Призрачный рассвет. Прикоснуться к тебе

Глава 9

На протяжении следующих двух пар у меня никак не получалось сконцентрироваться на словах лекторов. Вместо того чтобы вести конспект, я рисовала в тетради берег моря и думала о фигуре, которую видела на лестнице.

Нет, это определенно не мог быть Егор! Мне просто показалось. Но парень из холла безумно напоминал его. При виде глубоких карих глаз сердце билось чаще, чем во время стометровки. Я не могла их не узнать.

В последние дни мои мысли постоянно возвращались к аварии. Лицо, наполовину скрытое шлемом, всплывало в голове за завтраком, в душе, во время поездки на автобусе и даже во сне. Теперь же Егор и вовсе начал мерещиться мне наяву.

Что это? ПТСР?

Готовясь к поступлению, я читала про посттравматическое стрессовое расстройство. В книгах говорилось, что его диагностируют, когда человек месяцами не может избавиться от воспоминаний о событии. Он заново проживает его, будто оно происходит здесь и сейчас. В моем же случае прошла только пара дней.

Я взяла в руки телефон, открыла в браузере поисковик и нашла психологический справочник. В нем мое состояние называлось острой реакцией на стресс. Пытаясь разобраться в происходящем, я начала выписывать в тетрадь симптомы.

Состояние оглушенности — было. После аварии звуки казались далекими, даже такие громкие, как сирена скорой помощи.

Диссоциативная амнезия — тоже. Я до сих пор не вспомнила все, что произошло после приезда скорой и полиции, а то, что всплыло в памяти, будто происходило не со мной.

Снижение внимания — я потеряла телефон и даже не заметила.

Проблемы со сном — и это есть. Правда, мучившие меня флэшбеки чаще встречались у людей с ПТСР. Я очень надеялась от них избавиться.

Чтение статей по психологии странным образом успокаивало. Я отстранялась от ситуации и будто примеряла на себя халат ученого, который рассматривал в микроскоп живую клетку. Скрытые механизмы психики волновали меня, как биолога — фотосинтез. Всегда хотелось узнать, что руководит поведением человека, а сейчас я могла стать одновременно исследователем и подопытным кроликом.

Но ни на одном сайте, ни в одном списке симптомов я не нашла галлюцинаций. Это было странно, тревожно, пугающе. Я почти поверила, что Егор действительно стоял в пустом холле, озаренный солнечным светом. Но образ исчез так же быстро, как и появился, чему я очень обрадовалась. Хотелось верить, что с головой у меня все в порядке.

Правда, по пути из университета домой не покидало ощущение, будто кто-то следует за мной по пятам. Я кожей чувствовала пронзительный взгляд на улице, в автобусе, у двери подъезда. Похоже, меня накрыла паранойя. Я постоянно оборачивалась, но не смогла обнаружить преследователя.

Чтобы не оказаться с каким-нибудь незнакомцем в замкнутом пространстве, я решила подняться на седьмой этаж не на лифте, а по лестнице. К тому же не хватало очередного приступа клаустрофобии. Практически бегом преодолев пролеты, я наконец-то переступила порог нашей квартиры, дрожащими руками закрыла входную дверь и скинула кроссовки. Хотелось поскорее спрятаться под одеялом в своей комнате.

— Кто там? — послышался из кухни голос мамы. — Анюта, ты?

С этими словами она вышла в коридор. Ее маленькие руки были испачканы краской. Наверное, снова рисовала акварелью эскизы интерьеров для клиентов. Мне всегда казалось, что такие наброски выходили душевнее, чем 3D-рендер, однако мама не могла постоянно работать по старинке без компьютерных программ.

Запрыгнув в тапочки с пандами, я бросилась маме на шею.

— Мамочка! — воскликнула я, больше не в силах сдерживать переполнявшие меня эмоции.

От удивления она отступила на шаг и сказала:

— Солнышко, у меня грязные руки.

— Ничего страшного, у меня тоже, — ответила я, еще сильнее сжимая ее в объятиях.

Тревога начала уходить, уступая место теплу и спокойствию, но счастливое мгновение разрушил противный писк разогретой духовки.

— Анечка, мне нужно вынуть пирог, — произнесла мама, отстраняясь от меня.

— Да, конечно.

Я отпустила ее и отправилась в ванную, а она вернулась на кухню. Духовка продолжала пищать еще немного, прежде чем мама выключила ее, но мерзкий звук какое-то время продолжал стоять у меня в ушах. Из-за музыкального слуха я всегда тяжело переносила резкие звуки.

Когда я присоединилась к маме, то заметила, что она успела поставить фирменную шарлотку на подставку для горячего. Комнату наполнил сладкий аромат ванили и корицы. Так пахло дома, а дома мне было нечего бояться.

— Как ты? — спросила мама, оборачиваясь ко мне.

— Лучше, чем вчера.

— Солнышко мое, тебе сейчас очень тяжело? Я думала, меня удар хватит, когда узнала про Егора. Что же говорить о Сашке и тебе?

— Мы справимся, мам, — я сглотнула ком в горле и решила перевести тему. — Что ты рисуешь?

— Да ничего особенного, — развела руками она.

На краю обеденного стола лежали акварельные краски, склейка бумаги и несколько кисточек. Рядом примостилась банка с водой, окрашенной в красный цвет. Я подошла к маминому рисунку и вместо очередного интерьера увидела несколько краснобоких яблок.

— Это — арт-терапия, — пояснила мама, подойдя ближе. — Мой способ борьбы со стрессом, очень успокаивает.

— У меня так никогда не получится, — вздохнула я, глядя на ее акварель.

Она изобразила фрукты очень натурально. Казалось, можно было протянуть руку и взять один. К сожалению, мне ее дар не передался.

— Зато у тебя способности к музыке, и ты любишь психологию. А научиться рисовать никогда не поздно.

Мама взяла с тарелки блестящее яблоко и протянула мне. Я автоматически взяла его и, только откусив кусочек, поняла, насколько проголодалась — от переживаний последних дней аппетит пропал, и я снова пропустила обед.

— Давай поедим и попробуем твою арт-терапию, — предложила я. — Вдруг она и правда помогает.