ни действовать, ни говорить не смела, памятуя о месячной ссылке за подобную дерзость, и потому теперь откровенно мучилась и беззвучно бесилась за его спиной. Наблюдая за материнскими ужимками, Рениса испытала странную смесь отвращения и жалости. Вот только ей были противны вовсе не уродливые гримасы Сарояны, которая та корчила, показывая глубину своего возмущения и негодования, а то униженное положение, вынуждающее её вести себя подобным образом. Не в силах на это смотреть, Рениса вновь перевела взгляд на прекрасные платья, а потом, собравшись с духом, ответила:

— Да, мне они знакомы. По какому-то недоразумению коробку с ними прислали мне.

— Недоразумению? — с нажимом переспросил Рош. — Тогда, может, объяснишь, по какому такому недоразумению эти платья оказались в твоей комнате, хотя я чётко приказал тебе оставить их в моём кабинете?

Рениса судорожно сглотнула, отводя взгляд от стола. Быть пойманной с поличным было безумно стыдно и неприятно, однако пока, несмотря на напряжённую атмосферу, всё было не так страшно. Зная твёрдый характер отца, Рениса хорошо понимала, что новая ложь лишь ещё сильнее рассердит его и наказание будет строже, потому принялась смиренно каяться.

— Простите, отец, — опустив голову и потупив глаза, тихо и виновато начала она. — Я… я не смогла удержаться! Они были такие красивые, такие невероятные…. И я решилась их подменить! Но ненадолго! Я думала всего лишь примерить, а потом вернуть обратно! Мне очень жаль… Я поступила неправильно…

— Вижу, ты всё же понимаешь, что поступила скверно, — произнёс Рош, однако его голос вопреки ожиданиям не стал милосерднее, напротив, в него будто подлили стали. — Но, к сожалению, это не единственный твой проступок, ведь так?

Сердца Ренисы гулко забились в груди. Отец пронзал её взглядом, явно ожидания нового признания, но в ответ получил лишь тишину. Рениса ощущала, что должна что-то сказать, как-то попытаться выкрутиться, но внезапно поняла, что у неё накопилось слишком много тайн, многие из которых запросто приведут её к самому суровому наказанию. Вся беда заключалась ещё в том, что стоило только потянуть за правильную ниточку, весь её свитый кокон лжи тут же распадётся. Но как только он рассыплется, Рениса больше никогда не увидит прекрасного Филиппа Данье, пугающего Аулуса, роскошного бала, коварных иноземцев, интриг, заговоров, войн и всего того, что составляло суть жизни Дворца Совета и смысл для неё самой. Потому молчание затягивалось, а взгляд Роша становился всё мрачнее.

— Похоже, ты не до конца понимаешь в каком положении оказалась, — хмуро заметил он, после чего сделал ещё одну многозначительную паузу так же не увенчавшуюся успехом.

Рениса безмолвствовала и не шевелилась. Она застыла, словно статуя, и старалась почти не дышать. Ей казалось, что в столь напряжённый момент её может выдать даже собственный вдох!

— Что ж, я помогу освежить твою память, — наконец, не выдержал Рош и наклонился. Спустя миг он достал из-под стола новую коробку, которую поспешно раскрыл и демонстративно вытряхнул её содержимое. Разноцветные туфли со стуком вывалились на столешницу. Увидев их, глаза Ренисы сначала расширились, но потом резко сузились до щёлок. Проскользнувший было страх исчез, уступив место холодному расчёту.

«Успокойся! Успокойся, это ничуть не сложнее платьев!» — настраивала себя Рениса, продумывая речь. Слова крутились и вертелись, будто рассыпанные по полу бусины, собирая которые всё никак не получалось сделать красивое ожерелье.

— Ну⁈ — поторопил её отец.

— Их прислали следом, — упавшим голосом сообщила Рениса. — Точно так же, без посланника и отправителя. Я была одна и, когда открыла и увидела, что это такая красота… — Всхлип сам собой вырвался из груди, глаза стремительно наполнялись жаркими слезами, а руки чуть заметно подрагивали. — Я подумала, что раз никто не видел, то я смогу оставить их себе… — Ещё один всхлип заставил хмурую мать встревожиться и беспокойно закрутиться возле стола. Рениса видела в её глазах робкий интерес. Туфли выглядели весьма желанно и привлекательно, и Сарояна, будучи падкой на красивые вещи, не смогла остаться равнодушной. В её лице Рениса рассчитывала получить поддержку, и потому не стала сдерживаться, давя на жалость.

— О Полоз! Мне так стыдно! Я такая глупая… — в голос разрыдалась она и закрыла лицо руками. Продолжая всхлипывать, Рениса осторожно поглядывала за родителями сквозь небольшую брешь между пальцами. Рош поджал губы и неодобрительно наблюдал за развернувшейся истерикой, тогда как Сарояна окончательно потеряла покой.

— Туфли и платья правда очень красивые, — запричитала вполголоса она. — Не каждый день встретишь такую роскошь! Конечно, юной девушке не устоять перед таким искушением…

— Хочешь сказать, что дорогих подарков отца не достаточно? — угрожающе прошипел Рош, и матушка, в испуге дрогнув, тут же заткнулась. И хотя она не сводила алчного взгляда со стола, вступаться за дочь не решалась. Рениса, осознав, что мать ей не поможет, расплакалась ещё сильнее. Теперь её вдобавок душила обида и злость на саму себя. Было глупо надеяться, что Сарояна как-то ей поможет. Мать беззастенчиво повышала голос и третировала только слабых, перед сильными же она всегда пасовала. А уж перед Рошем. Рениса снова горько всхлипнула. Раз уж сплотиться с союзником не удалось, оставалось только разжалобить нападающего.

— Довольно слёз! — не выдержал Рош. — От них всё равно никакого толку!

— Но… я… сожалею… — с трудом выдавила сквозь рыдания Рениса. С отцом она была категорически не согласна. Женские слёзы — оружие, порой весьма действенное, если иметь хоть какое-то влияние и не забывать о границах. И вот сейчас она как раз подходила к опасной грани.

— Раз сожалеешь, прекращай юлить и сознавайся, кто и за что тебе прислал всё это! — потребовал Рош, тем самым загоняя Ренису в тупик.

Его слова были подобны отрезвляющей пощёчине, что, как озаряющий щелчок, сразу же прояснили ситуацию. Рениса мгновенно поняла, как мало на самом деле известно отцу. Подарки по сравнению с сохранившимся тайнами были сущим пустяком. С другой стороны этот пустяк ставил её в крайне неудобное и даже опасное положение, и она никак не могла сообразить, как же из него выбраться. Да и время играло, увы, не в её пользу.

