Призрачный Странник

Глава 7

— А ты уверена, что нам за это не влетит? — Энсин Гилден поудобнее перехватил тяжёлую коробку, которую нёс, и внутри зашуршали объёмистые тома толстых бумажных книг — полное собрание марголианских романов в подлинных обложках издательства Броднакса. В эти часы, во время второй вахты, медицинские лаборатории по обе стороны длинного коридора, ведущего от кормового подъёмника к запасному пульту управления в центре тарельчатого корпуса, как обычно, пустовали. В приглушённом освещении тёмные фигуры помощника историка и сотрудницы Антро-Гео приобретали таинственный и вороватый вид, лишь слегка нарушаемый крепкими пластиковыми коробками, которые они тащили, и механической грузовой тележкой, что с шипением плелась за ними следом, как навьюченный осёл.

— Мы не делаем ничего незаконного, — мягко ответила энсин Эмико Адамс.

— А подкупать энсина Миллера, чтобы освободить и наполнить воздухом секцию корпуса, — это, по-твоему, законно?

— Я его не подкупала, — рассудительно поправила его помощница лейтенанта Бергдаля. — И если Бруновский мог уговорить Дэнни подать воздух в одну из секций корпуса на двадцать третьей палубе, чтобы разместить эту их тайную лабораторию, то, ради всего святого, неужели ты не вправе сделать то же самое для хранения предметов антикварной ценности?

Гилден слегка кивнул — тощий, унылый на вид юноша среднего роста, слегка горбящий плечи под красной формой бортинженера.

— Ну, — застенчиво сказал он, — насчёт антикварной ценности я не уверен…

— Конечно, подлинные оттиски информационных сводок с Касторианских войн имеют антикварную ценность, — подбодрила его Адамс, заглянув через край огромной коробки с монгесскими романами (полное иллюстрированное собрание всех циклов). У неё было нежное овальное лицо с плоскими скулами и яркими чёрными глазами, которые, наряду с миниатюрным ростом, втайне приводили её в отчаяние. — И чтобы там ни говорили наши компьютерные гении, копирующие отдельные истории из сборников или лучшие романы из серий, — кто сказал, что низкопробное чтиво доставляет меньше удовольствия? А читать копии избранных статей из земных журналов — совсем не то же самое, что держать в руках и листать настоящий журнал.

— Ну… — протянул Гилден, слегка смущённый тем, что его наклонности барахольщика снова взяли над ним верх. — Беда в том, что нам не дают достаточно места, даже для временного хранения. Говорят — «только на время ввода»… Те, кто написал эти правила, — они хоть понимают, сколько времени занимает скормить компьютеру одну книгу? Даже с автоматическим сканером? А уточнить перевод? И всегда приходится дополнительно проверять результаты. А что они нам дали? Оттяпали две каморки от большого обзорного зала на одиннадцатой палубе, и даже за них пришлось драться насмерть! На двадцать первой палубе они, видите ли, устроили дорожку для боулинга, а нам говорят: «Уничтожайте печатные копии после ввода необходимых материалов».

— На дорожке для боулинга каждую вахту полно народу, — заметила Эмико. — Это одно из самых популярных мест отдыха на корабле.

— Ну и зря. Время надо тратить на более полезные дела. И в любом случае, — добавил он, сдвигая редкие брови, — даже после того, как информация введена в компьютер, я не могу позволить им избавиться от этих книг. Я знаю, что есть копии в Специальном собрании Института, и на Мемори Альфа, и в других местах. Но я просто… не могу.

— Я тоже, — сказала Адамс. Мягкое ностальгическое выражение блеснуло в её пуговичных глазках, потому что она тоже питала слабость к сбору всякого барахла.

Они притихли, проходя мимо переборки, из-за которой доносились другие голоса — в частности, голос начальника СБ ДеСаля и корабельного фотографа, которые проверяли результаты компьютерного анализа данных по последнему случаю разгрома лаборатории. Гилден и Адамс чуть ускорили шаг.

— И, между прочим, это просто смешно, что на восьмой палубе нет прямого прохода от кормового лифта к центральному, — выдохнул Гилден, когда они нырнули в нишу за биохимической лабораторией, где находились двери турболифта. — Приходится ходить как раз мимо кабинета ДеСаля…

— Мы могли бы проехать на турболифте прямо из кормы.

— Только не в последнюю смену, — возразил Гилден. — А то кому-нибудь придёт в голову спросить, кто это среди ночи пятнадцать раз прокатился к пилону и обратно. Все команды идут через центральный компьютер, а он всё записывает для службы статистики… Что они подумают? Что мы с голоду совершили налёт на пищевые синтезаторы?

