Эпилог

На монастырскую площадь неспешно въехала открытая коляска с королевскими гербами. Начальник стражи монастыря Дейамор поспешил навстречу важным гостям. Дверца коляски распахнулась, показалась королева в скромном по меркам аристократок платье и Роуэн чуть заметно хмыкнул.

По утвержденному королем регламенту королевства никто из дворянок не имел права одеваться роскошнее ее величества, и бедняжки были вынуждены носить слишком уж бедные, по их мнению, наряды. Но протестовать не смел никто, его величество Феррео Пятый своевольства не терпел. А за малейшую обиду супруге, даже надуманную им самим, спрашивал так строго, что желающих пытать судьбу не находилось.

Быстро подав Мартите руку, Роуэн помог ей спуститься с довольно крутых ступенек коляски. К следующей за королевой гофмейстерине подошел уже сотник, сопровождающий ее величество.

Роуэн внимательно оглядел Мартиту. Вот что значит быть женой короля истинной королевской крови! Родив четверых детей, старшему из которых недавно исполнилось двадцать пять лет, она выглядела как молодая девушка, и истинный возраст выдавал только мудрый взгляд.

– Все в порядке, ваше величество? – осторожно спросил начальник монастырской стражи. Ему не хотелось, чтоб настоятельница печалилась из-за неприятных известий.

– Все хорошо, – улыбнулась ему Марти. – Пришли известия от Сильвера и Амирель, спешу порадовать тетушку.

Роуэн с облегчением кивнул и прошел вперед, желая предупредить Фелицию о высочайшем визите. Но ее уже известили, и она сама быстро шла им навстречу. Обняв племянницу, провела к себе, взглядом запретив Роуэну следовать за ними.

Графиня Парнери, недавно получившая этот титул за преданное служение королеве, осталась в общей гостиной, устало опустившись на довольно жесткий стул и довольствуясь чашечкой травяного чая, порядки в монастыре были строгими. Графиня была уже весьма немолода, но уходить со своего поста не собиралась, достаточно было и того, что фрейлины королевы менялись с завидной регулярностью, выходя замуж.

Гофмейстерина уже присмотрела себе на замену недавно овдовевшую маркизу Росмитти, бывшую когда-то монахиней Шэрон, но отчего-то все медлила, не желая расставаться с королевским семейством.

Ехать к дочери она не желала. Ее зять, сэр Фугит, слишком ревностно относился к малейшей узурпации своих прав, а ей, увы, не нравились порядки, царившие в его поместье. Ведь как можно достойно приготовиться к трапезе, если та каждый раз проходила в разное время? Каролина заявлялась в трапезную в том платье, в котором ходила, не считая нужным даже переменить его, не говоря уж о самом Фугите, который и вовсе пренебрегал нормами приличной жизни, но графиня была категорически против такого вопиющего нарушения вековых устоев!

Она была ярой сторонницей строгого порядка, и отступлений от него не терпела, чем и гордилась, недаром имела высокое звание королевской гофмейстерины. Но упрямый зять все делал по-своему, никого не слушая и мимоходом руша распорядок поместья, отчего графиня жить рядом с ним просто не могла.

Можно было вернуться в свое восстановленное поместье на юге страны, но не хотелось будить страшные воспоминания. Ей до сих пор было отчаянно жаль мужа и сына, погибших ради их с дочерью спасения. Если она и вернется туда, то только перед смертью, чтоб быть похороненной подле дорогих ей людей.

Сидевшая в кабинете настоятельницы Марти с нежной печалью смотрела на бледное лицо тетушки. Как же она постарела! Нет, внешне Фелиция выглядела для своих немалых уже лет хорошо, недаром Феррео не раз лечил ее, правда, тайно. Но вот душа у нее устала жить, это видно было сразу. Фелиция никогда прилюдно не вспоминала графа Контрарио, но зачастую ее взгляд туманился неизбывным горем, и она замолкала посреди самого жаркого спора. Племянница понимала, с кем это связано, и сочувствовала, но чем она могла помочь?

Искренне любящий Фелицию Роуэн жил подле нее, охраняя от житейских напастей, ни на что не надеясь, полагая, что у каждого свое счастье. У него вот такое, с привкусом горькой печали, но он ни на что другое его не променяет.

– Сильвер передает тебе привет, тетя. У него все хорошо, у Амирель тоже. Дети здоровы. Единственное, он недоволен тем, что наследница Северстана отказывает всем женихам, а ведь сватаются к ней принцы соседних стран. Если учесть, что добираются они до королевства почти год, то их разочарование, которое они ему высказывают, понятно.

