Грег, отправляясь в дореформисткий храм Сокрушителя, где хранились эфирные эталоны, не стал надевать мундир, лишь прихватил его с собой, вешая на сгиб локтя. Слишком жарко даже в сорочке. Подтяжки давили на плечи, пружины, удерживающие рукава сорочки, мешались. Манжеты уже не были безупречно белоснежными, еще и помялись. По-хорошему надо надеть мундир, но тогда останется только свариться в нем заживо — полуденное солнце превратило город в раскаленную сковородку. Даже стойкий ветер с юго-запада не спасал — он лишь сильнее разгонял зной. Хотелось спать где-нибудь в теньке и забыть про этот мир и его проблемы.
Жаме тихо подсказал, выходя из кабинета в коридор:
— Одли… Я ему не говорил. — Кажется, тут уже все управление переживало за Вина. — Ну… Про то, что Неш… Телефонировал…
Грег кивнул:
— Хорошо. — Он был согласен с Жаме: четыре трупа, в убийстве которых подозревается Хогг, не то, что обрадует Одли. Только все равно же рано или поздно узнает. — Предупреди Мюрая, что я уехал по делам.
Жаме ответить не успел — в коридор, погруженный в приятную после раскаленного кабинета прохладу, вышел Брок собственной персоной. Еще и Одли шагнул за ним вслед из кабинета. Оба взъерошенные, потные, с закатанными по локоть рукавами и расстегнутыми воротничками рубашек. Грегу даже обидно стало — он по поводу небезупречности манжет переживает, а они выглядят как последние портовые керы… Точно! Надо тоже взять и расстегнуть сорочку — станет чуть легче.
Одли был мрачен, ведь они с Броком явно Хогга обсуждали — угрозы семье суперинтенданта не то, что можно проигнорировать. Одли это понимал, как и то, что сидеть Хоггу в тюрьме. Или Грег все же параноик. Им и без Хогга есть что обсудить — тот же Речной участок и возможную теневую бухгалтерию. Грег после допроса заглядывал в бумаги, которые забрал Брок из бухгалтерии. Там и оклады повышенные для речных пилоток указаны, и премии, и поощрения. И никаких штрафов, как жаловался Хогг.
— О чем меня надо предупредить? — уточнил Брок, исподлобья глядя на Грега. Тот понял, что с излишней акустикой коридоров управления нужно все же что-то делать — ничего же нельзя сохранить в тайне. Жаме предпочел ретироваться обратно на первый этаж за стойку дежурного. Одли после допроса Хогга уже ничего хорошего от этой жизни не ждал — эфирный эталон не то, что можно подделать. Нет, пытались, конечно, но подделки всегда легко обнаруживались.
— Я в храм Сокрушителя — нужно привезти эфирный эталон в Приморский парк. Неш сообщил, что там нашли четыре разной степени разложения женских трупа с признаками вернийки. Вернер и Виктория предположили, что их убивали в Канун Явления. Ежегодно. И… — Грег тактично изменил формулировку Неша: — на двух из четырех тел, обнаруженных в парке, есть эфирные следы, подозрительно напоминающие эфир Хогга. Я собираюсь лично проконтролировать проверку эфирного эталона в Приморском парке.
— Небеса и пекло, — выругался Брок. — Даже поразительно, сколько всего за пару дней открылось про Хогга…
Он бросил взгляд на совсем хмурого Одли и поправился:
— Свалилось на Хогга… — Правда, прозвучало немного фальшиво, так что Одли пожал плечами:
— Первый твой вариант тоже имеет право на существование.
Грег подспудно ждал, что Одли попросится с ним в храм и на проверку, но Одли промолчал, лишь совсем погрузился в себя. Рыжий, покосившись на друга, решительно сказал:
— Грег, ты знаешь свои обязанности?
— И…? — Вот сейчас это мало волновало Грега. Одли важнее, пусть он и не его друг. Наверное, его все же нужно взять с собой, чтобы Одли точно знал, что ничего лишнего не упустил, что точно знает: было сделано все возможное для Хогга и для правды. Сам бы Грег точно этого хотел, если бы у него были такие вот друзья, как Хогг. Только все друзья остались в Ренале, в Нерху, в Карфе, в Олфинбурге, а тут пока как-то не сложилось. И, быть может, не сложится, пока он сам не научится делать шаг навстречу.