Двери турболифта распахнулись, и путём сложного маневрирования Гилдену и Адамс удалось разместиться в нём вместе со своей внушительной поклажей и доверху нагруженной тележкой. Адамс с трудом дотянулась до маленького ручного переключателя, одновременно придерживая свою коробку с книгами, чтобы та не мешала дверям закрыться.

— Интересно, что они собираются делать в аварийной ситуации? Девятая палуба, — добавил он, обращаясь к потолку.

— Там находится линия доставки пищи, — сказала она, когда турболифт со свистом двинулся по шахте. — Она ведёт из пилона на восьмую палубу.

Гилден презрительно фыркнул.

В отсеке переработки материалов на девятой палубе было тихо, но они различали приглушённое бульканье молекулярных измельчителей и на его фоне — низкий, скорее осязаемый, чем слышимый, ропот двигателей, словно ровное биение корабельного сердца. Девятая и десятая палубы «тарелки», как и нижние палубы инженерного корпуса, представляли собой автоматизированную фабрику, обеспечивающую нужды «Энтерпрайза» и его команды в течение всего путешествия. Здесь незаметно протекали сотни безымянных механических процессов, без которых все стратегические планы мостика, вся гениальность лабораторного комплекса и вся мудрость компьютерной системы были эфемерны, бессмысленны и беззащитны перед холодным мраком и пустотой космоса. Здесь не работали по ночам, да и днём сюда редко заходили люди, за исключением техников, время от времени проверявших исправность оборудования; большие гулкие комнаты, загромождённые угловатыми тушами механизмов и сложными переплетениями кабелей и трубопроводов, были едва освещены. Гилден и Адамс неуверенно двинулись вдоль изогнутой стены затенённого коридора. Стук их подмёток и мягкое гудение грузовой тележки отдавались эхом в пустом пространстве, и это странным образом успокаивало.

— Сюда, — Адамс свернула в тёмный проём. В этой комнате производились органические вещества, и воздух был наполнен странными запахами. Эмико поставила коробку на пол и с помощью маленького универсального шуруповёрта принялась отвинчивать крепления переборки. — Миллер накачал воздухом целых три секции, одну прямо под этой и ещё одну большую наверху. У тебя будет сколько угодно места.

— Что за славный парень, — восхищённо сказал Гилден.

Он сунул голову в образовавшееся отверстие и огляделся. Там было совершенно черно — Адамс сняла с пояса маленький фонарик и посветила вокруг. Камера по ту сторону переборки имела около трёх метров в ширину и около пяти в глубину, и оттуда ещё тянуло слабым, едким, слегка отталкивающим душком углеродно-кислородно-водородно-азотных соединений, хранившихся там когда-то, — основного сырья, из которого вырабатывалась вся пища и вода на корабле. Ещё там было страшно холодно, и дыхание Эмико клубилось белым паром в тусклом жёлтом свете её фонарика.

— Дэнни сказал, что, кроме воздуха, подведёт сюда немного тепла от энергетических контуров молекулярных смесителей. Он говорит, здесь будет не так холодно.

— Ничего. Холод бумагу не портит, — Нырнув внутрь, Гилден поставил коробку с книгами и начал разгружать тележку. — Надо как-то его отблагодарить.

Адамс покачала головой и улыбнулась.

— Он мне кое-чем обязан, — сказала она. — Я помогала ему и Бруновскому перенести компьютерный терминал.

— Зачем? — озадаченно спросил Гилден.

Её улыбка стала ещё шире. Когда она улыбалась вот так, то мгновенно превращалась из хрупкой гейши в уличного сорванца.

— Ничего незаконного, — заверила она его.

Гилден припомнил всё, что ему было известно о Дэне Миллере и Джоне Бруновском, и торопливо сказал:

— Я не уверен, что хочу знать.

Адамс проползла обратно в отверстие и закрыла переборку за своим другом.

— Держи, это тебе пригодится, — Она протянула ему шуруповёрт. — Я имею в виду, они ничего не крадут и не провозят контрабанду, не варят самогон, не играют в азартные игры, не продают клингонам секреты Звёздного флота… ничего такого.

— Тогда зачем им понадобился компьютерный терминал лабораторного уровня? Или пищевой синтезатор? Или…

— Ну, просто Джон…

Она вдруг замолчала и резко обернулась. В огромном тихом помещении с изогнутыми стенами разом стало смертельно холодно.

— Ты чувствуешь?.. — шепнула она, и Гилден поднял руку, призывая её к молчанию. Его лицо, обрамлённое короткой бородкой, побледнело, как мел.

