Помню, я долго стоял на берегу, охваченный жестокой тоской.
Ах, лучше бы я остался в городе: там можно ночевать если не под кустами сквера Виктории, то хоть в мусорных ямах Голдхилла.
С прокопченного полосатого неба спускался отвратительный вечер поздней осени, когда с севера собираются дуть холодные ветры и в воздухе чувствуется приближение туманной измороси, при одном напоминании о которой у каждого бездомного бродяги начинает ежиться кожа на спине, а сам он старается поплотнее запахнуться в свою видавшую виды куртку.
«Нет, я не дойду до отцовского дома. Пусть воды канала погребут меня вместе с моими страданиями», — очень ясно подумал я.
Но было нелегко сделать роковой шаг. При мысли о холодной одинокой вечной ночи я застегнул куртку на все пуговицы. Впрочем, их оставалось всего две. Потом подумалось о еде, и я не мог вспомнить, когда я ел горячее последний раз.
— Простите, юноша, — услыхал я вежливый голос рядом и обернулся.
Около меня у решетки канала стоял нестарый, обросший бородой, небрежно одетый человек в помятой шляпе и задумчиво плевал в мутные воды, в которых дрожали отражения деревьев, росших на противоположном берегу, и неяркие сигнальные огни. Глубокие глаза человека светились мрачным юмором. Руками он придерживал положенный на гранитный парапет увесистый кирпич и усмешливо поглядывал на меня.
— Простите, — повторил человек. — Я хотел бы попросить вас о двух одолжениях.
Он говорил вежливо, и я счел себя обязанным ответить учтиво.
— К вашим услугам, сэр.
— Хм… — откашлялся человек. — Не найдется ли у вас куска хорошей веревки, способной выдержать тяжесть этого кирпича?
В дорожном мешке, взятом мною с «Зеленого кота», в мешке, впитавшем в себя аромат трюмов и ночлежек и потерявшем свой когда-то добротный вид, были старые бечевки.
— К сожалению, веревки нет, — ответил я. Мне хотелось помочь человеку, и я добавил;-Но если вас устроят жалкие остатки от самодельных силков, то пожалуйста. Они крепкие. Я отлично ловил ими голубей когда-то.
И хотя по известным соображениям мне не хотелось в данный момент открывать мешок, я все-таки сделал движение сбросить его с плеч. Но человек, усмехнувшись краями губ, удержал мою руку.
— Благодарю вас, направление моих мыслей изменилось. Хм… Я думаю, что достаточно положить кирпич за пазуху и поплотней застегнуться. Вовсе не обязательно привязывать кирпич себе на шею веревкой, не так ли?
— Что вы задумали? — с беспокойством прошептал я.
— Надеюсь, вы догадались? — скривил в усмешке губы человек. — Забраться на парапет, а потом броситься в эту клоаку. Кирпич может гарантировать мне более быстрое опускание на дно.
— Вот оно что… — изумился я подобной откровенности.
— Хм… А вы полагали, что перед вами гидролог и интересуется глубиной этого сооружения с научной целью?
Человек пробормотал это почти сердито, и я содрогнулся.
— Не делайте этого!
Но он посмотрел на меня с таким ужасающим презрением, что я отшатнулся. А он яростно заскрипел зубами.
— Хм… Вероятно, вы преподобный викарий из капеллы святого Духа. Вы учите людей удерживаться от зла и творить благо? Или, может быть, вы проповедник общества снабжения безработных патентованными зубочистками? Нет? Хм… догадываюсь. Вы сын миллионера и сегодня в поисках приключений сменили фрак и белые перчатки на эти лохмотья. Ах, дружище, если бы вы были в моей шкуре, то не отговаривали бы меня, а сняли бы с себя последние подтяжки, привязали ими к моей шее кирпич, пожелали мне непробудного сна и обещали бы выполнить и вторую мою просьбу…
В крайнем изумлении я не прерывал этой речи, исполненной едкого сарказма и ненависти, так знакомых мне в последнее время. А незнакомец энергичным движением решившегося на все человека засунул кирпич за пазуху и неожиданно тихим, простым голосом повторил:
— Да, вторую просьбу. Когда с глубины пятнадцати футов я начну пускать пузыри, могут явиться полисмены. Их дьявол носит тут по шоссе на мотоциклах. Будьте добры, скажите им, что ничего не случилось. А то они начнут шарить баграми. Вытащить меня они поленятся, но могут изуродовать мне глаза. С них это станется. А я хочу предстать на том свете в полном параде и отнюдь не кривоглазым. Обещаете? Благодарю. Итак…
— Погодите! — вскрикнул я. — Выслушайте!..