Брок громко вдохнул и воодушевленно перечислил обязанности Грега — так и чувствовалась в конце какая-нибудь гадость:
— Ты должен принимать от нас отчеты, выслушивать их с умным видом, проверять дела, отчитываться перед комиссаром и пить кофий.
И вот как тут делать шаг навстречу, а? Грег обреченно спросил:
— Кофий обязателен?
Одли и на это не обратил внимания, погруженный в свои мысли. Брок смирился:
— Можно чай. Я понимаю — тебя за живое задел Хогг. Меня тоже — мне дорога Ма… Прости, Лиз. Мне она дорога. Но не твоя обязанность ехать за эталоном. Поговори с Эваном, уясни свои обязанности, почитай инструкции. А за эталоном съезжу я… Или… — он покосился на Одли.
Тот и тут промолчал — не предложил свою помощь. Грег упрямо посмотрел на Брока:
— Я знаю свои обязанности. Я, как и комиссар, имею право доступа в хранилище эфирных эталонов, как храмовых, так и переданных на хранение в банк.
— Ты… Не веришь, что это сделал Хогг? — Брок нахмурился, а Одли вскинулся, старательно всматриваясь в Грега колючим взглядом, пытающимся прочитать его скрытые мысли. Нужно помнить, что несмотря на простодушный вид, за невзрачными серыми глазами Одли прячется очень умный человек.
— Я хочу исключить малейшие сомнения в его вине. — Грег все же решился: — Вин, ты со мной?
Тот еще сильнее прищурился:
— Только не говори, что не знаешь, где храм Сокрушителя. Только не ты. Мне кажется, что ты в Аквилите каждый проулочек знаешь.
— Знаю. Открою тебе страшный секрет: ваши улицы меня бесят. Я до сих пор машинально выезжаю на встречку. Заодно я хочу проинспектировать условия хранения эталонов, проверить на запрещенное копирование и возможную подделку. После ордена Каутела доверять храмовникам мне страшновато, если честно. Так ты со мной, Вин? Мест, куда надо заехать много: храм, парк, мой дом, потом сюда — сверим эталон Хогга с Хоггом.
— Сейчас мундир захвачу… — Одли широкими шагами направился в свой кабинет.
Брок тихо, памятуя об акустике, спросил:
— Ты уверен?
Тот твердо сказал:
— Да. Я хочу смотреть Одли в глаза и знать: я сделал все, чтобы исключить любую возможность ошибки с Хоггом. Это сложно объяснить, на самом деле. Я понимаю, что это Хогг. Но должен сделать все, чтобы исключить ошибку.
— Я понимаю тебя. К сожалению, тут иных возможностей нет: я еще ни разу не слышал об удачной подделке эфирного эталона… Это же как опечаток пальца: не изменить, только надеть перчатки. Если Алистер сказал, что это Хогг, то это Хогг. — Он запустил руку в свои короткие волосы и взъерошил их, признаваясь: — Я иногда не понимаю: что творится в голове вот таких людей, как Хогг. Что заставляет их идти и угрожать, убивать, калечить и так далее. Мы же все рождаемся одинаковыми. Нас всех одинаково учит храм: не убий, не причиняй боли, не укради… Хочу уже даже не нейротом, а нейровизор, чтобы уметь читать мысли.
Грег напомнил:
— Ты его называл церебротомом. Вчера.
— Да какая разница. Его все равно нет.
Грег предпочел промолчать про Марка. Не его секрет. Только теперь Хогга не повезешь к Марку: ему предъявят обвинение в убийстве и… Успеет ли Марк его пролечить? И надо ли уже лечить, ведь все равно Хогга ждет пожизненное заключение. Пилотки в тюрьме долго не живут, а уж зараженные вернийкой — тем более.
Брок еще тише добавил:
— Ты помягче с Вином, ладно? Он все поймет и примет, просто…
— Снежень, — подсказал Грег. — Он опять провалился в снежень.
Брок хлопнул его по плечу:
— Ты сам все понимаешь… Вот как-то не везет Вину с друзьями. Сперва я его обманул, теперь вот… Хогг. И еще… Помни, что угрозы Хогга никак не связаны с трупами в парке. Это дикое совпадение.