– Главное, чтоб она нашла свое счастье, – Фелиция не считала отказы женихам такой уж проблемой. – Остальное мелочи. Но как твои дела?

Марти рассеянно махнула рукой.

– Все домочадцы живы и здоровы. Позавчера из Фарминии вернулся Федерико. Ему очень понравилась Альтана, дочь короля Альберта. Ей четырнадцать, она очень хороша собой и уже получила несколько предложений руки и сердца. В общем, сын договорился с королем, что будет считаться официальным женихом до ее совершеннолетия. А дальше как она решит. Но Федерико считает, что она к нему тоже неравнодушна.

– В четырнадцать лет много чего кажется, что потом бесследно проходит. – Фелиция была настроена более скептически. – Ну да поживем, увидим. Как брат?

– Хочет уйти с поста наместника, помаленьку передает дела Роланду. Феррео недоволен таким решением, но брат настроен серьезно. К тому же дела его герцогства требуют много времени, совмещать трудно, да и годы берут свое.

– Он устал, я его понимаю, – Фелиция с некоторым раздражением посмотрела на давно надоевшую ей обстановку. Ее можно было и поменять, денег король на нужды монастыря жертвовал вполне достаточно, но для этого пришлось бы нарушить строгий монастырский устав, а подавать своему клиру дурной пример она не хотела. – Я бы тоже ушла, но нельзя.

Марти хорошо понимала, что значит долг и ответственность. Но у нее был любящий муж, ее защита и опора. Что бы она без него делала?

К ее удивлению, настоятельница спросила:

– У тебя хорошая охрана? Что-то мне беспокойно, сама не знаю, почему.

Королева нервно вздрогнула. Ей и самой в последнее время снились неприятные сны про собственную гибель. Но ответила, как обычно, безмятежно:

– Конечно, тетя. Феррео никогда не отпустил бы меня без охраны. Со мной двадцать человек опытных стражников во главе с сотником.

– И все-таки будь осторожна, дорогая, – заботливо попросила Фелиция.

Пообещав ей это, Мартита двинулась в обратный путь. Услышав на площади непонятный шум, повернулась узнать, что случилось. И внезапно почувствовала болезненный укол в шею. Пущенный в нее кинжал тут же соскользнул вниз, зазвенев на каменной мостовой. Королева вытерла кровь из царапины, успев подумать, что ничего страшного не случилось, и потеряла сознание.

Вернувшийся из ссылки Гарька, бывший когда-то сэром Гаруданом и двадцать шесть лет назад разжалованный королем до простолюдина, с прищуром следил за проезжавшей по центральной площади Купринуса королевой. Народ низко кланялся, кто просто потому, что так положено, а кто и с искренней благодарностью.

Но Гарька кланяться не собирался. Во-первых, он стоял в тени, с площади его было не видно, а во-вторых, он не считал нужным кланяться какой-то ублюдочной девахе, странными извивами судьбы ставшей королевой.

Было время, когда он сам, будучи сэром Гаруданом, думал взять ее в свою постель на правах фаворитки, но не срослось. А теперь у него в мыслях было одно – отомстить этой твари, бессовестно отнявшей у него и титул и состояние.

Да и королю нужно преподнести такой же «приятный подарочек», какой тот сделал ему четверть века назад. Что ж, пришло его время. Жаль, что пришлось ждать столько лет, но за ссыльными следили хорошо и сбежать никак не удавалось.

Но теперь он на свободе. Увы, без денег и здоровья, зато полный злости и планов мести. Все для этого подготовлено: напарница найдена, оружие украдено, причем из его же собственного особняка, увы, бывшего.

Пусть теперь там живет его дальний родственник, но потайные ходы, существовавшие издревле, тот не знает. Так что проникнуть внутрь и разжиться не только оружием, но и деньжатами для бывшего владельца не оставило особого труда. Пусть гадают, кто из слуг оказался вором, ведь чужих в особняке не было.

Неллка, беззубая старуха, согласившаяся за приличный куш ему помочь, была когда-то хорошенькой, но теперь стала откровенной уродкой. Она тоже, как и он, ненавидела короля с королевой, но больше всего она ненавидела наместника. Отчего, и сама не знала.

Она не помнила ничего, что с ней было до того времени, как она начала подрабатывать шлюшкой в окраинной таверне. Дело ей нравилось – не пыльное, прибыльное и приятное. Она никому из желающих ее тела не отказывала. Зачем? Если любой из них мог доставить ей удовольствие, да еще и денежки за это заплатить.

