Превращение

ГЛАВА 9 Противоядие

Я покинула дом, в то время как из электрических приборов в коридоре извергался водопад искр. В этот раз я бежала по лужайке, но только чтобы отвоевать нам немного времени. Не зная, как Натан отреагирует на противоядие, я хотела привезти его в безопасное место, прежде чем средство начнет действовать.

Зигги покинул место водителя, наверное, чтобы позаботиться о Натане. Я постучала в заднюю дверь и отскочила, когда та распахнулась. Зигги пригнулся около тела Натана, нацелив деревянный кол прямо мне в сердце.

Узнав меня, он бросил оружие.

— Прости. Расслабляться нельзя ну никак.

— Все в порядке, — проворчала я, забираясь в фургон и закрывая за собой двери. — Как он?

— Жив, но и только. Что ты обнаружила?

Я показала ему противоядие, искрящееся грязно-голубым светом в стеклянном пузырьке.

— Садись за руль, я волью это ему в горло и, надеюсь, оно не сработает, пока мы не вернемся обратно в квартиру.

— Что ты имеешь в виду? — Зигги откинул брезентовый занавес и пробрался за руль.

— Просто я не имею представления о том, что оно сделает с ним.

Когда мотор чихнул и заработал, я осторожно пробралась вперед, к голове Натана, но тут меня швырнуло к нему на грудь, когда фургон накренился, наехав на обочину.

Этот контакт оказался неожиданным и пугающим. Даже бесчувственный, без уз крови, связывающих нас, Натан все еще привлекал меня. Несмотря на то, что он лгал о том, кем был. Или на то, что не сказал мне о вампирской связи с моим создателем. Я напомнила себе, чем пожертвовала ради его благополучия.

Открыв пузырек, я вылила содержимое в его полуоткрытый рот. «Надеюсь, что у противоядия ужасный вкус», — подумала я, недовольно нахмурившись. Затем откинулась на стенку кузова и стала ждать. Почему я сделала это? Когда я собралась помочь ему, то чувствовала, будто делаю это для друга. А когда обнаружила, что едва знаю его, то все же не стала останавливаться.

Я не хотела признавать тот факт, что Кир мог оказаться прав. С проблемой Натана… или Нолена… можно было обратиться к «Движению», но моим первым побуждением было бежать к моему создателю.

Встав на колени рядом с Натаном, я пощупала его пульс. Ничего. Ни дыхания. Ни рефлексов.

Потерпев поражение, я легла рядом с ним, больше по необходимости, чем ради близости. Мое тело болело от усталости. Мои чувства были в полном беспорядке. Единственный человек, с которым, как я думала, нахожусь в безопасности, ну, может, не совсем в безопасности, но все же в большей, чем с другими, не являлся тем, кем я его считала. То, что он был мертв, делало ситуацию еще хуже. Слезы катились по моим щекам. Я пыталась плакать так, чтобы Зигги не услышал меня.

Потом… как будто произошло чудо: Натан застонал и пробормотал что-то, что звучало как «отвали», отмахнувшись от меня. Давясь и кашляя, он выплюнул остатки противоядия на свою футболку. Но и проглотил достаточно. И был жив.

Я села, растерянно смотря на него.

— Я думала, ты мертв!

— Хотел бы я, чтобы так и было, — сказал он, когда, наконец, смог говорить. Затем приподнялся на локтях и сжал голову. — Что случилось?

— Мы… — я остановилась, — м-м-м, последнее ты что помнишь? — Его ответная ухмылка заставила мое лицо загореться. — Ну, ты внезапно отключился.

— Как я мог сделать что-то настолько глупое? — Натан потер виски.

— Это не ты, это Далия.

Он шлепнулся обратно на золотисто-красное ворсистое покрытие и закрыл глаза.

— Мы в фургоне?

— Да, нам пришлось вытащить тебя из здания. Там было что-то типа… — я замолчала, не зная как сказать, что источник его средств к существованию сгорел.

— Гребаный пожар, — подсказал Зигги с переднего сиденья. — О, Боже, как же я рад, что ты проснулся.

Грозный сигнал какой-то машины привлек его внимание обратно к дороге, когда фургон сильно вильнул. Я вцепилась пальцами в грязный ковер. Это оказалась единственная вещь, за которую можно было держаться.

— Зигги! Смотри на дорогу! — велел Натан, хотя его голос все еще был немного слаб. Потом повернулся обратно ко мне. — Здание сгорело?

Я неловко поерзала:

— Может быть, нет. Когда мы уезжали, как раз появились пожарные машины.

— Великолепно. Просто великолепно, — он закрыл лицо руками, и я увидела, как под футболкой задрожали твердые мускулы его живота. Я действительно надеялась, что он не плачет. Но в следующее мгновение у него вырвался безумный смех.

— Что смешного?

