Завтра у нас решающее сражение. Или мы разгромим блокирующую нас армию Турвальда и империи, или… Или неприемлемо. Даже если сражение вничью закончится, и каждый останется при своих — мы в наших горах, а враги на своих позициях, перекрывающих единственную подходящую для караванов купцов дорогу из Юма, меня эти самые купцы и загрызут.
К середине весны у нас уже в герцогстве нехватка продуктов начала ощущаться. Цены на продовольствие пошли вверх. Инфляция, в общем. Плюс затоваривание складов продукцией наших и гномских мануфактур. Минус экспортно-ориентированной экономики без надежной продовольственной безопасности в полный рост. И со всеми своими минусами.
Купцов наших я убедил держать цены и распродавать населению остатки закупленной еще осенью муки (хлеб он и тут всему голова) без лишних накруток. Парочку особо упертых пришлось даже на экскурсию в подвалы замка пригласить. Мимоходом познакомил их с Роджером, нашим палачом. Прониклись. Только вот неделю назад заявились они ко мне всем скопом и выкатили, можно сказать, ультиматум — или я прорываю блокаду, или они уходят во внутреннюю эмиграцию. В смысле сидят по домам, доедают то, что у них в кладовых осталось, а торговля встает намертво. Естественно, такая ситуация меня не устраивает, но и силой их заставить работать я не могу. Из-под палки ничего путного не выйдет. Да и доказать, что я Великий герцог и только из врожденной скромности не принял прозвище «Победоносный» надо. Опять же мой авторитет в Юме, хотя пока и находится на высоте, но еще слишком свежий, не устоявшийся, чтобы я мог рассчитывать на бесспорную и длительную лояльность моих подданных. А она мне нужна. У меня планов на различные преобразования и непопулярные реформы громадье.
Иными словами — победа или смерть!
Сейчас ко мне в шатер командиры частей и подразделений пожалуют. Буду им ставить задачи. Да, я тут единственный полководец опять. У всех только одно на уме — построиться и в чистом поле лоб в лоб схлестнуться с противником. А там — у кого лоб крепче окажется. Дичь какая-то! Так что в очередной уже раз все на мне.
И союзники, конечно, тоже прибудут. Алира, которая королева дроу и моя знойная и неутомимая любовница, свое слово сдержала (а куда она денется?) и прислала мне в помощь тысячу своих отборных воинов. Рассчитывал, честно говоря, на большее, но у нее продолжаются проблемы с артефактами, защищающими Драур от проклятых земель и прущей оттуда нечисти, так что отношусь к ее решению с пониманием.
А вот вождь оборотней Хольмаг порадовал, так порадовал. Я-то ожидал, что он тоже не больше тысячи своих дикарей на лосях приведет. А он оказался на редкость оборотистым оборотнем (каламбур, однако, получился) — бросил клич по соседним племенам, и сейчас с ним их целых две с половиной тысячи. Сила! Рвутся в бой. Мечтают грызть врагов, а потом грабить мирное население.
Последнее мне совсем не улыбается. Планирую в ближайшем будущем если не весь Турвальд к себе присоединить, то хотя бы изрядную его равнинную часть незаконно аннексировать. То есть — с моей точки зрения законно, конечно. Потому как мне очень надо. Там земля на редкость плодородная. А у меня первостепенная задача собственную продовольственную базу заполучить. В общем, война — есть продолжение экономики, и с этим не поспоришь. Хотя здесь это понимают только отдельные прогрессивные руководители. Вроде меня или того же императора, который хочет из моего герцогства свою промышленную базу сделать. К сожалению, наши интересы диаметрально противоположны и вошли в неразрешаемый путем мирных переговоров клинч.
Ну, проблему с грабежом своих, надеюсь, будущих подданных я как-нибудь решу. Постараюсь откупиться или вернее — выкупить местное население у оборотней разными ценными подарками, до чего они очень охочи. Тем более, что они меня своим будущим родственником считают.
Да, есть такая незадача. Как кур в ощип угодил. И свое отношение к случившемуся пока не сформулировал. То есть сначала думал, что это не более, чем шутка, но когда вернувшийся из своего леса с воинами Хольмаг начал меня при всех называть «зятем», а наедине — «зятьком», пришлось задуматься.
Случилось это в тот день, когда мы Хольмага, Сигрид и их доставшую меня до печенок дочурку Амельду провожали. Уже через пару декад Хольмаг должен был вернуться с как минимум тысячей своих лосиных всадников, чтобы вместе со мной «намылить задницы» самоуверенным турвальдцам и имперцам, так что церемония проходила в дружеском ключе и без излишнего официоза.
Правда, если бы знал, чем все это завершится, я бы такое празднество, предполагающее соблюдения всех правил самого жесткого этикета, замутил, что его бы еще год все вспоминали. Но не знал, не подозревал, никакого подвоха не опасался…
Сначала все шло хорошо.
Обменялись подарками на прощание. Я преподнес Хольмагу секиру исключительной гномской работы. Он мне — сморщенное яйцо какого-то животного, которое, как он меня уверял, опасливо поглядывая на Сигрид, если запечь, так способствует мужской силе, что жена будет абсолютно счастлива дней пять, а в промежутке, тут он мне заговорщицки подмигивал, можно и до эльфийки податься.
— Самая строгая жена ничего не заподозрит. Ну, ты сам понимаешь? Помнишь, о чем говорили? — шептал он своим громким голосом, при этом цокая языком и закатывая глаза так, что не поверить ему было невозможно.
— Угу. Спасибо. Попробую. Может быть. Когда-нибудь. Обязательно. Большое спасибо! — бормотал я в ответ, засовывая весьма неаппетитный дар в кошель на поясе.
