Проект "Мессия"

На чаше весов

Босая, в одной ночной рубашке, она стоит у терминала управления чуть касаясь пальцами сцепки. Знания накатывают на нее волнами, как черная вода на белый песок. Девять слушает и знает, что пятью эшелонами выше, проходит так называемая “жилая магистраль”, именно там плавают Острова. Коммерческие же трассы и маршруты Торговой Гильдии проходят ниже, на осевой магистрали. Воздушники же, на своих огромных кусках металла, чтобы компенсировать тяжесть, летают еще выше, их скорее нужно называть безвоздушниками. Все это просто приходит ей в голову сплошным потоком и Девять не сопротивляется новым знаниям.

Полезно знать, что латирйиские зонды-шпионы летают еще выше, чем латирийские корабли, а аэростаты синоптиков, помимо наблюдения за воздушными потоками, выполняют также функцию направляющих, четко выстраивая уровни высот для кораблей.

Всегда есть опасность столкновения с другими судами и не синхронизируясь с наземной системой координации Ткачей, они нарушают правила единого лётного кодекса.

А балансируя на границе самой малой магистрали, ещё и рискуют свалиться в белую дыру или попасть в круговой поток. Здравой мыслью было хотя бы сканировать воздушное пространство, но звуковая волна выдаст их с головой и привлечет хищников, в первую очередь корабельных червей, а на корпусе “Сунь-цзы” нет живого, регенерирующего слоя.

Девять задумчиво поглаживает гладкую поверхность панели управления, корабль мерно гудит и неторопливо плывет по воздушному океану. Бесшумно испаряется вода из баллонов. Динамики чуть потрескивают. Третья луна, мать веддаров, детей равновесия, признающих за человеком право на несовершенство, катится к закату.

Девять делает глубокий вдох и прислоняется лбом к теплой поверхности света.

Она слышит шаги, они вспыхивают и гаснут в темноте. Девять узнает Преподобного еще до того, как он произносит:

— Айя, мы нашли запас пищи, в основном субстраты, вам стоит спуститься, отдохнуть и поесть. В каютах нашлись так же запасные комплекты формы и рабочей одежды, может что-то подойдет и для вас. Я мог бы проводить вас, айя, — говорит Преподобный. — Вы не против?

Сенсоры корабля собирают для нее образ Преподобного из множества сияющих черт.

Девять слышит внутри него бурю противоречивых чувств. Она убирает пальцы от сцепки панели и на мгновение вновь оказывается в привычной темноте. Без посторонней помощи она пересекает рубку. Плекс под ногами пружинит и ее шаги возвращаются к ней, как всплеск белого цвета. Она тянется в темноту и находит ладонь Преподобного, он сжимает ее маленькую ручку в своих костлявых пальцах и они спускаются вниз.

Внизу шум двигателя и насосов звучат отчетливее, как и едкий запах времени. Пахнет плесенью. Девять морщится, делает шаг с последней ступеньки лестницы и отпускает руку Преподобного. Вода явно добралась до нутра шлюпки, вопрос насколько сильно это повлияет на ее работу?

Она уже знает, что запасные комплекты одежды были герметично упакованы и отлично сохранились. Преподобный выбрал для себя рабочий комбинезон белого цвета, который висел на нем, как на вешалке. Для удобства Преподобный отрезал штаны по щиколотку, а потом еще завернул внутрь неровный край. Вместо пояса использовал кусок веревки, длинная часть ее вся состояла из узелков, он перебирал их, когда нервничал. На ногах у него узкие куски прорезиненной ткани, похожие на обвод для насоса, он обмотал ими ступни и перевязал веревкой крест на крест до колена. Девять смотрит на Преподобного по-новому. Ее впечатляет, как быстро он перестраивается под непредвиденные обстоятельства, как не теряется в сложной обстановке. Паломничество на край света не прошло даром.

Преподобный открывает перед ней дверь каюты и говорит:

— Одежда на кровати, упаковки уже вскрыты. Я могу еще чем-то вам помочь, айя?

— Нет, благодарю, — отвечает Девять и делает шаг в темноту каюты. Темнота обволакивает ее. Спадает с плеч. Она протягивает руку, касается стены и в темноту врывается свет. Тяжелыми каплями белой краски свет стекает вниз и скапливается на полу под ногами. Она делает еще шаг и вокруг идут круги. Каюта тесная и она почти сразу упирается коленями в кровать. Садится и несколько минут просто слушает гул двигателя и вибрацию корпуса. Дверь закрывается.