— Опять молчишь? — Судя по хищному и грозному выражению лица Роша, отцовское терпение подходило к концу.

— Я не знаю! Правда не знаю! — поспешила заверить Рениса, но тот остался глух к её запальчивым восклицаниям.

— Я тебя предупреждал, что не потерплю иноземных ухажеров. Ты же продолжаешь упорствовать! — наседал он, становясь всё более раздражительным.

— Но как быть, если мне на самом деле неизвестно имя! — парировала Рениса, стирая высыхающие слёзы с глаз. Их время уже закончилось, и теперь нужно было сдерживаться, чтобы не усугубить ситуацию.

— Лгунья! Бессовестная лгунья! — сорвался отец, со всего размаху рубанув по столу ладонью. От грохота Сарояна и Рениса невольно вздрогнули. Мать и вовсе сжалась в комок и притихла, тогда как Рош бушевал, подобно шторму: — Кого ты так рьяно покрываешь? Любовника⁈ Глупая безмозглая девица! Думаешь, я ничего не смогу узнать? Как бы не так! Будешь сидеть в своей комнате, пока всё не расскажешь!

— Тогда вам придётся закрыть меня навечно, так как мне нечего вам говорить! — услышав свой приговор, Рениса не смогла справиться с яростью. Грубость слетела с губ раньше, чем она сообразила, какими последствиями могут обернуться эти сказанные в запале слова.

— Ничего! Р’фир Найрини прекрасно владеет ментальной речью и быстро развяжет тебе либо язык, либо мозги! — с неистовым огнём в глазах заявил Рош, и вот тут Ренисе стало по-настоящему очень страшно. Первая жена была младшей жрицей, потому при необходимости могла общаться телепатически и читать чужие мысли. Рениса же не владела даже элементарным блоком против подобной «прослушки», так что мами Найрини без труда раскроет все её секреты, причём в самой унизительной форме, будто она не запутавшаяся и немного легкомысленная сэйлини, а опасный преступник!

Видя ярую решимость Роша, загнанной Ренисе не оставалось ничего другого, как начать самозабвенно врать.

— Я… я поняла, — запинаясь, проговорила она, прежде чем отпустила свою фантазию на волю, старательно разбавляя откровенную ложь с реальностью. — Это случилось на балу по случаю чествования короля Бэрлока. Один из его вельмож, какой-то старый барон увязался за мной и не давал прохода. Он настырно предлагал пойти с ним танцевать, но я не соглашалась. Он всё продолжал настаивать, говоря, что я не могу ему отказать, так как он барон, а я, судя по платью, всего лишь служанка. При этом он вёл себя так шумно, что привлекал внимание, и я, боясь рассекретить себя, в итоге согласилась на один танец. Это был бранль, и во время него барон без устали рассказывал мне, что у него целая коллекция красивых платьев и туфель. Он звал меня примерить их, но едва танец закончился, я сбежала. Уж не знаю, как он меня вычислил, возможно, увидел в коридоре змеиный хвост, я была недостаточно осторожна, выбегая из бального зала. В общем, на утро и появились эти самые коробки, вот только с тех пор я этого барона ни разу не видела. Да и не хотела бы видеть, о таком даже рассказывать противно! Но платья действительно оказались очень красивыми…

Отец слушал очень внимательно, нервно постукивая пальцами по краю стола. Мать охала и ахала, хваталась за сердце и осуждающе качала головой. И лишь когда речь вновь зашла о платьях, в её глазах вновь загорелся алчный блеск.

— Что ж, на Бэрлокском балу и в правду было не очень безопасно, — неохотно признал Рош. — И я был несколько небрежен, отправляя тебя в платье служанки. Ты не запомнила имени этого прохиндея?

— М-м-магнус? Наверное…

— Я лично просмотрю всех стариков в списках, — проворчал Рош, кажется, успокаиваясь.

Рениса была готова вздохнуть с облегчением и похвалить себя за удачно выдуманную историю, но тут внезапно и весьма некстати в затухающий разговор вмешалась Сарояна.

— У меня до сих пор дрожат колени от страха за мою девочку! — Она склонилась к отцу, оперевшись о спинку кресла рукой, и негромко, но довольно эмоционально, принялась продавливать свои интересы: — Разве можно подвергать юную сэйлини такой опасности? А что было бы, если б она не успела сбежать⁈ Я понимаю, главному послу в Царстве нужна помощь, но это уже слишком! Ты отказываешься искать Ренисе жениха, позволяя при этом увиливать за ней кому ни попадя!

— Я такого не позволяю! — гневно возразил отец, но почти тут же сбавил тон. — Но ты права, Сарояна, рисковать больше нельзя. Раз мужчины начали обращать на Ренису внимание, значит, ей пора замуж.

— Что⁈ — заслышав ненавистное слово, не смогла сдержаться Рениса. — С каких это пор мерзкие старики стали мужчинами? Да они пристают ко всем на свете, даже к цветам и бабочкам!

— Глубокий старик это или прыщавый подросток, не имеет значения, — Рош милостиво решил объясниться, обращаясь к Ренисе. — Я доверил тебе столь опасную работу только из-за твоей м-м-м… — Рош чуть задумался, подбирая подходящее слово, но в итоге, не найдя ничего подходящего, неуклюже вывернул: — незрелой внешности. Пока тебя не замечали, это имело свои плоды, но раз это уже не так…

Она не могла поверить своим ушам. На глазах выступили злые слёзы, кулаки сжались от бессилия. Да как же так⁈ Весь её мир, все чаяния рухнули в один миг из-за дурацкого выдуманного рассказа!

— Пожалуйста, нет, — прервала она отца на полуслове. — Пожалуйста…

— Что такое, Рениса? — Рош сдвинул брови и вопросительно уставился на неё.

— Я должна вернуться во Дворец! Пожалуйста, позвольте мне побыть там хотя бы ещё один сезон! — взмолилась она, ощущая дрожь во всём теле.

— Об этом не может быть и речи! — отрезал отец. — К следующему сезону ты уже благополучно выйдешь замуж!

— Нет! Никогда! — Рениса бросилась к отцу. Упав на колени и цепляясь за брюки, словно маленький ребёнок, она, заглядывая в глаза, вилась ужом, надеясь выпросить снисхождение. — Я могу одеваться в мальчика! Или и вовсе не перевоплощаться! Я полностью возьму на себя работу слуг, и даже слова поперёк не скажу. Отдайте Рэлу комнату, я буду спать в гостиной на диване…

— Не говори ерунды! — оборвал её Рош, чуть отодвигаясь, после чего припечатал: — Этот вопрос решён раз и навсегда. Ты больше не покинешь Царства!

