Проклятый

Глава IX По дорогам воспоминаний

Август, 2010 год

Россия. Москва.

Небольшая квартира-студия в стиле хай-тек полностью отражала натуру своего владельца. Из панорамных окон открывался вид на ночную Москву. Улицы светились мириадами огней: фонари, неоновые вывески, рекламные щиты. По магистрали проносились автомобили. Люди, похожие на смазанные точки, спешили по своим делам.

— Этот город полон жизни! — ухмыльнулся Стрикс. — Он как бездонная чаша. Черпать силу отсюда можно бесконечно. Лидеры Совета променяли его на тихую глушь.

Ленивым шагом Стефан подошел к ней и остановился. Он дотронулся до ее лица, провел пальцами по скуле и вниз к подбородку.

— Красивые глазки, — заклинатель убрал руки в карманы брюк. — Чье это лицо?

— Тебе какое дело? — огрызнулась Оракул.

Она осторожно прикоснулась к ошейнику. Каждый вздох давался с огромным трудом, казалось, что в легких не хватает воздуха. Многоликая старалась не поддаваться страху. Никогда прежде ее не лишали способностей. Странные, неизведанные чувства и темнота перед глазами. Как будто опустили тяжелый занавес, не дождавшись конца представления. План, который строился более семи столетий, разрушился карточным домиком. Но куда сильнее ее поразила собственная внешность.

Стрикс приволок ее в свое логово и бросил, словно тряпичную куклу, на пол, едва заклятие «Исчезающей мглы» рассеялось. Она поднялась и замерла перед окном, в котором увидела свое отражение. Многоликая не могла поверить глазам. Она не сразу признала, что это ее лицо — то же, что было у нее настолько давно, что уже стерлось из памяти. Злая шутка или последствие лишающих магии оков? У нее не было ответа.

— Совершенно никакого, — безразлично отозвался маг. — Просто надоели твои игры. Теперь ты будешь сидеть тут. Мне удалось уговорить нашего Господина.

Что-то пошло не так. Цепочка событий лишилась основных звеньев, распалась на части. Решение было принято мгновенно, и оно меняло все. Уловить основное едва удалось. Она попыталась передать Гаррету свои видения, так как знала: больше она с ним не встретится.

Многоликая так и не поняла, увидел он подсказку или нет. Удар по голове лишил сознания, но совсем ненадолго. Она пришла в себя, ощущая тяжесть и озноб, разливающийся по всему телу. Рывок — ее грубо поставили на ноги. Провидица увидела холеную физиономию Стефана, а после магическая вспышка — и они уже в другом месте.

— Ты не понимаешь, — обычно уверенный голос Многоликой звучал тихо и жалобно.

Он грубо схватил ее за подбородок.

— Я все прекрасно понимаю, — мерзкая ухмылка играла на его губах. — Конец твоим играм. Стоило раньше посадить тебя на цепь.

— Еще рано... — беспомощно произнесла она.

— Самое время, — прошептал маг, склонившись к ее уху. Его взгляд казался устрашающе пустым и в тоже время хищным. — Хватит его защищать. Когда мы пробудим Древнюю, Фенрир^[4] станет ее стражем.

Заклинатель противно оскалился.

— Знаешь, это даже забавно. Одно чудовище неравнодушно к другому.

Многоликой захотелось ударить его, но она подавила свой порыв. Провидица понимала, что ничем хорошим это не закончится.

— Любовь, она такая мучительно-сладкая и вызывает такую бурю эмоций. Она словно плаха для приговоренного, когда у того топор проскакивает мимо головы, а он наивный пока и не догадывается, что вместо топора его ждет гильотина. Так и любовь, рубит... Я ведь прав, а?

Стрикс вновь схватил ее, до боли сжимая шею.

— Ты для него пустое место. Неудивительно. Я бы тоже не посмотрел на такую, как ты.

Она отчаянно боролась с желанием расцарапать ему лицо. Стук в дверь разрядил обстановку.

— Валентин, друг мой. Ты как раз вовремя, — раскинув руки в приветственном жесте, Стефан повернулся к гостю.

В комнату вошел мужчина в черной кожаной куртке с капюшоном. Широкоплечий, высокий. За спиной висел рекурсивный^[5] лук и колчан со стрелами.

— Что случилось на площади два дня назад?

— Пустяки. Несколько идиотов решили, что им хватит сил прочесть скрижаль, — он махнул рукой. — Отец придумал для Совета правдоподобную историю, твои братья из Ордена поддержали его. Какие-то проблемы?