Они беглецы, пора к этому привыкать.

Девять тянет руку и расправляет складки рабочего комбинезона, который лежит сверху стопки, гладит пальцами ткань, слишком гладкую и холодную, чтобы с ходу подобрать сравнение. Шелк? Она разбирает стопку одинаковых комбинезонов и натыкается на что-то более плотное в самом низу. Она достает неопознанную вещь и прикладывает ее к стене каюты. Сенсоры почти мгновенно выдают ей характеристики. Девять узнает далекого предка икс-скафа для погружения в имуль-канал. Материал скафа хорошо тянется, плотно облегает фигуру, имеет усиление на локтях, пятках плечах и коленях. Подкладка из мембраны отводящая влагу и микровентиляция вдоль костяного каркаса. От запястья до бедра на руках внутренняя молния, где прячется ткань, если расправить руки и поймать поток ветра, кто-то из обитателей колодца это помнит, можно полететь. А еще Девять знает, что материал скафа защитит её от смертельного холода. В воздушном океане она проживёт до двух с половиной часов, в холоде изнанки, если вдруг заблудится между точками портала, около часа, а от развоплощения по ту сторону Предела скаф защит ее всего на двадцать минут, если использовать шлем-капюшон и дополнительный источник кислорода.

Скаф оказывается нужного размера и она без проблем влезает внутрь. Девять с первого раза правильно утягивает все крепления каркаса и костюм садится на ее маленькую, худую фигурку, как влитой.

Никаких сомнений, Мелисса оставила его здесь для нее. Девять прислушивается к своим ощущения, ей тепло, но она не потеет, тело гнется во все стороны и нигде ничего не мешает. От чужой памяти кружится голова. Девять помнит восторг от свободного полета. Сердце стучит так громко, что кажется слышно в соседней каюте, стучит от желания выскочить через шлюз на открытый нос шлюпки и прыгнуть в белое молоко воздушного океана.

Знания накатывают волнами. Девять-четырнадцать, Каттери лен Валлин, Мелисса Кавано. Память смешивается, как краски на палитре.

Девять не знает, кем была, и не знает, кем стала теперь. Будто она все и никто одновременно.

В дверь стучат.

— Терри, — раздается голос авара. — Преподобный организовал скромный обед в кают-компании, я хочу чтобы ты присоединилась к нам.

Девять трясет головой.

— Уже иду, — отвечает она и застегивает скаф. На ближайшее время это ее парадно-выходной костюм на все случаи жизни, к нему надо привыкнуть.

Дверь открывается автоматически. Девять выходит в коридор, вытягивает руку и касается стены справа от себя, не разрывая контакта с сенсорами корабля она уверенно идёт до двери в кают- компанию. Терранс молча идет следом, Девять слышит хромой шаг и видит, как расходятся круги. Все вокруг создает вибрации, звук, который она может видеть.

Перед кают-компанией Терранс прибавляет шагу и обгоняет ее, он хочет открыть перед ней дверь, но дверь открывается сама. Авар отступает к стене, пропуская ее вперед. Девять перешагивает порог. Стены по правую руку больше нет, только пол под ногами и темнота вокруг. Она останавливается. Терранс входит следом и дверь за ним закрывается. Девять оборачивается. Они стоят друг напротив друга.

Девять пытается услышать его намерения.

Терранс переступает с ноги на ногу, делает глубокий вдох и убирает руки за спину. Миролюбивый жест не может обмануть ее, она слышит его злость.

С помощью её изначальной памяти авар мечтал стать Императором, но после перерождения всё изменилось. Он потерял свой статус и превратился в отступника, изгнанника и калеку. Терранс больше не привратник. Он не может открывать порталы. Теперь она его единственная надежда и он ненавидит её за то, что зависит от неё.

— Ты выполнил свою функцию, — говорит Девять. — Мы теперь именно то, что ты так жаждал обрести — память. Глубокая память колодца. Корни Единого Древа соединяют нас с Творцом. Мы больше не твоя дочь, мы — изначальная сущность. Ты не так это себе представлял?