— Почему? — сипло выдавила она, чувствуя, что теряет над собой контроль. Глаза застили слёзы, а в голове стучало так, будто туда поместили молот и наковальню. От боли и бессилия хотелось выть и крушить всё вокруг. Рениса смутно помнила, как поднималась. Её слегка покачивало, и потому она опёрлась о край стола, но в какой-то момент мир окончательно поплыл и разум затмили чувства, вырвавшиеся на свободу: — Почему я всегда должна слушаться только вас? — сметая со стола коробки с платьями и туфли, а заодно все письменные принадлежности, срывающимся голосом прохрипела Рениса. — Вы всё решаете за меня, и никому из вас нет дела, что это приносит мне лишь страдания! Вы отняли у меня право заниматься камнями, затем отобрали кисти и краски, а теперь, когда я нашла хоть что-то себе по душе, вы опять отсылаете меня прочь, надеясь закрыть в четырёх стенах! — Каким-то образом она очутилась возле шкафа, начав выбрасывать из него книги. Она швыряла их в сторону ошалевших и онемевших родителей, и вместе с каждым томом вслед неслись и жалящие злые слова: — За что вы меня так ненавидите? За то, что я родилась дочерью, а не ещё одним сыном⁈ За это вы всю жизнь мне мстите? А теперь и вовсе хотите выпихнуть, чтобы не мешалась под ногами⁈

Она успела наговорить ещё кучу гадостей до того, как отец, отойдя от шока, добрался до неё. Вырвав очередную книгу, Рош скрутил Ренисе руки. Она сопротивлялась, орала и пыталась его ударить, хаотично размахивая конечностями, но постоянно промахивалась. Отец что-то ей говорил, но мозг не воспринимал слова, вычленяя только отдельные несвязанные звуки. Потом рядом раздались чужие всхлипы, похоже, у Сарояны тоже началась истерика. Рош что-то проревел и спустя какое-то время, которое Рениса, задыхаясь от слёз и крика, потратила на тщетные попытки вырваться, в кабинете появился Рамисар с какой-то склянкой. Терпкая, чуть горьковатая жидкость коснулась сначала сомкнутых губ, а затем просочилась сквозь зубы сначала на язык, а потом и в горло. А после была только чернота.

* * *

В экипаже было душно и сумрачно. Сквозь плотно занавешенные шторы не проникало ни одного луча холодного осеннего солнца, а пролетающий мимо пейзаж различался только величиной проплывающих теней. Рениса тупо смотрела в одну точку — разлохмаченный край занавески мерно покачивался в такт движению. Напротив молчаливо сидел отец, хмурый и бледный. Он тоже предпочёл вглядываться в чуть затёртую ручку двери, вместо того, чтобы смотреть по сторонам или на спутницу. Говорить не имело смысла. Рениса знала куда её везут, хотя в открытую Рош ей об этом не сообщал. Но среди имений семьи Эйлос было лишь одно прекрасно годившееся для долгой ссылки. Вдобавок ей уж приходилось в нём бывать, правда, тогда они с матерью задержались в нём ненадолго. Из-за спятившей после великого Танца Рены, отец отменил наказание спустя всего месяц, хотя упавшая духом Сарояна, считавшая дни, твердила, что им придётся сидеть на севере несколько лет. Как там должно было быть на самом деле, никто никогда не рассказывал.

Вопреки ожиданиям родителей, Ренису подобное наказание совсем не пугало. В отличие от Сарояны, она сохранила приятные воспоминания о пребывании на севере и теперь, скорее, с лёгкой грустью, чем с ужасом, ожидала новой встречи. Пожалуй, если бы не дикая головная боль — последствие вчерашней истерики, — дорога не казалось бы такой муторной и тяжёлой. Заторможенные мысли натужно ползли по раскалывающейся черепной коробке тусклыми невнятными образами, но любая попытка их разглядеть приносила лишь тошноту и слёзы. Рениса подозревала, что со стороны это выглядело, будто она и в самом деле плачет, раскаиваясь и жалея о своих поступках, но это было весьма далеко от истины. Она не раскаивалась и не жалела. Рениса не стыдилась даже устроенного в кабинете разгрома. Собственное поведение не вызывало у неё никаких противоречий, напротив, казалось вполне логичным. Она всего лишь защищалась, как умела и могла, точно так же, как оборонялся бы любой зверь, загнанный в угол. И ей было наплевать, насколько чудовищно это могло выглядеть в глазах родителей.

Экипаж подпрыгнул на кочке, и Ренису подбросило вверх. Она едва не ударилась головой об потолок, но и этой встряски хватило для того, чтобы голову охватил болезненный спазм, а в глазах выступили слёзы. И они не остались незамеченными. Рош с беспокойством покосился на Ренису и почти тут же отвёл взгляд.

— Я проведаю тебя через месяц, — мягко сообщил отец. — Надеюсь, этого времени тебе хватит, чтобы успокоиться и прийти в себя.

Рениса не ответила. Стирая предательские слёзы, она начала дышать глубже, надеясь, что хоть это угомонит чудовищную головную боль. Рош, по-видимому, счёл её молчание и странное поведение за смирение и муки совести, и потому продолжил:

— Твоя мать хочет выдать тебя за военного, желательно кого-то высокопоставленного, чтобы Рамисару было легче продвинуться по службе. Я не совсем одобряю такой выбор, но в нём есть свои плюсы. Тебе точно не придётся жить в гареме, и ты сможешь проявить себя, как хозяйка дома.

С трудом подавив ухмылку, Рениса с горечью подумала, что такая роль куда больше подошла бы самой матери. И хотя та редко рассказывала о своём детстве, порой что-то невольно проскальзывало в её речь. Например, то, что некогда ради успешной карьеры брата, она была отдана в жёны не симпатичному смешливому солдату, живущему по соседству, а перспективному и обладающему большими связями молодому послу. Вероятно, именно поэтому ей, дочери посредственного капрала, всё никак не удавалось смириться с тем, что нужно делить своего мужа с другими женщинами и обо всех домашних делах всегда советоваться с первой женой. Готовящаяся с детства к роли хозяйки, Сарояна никогда не училась ничему другому, потому теперь откровенно изнывала от скуки и изводила весь гарем, не находя себе достойного занятия. Теперь же Рениса понимала, что мать вполне искренне желала ей добра. И, пожалуй, в глазах Сарояны не было бы большего счастья, чем удачно пристроенная дочь, чей брак помог выслужиться любимому сыну.