— Вы играете с огнем.

— Тебя это не касается! Вот, знакомься, — Стрикс указал на Многоликую. — Твоя новая игрушка.

— Предлагаешь мне стеречь девчонку? — возмутился лучник.

Заклинатель снова осклабился. Его ухмылка, порой напоминала оскал хищника, который готов напасть на жертву.

— Это Оракул короля, невежда.

Инквизитор приподнял брови и вновь посмотрел на Многоликую, на этот раз с интересом.

— Я думал, она выглядит несколько иначе.

— Не имеет значения, как она выглядит. Будь осторожен, не верь всему, что она говорит. — Стефан коснулся ее волос, пропустил длинные пряди между пальцев.

— Ты куда-то собирался? — показалось, что инквизитор теряет терпение. Похоже, что общество Стрикса было ему как кость поперек горла. Она могла бы найти с лучником общий язык.

— Верно, — отозвался заклинатель, недовольный пренебрежением к своей персоне. — Счастливо оставаться. Я пришлю, кого-нибудь, чтобы тебя сменили.

Маг скрылся за дверью, но Валентин даже не посмотрел в ее сторону. Он снял со спины лук и положил его на стол. Расстегнул куртку, повесил ее на спинку стула и остался в узкой черной футболке, обтягивающей спортивный, бугрящийся мышцами, торс. Многоликая наблюдала за ним с неприкрытым интересом. Уверенный шаг. Взгляд исподлобья: суровый, цепкий. Ей подумалось, что он редко промахивается.

— Почему? — неожиданно спросила провидица.

— Ты о чем?

— Почему человек, воспитанный по канонам Ордена, подчиняется Братству?

— Говорят, ты Оракул и знаешь все.

— Не стоит верить всему, что говорят, — улыбнулась она.

— Пусть так, тебя это все равно не касается, — он отвернулся к окну.

— Ты не похож на того, кому нужна власть. Они что-то пообещали тебе?

Валентин посмотрел на нее через плечо, но не проронил ни слова.

— Думаешь, магия, которую они пробудят, спасет ей жизнь? Они выбросят тебя за ненадобностью, когда вся грязная работа будет сделана. До людей им нет дела.

Невозмутимая маска сползла с лица Валентина.

— Говорят, что такую лгунью как ты, нужно еще поискать, — голос его звучал глухо.

— Ты не думал о том, что у каждого из нас своя правда? И то, что мы принимаем за ложь, чаще всего оказывается правдой, которую мы отрицаем?

— Не заговаривай мне зубы!

— Я видела смерть множества людей. Эта магия никому не подарит жизнь, она будет лишь забирать, отравлять и губить все живое.

— Замолчи, если не хочешь получить стрелу в сердце.

— Вот и отрицание, — грустно улыбнулась она. — Скажи, жизнь твоей возлюбленной стоит жизней сотен тысяч других людей?

— Раз тебя это так волнует, то почему ты не позаботилась обо всем раньше? В твоей власти было все остановить.

— Остановить что-либо невозможно. Мой удел наблюдать и направлять по менее разрушительному пути.

— Если это в любом случае произойдет, к чему весь наш разговор?

— Может мне скучно? — провидица лукаво прищурилась. — А может, я хочу помочь...

— В твоей помощи я не нуждаюсь.

— Не зарекайся, — насмешливо бросила Оракул, подошла к окну и встала рядом с инквизитором. — Иногда Судьба бросает кости так, что правильный путь найти сложно даже мне.

Ее жизнь никогда не была легкой. Она лишилась всего в одночасье, попала в незнакомый мир, стала игрушкой в руках заклинателей. Но на все была воля Судьбы. Пусть ее и использовали, за свои поступки она отвечала сама. Именно это сыграло главную роль. Самоотверженность привела ее на дорогу длиною в вечность.

— 14 —

1331 год

Румыния. Валажское княжество

Многоликая вошла в трактир, незамеченной поднялась наверх и без труда нашла нужную комнату. Длинные юбки черного платья шуршали по полу. Ступая мягко, как кошка, провидица отворила дверь. Шум, доносившийся с улицы, совсем не мешал сну Гаррета. Он лежал на кровати, не удосужившись даже снять сапоги. Одна его рука была закинута за голову, а другая покоилась на груди. Со спинки деревянного стула свисала небрежно брошенная черная рубаха, а на полу валялась дорожная сумка. К стене был прислонен тяжелый двуручник в ножнах.