— Ты подделка! — срывается Терранс, его гнев брызгает на неё, как слюна. Крик высвечивает очертания комнаты, в потоке света она видит стены кают-компании, стол и стулья, шкаф и кресло. Вся мебель прикручена к полу болтами. Со всех сторон на нее наступает теснота материального мира.

— Спроси себя, почему она вернула тебя таким?

Терранс делает еще шаг вперед и нависает над ней, Девять чувствует его дыхание, но руки он все еще держит за спиной. Девять тоже убирает руки и поднимает к авару слепое лицо.

— Мы — не твоя мать, мы — не твоя дочь, мы — колодец памяти, у нас нет причин лгать тебе, — говорит Девять.

— Не пытайся, тебе не удастся меня обмануть, я знаю, кто ты, — цедит сквозь зубы Терранс.

— Даже мы не знаем, кто я, откуда тебе знать?

Терранс смеётся.

— Да-а, я знаю, потому что она сказала мне, — Терранс наклоняется еще ниже и шепчет ей на ухо — Ты такая же марионетка, как и я.

— А она сказала тебе, — отвечает Девять, так же шепотом, — что я проживу дольше?

Щека Терранса дергается от гнева.

Дверь в кают компанию открывается и на пороге вырастает фигура Преподобного, а следом за ним тяжело входит и Доктор.

— Ну вот, мы снова вместе, — громко и торжественно произносит Преподобный. — Поблагодарим же Творца за его милость.

— Вы что-то рано начали молиться, Преподобный, — говорит Терранс и оборачивается к ним, он снова улыбчив и очарователен. — Давайте сначала сядем за стол! Терри! — авар покровительственно кладет руку ей на плечо и Девять еле сдерживается, чтобы не сбросить ее.

— Стоит поблагодарить тех, к-к-кто создал эту еду, — говорит Доктор. Он почти не заикается.

— Поддерживаю, доктор, — говорит Терранс и выдвигает перед ней стул. — Нам бы их технологии сейчас не помешали, не правда ли? Что думаешь, Терри?

Она молча садится за стол.

Терранс продолжает, словно бы и не ждал ответа.

— Латирийцы могли бы и поделиться украденными у наших предков технологиями, но они предпочли оставить их себе.

— Прошу прощения, авар, но история с вами не согласится, — говорит Преподобный. — У латирийцев были и свои технологии и ничуть не хуже, чем у людей второй волны, но как теперь определить, как понять, где чье наследие?

— Моя дочь могла бы рассказать нам, как все было на самом деле!

— Мы можем рассказать тебе, — говорит Девять, стараясь чтобы голос звучал немного торжественно, — как все будет на самом деле! Но ты уверен, что хочешь услышать будущее?

За столом воцаряется тишина. Слышно как Преподобный разрывает упаковки с сухими пайками, как доктор расставляет на столе пластиковые тарелки и стаканчики, как разливают воду.

В углу щелкает динамик.

— Проверка системы, — звучит голос Мелиссы. — Проверка системы. Температура на борту судна 19 градусов, температура за бортом минус 57 градусов, скорость отложения льда по Раусу и Ретфелю соответствует норме. Наружный ретметр корректен. Магнитное поле в рамках нормы. Радиация в рамках нормы. Приятного аппетита.

Раус и Ретфель, память Девять-четырнадцать цепляется за эти имена и внутри ее головы взрывается мелкими осколками купол над стадионом. Это была одна из самых страшных трагедий в истории Латирии. Наросший лед пробил купол щита и колпаки запасных резервуаров, вырвавшаяся вода замерзала прямо в воздухе и падала ледяным дождем. На стадионе как раз шла игра и находилось почти полторы тысячи человек. Спасти удалось меньше половины. Причиной трагедии стали древние приборы контроля за нарастанием льда, паника и давка. Спустя почти девять сотен лет после прилета людей третьей волны и образования воздушной колонии, перестали работать наружные системы очистки купола. И только спустя тринадцать лет после этой трагедии, Раус и Ретфель создали прибор для измерения скорости отложения льда, вместе они написали таблицы сопротивления материалов при крайне низких температурах Воздушного океана и научили людей предугадывать аномальные белые дыры, где температуры не поддавалась приборам. Они создали стандарт, по которому живет Латирия и летают огромные, тяжёлые корабли флота.