Снова получив тишину в ответ, Рош замолк и снова уставился на дверную ручку. Так в тягостном молчании они и провели оставшийся путь. Рениса тщетно пыталась уснуть, надеясь, что сон ослабит боль и облегчит муки долгой дороги, но стоило ей закрыть глаза, как бредовые образы начинали мельтешить перед внутренним взором, вызывая волну нестерпимой тошноты. И вновь приходилось тупо глядеть в одну точку.

Постепенно удлинялись тени, и становилось всё холоднее. Дорога сужалась и всё чаще заводила в густые леса. Запах вековых елей доносился через оконные щели, сменяясь гнилостной вонью болот. Свернув в мрачный бор, экипаж начал притормаживать, а усталые вараны недовольно поскуливать. Возница ослабил поводья, окончательно теряя скорость. Вараны ступали всё медленнее и медленнее, а затем, вынырнув из бора, и вовсе замерли. Едва экипаж остановился, Рош вышел на улицу. Внутрь ворвался морозный ветер, заставив Ренису зябко поёжиться. Север не очень-то баловал хорошей погодой своих обитателей. Сквозь неплотно запертую дверь, Рениса приметила знакомые глухие ворота. Прибыли. Заскрипели старые петли, и ворота лениво поползли в стороны. Вараны неспешно вошли во двор, утягивая за собой экипаж.

— Выходи, — велел отец, открывая дверцу.

Рениса, поплотнее закутавшись в плащ, выскочила наружу. Северное имение встретило её весьма сдержано и сурово. Солнце тонуло в сизой дымке, обещавшей на завтра дождь, небольшой морозец пощипывал кожу, а ветер пронизывал до костей. Рениса огляделась, с трудом узнавая места. В прошлый раз она жили здесь летом, когда в саду ещё бушевала зелень и повсюду были цветы. Теперь же сад чернел голыми стволами и раскисшей от частых дождей землёй. Даже кедры и ели, выстроившиеся вдали, выглядели блёкло и серо. Лишь дом, несмотря прошедшие годы, сохранил прежние очертания. Всё те же белёные стены, расписные ставни на окнах и тонкая струйка дыма из высокой, похожей на башню, трубы.

Рош не стал задерживаться на улице и поспешил к дому. Он уже собрался стучать, как на пороге слегка прихрамывая появился Р’хас Рехарт.

— Рош? — удивлённо спросил старик, и у Ренисы сжались сердца при виде него. Он совсем ослабел, а его черты всё больше теряли человечность, нос стал как будто меньше, подбородок сузился, а в глазах виднелись только узкие полоски зрачков. Быть может несколько месяцев, или даже дней отделяли его от последнего возвышения. Того неминуемого часа, когда Р’хас Рехарт окончательно изменит свой облик и покинет родные места, чтобы прожить глубокую старость мудрой змеёй в Зачарованном лесу.

— Прости, что без предупреждения, — поклонился Рош. — Понимаю, что прибыл не в подходящее время, но не мог поступить иначе…

— О нет, — отмахнулся старик, и на его тонких губах зазмеилась тёплая улыбка. — Ты прибыл как раз вовремя, и не один. Здравствуй, Риса!

Он обратил свой змеиный взгляд на неё, и Рениса едва не кинулась старику на шею. И лишь присутствие отца и не желание посвящать его в тайну удержало её. Ни к чему было Рошу знать, что его наказание стало для Ренисы глотком счастья.

— Здравствуйте, Р’хас Рехарт, — официально произнесла она, хотя глаза увлажнились, а сердца оглушающе забились в груди.

Ренисе было трудно совладать с собой, ведь перед ней стоял тот, кто открыл ей удивительный мир красок и кистей. Именно в небольшой мастерской дядюшки Ре (так он просил его называть) она впервые начала рисовать, и ещё никогда прежде никакое увлечение не занимало её так, что матери приходилось буквально вырывать кисти из рук. Воспоминания нахлынули, словно бушующие волны, утаскивая за собой. И пока отец, хмурясь и извиняясь, что-то объяснял Р’хас Рехарту, Рениса барахталась в своей памяти. Перед ней вновь предстали дни, когда она безвылазно торчала подле дядюшки Ре, жадно наблюдая за тем, как тот рисует. Как несмело взяла у него клочок бумаги и попыталась повторить одну из картин. Ей тогда казалось, что получилось совершенно ужасно, то же говорила и Сарояна, но Р’хас Рехарт похвалил, заявив, что в том наброске прячется настоящий талант, но его надо развивать. И Рениса весьма охотно принялась упражняться, пропадая с утра до ночи в мастерской и раз за разом слыша недовольство матери. Та, несмотря на заверения дядюшки Ре, считала все эскизы и наброски бестолковой мазнёй. Ренису ранили её слова, но тогда она ещё считала, что пока просто недоучилась и, поддерживаемая Р’хас Рехартом, продолжала рисовать. Однако стоило им вернуться домой, быстро стало понятно, что без дядюшки Ре, ей против матери не выстоять. Сарояна приложила все усилия, чтобы Рениса не только забросила рисование, но и избавилась от красок. Лишь несколько баночек, да пара кистей до сих пор хранились завёрнутыми в старое платье на дне сундука, как напоминание о чём-то удивительном и волшебном.

Ещё были, конечно, сокровенные воспоминания, но многие от времени совсем истёрлись и укрылись в чертогах памяти, но лишь одно, самое яркое, никогда не блекло.

Событие, заложившее его, случились незадолго до отъезда из северного имения почти пять лет назад. В тот памятный вечер Рениса только-только показала Р’хас Рехарту очередной свой набросок, как всегда получив несколько интересных советов. Они вновь разговорились, и дядюшка Ре предложил ей перестать просто копировать, а начать создавать что-то своё, ни на что не похожее.

— Мама сказала, что у меня слишком скудная фантазия, — в ответ пожаловалась Рениса. — Хотя, кто бы говорил! Сама назвала меня так, словно я тень своей старшей сестры! Вы только послушайте: она — Рена, а я — Рениса! Это точно кот и котёнок!

— Вероятно, этим самым она хотела украсть удачу у твоей сестры, — хмыкнул дядюшка Ре. — Говорят, счастливая судьба улыбается тем, чьё имя длиннее.

— Тогда стоило добавить ещё пару слогов! — фыркнула Рениса. — Может, тогда бы это дурацкое имя звучало поитересней.

— А что мешает тебе это изменить? Ты всегда можешь что-то прибавить или выкинуть из своего имени и получить что-то необычное.

— Как вы? Вы поэтому просите называть себя Ре, хотя ваше имя длиннее?