Многоликая замерла в шаге от кровати. Завтра валашское войско выступит на Византию^[6], и она упустит возможность поговорить с ним. Уже давно рассвело, и ранние солнечные лучи сменились тенями. Не смея нарушить умиротворенный сон Маккивера, она так и стояла, боясь пошевелиться. Несмотря на столь прекрасную картину, она не надеялась, что эта иллюзия продлится долго. Едва мужчина скинет оковы, как ей придется играть свою роль, лгать.

Когда-то она не умела обманывать и не знала, зачем это делать. Но потом научилась. Ложь прекрасна, много тысячелетий она отравляла сердца людей всего мира. Она стала ее лучшей подругой. Что еще оставалось той, кого предали? Ей открыли двери в волшебную страну, но разбили сердце на тысячи осколков. Не оставалось ничего другого, кроме как продолжать жить, надеясь, что когда-нибудь она найдет то, что соберет его обратно. Но разве эта надежда может сбыться, если каждый ее шаг увеличивает количество этих осколков?

Она протянула руку желая коснуться его лица, но Маккивер железной хваткой сжал ее тонкое запястье и открыл глаза. Песчинки иллюзии постепенно рассыпались, исчезая в никуда, но она не пошевелилась. Ждала, пока последняя башня замка не превратится в воздух. Пока отвращение в чистых голубых глазах не убьет глупые чувства.

— Ты... — на выдохе, хрипло произнес Гаррет и слишком резко отпустил.

— Я, — провидица поспешила отвернуться. — Двадцать лет прошло с нашей встречи.

Она слышала, как Маккивер поднялся, накинул рубаху и замер глядя ей в спину.

— Зачем ты явилась?

Многоликая медленно повернулась. Гаррет был намного выше, и она чувствовала себя неуютно.

— Я надеялась услышать иные вопросы.

— Ты сказала, что со временем я все пойму. Времени прошло достаточно, — он скрестил руки на груди.

Он изменился. Наемник, головорез. Путешествуя по миру, не задерживаясь подолгу на одном месте, он промышлял тем, что умел лучше всего — убийством. Но в обществе заклинателей он сам оставался дичью. Его голова — желанный трофей любого инквизитора, заклинателя и ликана. Тогда, у реки, она дала ему одно-единственное наставление — выжить во что бы то ни стало. До сих пор он неплохо справлялся с этой задачей.

— Так зачем ты явилась? — повторил он свой вопрос.

— Чтобы предостеречь.

Оракул шагнула навстречу и заметила, как он подобрался.

— Тебе известно кто я?

— Предположим.

Многоликая отошла к окну.

— Я не враг тебе, Гаррет, — мягко произнесла провидица, чувствуя, как ком подкатывает к горлу.

Она была готова к такому приему, но все равно стало нестерпимо больно: там, в глубине проклятой души. Никогда он не увидит в ней женщину, только обезображенное чудовище.

Маккивер упрямо молчал, а она, переборов свои терзания, продолжила:

— Эта война заберет много жизней.

— На то она и война, — безразлично отозвался проклятый.

— Она заберет и твою, — Многоликая резко повернулась. — Это не твоя война, Маккивер. Ты волен уйти так же легко, как и пришел. Ты наемник, и никого не волнует, где ты окажешься завтра. Верни жалование и покинь Валахию.

Гаррет неуверенно приблизился.

— Не иди на эту войну, прошу. Отправляйся на север и предоставь Судьбе вести себя по пути в лучшее будущее. Ты уже многое потерял.

— Думаешь, я боюсь смерти? — он покачал головой. — То, что я пережил после ночи, когда ты освободила меня, несравнимо со всеми муками ада.

Он обвинял ее, пусть и не говорил этого прямо. Если бы он только знал, что эти муки были бы куда страшнее, не помоги она тогда ему сбежать.

— Амелия, желала, чтобы ты жил.

— Не смей! — угрожающе прорычал Гаррет, но она перебила его.

— Она отдала за тебя жизнь! Так прими этот дар и живи. Ради нее, ради ее потомков, живи! Судьба щедро вознаградит тебя. — Она произнесла свою речь на одном дыхании и, замолчав, наблюдала за ним.

Гнев в глазах Гаррета сменился изумлением, непониманием, растерянностью. Он мечтал найти покой. Расстаться с жизнью, чтобы, там, за чертой миров, встретиться с той, которую он любил.