Грег скривился:
— Я знаю. Никто не мог предсказать Ноа, Каеде и появление канарейки-хранительницы. Совсем никто.
Одли вышел из своего кабинета все такой же растрепанный — только мундир в руках появился. Грег понял, что Вин тактично дал им с Броком время переговорить наедине.
— Пойдем? — спросил Одли.
— Пойдем… — согласился Грег, а Брок выдохнул уже им в спину:
— Вот же почечуй…
Одли обернулся у лестницы, соглашаясь:
— Полный!
Полуденное солнце слепило так, что Грег порадовался тому, что за рулем Одли. Глаза слезились, а гоглами Грег не пользовался принципиально — ему не нравилось ограничение периферийного зрения из-за них. Паромобиль прогрелся, как парилка в сауне — Грегу приходилось и с таким сталкиваться по службе. Казалось, уж лучше бы пешком добрались, только вряд ли храмовник захочет прогуляться вместе с ними до парка. Хорошо, что улицы были пусты, да и ехать по прямой недалеко — храм Сокрушителя располагался на Дубовой, почти по середине между парком и управлением. Еще подумалось, что если бы в парке проводился черный ритуал, то его отголоски лучше бы фиксировались в храме, чем в Речном или в Управлении — все же расстояние имеет значение при затухании эфирных волн.
Одли сам тихо начал:
— Ты только не смотри на меня. Расследуй, как положено. Я, оказывается, ни хрена не умею разбираться в людях. Сперва прошляпил рыжего. Поверил его словам, хоть и подозревал, что дело нечисто. Но поверил, а ведь он спутался с контрабандистами, добывал незаконно потенцозем, хуже того — убил в королевском номере Кюри. Туда ему и дорога, только ж надо было по закону делать. Короче, не бери в голову мои суждения о Хогге. Я Брока знал и ошибся. Хогга, как оказалось, я вообще не знаю.
Грег вздохнул:
— Прорвемся.
Одли выругался:
— Ощущения, как в прошлый снежень.
— Понимаю.
Тот внезапно взорвался, паркуя паромобиль у храма — он даже по рулю ладонями стукнул:
— Да ничего ты не понимаешь! Тогда вы с морской пехотой вошли в город и отняли оружие. Сейчас же оружие при мне и при пилотках речного. Мы умные и удержались. Они же красивые… И…
Грег лишь снова повторил:
— Прорвемся! — он открыл дверцу паромобиля и вышел в духоту, словно бросился в знойные объятья города.
Сам храм был обычен для дореформистов: светлый, слепящий глаза травертин, почти белый на ярком солнце, длинная лестница, высокие колонны, портик. В прохладе храма почти варварская роскошь: золото на статуях, золото святых треугольников возле статуй, золото на алтаре, золото купели со святой водой, яркая роспись высоких потолков, витражи с богами на стрельчатых окнах. Хотя Грег в Ренале видел и более роскошные храмы — варварские. Ему был ближе аскетизм храмов Тальмы. И ведь понимал, что аскетизм там тоже наигранный — в пылу реформы грабили храмы нещадно, а потом всем миром собирали на новое убранство. Только много ли даст мир? То есть прихожане.
Одли уверенно шел вглубь храма, за алтарную часть — не раз тут бывал. Грег же замер у купели. Святая вода казалась разноцветной из-за солнечных лучей, пробивающихся через витражи, и это было красиво. Он украдкой опустил пальцы в воду и нарисовал у себя на лбу святой треугольник — вспомнил, что седьмицу назад Марк настоятельно рекомендовал не отлынивать от посещения храма. Только как-то завертелось все, что не до того стало. Никто из редких в это время прихожан храма и не понял, что Грег тут не свой. Ему оставалось надеяться, что боги простят ему это прегрешение, да и какая разница, какой ветви веры храм, если боги-то одни и те же?
Грег быстро догнал Одли, который уже успел переговорить с немолодым мужчиной в монашеской рясе, вызвавшимся их проводить до адера Уве. И вот как получается, что монастырей в Аквилите нет, а монахи есть. И монах какого ордена прячется под скромной серой рясой, поди еще угадай. Может, и каутельянцы тут есть, несмотря на слова Анри, что те предпочли уехать в Ондур. Монахам верить Грег не привык.