Р’хас Рехарт хитро улыбнулся, а Рениса тут же принялась крутить слоги родительских имён, то меняя буквы, то добавляя слоги, но отметала один вариант за другим. Одни были слишком вычурными, другие звучали глупо, третьи вызывали неприятные ассоциации.

— Раз всё так сложно, почему бы тебе не звать себя просто Рисой? — вдруг предложил Р’хас Рехарт. В его тёплых желтоватых глазах блеснули заговорщические искорки. — Такое имя удобно прятать в картинах, как автограф, и оно довольно красивое.

— Но мать и сёстры никогда не согласятся так меня называть, — с печалью заметила Рениса, мысленно вертя новую форму имени. Она определённо ей нравилась.

— Тогда пусть это останется между нами.

Так и оно и получилось. С тех пор никто и никогда больше не называл её Рисой.

Углубившись в мысли, Рениса и не заметила, как пролетел скромный ужин в компании стариков. Р’фир Адара, уже не такая быстрая и суетливая, довольно долго хлопотала на кухне. Её черты тоже начали меняться, обнажая змеиное нутро. И хоть Адара была несколько младше Р’хас Рехарта, создавалось впечатление, что она торопилась поспеть за мужем, а тот, словно дожидаясь её, напротив, как мог растягивал последние дни. Это было невероятно трогательно, но, даже смотря на них, как на пример идеальной пары, Ренисе не испытывала зависти и желания оказаться в подобных отношениях. Она совершенно не понимала, отчего Адара так спешит закончить свой путь и никак не отпустит дряхлеющего Р’хас Рехарта, и зачем дядюшка Ре истязает свою плоть, вместо того, чтобы ей поддаться и устремиться к новому этапу жизни, совсем непохожему на прежний. Впрочем, сейчас она была чрезвычайно рада тому, что им довелось свидеться.

Отец собрался сразу после ужина и умчался в ночь. Как бы странно это ни выглядело, Рениса, которую стоило бы считать пленницей, лично запирала ворота своей тюрьмы, причём делала это добровольно. Беспокоясь о Р’хас Рехарте, она не хотела, чтобы старик тратил свои скромные силы. Заперев тяжёлый засов, Рениса задержалась на небольшом крыльце, вглядываясь в густеющую черноту. Она вбирала морозный стылый воздух, заставляя себя привыкать к холодам. Впереди суровая зима, и едва ли кому-то удастся вытащить теперь её из этого логова!

— Риса, — Рука старика упала ей на плечо. Р’хас Рехарт, несмотря на хромоту, беззвучно появился и встал рядом. Они с минуту молчали, но это была совсем не та тишина, что висела в экипаже. Ни напряжения, ни лишних вопросов и натужных тем. Возникшее безмолвие несло в себе лишь скромную тихую радость. И после долгих лет разлуки, старик спросил только одно: — Хочешь… порисовать?

* * *

В мастерской всё так же было уютно и пахло краской. Зажжённая лампа, поставленная на подоконник, освещала ровным жёлтым светом лишь небольшой круг, вся остальная комната тонула в таинственном полумраке. В дальнем закутке, словно чернеющие горы, теснились пустые рамы, чуть поодаль, в тени прятался небольшой столик с сотней крохотных ящичков для приготовления красок, ближе к центру толпилось несколько мольбертов, на которых сохли готовые работы. Их было намного меньше, чем пять лет назад, но, несмотря на дрожащие от старости руки, Р’хас Рехарт не утерял сноровки. Штрихи оставались всё такими же резкими и твёрдыми. Не то, что у Ренисы…

Она устроилась возле окна на старом колченогом стуле. Руки совсем не слушались, выводя неуклюжие неровные линии, а сангина предательски рассыпалась, ещё больше грязня края, и всё же в угловатом наброске угадывался силуэт. Рениса всегда предпочитала портреты, и сейчас на неё безлико взирала несколько небрежно вырисованная человеческая фигура. Поджарый мужчина был облачён в облегающую узкую рубашку, прекрасно подчёркивающую его мускулы и намекающую на хорошее строение тела, плотные бриджи и свободный плащ с красивой застёжкой. Высунув кончик языка от усердия, Рениса пыталась изобразить хитроумную эмблему в виде разъярённой мантикоры, но все мелкие штрихи, стушевавшись, слились, так что получилось какое-то бесформенное пятно. Вздохнув, она отложила набросок, поняв, что за лицо лучше и вовсе не браться, чтобы окончательно всё не испортить. Сменив лист, Рениса вновь принялась рисовать. В голове засел яркий образ девочки-богини, который захотелось перенести на бумагу. Мягкий цвет сангины очень подходил огненной малышке. Вот только очертив схематично её будущую форму, Рениса вновь убрала листок. Вздохнув, она вернула на мольберт предыдущий набросок и принялась осторожными короткими штрихами рисовать глаза. В какой-то момент сангина была оставлена, и рядом появилась коробка с пастелью, а затем и тушь. И хотя дядюшка Ре не советовал смешивать техники, Рениса не нашла другого способа раскрасить свою работу. Глаза непременно должны были быть небесно-голубыми, обрамлёнными чёрными пышными ресницами, волосы — светлыми и длинными, а черты лица — тонкими и благородными. С увлечением нанося всё новые штрихи, Рениса далеко не сразу поняла, кого именно попыталась нарисовать. Лишь когда рука потянулась чуть заострить ухо, она отпрянула от портрета. Неумелая копия Филиппа Данье кривовато улыбалась и восхищённо пялилась на неё, почти так же, как на балу! Даже плохо нарисованный полукровка смог её смутить! Покраснев до кончиков волос, Рениса поспешно перевернула набросок, не желая больше встречаться с ним взглядом. Для надёжности, будто опасаясь, что Филипп каким-то чудом вдруг оживёт и покинет портрет, она прикрыла листок начатым эскизом с богиней и с несвойственным нажимом принялась наносить короткие штрихи будущего пламени. Монотонная работа несколько успокоила её, а потом и вовсе уморила. На секунду прикрыв глаза, Рениса облокотилась на мольберт и тут же заснула.

Ей снился Аулус. Он ходил по мастерской, словно по галереи, и с интересом разглядывал работы дядюшки Ре. Демон одобрительно кивал одним пейзажам, и равнодушно проходил мимо других, пока, наконец, не остановился рядом с Ренисой. Поклонившись в знак приветствия, Аулус покосился на сомкнутую в пальцах сангину, а затем уже начал переводить взгляд на мольберт…

— Не смотрите! — встрепенулась Рениса, закрывая собой незаконченную работу. Отчего-то во сне перед ней вновь находился портрет Данье, причём написанный намного лучше и качественнее недавнего наброска. Вместо сангины, пастели и туши, он был исполнен маслом на настоящем холсте и вполне мог претендовать на почётное место в каком-нибудь замке или дворце.