Он воспринял эту новость слишком хорошо.

— Ничего, ничего, — Натан потер щеки руками, растягивая покрытую щетиной кожу. — Знаешь, примерно месяц назад в моей жизни все было абсолютно нормально. Понадобился всего лишь один факс из «Движения», и я снова по уши в дерьме, — Натан вздохнул. — Итак, Далия напала на меня. Она никогда не делала этого прежде.

— Она пыталась заслужить одобрение Кира, — пояснила я ему.

— Ладно, народ, — позвал Зигги, когда фургон со скрипом остановился. — Солнце как раз встает. Советую вам бежать как проклятым.

Через секунду задняя дверь распахнулась. Тусклый утренний свет обжег мои глаза. Натан отпрянул.

— Возьми ключи! — крикнул Зигги.

Я схватила их и выскочила наружу.

К моему величайшему облегчению здание все еще стояло. Пламя было погашено, покрытые сажей пожарные толклись около своего автомобиля.

Две полицейские машины с вращающимися мигалками загородили тротуар. Казалось, книжному магазину нанесен значительный ущерб. Молодой нагловатый офицер полиции с важным видом прохаживался рядом, когда заметил нас.

— Немного опоздали, не правда ли?

Прежде чем я смогла ответить, Зигги вышел из задней части фургона: Натан, тяжело опирался на его плечо.

— Ух! Нам нужно втащить его наверх, пока он снова не начал блевать. О, Боже!.. что случилось с книжным магазином? Мы живем прямо над ним.

Я увидела, как Натан свесил голову набок как будто был пьян. Коп нахмурился:

— Здесь был пожар, но нам удалось потушить его. Ваш друг придет в себя?

Его вопрос адресовался мне. Слишком усталая, чтобы лгать, я открыла и закрыла рот, издав несколько нечленораздельных звуков. Настойчивый взгляд Зигги прожигал мой затылок. Он, должно быть, передал какой-то импульс в мой мозг, чтобы я снова могла говорить, потому что слова начали изливаться из меня:

— Все будет в порядке. Я знаю. Я врач.

— А-атлично, — офицер полез в карман своего пальто и вытащил блокнот. Очевидно, я пока никуда не пойду. — Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Кожа на задней части моей шее начала вздуваться волдырями от солнечного света. Я услышала, как Натан начал издавать звуки, как будто его сейчас вырвет. Я повернулась, и Зиги встряхнул своего друга, толкая его ко мне.

— Твоя очередь разбираться с блевотиной. Я останусь и поговорю с офицером. Если понадобиться тебя о чем-то спросить, я приведу его наверх, — Зигги широко улыбнулся полицейскому. — Вас это устроит?

Натан снова застонал на этот раз более убедительно, и коп отошел.

— Хорошо, уведите его, прежде чем мне придется арестовать его за нарушение порядка в нетрезвом состоянии. Наверху безопасно. Пожарная бригада расчистила завалы в здании. Квартиру тоже привели в порядок.

Натан неуклюже повис на моем плече, и мы заспешили к двери. Как только она была закрыта, Натан кинулся вверх по лестнице и направился прямиком в ванную. Очевидно, он был актером, работающим по системе Станиславского [1].

— Святые небеса, — присвистнув, сказала я, когда он обхватил руками унитаз и начал блевать. Я сдернула полотенце с вешалки и смочила его под краном.

— Какая мерзость, — опустившись на колени рядом с ним, я прижала компресс ко лбу, обхватив рукой его дрожащую спину. — Не борись с ней.

— Тебе надо было стать няней, а не доктором, — прохрипел он. Его тело содрогалось от озноба, который неминуемо следует за рвотой. — Или мамой.

Я громко рассмеялась:

— Да. Я не уверена, что была предназначена для этого.

— Ты не хотела иметь детей? — Он не сказал это обвиняющим тоном, как мог бы сделать кто-то, кто в это время толкает детскую коляску, например. Мне всегда приходилось объяснять, почему у меня нет желания иметь детей. Я собиралась сказать ему это, когда он снова заговорил: — В любом случае, это вопрос, который не имеет значения, поскольку теперь ты не можешь сделать это.

Ледяная боль пронзила мою грудь, остановив дыхание. Я встала и оперлась на раковину:

— Что?

Его лицо стало зеленее, чем это было возможно, но я знала, что это не имело ничего общего с действием лекарства.

— Прости. Я думал, ты знала.

— Нет, я не знала. Все… все в порядке, — я махнула рукой, надеясь, что выгляжу достаточно циничной. — Я никогда на самом деле не думала об этом. Никогда не планировала быть мамой. Да и, вероятно, не очень хорошо справлялась бы с этим.

Но сейчас, когда у меня не было выбора, я оплакивала потерю этой возможности. «Ты смешна, Кэрри».

