Проект "Мессия"

Терранс лен Валлин

Терранс лен Валлин сидит в своем кабинете. Перед ним мерцает голубой экран Сети. По ту сторону, словно призрак, еле просматривается контур фигуры. Ему не надо видеть мать, чтобы угадать выражение на ее лице. Оно всегда одинаковое: равнодушное, застывшее, только глаза блестят, наполненные влагой, будто сейчас заплачет. Мало кто выносит этот прозрачный, стеклянный взгляд.

Ванесса лен Валлин избегает солнца, оно беспощадно к плоти. Не снимает перчаток, заматывает волосы, открывая высокий лоб. Температура её тела всегда на грани, пульс еле слышен. Печати ошейником окольцовывают горло, стягивают запястья, на груди, на серебряной цепочке висят длинные, костяные четырехгранники — ключи. Длинная, в пол, аюба, укрывает худую, почти невесомую фигуру от чужих глаз. У этого тела давно вышел срок годности, и она тратит непростительно много сил для поддержания в нем искры жизни. Непростительно много для человека.

Терранс не помнит ее другой. Как не помнит и времени, когда он ее не ненавидел. Ненависть в нем горела ровно и неутомимо, как огонь в факелах на пристани, ее не смог бы затушить ни один ветер, ни одна буря. Если бы кто-то спросил его, откуда взялась его ненависть, он бы не ответил. Он будто с ней родился.

Ванесса лен Валлин, его мать, мэтресс Ордена хранителей, женщина, чей возраст мало кто взялся бы угадать, стоит у окна, повернувшись к нему спиной. Она что-то говорит, но он не слушает, он думает. Обмануть ее, как он знал, сложно, но он должен хотя бы попытаться выиграть немного времени.

— Синоптики прогнозирует ухудшение погоды, Терранс, — говорит мать, но не оборачивается. Он моргает и пытается заставить себя сосредоточиться на разговоре. Погода?

Он кладет руки в перчатках на стол и сжимает кулаки.

— У меня все хорошо со зрением, достаточно выглянуть в окно, — отвечает Терранс. — Может, скажешь мне что-то, чего я не знаю? Например, когда прибудут хароны? И почему тебя здесь нет, твоя внучка умирает.

Его начинает раздражать, что она стоит к нему спиной.

— Мы оба знали, что этот день придет. И если бы ты не был так упрям…

— Оставь свои лекции для университета. Мы оба знаем, что ты можешь ее спасти, но не хочешь. Просто признай это.

— Терранс, я всегда заботилась о твоем будущем, — мэтресс давит на его слабое место. — Я сделаю все для того, чтобы оно сбылось, если конечно ты сам не будешь мне мешать. Разве Елена Харат не предсказала тебе трон Дерента? Пророчество Дома Харат никогда не ошибается.

Терранс чувствует, как внутри поднимается волна гнева. Он не говорил матери о пророчестве, так откуда она узнала? Может она сама это и подстроила? Теперь ему кажется, что все это просто манипуляция, и он попался на ее удочку, как глупец! А может все еще проще, она заставила Елену Харат сказать Императору о видении, чтобы этот суеверный дурак решил избавиться от него и тем самым пошел против Ордена. Так его мать хочет заставить магистрат Ордена, который всегда против открытого вмешательство в политику, разрешить ей сменить Императора.

Со стороны власть мэтресс кажется единоличной, но Терранс знал, как крутятся шестеренки в этом механизме. И что для нее тоже существуют ограничения.

Мэтресс все еще стоит к нему спиной. И тут он вдруг понимает, что не так. Картинка не меняется. Он отталкивается от стола, встает из кресла и выходит из поля зрения Сети.

Ничего. Мать что-то говорит и никак не реагирует на него.

Ее здесь нет. Она подсунула ему запись.

Но зачем?

Мать пыталась отвлечь его внимание.

Он выбегает из комнаты.

Уже подбегая к спальне дочери, он чувствует запах дыма и явственный поток эо. В ярости он рычит и выбивает дверь.