— Признаться, я сильно раздосадован, — заметил печально Аулус, обходя мольберт и останавливаясь позади него. — Вы пишете великолепный портрет моего помощника, но при этом не удостоили меня даже ответом…

— Каким ответом? — подняв на демона взгляд, с недоумением переспросила Рениса.

— Я позвал вас на свидание, — с укором напомнил он. — Неужели вы так легко забыли об этом?

— О, конечно, свидание! — воскликнула Рениса, испытывая при том крайне странные чувства. Мысль о встрече с демоном казалась невероятно далекой, словно она пришла из давно позабытой прошлой жизни, тогда как сам Аулус нависал в опасной близости и виделся более чем реальным. Рениса даже не сомневалась, что надумай она протянуть руку и прикоснуться к нему, то ощутила бы гладкость шёлка его рубашки.

— Так что же, вы и дальше будете истязать меня неведением? — Голос демона звенел разочарованием, да и вид перестал быть пугающим до колик. Алые глаза потускнели и потемнели, кожа поблекла, превратившись из жемчужно-алебастровой в водянисто-серую, и даже уголки резных губ, всегда вздёрнутые в лукавой полуулыбке, внезапно опустились. Всё это делало Аулуса похожим на тень самого себя или призрака.

— Мне очень жаль, — ощутив укол совести, принялась честно оправдываться Рениса. — Но дело в том, что отец меня наказал и отправил в ссылку в далёкое имение. При всём желании теперь отсюда никак не выбраться, так что едва ли мне удастся прийти к вам на встречу. Впрочем, это верно и вовсе невозможно. Отец сказал, что я больше не смогу покинуть Царство!

Демон слушал очень внимательно, чуть заметно хмурясь, а затем ещё с минуту молчал, прежде чем задал новый вопрос:

— А вы бы хотели?

— Покинуть Царство?

— И это в том числе, — насмешливо подтвердил Аулус, и с ним явно начали происходить изменения. В глазах вспыхнули крохотные искры, а губы чуть дёрнулись в ухмылке.

— Я не знаю… — растеряно проговорила Рениса, и в самом деле оказавшись в замешательстве. С одной стороны её манило вернуться в мир интриг и заговоров, с другой — она уже нашла умиротворение среди красок, мела и карандашей. Даже бросая на чаши весов яркую насыщенную жизнь во Дворце Совета и тихое безмятежное существование в мастерской художника, те приходили к полному равновесию. Не в силах сделать столь сложный выбор Рениса очнулась.

В мастерской уже начало светать. Рениса, потянувшись, расправила затёкшие мышцы, затем, торопливо поднявшись, собрала разлетевшиеся по комнате листки и, уложив их стопкой в специальную корзину, вернулась на место. Потушив лампу, она вытащила из коробки тонкий уголёк и занесла его над бумагой в нерешительности. А не нарисовать ли ей демона?

* * *

Она сидела в мастерской сутками напролёт, отвлекаясь только на еду и душ. И хотя Р’фир Адара заботливо устроила ей спальню в комнате напротив, Рениса заглянула туда лишь однажды. Присев на широкую мягкую кровать, она с минуту решала, нужно ли ей немного подремать, но так как холодное осеннее солнце ещё не село за горизонт, передумала и вновь отправилась к мольберту. Иногда они переговаривались с дядюшкой Ре за работой, но их разговор по-прежнему касался только мастерства. Р’хас Рехарт тактично не влезал в её жизнь неудобными вопросами, вместо этого подарив ничем не ограниченную свободу творчества. Он даже не просматривал бесчисленные наброски и эскизы, выходящие из-под руки Ренисы и аккуратно сложенные в грубо сбитый ящик. Дядюшка Ре сам смастерил его на следующий вечер, а, вручая, сказал:

— Твоим работам нужно место и право на тайну. Я не хотел бы ненароком стать свидетелем твоих секретов или неудач. Кому, как не мне знать, что некоторым картинам необходимо подольше побыть рядом с создателем, прежде чем встречаться с кем-то ещё, а некоторым и вовсе лучше никогда не попадаться никому, кроме художника, на глаза!

В этом был весь Р’хас Рехарт. Понимающий, тонкий и чуткий. Впрочем, его жена так же не опускалась до мелочных сплетен и наговоров. Р’фир Адара тихонько хлопотала по дому, появляясь в мастерской только, что принести чаю или же позвать в столовую. Лишь изредка она позволяла себе посетовать на залёгшие у Ренисы от недостатка сна круги под глазами, но ни разу не попыталась вмешаться в её режим. Как и дядюшка Ре, его жена не влезала в чужую жизнь. Завтракая с ними каждое утро, Рениса невольно ловила себя на завистливой мысли, что была бы рада, будь они её родителями. И пускай она никогда не видела бы ничего, кроме скудных северных пейзажей, а блюда на столе едва ли отличались изысканностью, ей не пришлось бы скандалить и устраивать истерики, чтобы добиться права заниматься избранным делом.

Поглощённая рисованием, Рениса вскоре потеряла всякий счёт времени. Перепутав день с ночью, она уже не могла сообразить, минуло ли всего три дня или уже прошла целая неделя с её приезда. Неизменно росло количество портретов самых разнообразных жителей союза. Были здесь написанный тушью суровый и грозный Император эльфов, выведенная густыми чернилами обольстительная и коварная агни Касайрис, нежная акварель досталась задумчивому и растерянному юному королю Дамиану, а яркая, насыщенная гуашь — надменному драконеанину Гволкхмэю. Слоистой пастелью Рениса нарисовала целый вампирский клан во главе с послом Ариатом, тогда как жестокие бэрлокские принцы заслужили только грубый графитный карандаш. Мягким разноцветными восковыми мелками Рениса изобразила соблазнительную красавицу Нэйдж. И та, признаться, вышла настолько удачно, что от картины было трудно отвести взгляд. Она манила и притягивала к себе, словно ей каким-то образом передался невероятный магнетизм роковой красотки. Попав под его чары, Рениса хотела уже показать портрет дядюшке Ре, однако, окинув результат придирчивым оценивающим взглядом, ей стало неловко и даже стыдно. Уж слишком откровенной и вызывающей показалась ей Нэйдж, потому, дабы не смущать никого, она спрятала работу на самое дно ящика. Там же покоилась и целая стопка самых разнообразных эскизов и небольших картин, посвящённых Данье. Это походило на какое-то наваждение. Частенько принимаясь за чей-то мужской портрет, Рениса, сама того не замечая, начинала менять очертания и цвета, пока перед ней вновь не появлялся меланхоличный полукровка. Смотря на него, ей всё чаще становилось тоскливо и одиноко, а сердца болезненно сжимались в груди. Она теряла покой и некоторое время могла думать только о нём, вспоминать его лукавую улыбку, лёгкий, чуть раздражающий, цветочный аромат и приятный бархатный голос. Порой ей овладевали и вовсе дикие мысли. В теле вдруг поднималась необъяснимая волна, и вслед за ней появлялось страстное желание оказаться с Данье рядом, прикоснуться к нему, прильнуть, словно кошка, жаждущая ласки, ощутить тепло его рук и силу объятий. Не зная, как унять вдруг обезумевшие чувства и жар, Рениса вскакивала с места и резко открывала окно, подставляя разгорячённое лицо колким поцелуям северного ветра. И наступал отлив, приносящий вместе с собой стыд и угрызения совести. Очередной портрет полукровки немедленно прятался под стопку зарисовок, чтобы не мозолить глаза и не бередить угомонившиеся чувства. Рениса ставила перед собой новый листок и, чтобы не искушать себя, начинала рисовать женский облик. И на бумаге радостно плясала огненная богиня, или блистала дорогими нарядами опасная леди Ярина, а иногда даже появлялась серьёзная принцесса Шанталь, склоняющаяся над свитками и окружённая колбами, склянками и кристаллами. Но проходило совсем немного времени, и всё повторялось. Снова рука выводила волнующие черты, а сердца принимались стучать чаще в томительном предвкушении.