— Я думаю, ты была бы прекрасной мамой, — его слова звучали измученно, но, возможно, лишь из-за сильной тошноты.

— Да, конечно. Скажи это моему последнему бойфренду.

Натан сел, оперевшись на стену, чтобы не упасть. Капельки пота усеивали его кожу, но он уже не выглядел таким бледным, как несколько секунд назад. Пристальным взглядом он исследовал мое лицо.

— Почему ты так говоришь?

Отвернувшись, чтобы снова намочить полотенце, я пожала плечами. Не нужно было упоминать Эрика. Хотя мы расстались девять месяцев назад, рана внезапно оказалась невероятно свежей.

К своему удивлению, я начала рассказывать всю глупую историю.

— Потому что он ругал меня за то, что я не была бы достаточно хорошей мамой для его предполагаемых детей, — несмотря на болезненную правду этих слов, я все же смогла сдержать смешок. — По существу, он, казалось, был убежден, что мы закончим медицинский колледж, я останусь дома и буду печь пироги, пока он будет делать карьеру. Он решил, что купит дом рядом с Бостоном. Я сказала, что приеду туда после интернатуры, и он предъявил мне ультиматум. Когда я сообщила ему, что все же собираюсь закончить интернатуру, он ответил, что это к лучшему. Он хотел детей и не мог представить меня хорошей матерью. Вот так.

Я смотрела на свои руки, на занавеску в душе, на вешалку для полотенец, куда угодно, лишь бы избежать взгляда на лицо Натана. Но он молчал слишком долго, и мне пришлось снова посмотреть на него. Вампир не опустил глаз.

— Он идиот, — Натан произнес эти слова так, как будто на самом деле так думал. И его глаза говорили, что это правда.

Я и забыла, как это, когда тебя ценит другой человек. Это было прекрасно, даже если мне было не совсем понятно, что вызвало такую эмоциональную реакцию у Натана. И все же я не привыкла к такому чувству. Я откашлялась:

— А ты когда-нибудь хотел детей?

Он не ответил сразу же. Но когда сделал это, его слова были аккуратно взвешены, как будто он подсчитывал, сколько может мне рассказать, не выдав слишком много.

— Да, хотел. Но мне также не было предназначено иметь своих детей.

— Жалко, — прошептала я. За маской вымученной жизнерадостности его глаза были пустыми и усталыми, и мука, которую я увидела в них, заставила мое сердце заболеть.

Так же быстро, как я заметила его внутреннюю печаль, та исчезла за гранитной стеной самоконтроля Натана.

— Не жалей меня. У меня есть Зигги. Я всегда хотел сына.

В первый раз он высказал свои истинные чувства по отношению к парнишке. Взгляд на лицо Натана сказал мне, что он не привык раскрывать так много. Плохо контролируемая паника, скользнувшая по его чертам в следующее мгновение, точно объяснила мне почему. Я узнала это выражение, потому что слишком часто видела его в зеркале на своем лице.

Натан на самом деле верил, что если он заботится о ком-то, того обязательно отнимут.

Я отвернулась. К сожалению, мой взгляд наткнулся прямо на заблеванный унитаз.

— Если бы я не знала, что ты вампир, я бы сказала, что у тебя кровотечение верхних отделов желудочно-кишечного тракта. Но, предположу, что это был твой обед.

Натан встал, все еще немного шатаясь, и прополоскал рот над раковиной, прежде чем ответить:

— Когда я пил это, вкус было неплох. Обычно несвежая кровь похожа на жидкость для снятия лака.

— Ты слышал о жидкости для снятия лака? Разве ее выпускали в тридцатых? — я закрыла крышку унитаза и спустила воду. Я не собиралась говорить ему о противоядии, или о том, как получила его.

— Конечно, выпускали. И у меня была подружка в восьмидесятых. Это было примерно двадцать лет назад, но эту химическую вонь забыть нельзя, — внезапно, защищаясь, заявил он.

— Это все же не объясняет, откуда ты знаешь, какова она на вкус. Но думаю, ты прав, ты, должно быть, отравился кровью. Подожди полчасика, прежде чем выпьешь что-нибудь еще, чтобы убедиться, что ты не срыгнешь все назад.

Натан засмеялся.

— Срыгну? Это что, специальный термин? — он посмотрел на себя в зеркало, и, прежде чем я поняла, что он собирается делать, сорвал футболку через голову. — Чем она меня ударила?

— Заклинание или что-то подобное, — я знала, мне следовало осмотреть его глазами врача, но это было трудно сделать, потому что он был таким… полуодетым. Мои пальцы чесались от желания потрогать чеканные изгибы его груди. Я прочистила горло и отвела взгляд. — Так мне кажется.

— Что бы это ни было, оно не оставило следа, — Натан повернул голову и изогнулся, чтобы осмотреть свою спину в зеркало. У меня пересох рот, когда мышцы его корпуса задвигались под кожей.