Вместе с ними в комнате было ещё… нечто. Они оба знали это, ощущали каждым нервом; холод, окутавший их, не имел ничего общего с ледяной пустотой космоса снаружи. Это было что-то разумное, наделённое собственной волей… и оно находилось рядом с ними, среди массивных корпусов молекулярных смесителей, затаившись в густой тени. С того места, где они стояли, прижавшись к стене, они могли видеть лишь небольшую часть просторной комнаты; остальное скрывала темнота и изгиб стен, вытянутых вдоль дуги «тарелки» на четверть окружности. Но каким-то образом Адамс чувствовала, что это, чем бы оно ни было, совсем близко… и движется.

Рядом с ней Гилден шёпотом произнёс старинное ругательство; Эмико машинально отыскала его руку и вцепилась в неё. Тёмный прямоугольник двери вырисовывался во мраке всего в семи-восьми метрах от них… Если мы побежим, подумала Адамс, если мы добежим до двери… что, если она не откроется?

Где-то среди смутно видимых нагромождений машин раздался стук. Слабый ритмичный звук, гулкий, звенящий, металлический. Адамс нашарила свой фонарик и посветила в направлении звука, но там не было ничего — ни тени, ни движения. Только этот гулкий стук, будто слепой с тростью ощупью искал дорогу…

С внезапной силой Гилден втолкнул её на низкую платформу грузовой тележки, выхватил у неё пульт управления и включил полный ход. Свистя и завывая, маленький транспорт рванулся к двери, которая распахнулась перед ними и с шипением сомкнулась позади в темноте; цепляясь друг за друга, чтобы не слететь на повороте, они пронеслись по дуге коридора, направляясь к турболифту со всей скоростью, какую мог развить двигатель тележки. Не останавливаясь, они добрались до лифта и, вскочив в него, вручную затащили следом тележку — так было быстрее, чем управлять ею через пульт.

Они проехали напрямик через седьмую палубу и вниз до кормового зала одиннадцатой палубы, совершенно пустого в это ночное время, — и плевать им было на всех, кто будет проверять записи компьютерной системы. Ни Гилдену, ни Адамс не хотелось выбираться из лифта и снова идти по этим слабо освещённым гулким переходам от центральной лифтовой шахты до кормовой.

Они не перемолвились ни словом, пока не добрались до кабинета Гилдена — узкой каморки, оттяпанной, по его собственному выражению, от кормового обзорного зала и заваленной от пола до потолка старыми книгами, журнальными подшивками, горами ящиков со свитками, пачками писем, коробками отдельных записок. То были бумажные подлинники исторических записей, собранных со всех планет, где побывал «Энтерпрайз», от всех народов и цивилизаций, которые они открывали или изучали, огромная масса информации, которую надо было разобрать, оцифровать и ввести в компьютерную библиотеку для последующей передачи в центральные базы данных Федерации на Мемори Альфа. Некоторые из этих документов никто не читал уже многие годы — а то и столетия — даже на планетах, где они были собраны. При тусклом свете настольной лампы это место походило на подземную нору и угнетало своей теснотой. Адамс нервно съёжилась на краешке стула между двумя гигантскими стопками старых книг и видеокассет с приключенческими сериалами, пока Гилден добывал кипяток из пищевого автомата, доставшегося ему в наследство с тех времён, когда эта комната ещё была частью обзорного зала.

— Настоящий лакричный чай, — сказал он, протягивая ей немытую расписную чашку. — Я купил его на Звёздной базе 12. Синтезаторы готовят только ромашковый и мятный, и оба на вкус — всё равно что солома.

Она приглушённо хихикнула, но её рука дрожала, когда она взяла чашку.

— Спасибо.

В неверном свете маленькой ламы Гилден всё ещё выглядел очень бледным и чуть не разлил свою чашку, поднимая её со стола.

Они посмотрели друг другу в глаза.

— Мы доложим об этом?

Она вспомнила тот жуткий холод, и непреодолимый страх, и навязчивое ощущение, что вместе с ними в комнате находится что-то невидимое, неосязаемое…

— А тебе хочется объяснять, что ты делал в органической лаборатории в это время ночи?

Он заколебался, разрываясь между чувством долга и нежеланием выслушивать то, что скажет корабельный историк по поводу тайного хранения бесполезных бумажных копий, содержимое которых уже занесено в компьютер. Он подумал об остальных своих сокровищах, об экзотическом оружии и священной утвари разных культов, о собраниях загадочных книг; о свитках, тетрадях и письмах, имена чьих авторов и адресатов, умерших столетия назад, он порой находил в малоизвестных исторических анналах чужих миров — об этих драгоценных вещах, что загромождали до потолка его маленькую личную каюту, которыми были забиты все углы и полки Исторического хранилища, а также шкафы всех друзей, кого он смог уговорить предоставить им место.

— Ты же знаешь, — негромко добавила Адамс, — если мы пошлём кого-нибудь проверить, там ничего не найдут. Не сейчас.

— Да, — сказал Гилден дрожащим голосом и отхлебнул чая. — Думаю, да.