Хуже этой эмоциональной пытки были только слишком яркие и запоминающиеся сны, в которых неизменно присутствовал Аулус. Он появлялся в любое время среди дня и ночи, стоило только Ренисе прикрыть глаза и немного задремать. Увидев его во второй раз, она очень удивилась и с беспокойством ожидала, что демон вновь начнёт требовать от неё ответа. Однако Аулус с ней даже не заговорил. Словно и не замечая её присутствия, он подошёл к ящику с работами, вытащил оттуда свежие зарисовки и с большим интересом принялся их рассматривать. На его тонких губах заиграла хитрая улыбка, которая стала только шире, когда демон отыскал свой портрет. Рениса ощутила, как горят кончики ушей, почему-то ей было неловко показывать эту работу, хотя, стоило признать, Аулус вышел очень похожим. Тот же благородный профиль с чёткими пропорциональными линиями, те же ум и глубина во взгляде. Несмотря на непростую работу с углём и выпачканные пальцы, сам портрет не имел ни единого грязного пятна. Воистину на Ренису в тот момент снизошло вдохновение. Чуть позже она нарисовала Аулуса, как и всех демонов, ещё и чернилами, и хотя та картина вышла более яркой и красочной, в ней не хватало какой-то животворящей искры. Портрет вышел уж слишком официальным и был не так тепло принят демоном.

В последующие дни Рениса видела Аулуса не всегда. Иногда она ощущала только его незримое присутствие. Он, словно верный пёс, держался неподалёку, карауля её покой. В другие разы Аулус пристраивался на рабочем табурете дядюшки Ре, и тогда Ренисе становилось неспокойно. Демон, как бы невзначай, бросал каверзные вопросы и с нескрываемым удовольствием наблюдал за её реакцией. Он мог внезапно спросить, почему она завидует непростой судьбе старшей сестры, как поступила, если бы у неё обнаружился великий дар, или же, что думает об ущемлении прав женщин в нагском Царстве, и нравятся ли ей эльфы. И Ренисе никак не удавалось отмолчаться. Слова сами лились из её уст, вскрывая истинные мысли и чувства, а странные сны вмиг оборачивались настоящими кошмарами. Рениса просыпалась в холодном поту и ещё несколько минут приходила в себя, успокаивая и убеждая, что то было всего лишь очередное бредовое видение. Однако с каждым днём внутри разрастался страх, а голову всё настойчивее посещали нелепые мысли, будто однажды чудовищный кошмар утянет её в свою глубину и она уже не сможет проснуться. Всё это, в конечном счёте, привело Ренису к затяжной бессоннице.

И так, коротая очередную ночь за мольбертом, Рениса вдруг ощутила страстное желание вновь нарисовать Нэйдж. Вот только теперь её захотелось изобразить красками, а не карандашами. В порыве внезапного вдохновения Рениса с увлечением принялась экспериментировать с палитрой, находя всё более интересные и необычные оттенки. Ведя штрих за штрихом, она будто бы не рисовала даже, а преображала обычный плоский эскиз в объёмную и почти реальную картину. А когда пришло время накладывать тени, Рениса уже не могла отделаться от странного ощущения, что девушка вот-вот сойдёт с листа бумаги и зашуршит по полу дорогим бальным платьем. Желая избавиться от возникшей иллюзии, Рениса на секунду зажмурила глаза, но стоило ей их открыть, как в мастерской появился Аулус.

— У вас невероятный талант, сэйлини Рениса! — Раздался голос демона за спиной, заставив вздрогнуть и обернуться.

«Неужели я опять уснула?» — подумала она, пытаясь понять, как же так получилось. Её рука всё ещё сжимала кисть, а на второй лежала только что смешанная палитра. Всё было ровно так же, как и минуту назад, только без застывшего в шаге от неё демона. Рениса собиралась ущипнуть себя, дабы убедиться, что всё происходит наяву и уже опустила руку, чтобы отложить кисть. Однако в следующий момент её окатила волна необъяснимой ревности. Она вдруг заметила, что демон всё это время, не отрываясь, взирает на портрет Нэйдж. Алые глаза Аулуса заблестели, а на губах расползлась игривая улыбка, словно демон намеривался немного пофлиртовать. Рениса внезапно ощутила лютую ненависть к собственной работе и к беспринципной соблазнительнице Нэйдж. Ослепительная красотка, похоже, способна была сводить с ума даже своим изображением!

— Если вам так нравится, можете забрать! — сжимая кулаки от охватившей ярости, с вызовом предложила Рениса. В ту минуту она была готова разодрать проклятый портрет в клочья!

Аулус с некоторым удивлением перевёл взгляд на Ренису.

— Позвольте уточнить, сэйлини, что именно я могу забрать? — деловито спросил он.

— Портрет, на который вы так пялились! — раздражённо буркнула Рениса, отводя глаза в сторону. Хамить в лицо демону она не осмелилась, хотя, признаться, сама поразилась этой внезапной вспышке. Внутри неё уже плескался страх за подобное своеволие, но Рениса втайне надеялась, что происходящее всё-таки очередной сон. Прежде ей ещё никогда не приходилось так откровенно срываться.