Адер Уве оказался мужчиной лет пятидесяти, чуть присыпанный сединой поверх черных волос, мягкий, круглый, улыбчивый, как какая-то сдобная булочка. Слишком приторно сладкий. Серая ряса, святой треугольник на цепочке, что характерно — простое серебро, не золото. Сияние эфира слабое, из тех, что дается молитвами прихожан, а не природным даром. И кабинет без излишней роскоши — простая, удобная мебель, все богатства — книги на полках. Книги старые, явно дорогие, попахивающие пылью и тайнами. Адер Уве после приветствия и проверки документов предложил сесть, благосклонно выслушивая Одли — видимо, они были хорошо знакомы. Впрочем, неудивительно — хранилище эфирных эталонов одно на весь город. Еще, конечно, в инквизиции реформаторов есть, наверное, но Грег не был уверен в этом. Он вместо всех слов протянул адеру запрос на проверку эталона.
— Грегори Хогг, значится… — Адер Уве вздохнул, пальцем придвигая к себе бумагу и лихо, пером и чернилами, как в темные века, расписываясь на ней. Потом он присыпал песком чернила и зачем-то повторил, складывая руки на довольно объемистом животе:
— Грегори Хогг… И сестра Натали…
Грег тут же уточнил:
— Вы помните этот случай?
— Помню… — добродушно кивнул адер и очень понимающе улыбнулся. — Конечно, помню этот случай. Странный и такой трагичный. Тогда храм пытался вмешаться, но… Но… Но…
В кабинете даже запахло булочками и ванилью — от приторности адера Уве. Грег ждал продолжения, Одли тоже. Вместо этого адер встал и принялся копаться в шкафу светлого дерева, доставая пару тяжелых книг для записей. Одну из них он тут же открыл и придвинул Грегу по столешнице. Тот пробежался по записи: «Грегори Хогг. Аквивация дара второго вьюговея две тысячи девятого года. Запись эфирного эталона пятого вьюговея две тысячи девятого года. Повторная запись десятого вьюговея две тысячи девятого года. Повторный эталон сверен с первым и уничтожен — расхождений и затуханий нет. Повторная запись тринадцатого вьюговея две тысячи девятого года. Повторный эталон сверен с первым и уничтожен — расхождений и затуханий нет». Адер закопался во второй книге, но, видимо, не нашел ничего интересного. Зато продолжил, как ни в чем ни бывало:
— Видимо, боги знали что-то свое, что не дано нам. Мальчик к нам попал с инициацией дара. И сразу же с кожно-язвенной болезнью. Я первый, кто заметил язвы на его теле. Сам он был слишком подавлен происходящим, чтобы что-то понимать. Сестра для него была всем. Мы его долго обследовали, дня на два или три задержали. Даже инквизитора вызвали.
— С чего бы такой интерес? — не понял Грег.
Адер как-то вот притворно, на взгляд Грега, вздохнул:
— С того, что время пропажи сестры было слишком… Специфическое. Самая длинная ночь в году. Ночь, когда проводят темные ритуалы. Да и странно, что Натали, чистое и нежное дитя, так быстро заболела кожно-язвенной болезнью, и брат тут же слег. Так бывает при… — адер бросил на Грега задумчивый взгляд, словно не надеялся, что тот поймет.
— Проклятьях, — спокойно сказал Грег. — И как, что-то нашли?
— Увы, нет. Даже инквизитор ничего не нашел. Мы Грегори потом еще много раз вызывали в храм. Дергали почем зря — его слова. Он под конец на нас так люто смотрел, словно мы его раздражали до крайности или жить мешали. — Он поднялся: — что ж, я сейчас принесу его эталон.
Грег встал вслед за ним:
— Я с вами.
Адер Уве на миг растерял свою сладость:
— Простите, зачем?
Грег снова достал свои документы и напомнил:
— Мои полномочия предусматривают проверку оборудования для записи эфирных эталонов и помещения для их хранения.
Адер ключом-артефактом — были видны потоки, связывающие ключ и замок, — открыл дверь в небольшое помещение, где еле уместились у стены, сплошь в росписи охранных рун, простой стол с двумя стульями — все остальное пространство занимала аппаратура для записи: лампы, шестерни, провода, огромные накопители с потенцитовой пылью, цепкие металлические лапки, удерживающие острые алмазные перья для записи.