Он снова вздрогнул, вспоминая, как услышал стук в собственном кабинете, как один или два раза его посещало чувство, что он не один в этой комнате… и как однажды ночью он пришёл к своему кабинету и, стоя перед запертой дверью, услышал внутри чужие шаги…

— И если это повторится, когда мы пойдём туда в следующий раз… думаю, мы сами с этим справимся, — проговорил он. — Как ты думаешь, Дэнни одолжит нам фонарь побольше?

Кто-то тихонько забарабанил в дверь.

— Хелен… — Это был голос Ухуры, обеспокоенный и даже испуганный. — Хелен, это я.

Лёжа в темноте на кровати, Хелен промолчала. Она не была уверена, что сможет говорить достаточно твёрдым голосом. И, потом, что она могла сказать? Через некоторое время за дверью раздались лёгкие шаги, удаляющиеся по коридору, и она снова осталась наедине с собой.

Наедине с безнадёжностью и с полным смятением мыслей. Наедине с воспоминаниями о снах и о кошмарах.

Тот сон…

Хелен уронила голову на плоскую, чистую, казённую флотскую подушку.

Последний вечер на Пигмисе воскрес в её памяти так отчётливо и ярко, что грудь пронзила почти физическая боль. Как теплы были его сильные пальцы, сжимавшие её запястья, как уверенны и нежны губы… И сухой, сладковатый запах травы, и жар, что источала нагретая за день земля под их ногами. В этом золотом, как жимолость, лунном сиянии выражение сомнения на его лице читалось так же ясно, как при свете дня. Если он знал, что лжёт, — откуда взялось это сомнение? Или оно было лишь ещё одной уловкой, чтобы убедить её?

Или она сама всё это выдумала?

Она перевернулась на спину и уставилась на серо-голубой потолок — такой же плоский и невыразительный, как и всё остальное в Звёздном Флоте. Именно это безликое единообразие будило в ней презрение к службе — эти уставы и правила, стремление всё упростить и привести к общему знаменателю… которые она готова была принять ради него.

Она горько покачала головой. Как она могла быть такой глупой? Влюбиться в Джима Кирка… и всё ещё любить Джима Кирка — или того человека, каким она его представляла…

Но сейчас она поняла, что совсем не знала его.

И в этом, несомненно, крылась причина кошмара.

При мысли об этом она быстро протянула руку к ночнику и включила его, озарив узкую койку мягким уютным светом. Последние четыре ночи она спала только со включённой лампой.

Наяву, рассуждая рационально, она понимала, что означают эти кошмары. Она повторяла про себя слова учителей психологии: это всего лишь отражение её собственного страха обнаружить, что Джим — не тот, каким она его считала. И ничего больше.

И совершенно ничего больше.

Но когда она просыпалась среди ночи — или когда ей снилось, что она просыпается здесь, в своей каюте на «Энтерпрайзе»… или, что ещё хуже, в каюте Джима… просыпается и смотрит на существо, лежащее с ней в постели, на существо, которое она только что обнимала и думала, что это Джим…

Будучи ксеноантропологом, она без предубеждения относилась к идее сексуальных контактов с представителями инопланетных видов, хотя и наслушалась избитых шуток на эту тему за годы работы в своём отделе. Но в кошмарах её отпугивала не чужеродность существа, а какой-то неопределённый, глубоко угнездившийся ужас. И всегда наступал момент, когда оно с медленной усмешкой оборачивалось и смотрело на неё, и глаза у него оказывались золотисто-ореховыми, как у Джима, — но Джиму они не принадлежали.

Она поёжилась, отгоняя подальше навязчивые воспоминания об этих видениях. Взгляд на часы подсказал ей, что сейчас 22:00 вечера. Сегодня она захватила с собой роман и надеялась, что чтение поможет ей скоротать ночь… и что кошмары прекратятся, когда она доберётся до Звёздной базы 9 и покинет этот населённый духами корабль.

Из коридора донеслись шаги. Она услышала голос Маккоя и этот мягкий южный выговор, то и дело проскальзывающий в его речи:

— …честное слово, в последний раз я так себя чувствовал, когда мы с кузенами Батлер подначивали друг друга провести ночь на развалинах плантации старого Хоукса…

Ей пришло в голову, что Маккой мог бы дать ей какое-нибудь снотворное, но она тут же отбросила эту мысль.

Потому что он непременно спросил бы её, что за сны её мучают.

И спросил бы, когда они начались.

Но она никак не могла сказать ему, что всё началось в ту ночь, когда она пришла в каюту Джима после отлёта с Пигмиса, — и в ту самую ночь, лёжа в его объятиях, она взглянула ему в лицо, и без всякой видимой причины внезапная мысль ослепила её:

«Этот человек — не Джим Кирк».