— Хм, признаться, я сегодня рассчитывал забрать другое, — вкрадчиво заметил демон.

— Я не рисовала вас больше, — настороженно ответила Рениса, отчего-то решив оправдаться. — Но, если вы хотите забрать старые эскизы, то без труда отыщите их вон там, — кивнув в сторону ящика, закончила она.

— Боюсь, вы поняли меня превратно, сэйлини. — Голос демон стал ещё мягче, и оттого подозрительнее. — Мне нужны не портреты, а художница.

— Что⁈ — ошарашенная Рениса воззрилась на него, позабыв о недавней неловкости. Аулус хитро улыбался кончиками губ, а в его глазах блестел лукавый огонёк. Демон явно что-то задумал!

— Я так и не получил однозначного ответа на моё предложение, — напомнил он, после чего, одарив красноречивым взглядом, добавил: — потому счёл затянувшее молчание за согласие.

— Но… — тут же попыталась возразить Рениса. — Но я вам уже объясняла, что отец отправил меня в ссылку, и я никак не могу покинуть имение!

— Не прячьтесь за нелепыми оправданиями, сэйлини! — нахмурившись, пригрозил демон, а затем, чуть смягчившись, продолжил: — Вопрос не в том, что вы можете, я спрашивал вас, чего вы хотите. Стать женой полководца, пожертвовав своими интересами и желаниями ради карьеры вашего брата, или же, повлиять на судьбу мира и раскрыть свой истинный дар⁈

«Это сон, совершенно точно сон!» — усмехнулась про себя Рениса. Только во сне кто-то мог предположить, что у неё есть какой-то дар, способный на что-то повлиять! И раз уж ей всё привиделось, то почему бы не сделать неожиданный выбор и хоть на минутку почувствовать себя значимой?

— Я… не хочу замуж, — осторожно произнесла Рениса. — И, пожалуй, если это не шутка, и я на самом деле владею каким-то даром, я бы не отказалась его раскрыть.

Она покосилась на Аулуса в ожидании, но так и не смогла увидеть его реакции. Перед глазами всё начало расплываться, как всегда бывало перед тем, как сон обрывался. От мысли, что она так ничего не узнает о даре и всё это просто глупая игра разума, ею тут же овладела горькая обида. Рениса почувствовала себя обманутой, преданной и никому не нужной. Набегающие горячие слёзы жгли глаза, так что теперь за их пеленой и вовсе уже ничего невозможно было увидеть.

— Тогда позвольте вам кое-что подарить, — прошептал Аулус. Рениса ощутила лёгкое дуновение ветерка, будто кто-то склонился над ней, а затем острая боль пронзила её ухо. И мир потонул в хаосе бесчисленных голосов. Радостный клич соседствовали с плачем навзрыд, серьёзный тон перемежался с фривольными фразами, гневные тирады звучали почти в унисон с мучительными стонами и ликующими возгласами. И в этой невероятной какофонии всё громче и настойчивее стали звучать отчаянные крики, вопли ужаса, злой смех и военные команды.

— Тебе к ним, — подтолкнул её раздавшийся над ухом обволакивающий шёпот, и Рениса, сама того не желая, подчинилась. И её сознание тут же наполнилось невыразимой болью, отъявленной жестокостью, неистребимой кровожадностью, диким страхом, безутешным горем, неутолимым голодом по сражениям и нестерпимой жаждой заполучить победу. Многоголосое безумство, словно пронизывающие разряды Следов Полоза, прошло через каждую клеточку тела Ренисы, причиняя ей невыносимые страдания. Голоса истязали, мучили и терзали её, и от них не было никакой возможности отгородиться. Лишь иногда Ренисе казалось, что она слышит кого-то знакомого. На краткий миг чей-то одинокий голос оказывался громче и яснее всех остальных, но его спешил заглушить другой, ещё более мощный и раскатистый. Однако и тот почти тут же утопал в несмолкаемом гомоне и назойливом шуме.

— Нэйдж! — Стрелой пронеслось имя девушки в сознании. Рениса даже удивилась, что оказалась способна среди бесчисленного хора голосов различить едва слышный шёпот. Впрочем, тот был необычайно настойчив и требователен. — Ты должна отыскать Нэйдж! — велел он, и Рениса покорно повиновалась и тут же начала прислушиваться. Она пыталась перебирать голоса, надеясь, что так, перескакивая с одного на другой, ей улыбнётся удача, но те походили на перекрученные и спутанные нити: стоило потянуть за кончик, как он тут же пропадал в колтуне, в котором уже ничего невозможно было разобрать. Однако неистовый шёпот был неумолим, не давая Ренисе отступиться. Но мечась от голоса к голосу, она лишь довела себя до изнеможения. Все голоса вновь слились в грохочущий, сводящий с ума гул. Голова вот-вот обещала лопнуть от перенапряжения. Инстинктивно прижимая руки к ушам, Рениса завертелась на месте, надеясь сбежать от этого кошмара, но он окружал её со всех сторон. Она рванула со стула, на котором просто уже не в состоянии была усидеть, и тут же врезалась в стоящий рядом мольберт. Тот чудом устоял на месте. Пытаясь восстановить равновесие, Рениса невольно облокотилась на него, и сквозь пелену слёз её одуревший от боли взгляд вдруг зацепился за портрет ненавистной красотки. В голове разом что-то перещёлкнуло, и самодовольный голос насмехающейся Нэйдж тут же обнаружился. Красотка пребывала в воодушевлении, ожидая грандиозный триумф.

— Приведи её на маяк, — выдал новый приказ всё тот же шёпот.

— Разве я смогу? — жалобно простонала Рениса, тогда как её измученное сознание отказывалось сопротивляться. Оно безвольной рыбой поплыло исполнять очередное повеление всё так же безропотно и беспрекословно, тогда как Нэйдж обладала куда более крепкой силой воли и проявила крайнее упрямство. Она отмахивалась и от невнятного предчувствия беды, посетившего её как бы невзначай, и от смутных подозрений, нахлынувших внезапно. Самоуверенная красотка осталась глуха даже к откровенным сомнениям, начавшим обуревать её. Расслышав в чужих тревогах имя Элофа, Рениса принялась мысленно убеждать Нэйдж не доверять ему. Запоздало осознав, что каким-то невероятным образом, способна влиять на эмоции, Рениса обрушила на Нэйдж волны страха и неуверенности. Она старательно внушала девушке желание вмешаться лично и помочь незадачливому и бестолковому аристократу. И лишь надавив на знакомую ей самой неуёмную жажду непременно и как можно скорее оказаться в лучах славы, Ренисе удалось подтолкнуть Нэйдж к действиям…