Девять помнит, что Генри Раус был настоящим ученым, он буквально жил в лаборатории университета, повторяя древние опыты, а вот его сосед по общежитию, Арнольд Ретфель, был повесой и наркоманом, и в очередной раз, ставя на себе эксперименты по смеси разного рода стимуляторов, он все свои будущие достижения просто вспомнил. Но для жителей воздушной колонии “Латрия”, воспоминания Ретфеля были жизненно необходимы, ведь будущие Сопредельные Штаты Латирии, это воздушные острова у самого Предела, мир в облаках, у которого нет и никогда не было земли, только металл, лед и ограниченное количество воздуха. Мир, где никогда не забываешь, что все вокруг дано людям взаймы.

И все это Девять отчетливо помнит.

Поток почти беспрерывно заполняет её колодец. От этих знаний она становится глубже и будто бы шире, как река в половодье. А в голове продолжает падать лед и осколки купола. Наука часто двигается трагедиями и войнами, её колодец так глубок, что их в ее памяти теперь предостаточно. Девять с трудом отворачивается от яркой, манящей глубины и возвращается в кают-компанию, где звучит бархатный голос авара лен Валлина и полный рвения голос Преподобного, они о чем-то спорят.

— Если нас увидят Ткачи, то наверняка сообщат магистралам! По законам воздушного права, мы пираты! — доказывает Преподобный.

— Зря только так нервничаете, Преподобный, — отвечает Терранс. — Если Эхо Ткачей нас и зацепит, то решат, что мы мусор, мы слишком низко, погрешность в метр и корабль сорвется в свободное падение, ни один контрабандист, если он в своем уме, так летать не будет!

— А-а… мы что же? — спрашивает доктор.

Терранс смеется.

— А мы, доктор, теперь знаем, что смерти нет!

Девять не притронулась к своей тарелке, что с беспокойством в голосе замечает доктор:

— Айя, вы ни-ничего не съели.

— Вы тоже, доктор, — парирует она и встает. — Мы пойдем, попробуем поспать. Мелисса, — обращаясь к системе корабля, Девять говорит громче. — Настрой систему оповещения, хочу чтобы ты разбудила нас, когда взойдет солнце.

Терранс тоже поднимается из-за стола.

— Я провожу, — говорит авар. Она кивает. Она позволяет ему быть галантным и сохранить лицо. Он думает, что позволяет ей играть свою роль убедительнее. Он хочет верить, что она просто марионетка латирийцев, вирус-паразит, захвативший тело его дочери, и что всё еще можно исправить.

Проводив ее до дверей каюты, Терранс спрашивает:

— Зачем тебя послали?

Девять слышит это в его голосе. Слышит, что они теперь по разные стороны.

— Переживаешь, что кому-то другому достанется власть? Обидно, да, что не одному тебе пришла в голову мысль, что веру можно использовать как оружие. Расскажи, как ты хотел убедить всех, что Каттери — мессия? У тебя был план?

— Что человек желает превыше всех других благ? — отвечает Терранс. — Конечно же, стать равными с Неведомыми в их бесконечных воплощениях.

— Ты собирался дать людям доступ к Инкубатору?

— Я хочу дать людям веру в светлое будущее, будущее, где они смогут заслужить право на новую жизнь.

Девять качает головой и усмехается.

— Ты истинный наследник Вестников. Твоя мать должна тобой гордиться!

Её язвительный тон не задевает Терранса.

— Ты можешь подарить калеке новое тело, вылечить больного ребенка, подарить надежду отчаявшемуся, повернуть само время вспять. Люди этого заслуживают! Люди имеют право на чудо! Теперь ты знаешь, мы все изначально равны на этой планете! Называй это как хочешь, магия или технология, главное это сделает жизнь людей лучше!

— Признай, ты делаешь это не ради людей, а просто хочешь нажимать на кнопку! Взвешивать людей на весах! Решать, кто достоин! Тобой движет тщеславие и жажда власти, ради них ты принес в жертву свою дочь!

— Если все получится, то моё тщеславие, будет меньшим из зол.

— Мэтресс лен Валлин тоже так считает и потому выпустила на свободу живой вирус, чем ты лучше нее?

Девять входит в темноту каюты и облегчением вздыхает, когда дверь за ней закрывается.