Надлежало сказать кое-что еще, но Многоликая не нашла в себе сил заговорить. Было больно видеть его таким. Хотелось протянуть руку, дотронуться до его плеча. Не в этот раз. Когда-нибудь, они и станут близки, даже будут друзьями. Она видела это. Неяркие, размытые картины возможного будущего. Они воплотятся в реальность, если сегодня он примет правильное решение.

Уйти казалось наилучшим вариантом. Так было бы намного проще и легче. Не стоило дожидаться, пока он прогонит ее, а мыслей, что попросит остаться, не было даже в самых потаенных мечтах.

— Стой, — неожиданный оклик Гаррета заставил сердце пропустить удар и замереть на месте.

Оракул медленно повернулась, не поднимая головы. Она опасалась увидеть знакомое отвращение в тронувших душу глазах.

— Куда именно я должен отправиться?

Лишние разговоры были не в его стиле. Он спрашивал напрямую и получал все ответы. Те, кто смел ему перечить, заканчивали плохо.

— Уезжай отсюда, и то, что должно произойти, непременно произойдет.

За свою долгую жизнь, Многоликая уяснила одно очень важное правило: никогда не раскрывать карты. Правда может напугать, а у страха глаза велики. Маккивера сложно напугать, но нарушать правила было не в ее интересах. Она могла только дать ему подсказку:

— Судьба бросит кости в тот миг, как только ты встретишь того, кто напомнит тебе о прошлом. С этого момента все будет предрешено, — Оракул четко проговаривала каждое слово, гордо вздернув подбородок. — Твой же меч занесут над твоей головой. Но помни: жизнь палача ты должен будешь защищать как свою, до победного конца.

— 15 —

Август, 2010 год

Базель-Штадт. Беттинген

Гаррет Маккивер

Обременительное ничегонеделание сказывалось не лучшим образом. Рояль издавал жалобные звуки. Я пытался убить время и ожидал не понятно чего. Хотелось лезть на стены. Захлопнув крышку, я повернулся на стуле и еще раз обвел взглядом пустую комнату.

Никто не знал, куда делась Многоликая. Больше всех был обеспокоен Лайнел. Третьи сутки она не приносила ему лекарство. Болезнь короля развивалась с каждым днем. Так он расплачивался за магию, которую использовал в день рождения Катерины.

Его молодая и горячо любимая жена Линда умирала, и Лайнел решил спасти ей жизнь. Сотворенная магия не помогла, ему не хватило сил и мастерства, но цена была выставлена в тот же миг. За жизнь, как правило, платят жизнью. Линда умерла, но жизнь стала покидать и самого Рималли. День за днем, медленно, сопровождаясь частыми приступами и недомоганием. Все эти годы Многоликой удавалось поддерживать здоровье Лайнела зельями, рецепты и секреты приготовления которых были известны ей одной.

Мне ее не хватало. Раньше я об этом не задумывался, прекрасно зная, что она рядом и я могу с ней поговорить. Она не раз спасала мою жизнь и всегда помогала, по-своему. Теперь помощь нужна была ей, но я решительно не знал, что предпринять и откуда начинать поиски.

Стояла глубокая ночь, когда я отправился спать, но, проходя через многочисленные коридоры резиденции, услышал приглушенные крики. Не прошло и минуты, а я уже стоял на пороге комнаты Мари. Окно оказалось открыто настежь и, не смотря на летнюю ночь, было холодно. Проникающий в комнату ветер поднимал шторы и балдахин над кроватью.

Она что-то бормотала и металась по кровати, словно одержимая.

— Мари!

Я подскочил к ней, когда окно громко захлопнулось от сквозняка, и задребезжали стекла.

— Мари, слышишь меня? Проснись!

Я встряхнул ее, обхватив за плечи. Девушку била мелкая дрожь, она была холодной, как лед. Волосы липли ко лбу и мокрым от слез щекам.

— Мари, — вновь позвал я, и она резко села. Потерянный взгляд обратился ко мне.

— Я не убивала его, не убивала, — с этими словами Мари неожиданно уткнулась носом в мое плечо. Я на мгновение замер, а потом обнял ее.

— Тише, все закончилось, — приговаривал я.

Она отстранилась, вытерла рукавом слезы и, натянув одеяло до самого подбородка, подняла виноватый взгляд.

— Извини, обычно я... Как ты тут оказался?

— Услышал крики.

— Часто ты бродишь по коридорам среди ночи?

— Часто, — улыбнулся я, — Я вроде домашнего приведения на многовековой службе.

Марилли улыбнулась в ответ.

— Сложно приходится?

— Не привык жаловаться.