У дам обмен был более адекватным. Так они и умнее, и хозяйственнее. Кто бы спорил?
Изабелла Сигрид подарила набор кухонной посуды. Все в золоте. Работа гномов. Никогда ничего не пригорит. Молодец, Изабелла. Запомнила, как Сигрид рассказывала, что любит иногда сама на кухне приготовить что-нибудь.Тефаль местный, одним словом. Та ей — искусно выделанные соболиные шкурки для шубы. Впереди, правда, лето, но к будущей зиме будет у моей жены по истине королевский вид.
Тут соболей никому рангом ниже самовластного властителя носить строго не разрешается. Можно и головы лишиться. Изабелла рассказывала со смехом, как ее мачеха, королева Матильда оставила графиню Де’Вержи в одном тонком и весьма открытом платье на морозе, когда та появилась на королевской охоте в шубе всего-навсего с собольим воротником. Поведала мне жена эту захватывающую историю, когда я как-то упомянул при ней, что эта дама из-за меня на дуэли дралась и как мне, чтобы от нее сбежать, в спальне Изабеллы прятаться пришлось. О том, что именно там и тогда произошло мое неформальное первое общение с Мелли, уточнять не стал.
— Растут детишки, — неожиданно нежно проговорил Хольмаг и похлопал меня по спине, указывая на направляющуюся к нам Амельду. Увернуться не успел, так что даже закашлялся. — Вчера вот такусенькой свою первую мышку пыталась поймать, а сегодня уже смотри, какая вымахала. Невеста почти! — его глаза лучились гордостью.
Амельда между тем, успевшая уже попрощаться с Изабеллой и поцеловать ту в щечку, что в аристократическом кругу считается абсолютно неприемлемым здесь почему-то, встала передо мной и во всеуслышание заявила:
— Через два года, когда мне шестнадцать исполнится, я вернусь сюда и стану твоей женой! — и никакого смущения на лице.
Вот она — детская непосредственность, подумал я, улыбаясь. Однако, когда эта жертва акселерации столь же громко продолжила излагать свои планы на меня, мне стало не до смеха.
— Второй. Нет. Любимой. Тетя Изабелла будет уже старой к этому времени, и я стану самой — самой!
Умереть не встать!
А лицо у Изабеллы как перекосило! Никогда еще мою любимую такой не видел. А ничего так — даже идет ей. Да и полезно. Вот так! А ты как думала, строя вокруг меня свои матримониальные козни и прикидывая, как женить меня на полутора десятке принцесс, чтобы императрицей стать? Получи первую и распишись!
— Ты не думай, Рич (вот, я уже для этого лесного бедствия Ричем стал), когда ты меня поймал за попыткой подглядеть за вами с Изабеллой, это было уже не первый раз. Дважды до этого мне удалось спрятаться от вас под кроватью. И я все-все слышала, хотя и не видела, — тут ее физиономия стала хитрой до невозможности. — Но я все запомнила. И что тетя Изабелла про хвостик говорила тогда. Будто он у нее вырос. А вот когда я буду с тобой, у меня такой хвостик действительно всегда будет вырастать… Обещаю!
Ща сдохну. Прямо тут. Нет, лучше попрошу Хольмага меня своей секирой приласкать. Он не откажет.
— Да ты не переживай, герцог, — разрушил мои надежды на мужскую солидарность вождь. — Она у меня в лучших традициях воспитана. Не пожалеешь. А приданое я за ней дам такое, что и иному королю не зазорно.
Мда… С этим каши не сваришь. А что там у нас Сигрид по поводу предложения своей дочурки думает? А ничего хорошего для меня. На ее лице одобрительная улыбка. Правильно, дочка, истолковал я ее значение, за хорошего и перспективного мужа и побороться не грех. А потом в ежовые рукавицы его!
Только такой тещи мне и не хватало! Единый! Боги! Высшие сущности! Что я вам плохого сделал⁈
С другой стороны… Если так задуматься… Да и два года еще есть на то, чтобы как-то выпутаться, если что… И в то же время… Я представил мягкий и нежный хвостик, гладящий меня по щеке. Ничего так…
И посмотрел вслед Амельде, которая, отчаянно виляя своими еще подростковыми, узкими бедрами, подражая взрослым, подошла к своему лосю, еще не ставшему взрослым и не пугающего пока своими рогами, и угостила его морковкой.
— Мамочка, папа, поехали? — воскликнула она, и кавалькада оборотней направилась прочь от моего замка.
— А что тебе Сигрид сказала? — ошарашенный произошедшим, я не нашел ничего лучшего, чем обратиться к Элениэль, с которой Сигрид о чем-то перекинулась парой фраз перед отъездом.
— Сказала, чтобы я не держала на нее зла, — ответила эльфийка, задумчиво глядя вслед своим бывшим хозяевам. — Еще добавила, что сама пойму ее когда-нибудь, если мне повезет.
— А ты ей? — еще не отойдя от потрясения, поддержал я разговор.
— А я ей сказала, что Хольмаг ее одну любит, а вся эта история с его попытками пробраться ко мне была лишь шуткой, чтобы ее позлить, — ответила девушка.
Ага. Ага… Он — ее, она — его, оба — свою дочь, а эта малолетка, стало быть, — на меня свой кошачий глаз положила.
Посмотрел на Изабеллу. Та лишь пожала плечами и состроила такое лицо, что я понял — она извиняется за то, что была слишком снисходительна к юной пантере-оборотнице, но как теперь ситуацию исправить, не знает. Вот-вот, и я тоже представления не имею.