Но шли годы, красота увяла, зубы почернели и выпали, на нее уже никто не зарился, и бывали дни, когда у нее во рту не бывало и макового зернышка. Отчего-то в этом она винила исключительно наместника, проклиная всех Медиаторов скопом. В чем они перед ней были виноваты, сказать она не могла, но ненавидела их яро и истово, не скрывая своего отношения.

Когда изработанный мужик с аристократическими замашками предложил ей убить королеву, чтоб досадить сразу всем – и королю, и наместнику, ведь королева была его единокровной сестрой, и кронпринцу, да и самой Мартите, – она со злорадным восторгом согласилась.

И вот на площади бывший сэр ждал возмездия, уверенный, что все у него получится. Месть за поруганную жизнь свершится. Это правильно – жизнь за жизнь. Сейчас он полюбуется на свершившуюся казнь и скроется. Поедет куда-нибудь в Фарминию, туда, где его никто не достанет. И будет тихо и мирно доживать отпущенные ему судьбой дни, довольный осуществившимся мщением.

Остро наточенное лезвие кинжала, выданного им старухе, было смазано быстродействующим ядом. Так что спасти Марти не сможет никто, даже король с его синей кровью, ведь известно, что кровь не лечит кровь.

Чтоб понапрасну не рисковать, бывший сэр Гарудан специально изучил этот вопрос и выяснил, что даже последний король Терминуса, отец нынешнего короля, не смог спасти свою жену. Полагали, из-за того, что она родила двоих детей с королевской кровью. Гарька со смешком уточнил, прочитав об этом: заразилась королевской кровью. Что ж, ему это только на руку.

Сорвав пробившуюся через камни мостовой чахлую травинку, Гарька меланхолично жевал ее, ожидая, когда открытая коляска поравняется со стоящей в первом ряду безобидной на вид старухой. Вот переднее колесо коляски оказалось рядом с ней, между охраняющими королеву стражниками образовался просвет, достаточный для броска кинжала, сверкнуло остро наточенное лезвие, раздался потрясенный крик толпы, и старик довольно ухмыльнулся.

Все кончено. Недаром он несколько дней тренировал Неллку метать кинжалы. Особая точность в этом не нужна, довольно и небольшой царапины. Судя по неистовым крикам испуганных людей, кинжал достиг своей цели.

А то, что схвачена напарница, его вовсе не волновало. Рассказать о нем она ничего не сможет, поскольку ничего не знает. Довольно ухмыльнувшись, отошел от дерева, и направился было в боковую улицу. И тут же был остановлен зловещим:

– Стоять!

Ему заломили руки и поволокли к телеге. Там, опутанная веревками, уже лежала Неллка. Она зловеще ухмыльнулась и заявила:

– С чего ты решил уйти, голубчик? Гордиться содеянным будем вместе!

Бывший дворянин грязно выругался. Как же он просчитался! Ему нужно было просто уйти заранее, о смерти королевы он и без того узнал бы из ходивших по стране сплетен. Не думал, что старуха будет так коварна. Но теперь делать нечего, придется отпираться изо всех сил, утверждая, что она просто сумасшедшая, а он ее впервые видит.

Старуха, будто поняв, о чем он думает, лукаво ему подмигнула.

– А кинжал-то с гербом!

Гарька побледнел. Как он мог об этом забыть, беря кинжал из своей оружейни? Теперь изобличить его не составит труда – ведь живы многие из тех, кто помнит его и знает, за что он был лишен дворянства.

Старуха кривлялась, довольная собой, а старик страстно желал заткнуть ей рот, но тугие путы не давали ему шевельнуть ни ногой, ни рукой. Раненую королеву уже доставили во дворец. Похоже, она была еще жива, потому что возле коляски суетилась масса народу – от короля с наместником до придворных.

Повернувшись к громыхавшей по мощеной мостовой телеге с нападавшими, Беллатор охнул. Король повернулся, желая узнать, что так поразило его наместника. Беллатор тихо произнес:

– Эта старуха – мать Марти, Зинелла. Отец выставил ее из дворца, опоив зельем забвения.

Феррео одним прыжком очутился рядом с телегой. Свирепо посмотрев в глаза Неллки, ткнул ее пальцем в лоб и приказал:

– Все вспомни!

У старухи закружилась голова и внезапно пришли образы – Медиатор, которого она пыталась отравить, ее дети – Родолфо, первенец и любимец, сын графа Контрарио, Мартита с Рубеном, дети Медиатора, которых она не любила.

Воспоминание оказалось отчаянно горьким. Это что же, она убила свою родную дочь? Осознание этого оказалось сокрушительным. Не выдержав, она залилась отчаянным хохотом.