Я не сводил с нее взгляда. Протянул руку и поправил прядь волос, отмечая знакомое смущение.

— Что тебе снилось?

— Всегда один и тот же сон. Я вижу образы, слышу голос. Иногда он становится сильнее, иногда слабеет, но не исчезает, не оставляет в покое. А потом... Потом выстрел... Ночь, проведенная без этих сновидений — уже счастье.

— Как давно это началось?

Я все время задавался одним вопросом: почему Мари не оказалась в руках заклинателей гораздо раньше? Мадлен была права: магия в крови смертного человека — дело рук кого-то из магов. Мысленно я вновь вернулся в ту рождественскую ночь, когда повстречал ее мать. Клубок никак не хотел распутываться, хотя ответы лежали на поверхности. Я чувствовал это.

— Четыре года назад. Мы с Джеймсом вернулись из свадебного путешествия. Поначалу я не обращала внимания, но со временем все переросло в безумие.

— Мари, ты имеешь право знать, — начал я. Было темно, и лишь лунный свет из окна немного разгонял царивший в комнате полумрак. — Давина была связана с заклинателями.

Услышав имя матери, она вздрогнула и удивленно посмотрела на меня.

— Я знал ее. Точнее, видел пару раз. Думаю, что ее прошлое прольет свет на твое состояние и поможет нам во всем разобраться. Что ты о ней знаешь?

Марилли выглядела растерянной.

— Мама умерла, когда мне было шесть. Я мало что помню, — Мари обхватила себя за плечи. — Она тяжело болела. Врачи не могли поставить диагноз. У нее были странные судорожные приступы, какие бывают при эпилепсии, она кашляла кровью, задыхалась. Бабушка говорила, что это дьявольская кровь,_______________________________________________________________________________________________________________________________ и что она течет и в моих жилах.

— А что насчет твоего отца?

— Я даже имени его не знаю, — Марилли подтянула к себе одеяло.

— После смерти мамы тебя растила бабушка?

Эмма Миллер. Я вспомнил имя из документов, собранных Мадлен.

Мари покачала головой.

— Бабушка тоже вскоре умерла, а меня взяла к себе подруга мамы, Элизабет Арнольд. Но когда мне исполнилось восемнадцать, выставила за дверь. Она всегда чего-то боялась, не выходила на улицу после захода солнца и мне запрещала, запирала двери на все замки, не открывала окон.

Мари вздохнула. Я видел, как тяжело ей давались воспоминания, но мне нужны были ответы. Элизабет Арнольд могла бы помочь кое в чем разобраться.

— Она наверняка до сих пор живет в Базеле, — продолжала Мари. — Элизабет — экстрасенс.

— Экстрасенс? — удивился я, а Марилли кивнула.

— К ней часто приходили люди за помощью. Я никогда не верила в подобное, но теперь, после всего...

Я долго молчал, а Мари внимательно смотрела на меня. Мне нужно было все обдумать и решить, что делать дальше. Но оставить ее вот так сразу я не мог.

— Как ты себя чувствуешь?

— Все хорошо. Рагнар запретил мне пока практиковать заклинания.

— Пообещай мне кое-что, — серьезно проговорил я, осторожно взяв ее за руку. — Не используй магию ни под каким предлогом, чтобы ни произошло.

Марилли снова растерялась.

— Обещаешь?

— Обещаю, — тихо прошептала она, и мне стало намного спокойнее.

— Доброй ночи, Марилли.

Маленькая ладонь Мари накрыла мою руку. Я удивленно опустил взгляд.

— Не уходи.

Когда живешь на свете слишком долго, то кажется, что уже ничто не способно удивить, что не осталось чего-то нового, неизведанного, необычного. Проклятущая Тьма, я в который раз убедился, что это не так.

— Знаешь, — голос Марилли, звучал все так же тихо. Она не смотрела на меня и не заметила моего замешательства. — Иногда мне кажется, что я проснусь в своей палате в больнице, и все это окажется просто кошмаром.

— Мне знакомо это чувство.

Вся моя жизнь — сплошной кошмар.

— Кэт рассказала мне про тебя. Как такое возможно? Я имею ввиду... бессмертие.

— Магия. Подчас она способна на деяния, не поддающиеся простому разумению. Что?

— Порой ты очень странно говоришь. Ты точно не из этого века.

Я рассмеялся.

— В такие моменты Кэт говорит, что меня заносит.

— Расскажи, — вдруг попросила она, обхватив подушку руками. В ее взгляде я прочел неподдельный интерес. — О том времени, ты ведь ходячий учебник по истории, — улыбнулась Марилли.