— Не доверяете? — понятливо улыбнулся адер, включая электрическую лампу под потолком — у неё даже абажура не было.
— Не доверяю, — сознался Грег.
— Это хорошо. Я сам после дела керы Хогг не доверял своим братьям и сестрам. Слишком скользкое дело. Слишком очевидно, что темный ритуал, а доказательств не было. — он приглашающе махнул рукой: — проходите, суперинтендант Эш. Только к аппаратуре не прикасайтесь — на ней мой эфир. Я всегда проверяю аппаратуру во избежание несанкционированных записей эталонов — всегда на аппарате только мой эфир.
Грег вошел в помещение и осмотрелся — от аппарата, особенно от металлических браслетов, застегивающихся на запястьях тех, чей эталон записывали, несло сдобой и ванилью. Странный аромат для эфира, хотя гниль, как у Хогга тоже не вариант. Грег уточнил, пока адер открывал новую дверь, ведущую в хранилище эталонов — она по толщине не уступала дверям банковских хранилищ:
— Ваш эталон тоже тут хранится?
— А как же, — отозвался адер из хранилища. — Думаете, кто-то сделал копию эталона Хогга и затер моим эталоном свои следы?
— А так можно?
Адер, доставая из сейфа тонкую металлическую пластинку не больше детской ладошки, с многочисленными насечками по краям, вздохнул:
— Вариант жизнеспособен, но за пять лет мне так и никого заловить не удалось. Поверьте, я пытался. Да и… Не было следов запретных ритуалов.
— Не было? — Грег стоял в проеме двери и смотрел, как адер снова закрывает сейф и восстанавливает защитные плетения.
— Я проверял записи амулетов — в тот канун, как и во все остальные, всплесков запрещенного эфира не было.
— А полицейские амулеты? Что по ним?
— А вот полицейский амулет… Тогда шло объединение участков. Их укрупнение. Ваш забавный рыжий инспектор его затеял. Тогда он еще был наивный сержант, приглянувшийся нашему лер-мэру. Так вот, амулет затерялся в суматохе укрупнений.
— Не помните, кто руководил участком, в котором…
— Помню, конечно. Тогда еще старший инспектор Арно. Он тогда во вьюговей получил повышение и стал суперинтендантом Речного участка.
Грег прищурился, но адер разбил его надежды:
— Амулеты по определению запретного эфира есть не только в храмах и полиции. Многие леры держат в своих домах подобные. Сами понимаете, они привыкли сами обеспечивать свою безопасность. Я проверял амулеты у тех, до кого смог дотянуться. Черного ритуала не было. Как не было и проклятья. И что случилось с Натали Хогг и её братом остается только гадать. — Он вздохнул: — и как вам наша система безопасности?
Грег признал:
— Хороша и надежна. Только вариант с копированием и вашим эталоном для зачистки нельзя исключать. — он шагнул обратно в кабинет, где сидел чуть менее мрачный Одли.
Адер пахнул во все стороны сахарным сиропом и ванилью:
— Так не исключайте и разберитесь, что же произошло в Приморском парке.
— Происходит, — поправил его Грег. — К сожалению, происходит. В бумагах же указано.
Адер кивнул и внезапно напомнил:
— А вот вашего эфирного эталона в храме, кстати, нет. Надо бы исправить сию оплошность. Не хотите сделать запись прямо сейчас?
— Я реформатор, — признался Грег.
Адер Уве рассмеялся:
— Вы это таким тоном сказали, словно признаетесь в том, что едите детей на завтрак.
— Это в Тальме говорят о вас, адер. И я сделаю эфирный эталон — в инквизиции реформаторов.
На улице стало еще жарче, хотя, казалось бы, куда больше.
На ступеньках храма сидела маленькая девочка в прелестном платьице и плакала — по её ажурному, порванному чулку текла кровь из разбитой коленки. Молодая женщина, скорее гувернантка, чем мать, утешающе говорила:
— Боль твою отдам ромашке.
Та отдаст её букашке,
А букашка улетит,
И у Энни не болит!
Адер медленно спускаясь по ступенькам, остановился возле девочки и храмовым эфиром залечил ранку, привычно заканчивая детскую утешалку:
— Не болит, не болит, не болит!