– Сошла с ума, – бесстрастно произнес король и перевел пронизывающий насквозь синий взгляд на сжавшегося от ужаса старика.

– А, так это сэр Гарудан, вернее, бывший сэр. Что, вздумал отомстить? – голос короля был страшен.

Гарька взвыл. Ужас такой силы, что превращал кости в желе, опутал его смятенный мозг. Крик перешел в жалкий визг, больше подходящий животному, нежели человеку. Феррео отвернулся от него и холодно приказал:

– Выгоните его. Это больше не человек. Пусть шатается по городу для острастки другим дуракам.

Ничего не соображающего, повизгивающего, как побитая собака, старика стражники вывели за ворота дворцового парка и захлопнули дверь.

– Все приготовлено? – спросил Феррео, нервно оглянувшись.

– Все, ваше величество, – Беллатор тоскливо смотрел на сестру, прощаясь с ней.

– Не смотри так тоскливо, дружище. Еще не все потеряно. Жаль, что кровь не лечит кровь, и я ничего поделать не могу, слишком много в ней ее осталось после рождения моих детей. Но есть еще трон, наша последняя надежда, – говоря это, Феррео подхватил на руки хрипящую жену и побежал с ней по главной лестнице.

Забежав в полный народа тронный зал, положил одну руку на трон и провозгласил:

– Я отрекаюсь от престола за себя и за свою супругу!

Над троном возникло голубоватое облачко, тут же исчезнувшее.

Потом он приказал бледному сыну:

– Федерико, надевай корону и садись на трон! Что говорить, ты знаешь! – и он подал ему снятый с шеи Серебро ночи.

Кронпринц побледнел еще больше.

– Но как? А ты?

– Мне нужно спасти Мартиту! – Феррео снова превратился в нетерпеливого Ферруна. – Живо!

Все так же одной рукой удерживая жену, другой он схватил из рук Беллатора корону и подал ее сыну.

Стиснув зубы, кронпринц вставил в пустующее гнездо Серебро ночи, надел засиявшую корону и сел на трон. Поднял правую руку и громко провозгласил:

– Я принимаю правление над Терминусом и объявляю себя королем Федерико Третьим!

Голубоватое облачко появилось над троном, спустилось до короны, приветственно сверкнуло и исчезло. Камни короны отозвались ярким свечением, на всех колокольнях и соборах столицы зазвонили колокола. Придворные опустились на колени.

Феррео удовлетворенно кивнул и приказал:

– А теперь освободи трон!

Новый король торопливо спустился и встал перед отцом.

– Будь смелым и справедливым, таким, каким ты должен быть, чтоб не посрамить предков и радеть о своем народе и своей земле! – наказал ему Феррун и обратился к стоящим на коленях людям:

– Прощайте! Мне нужно спасти свою любимую. Надеюсь, у трона хватит сил справиться с ядом, у меня не хватило.

Он быстро поднялся по ступенькам и сел на место короля. На этот раз облако было зеленоватым, похожим на искры, которые сыпались с рук Амирель, когда она лечила больных.

Когда через несколько мгновений облако рассеялось, на троне никого не было. Женщины начали плакать, но Беллатор решительно приказал:

– Король оставил нам своего преемника, печалиться не о чем! И я уверен, что где-то, мы не знаем, где, но он и моя сестра начали новую жизнь. Жаль, что нам никогда не узнать, где они и что с ними, но это лучше, чем оплакивать мертвых.

Федерико Третий, так внезапно принявший корону из рук отца, глубоко вздохнул, справляясь с горем, и приказал:

– Сегодня нам не до празднеств, а завтра объявляю народные гуляния в честь моего вступления на престол. Оплакивать ушедшего короля не будем, он не умер, так же как и королева.

Он подал корону Беллатору и вышел из тронного зала.

Вечером Беллатор сообщил ему, что удаляется на покой.

– Я устал, чувствую себя разбитым. Если вы, ваше величество, не желаете менять указ о наследовании должности наместника, то я передам свои полномочия своему сыну, он подготовлен к этому посту.

Федерико, с младенчества друживший с Роландом, обрадовался. Дядьку он любил и уважал, но Роланд был ему ближе и по возрасту, и по духу. Медиатор ушел давать последние наказы сыну, а молодой король подошел к окну, прижался лбом к холодному стеклу и принялся смотреть на стремительно темнеющее небо. Умом он понимал, что больше не увидит ни мать, ни отца, но сердце в это верить не хотело.

Может быть, когда-нибудь они все же встретятся?


Конец саги «Серебро ночи».


Загрузка...