— Тебя интересует история?

— Твоя история, — понизив голос, произнесла она.

Моя история. Окружающих всегда это интересовало, и я прекрасно их понимал. Быть может, если бы я сам был смертным и повстречал кого-то подобного, тоже заинтересовался. Их всегда манило подобное. Я не раз наблюдал восхищение в глазах людей, но они не понимали через какой кошмар я проходил изо дня в день. Вечность — это страшно. Когда кто-то представлял, какого это — жить вечно, я думал о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не встретил Амелию. За меня наверняка отдали бы миловидную барышню. Воображение рисовало скромную церковь, старого священника с трясущимися руками и невесту, в простом платье. Через несколько лет у меня уже мог бы быть наследник, а может, и дочери.

Я улыбнулся, когда перед моим внутренним взором вдруг возник мой же портрет. Лицо покрыто морщинами, а в глазах едва теплился живой огонь, который я утратил еще с первой пролитой мною кровью. Я мог бы быть человеком. Заблудший путник, проходящий по давно поросшему лесом заброшенному кладбищу, с трудом, но смог бы прочитать мое имя на надгробной плите.

— Я родился в Шотландии, более семи столетий назад, — я облокотился на спинку кровати. — Как много я видел за свою жизнь… — на секунду я запнулся, осознав, что слово «жизнь» не совсем подходит, — …за свое существование, мест более прекрасных, чем скалистые берега и пустынные горы. Но в них есть особое очарование, — я замолчал, собираясь с мыслями.

— В Шотландии делают лучший виски из всех, что я когда-либо пробовал. Кто-то мог бы сказать, что мне повезло родиться в одном из главенствующих кланов^[7], но я с малых лет понимал, что не имел ничего общего с этими людьми. Мне хотелось большего.

Перед глазами проносились картины прошлого — отвратительного, как я понимал теперь, но все-таки человеческого. Тогда я знал, что значит пьянеть до потери рассудка, ввязываться в опасные истории, которые могли бы кончиться плачевно. Моя семья наверняка вздохнула бы с облегчением, получив одним прекрасным утром известие о моей смерти.

Годы одиночества пошли мне на пользу. Я перестал быть тем вздорным, эгоистичным мальчишкой.

— Они ненавидели меня, а я был слишком слаб, чтобы пытаться что-то с этим сделать. Моя жизнь изменилась, когда я встретил ту, которою полюбил...

Сомневаюсь что на свете есть те, кто живет, не задумываясь о своем прошлом. Разве что те счастливцы, которые потеряли память. Ведь это же восхитительно — забыть все свои грехи и начать жизнь с нового листа. Только плата слишком велика. Нет ничего хуже, чем очнувшись однажды, обнаружить, что у тебя никого нет. Мне же, выпала гораздо худшая доля — помнить обо всех своих проступках.

Марилли слушала меня внимательно. Я же впервые открылся. Рассказал все, что было на сердце, а после долго молчал, и даже не заметил, как она уснула. Ее голова покоилась на моем плече, тонкие пальцы сжимали мою ладонь. Я замер, не смея даже пошевелиться, чтобы не потревожить сон Мари.

Слушая ее спокойное, размеренное дыхание и биение сердца, я уснул сам.

— 16 —

1331 год

Румыния. Валахия, близ Карпат

Стояла холодная ночь. Темно-фиолетовая невесомая дымка сумерек расстилалась насыщенными багровыми разводами по синему небосводу.

Вороная кобыла, была единственной лошадью, которая не шугалась его. Всех предыдущих скакунов приходилось подолгу приручать. Чуя Зверя, они буквально сходили с ума: вставали на дыбы, в любой момент норовили сбросить с седла и втоптать копытами в землю. Радовало одно — на нем все быстро заживало.

Место для привала было выбрано удачно. Поляну и небольшое озеро окружали высокие деревья. На водной глади равнодушно дрожало отражение луны. Спешившись, Гаррет подошел к кромке воды. Он попытался поймать пальцами лунные блики, но они ускользнули, разбежавшись рябью. Некоторое время проклятый просто наблюдал за игрой света на черном зеркале, позабыв о времени. Тишина умиротворяла.