Но человек уже вцепился обеими руками в парапет, приготовившись перепрыгнуть через него в воду. Он уставился на меня.
— Говорите, только скорее. Мне некогда.
От волнения я задыхался. Мне ужасно не хотелось, чтобы этот малый начал пускать пузыри с глубины пятнадцати футов.
— О, сэр… — в тревоге забормотал я. — Уверяю вас, много раз я сам находился в ужасных положениях. Горькие разочарования подстерегали меня, как пули куропатку. Но я еще надеюсь…
Человек засмеялся.
— Вы комик. Вероятно, жизнь наделяла вас только легкими подзатыльниками. Она еще не удосужилась дать вам «круче» под нижнюю челюсть так, что пятнадцать зубов дробятся в мелкий порошок, а из глаз фейерверком летят бенгальские огни. Ну? Вы еще не задавали такой работы дантистам? Хм… Что скажете? Предлагаете подождать с последним прыжком?
Далекое воспоминание об арене нахлынуло на меня, и я произнес с великим упорством:
— Да.
Вероятно; говоря так, я пытался спастись от собственного отчаяния. Ведь я сам выбрал этот уединенный уголок канала вдали от шоссе с той же целью, что и мой странный собеседник. Мой мешок, наполненный здоровенными булыжниками, потянул бы меня ко дну быстрее, нежели кирпич, и я мог держать пари сто против одного, что на дистанции пятнадцать футов по вертикали я финишировал бы первым.
— А на что мы можем рассчитывать? — задумчиво произнес человек.
Цепляясь за жалкие обрывки надежды, я пробормотал!
— Доберемся до Уэслй и попытаемся устроиться в ночлежке Общества спасения грешных душ.
В ответ человек скрипнул зубами:
— Хм… Не придумаете ли, юноша, чего-нибудь более подходящего? — И прежний сарказм зазвучал в его голосе. — До двух часов ночи стоять на дворе в очереди с подобными нам «грешными душами»? Потом с боем прорваться в спасительную конуру, где старые леди заставят нас петь акафист Иисусу и слушать проповедь преподобного джентльмена на тему «Воздавайте за зло добром»? Нет, благодарю…
— Зато мы получим по тарелке похлебки и место под крышей, — возразил я из странного упрямства. Оно уводило мои мысли от неизбежного, казалось, жребия нырять с мешком булыжников.
Разглядывая меня с ног до головы, человек прищурился с горькой гримасой.
— А может быть, мы отправимся вместо Уэсли к прекрасному замку Олдмаунт? Мы подойдем к окнам спальни доброго владельца и крикнем: «Эй, достопочтенный джентльмен! Пожалуйте на два слова!» Владелец замка выйдет на балкон или откроет форточку и высунет голову в ночном колпаке. «Добрый вечер, джентльмены, — скажет он. — Чему обязан я вашим визитом?» Тогда мы отвесим низкий великосветский поклон и доложим: «Мы не кушали со вчерашнего утра и не имеем угла, где бы выспаться». Конечно, владелец замка может заметить: «При чем же тут я?» А мы попробуем настаивать; «Все-таки не найдете ли вы для нас чего-нибудь подходящего? Мы слышали о вашей исключительной доброте. На первый раз мы удовольствовались бы остатками от вашего скромного ужина. Пригодилась бы и ваша старая парадная мантия. Она послужила бы нам одеялом. А завтра утром мы продали бы ее старьевщику и неделю жили бы блаженствуя…»
— Добрый владелец Олдмаунта? — спросил я с изумлением. — Разве он вернулся?