Полукровка Аринэ лежит на полу, скорчившись от спазма, ее тело полыхает. От яркости и жара, исходящих от нее, в комнате расплавились свечи и опалились корешки книг. По полу комнаты стелется густой дым. Рядом с Аринэ валяется обугленная подушка. Авар кидается к дочери, рвет алые ленты на запястьях, вытаскивает дочь из постели и выбегает из комнаты. Терри холодная, как лед, но он слышит дыхание и как медленно бьется ее сердце. Терранс прижимает ее к груди, и от злости каменеет лицом.

Во всю силу легких он кричит:

— Будь ты проклята! Будь ты проклята! Будь ты проклята!

Эхо от его крика разбегается по дому.

Он держит на руках хрупкое, невесомое тело Каттери и словно вновь оказывается в том дне, когда она родилась, когда плакала у него на руках. Тот день пропитал его, будто яд, пропитал надеждой.

Холодный и равнодушный внутренний голос, голос его матери говорит ему: чтобы родиться, нужно умереть.

Через час авар, Преподобный и доктор собрались вокруг тела Аринэ. Девочка была еще жива, но неудачная трансформация местами прожгла плоть до костей.

— Будьте благоразумны, авар, — говорит Преподобный, глядя, как лицо авара, при виде полукровки, наливается кровью. Татуировка йондаля на правой стороне его лица светится в темноте, он сжимает руки в кулаки и в тишине раздается отчетливый скрип кожаных перчаток.

Келли лежит на белых простынях — черный, дымящийся силуэт. Кожа потрескалась и кровоточит, губы шевелятся, она что-то говорит, но слов не разобрать.

— Тут я б-бессилен, — говорит доктор. — Не-не-закон-н-ченная транс-с-сформация, так бы-бы-вает у полукровок.

— Полагаю, мы можем только молиться, — говорит Преподобный. — Ее жизнь в руках Творца.

Терранс подходит к кровати и склоняется над телом Келлианы, он методично осматривает ее, сначала запястья, потом шею, грудь, лодыжки. Он ищет печать, точку контакта. Он знает, что его мать использовала девочку, но не понимает как. Он ищет, но не находит ответа. Он наклоняется еще ниже и вслушивается в шепот. Губы у Келли серые, как пепел, лоб покрылся запекшейся кроваво-черной коркой. Одежда местами прогорела, местами сплавилась с кожей.

— Вы можете разобрать, что она говорит, авар? — спрашивает Преподобный.

— Вы п-п-подозреваете, — оборачивается на Преподобного доктор, — что ее ус-с-стами г-г-говорит Творец?

— Пути Творца неисповедимы, доктор, в предсмертной агонии у неведомых такое случается. В своем паломничестве я был свидетелем многих удивительных вещей.

— Язык, на котором она говорит мне не знаком, — отвечает Терранс. Выпрямляется и смотрит на Преподобного. — Я бы избавил ее от страданий, раз ничего нельзя сделать.

Авар говорит вслух то, что думает, но Преподобный и доктор одновременно качают головами.

— П-п-лохая идея, — пугается доктор.

— Если она умрет сама, авар, — говорит Преподобный, — то это будет просто не удачное перевоплощение. Она юна, никто не усомнится в несчастном случае, но если вы оборвете ее жизнь намерено, то Дом Аринэ встанет против вас и, поверьте, Император этим воспользуется. Не много ли нам врагов?

— Вы как всегда очень разумны, Преподобный, — говорит авар. — У нас больше нет времени, это была первая попытка, но не последняя, чем быстрее мы покинем этот дом, тем лучше. Я отпущу слуг и отправлю Руперта в порт, нанять корабль.

— И где же мы собираемся укрыться от всевидящего ока Ордена, авар? — спрашивает Преподобный.

— В единственном месте, где оно не видит, — отвечает Терранс. — За Белыми Хребтами.

Лицо доктора вытягивается, он открывает рот, но вместо слов из горла вырывается хрип. От страха он забывает, как говорить, хватает ртом воздух и мычит что-то. Даже непроницаемое лицо Преподобного идет рябью, но он лишь кивает и ничего не говорит.