Он думал о встречи с Многоликой и над тем, что она сказала напоследок. Разгадывать тайны Маккивер не любил, и услышанное его не обрадовало. Встреча с ней оставила неприятный осадок. Но, как ни странно, он верил ей. Как и в ту ночь, когда впервые увидел. Если кошмар способен ожить, то эта женщина была его воплощением. Кровь стыла в жилах, а разум отказывался воспринимать действительность. За прошедшие годы, ему довелось услышать много небылиц, рассказов и пьяных баек. О ней всегда говорили с благоговением, трепетом и ужасом на лице. Одни говорили правду, другие лгали, но все утверждали, что она творение заклинателей, обращенная, измененная магией, наделенная даром предвидения.

Маккивер и сам был измененным. На собственной шкуре он испытал губительную силу, разделившую его сущность на две половины, сделав одну из них кровожадным чудовищем. Но что за магия могла так обезобразить женское лицо? Каким монстром нужно быть, чтобы сотворить подобное?

Она говорила о его смерти. Смерти Маккивер не боялся. Он уже не раз переживал муки вместе со своими жертвами. Вряд ли его жизнь представляла хоть какую-то ценность. Жить ради мести? Бессмысленно. Те, кто были повинны в случившемся, давно умерли, и наверняка сполна расплатились с самой Тьмой за все прегрешения.

Он пытался свести счеты с жизнью. Смертельные побоища, в которых он побывал за минувших два десятка лет, не пережил бы никто. Но Зверь не давал умереть. Самые страшные раны заживали на глазах. Если была хоть какая-то надежда на то, что смерть все же возможна, стоило рискнуть. Слова Многоликой заставили его задуматься.

Амелия. Она желала, чтобы он жил. Но хотела ли она, чтобы он был монстром? Разве за монстра она отдала свою жизнь? Он убийца, и не только в обличье Зверя, даже оставаясь человеком, он творил страшные вещи. Таким Амелия его не знала, и вряд ли хотела бы знать.

Брошенные в лицо слова задели. Породили вопросы и посеяли семена сомнений в душе. Пока у него не было ответов. Как не было и ответа на главный вопрос: зачем Оракул помогает ему? Люди говорили, что чужими судьбами она играет, как марионетками по своему усмотрению. Может, она играет и с ним?

Он услышал, как вдалеке, щелкнула тетива. Маккивер резко поднялся и стрела пробила ногу выше колена. Гаррет зарычал от боли и гнева. Зверь внутри встрепенулся.

Обломав древко стрелы, проклятый быстро вытащил ее из ноги, и, вдруг замер, принюхиваясь. Наконечник был чем-то смазан. Исцеление началось, но неприятное жжение, разгоняемое кровью, ощущалось уже по всей ноге.

Зрение, усиленное во много раз, позволяло разглядеть за деревьями фигуры людей и всполохи огня. Клеймор^[8] покинул ножны с характерным лязгом, Гаррет ловко раскрутил тяжелый двуручник. До острого слуха донесся свист рассекающих воздух стрел. Взмахнув мечом, Маккивер отбил их, но одна все же угодила в предплечье, и шотландец грязно выругался.

Ржание лошадей, топот копыт, крики. Его окружали. Двое всадников, мчались прямо на него. Один из них на ходу соскочил с лошади, и бросился в атаку. Сталь обагрилась теплой кровью. Второй всадник напал со спины. Но Маккивер развернулся, выбил из рук неудачливого вояки меч и мощным ударом отправил его во Тьму.

Вновь обрушились стрелы. Проклятый не успел увернуться и еще одна попала прямо в грудь. Резкий неприятный запах защипал глаза. Все поплыло и закружилась голова. Действительность отошла на второй план, сопровождаясь странным гулом и звоном в ушах. Ноги подкосились, и Гаррет рухнул на колени, выронив двуручник. Он ощутил тяжесть, словно по венам вместо крови бежал расплавленный свинец. Руки онемели, и ему с трудом удалось вытащить стрелу из груди. Вдох. Все померкло, он повалился на землю.

Минута, вторая, третья. Он так и не понял, сколько прошло времени. Вкус собственной крови немного отрезвил. Маккивер зашелся кашлем и приподнялся, пытаясь встать. Вокруг уже были люди.

— Ты смотри! Не обманула чертова ведьма! Даже зелье сработало.

Гаррет увидел чьи-то ноги. Добротные сапоги из мягкой кожи говорили о том, что перед ним не простолюдин. Ему стоило только поднять взгляд, чтобы окончательно в этом убедиться. Одежды из дорогих тканей, меховая накидка, перекинутая через плечо, и лук. Холеное лицо с легкой щетиной, русые волосы до плеч. Он был смел, раз подошел столь близко, либо очень глуп.