— О ком вы говорите? — махнул рукой человек. — Все они одинаковы… Смешно… Да раньше чем мы разинули бы рот, сторожа замка надавали бы нам таких тумаков… — И человек крикнул, как будто его ужалила кобра:-А я не хочу этого! Прощайте!
Он начал пролезать через парапет.
— Погодите! — нервно задыхаясь, прошептал я. Мне было страшно оставаться одному на свете, я тоже решился. Дрожащими руками я стал тоже затягивать ремни мешка, готовясь в последнее путешествие. — Одну секунду, — чуть не плакал я. — Мы вместе… Я с вами…
Человек раскрыл рот от изумления и поставил занесенную было на парапет ногу обратно на сырые выбоины набережной.
— Об этом уговора не было, — мрачно улыбнулся он. — Знаете, это вышло бы очень плохо и даже совсем нехорошо. Ну, я понимаю, пусть утоплюсь я один. А вы так молоды и уже покидаете поле сражения? Нет, разрешите мне одному.
Он опять перекинул ногу за парапет.
— Не разрешаю, — захлебываясь слезами, в волнении бормотал я. — Не позволю одному!..
Человек сел на парапет спиной к воде и задумчиво почесал переносицу.
— Хм… У вас такой властный вид сейчас, как будто вы раньше были хранителем королевской печати. Что ж, если я не могу позволить вам сопутствовать мне туда, он показал на черную воду, — следовательно, должея оставаться с вами здесь. — Он вытащил из-за пазухи кирпич и положил его на парапет. — Теперь ваш черед. Мне не нравится содержимое вашего мешка, юноша, — добавил он дружелюбно.
Я покраснел, бормоча что-то маловразумительное.
Но человек ободрил меня:
— Не стесняйтесь. Всякое бывает в жизни. — Он прищурил глаза и добродушно усмехнулся. — Итак, юноша? Камни в воду, а мы остаемся?
Он помог мне побросать булыжники в воду и, наконец, ухнул свой кирпич туда же.
— Вместе? — спросил я снова, забрасывая теперь уже пустой мешок за плечи.
— Если вы этого желаете.
Очевидно, я неимоверно устал от одиночества, потому что эта странная встреча отвлекла меня от ужасных дум и вселила какую-то смутную надежду.
— Чего иного может желать неудачник?
Тогда человек дружески протянул руку;
— Познакомимся… Добби. Так зовут меня.
— А меня зовите просто Сэм.
— Очень рад. Я сам почетный неудачник. Но сегодня меня побаловала судьба.
— Вернула вам жизнь? — наивно спросил я.
— О нет, простите, Сэм, за историю с кирпичом. Я не собирался кончать с собой, но у вас был такой отчаянный и беспомощный вид, и вы так решительно склонялись над этой отвратительной клоакой, что я… Вы понимаете?
Слишком многое я понял, когда взглянул в смелое лицо случайного знакомого, и ответил ему крепким рукопожатием.
— Благодарю вас, сэр.
— Пожалуйста, — кивнул Добби. — А знаете, Сэм, — Добби пошарил в кармане пальто, — у меня, оказывается, завалялось несколько монет…
Тут я отчетливо услыхал легкий металлический звон, от которого совершенно отвык за последние недели. Добби ловко подкинул на ладони монету.
— Хватит заморить червячка? А на сытый желудок легче станет заботиться о ночлеге, не правда ли? Хм… Я знаю один уютный уголок. Может быть, завернем туда?
Я был голоден и не рассуждал.
— Еще раз благодарю вас, сэр, — поклонился я.
Но Добби призадумался и приложил палец ко лбу:
— Хм… А стоит ли нам искать пригородный трактир? Я живу здесь недалеко. Знаете что? Пойдемте ко мне. Нам надо будет подняться на Эшуорфский перевал и пройти около мили ущельем налево…
— Тоннелем святого Фомы? — спросил я.
— Ну да… Очень хорошо, что вы знакомы с местностью. Идем?
— Идем, — согласился я.
Если судьбе угодно еще испытывать меня, пусть будет так. Я не сопротивлялся, готовый следовать за Добби куда угодно.