Гаррет рычал, отплевываясь кровью. Стрела пробила легкое.

— Тащите цепи, а то оклемается — костей не соберем! — отдал приказ неизвестный смельчак.

Словно в хмельном бреду, Маккивер с трудом сосчитал противников. Их было не больше десятка. Четверо обступили его, заломили руки за спину, вцепились в волосы, защелкивая ошейник с цепью и кандалы на руках. Раны еще не успели затянуться, и как только магические оковы оказались на нем, заживление почти прекратилось. Боль обожгла. Гаррет попытался вырваться, но получил резкий удар в спину и вновь рухнул на землю. Загремели цепи.

— Хороший меч, — мужчина поднял оружие, разглядывая его в свете факелов.

— Каши ты мало ел, чтоб таскать такой трофей, — еще один вышел вперед.

Он был намного крупнее и шире в плечах. Бородатый, в грязных одеждах. За спиной у него висел лук, на поясе небольшая булава. Он сплюнул на землю, и грубо толкнул товарища. Тот отскочил назад, выронив двуручник. Бородач гортанно засмеялся и поднял меч.

— Небось, фамильный, а шотландец? Такие сейчас уже не встретишь, — он провел рукой по стали. — Оставлю себе, ведь тебе он больше не понадобится.

Незнакомец снова засмеялся, и остальные его поддержали. Их смех отдавался гулом в голове.

— Какой-то он неразговорчивый, — выкрикнул кто-то.

Подъехала повозка, запряженная двумя облезлыми, еле стоящими на ногах клячами. Телега больше походила на клетку со стальными прутьями. Маккиверу едва удалось разглядеть сгорбленную фигуру за решеткой.

— Наговорится еще, когда будет молить о пощаде, — это был голос смельчака-командующего. — Грузите его, и двигаемся дальше. До привала еще рано, успеем преодолеть пару миль. Его лошадь я возьму себе.

Гаррета подхватили под руки и поволокли к клетке. Все попытки сопротивляться были сведены на нет, когда подошли еще двое. Не без труда, но им удалось запихнуть его в повозку. Гаррету с трудом удалось сесть. Руки были скованы за спиной, а цепь от кандалов, крепящаяся к ошейнику, тянула вниз. Онемение стало спадать, зрение вернулось и он осмотрелся.

На грязных вонючих шкурах, в углу, сидел юноша. На вид ему было чуть больше двадцати. Замученный и усталый. Маккивер внимательно смотрел на товарища по несчастью. Что-то в нем показалось смутно знакомым, но что именно, ликан не понимал. Раньше он его не встречал. Память на лица у бессмертного была отменной. Одежды парня были грязными и изодранными в клочья. Ошейник — такой же, как и у самого Маккивера, красовался на шее. Заклинатель.

Что за люди их схватили, ликан понятия не имел. Инквизиторов он чуял за мили, знал все их приемы. В последнее время они не промышляли подобным, стараясь блюсти новые порядки Совета Верат и поддерживать статус Ордена.

— Кто эти бравые ребята? — хрипло поинтересовался шотландец. Он до сих пор чувствовал вкус крови во рту, а каждый вздох отдавался резкой колющей болью в груди.

— Ловчие, — на удивление резво отозвался парень. — Так они себя называют. Сборище несогласных с устоявшейся политикой, жаждущие крови и убийства таких, как мы. Бывшие инквизиторы, не пожелавшие встать под знамена Ордена.

Маккивер склонил голову, стараясь разглядеть мальчишку в темноте.

— Где твой страж, юный заклинатель?

— Убит, — парень подтянул шкуры, закутываясь, чтобы хоть немного согреться. Ночь была холодной и промозглой, но Маккивер не чувствовал холода. — Они выследили нас на пути в Валахию.

— Вас было всего двое? — удивился ликан, а юноша едва заметно кивнул.

— Мы выслеживали чудовище, из-за которого погибли мои родители.

Повозка тронулась, противно скрипя колесами и подпрыгивая на кочках. Ловчие переговаривались, совершенно забыв о пленниках. Среди всадников Гаррет разглядел бородатого мужлана, что взял его меч. Теперь двуручник висел у него за спиной. Проклятый недобро прищурился.

— Как твое имя, парень? — повернулся он к заклинателю.

— Артур. Артур Рималли. Я сын Арчибальда и Амелии Рималли. Наследный принц, — он улыбнулся, только улыбка эта была совершенно безрадостной. — Не думал я, что окажусь в одной клетке с тем самым чудовищем.