В гостиной дверь в квартиру открылась и захлопнулась, за этим последовали тяжелые удары солдатских ботинок по полу.

— Ну что, ребятки, вы занимаетесь этим, да?

Натан раздраженно вздохнул:

— Зигги, где твои манеры!

Парень показался в дверях, темные синяки окружали его глаза.

— Я собирался отдать тебе это, — он вручил Натану карточку с эмблемой полицейского герба, напечатанной рядом с именем и телефонным номером. — Коп сказал, что книги и товары превратились в хлам. И они хотят, чтобы владелец здания связался с ними, потому что, кажется, они не могут найти его.

— Владелец? — я перевела взгляд с Зигги на Натана. — Я думала, ты владелец здания.

— Так и есть, — Натан засунул карточку в карман джинсов. — Позвоню им позже.

Зигги широко зевнул.

— Я собираюсь поспать. У меня завтра серьезный тест, и я не хочу сегодня снова разбираться с каким-нибудь вампирским дерьмом, понятно?

— Понятно, — с усмешкой ответил Натан. — Но позже вечером мне понадобится твоя помощь в магазине, чтобы поискать, что мы еще можем спасти.

— Хорошо, — Зигги бросил на меня быстрый понимающий взгляд. — Сейчас ты чувствуешь себя нормально, Нэйт?

— Да, я, должно быть, выпил несвежую кровь и получил небольшое пищевое отравление.

С хмурым выражением Зигги посмотрел на меня:

— Да, наверное так и есть. Я имею в виду, ничего другого и быть не могло.

Но он не упомянул путешествие в жилище Кира. И это давало мне надежду, что у него хватит ума не говорить ничего. Когда я пошла к Киру, он думал, что я сделала так по своей воле. Я заставила его поверить в это.

Зигги пожелал нам спокойной ночи и отправился в свою комнату. Как только его дверь закрылась, тут же на полную мощность заревела рок-музыка.

— Когда у него подобное настроение, я просто оставляю его одного, — Натан зевнул и побрел в свою спальню. Может, в этом была виновата нагота его торса, но когда он плавно скользил вперед, то двигался точно НЦэшный [2] вариант гамельнского крысолова[3].

Он открыл шкаф и вытащил футболку. «Серая, как и его глаза», — подумала я, наблюдая, как он натягивает ее через голову. Нет, мне не следовало бы помнить его глаза или другие части его тела в придачу.

За исключением его бьющегося сердца. Я могла найти некоторое утешение в том, что добавила еще одну спасенную жизнь на свой счет.

Я пыталась не думать о цене, которую заплачу за это.

— Натан, кто такой Нолен Гэлбрейт?

Он провел рукой по волосам, приглаживая пряди, которые растрепались из-за футболки:

— Это был я. На самом деле, надо сказать, это, должно быть, был я. Где ты услышала это имя?

— Оно стояло на факсе из «Движения». И Кир зовет тебя так, — я положила руки на бедра. — Он сказал, что не создавал тебя.

Криво улыбнувшись мне, Натан сел на край кровати:

— Зачем все эти вопросы?

Затем, что я только что продала свою жизнь за твою.

— Ты сказал мне, что твое имя Натан Грант, и ты сказал мне, что Кир твой создатель. Почему ты солгал?

— Я не лгал, — он залез в задний карман и достал свой бумажник. — Смотри.

Его водительские права, помимо того что на них была преступно хорошая фотография, подтверждали имя Натан Грант.

— Мне приходится изменять свою личность каждые двадцать лет, помнишь? Мне нравиться думать, что я могу дождаться сорока лет, прежде чем снова буду вынужден уехать, — он забрал свой бумажник и бросил его на столик.

Я с раздражением покачала головой:

— А как же Кир? Ты сказал, что в твоих венах течет та же кровь, что и в моих. Но он сказал, что не создавал тебя.

— Не создавал. Наша кровь связана, потом что тот вампир, который создал Кира, создал и меня, — Натан откашлялся, — обычно я не говорю об этом.

— Что ж, сделай исключение, — отрезала я и тут же пожалела об этом. — Прости. Я просто на самом деле устала, и это все еще сводит меня с ума. Когда-нибудь это станет не таким странным?

Он улыбнулся.

— Для меня не стало до сих пор. Может быть, тебе повезет, — он, должно быть, понял, что сказал это, не подумав, тогда же, когда и я, потому что неуютная тишина повисла между нами, пока мы оба старались не смотреть на кровать.

Натан потянулся и зевнул, чтобы избежать зрительного контакта.

— Эй, о том, что произошло ночью, когда мы…

— Забудь об этом, — быстро сказала я. И знала, что так и сделаю. Не было причины цепляться за воспоминания, когда завтра к этому часу мы будем врагами.

Мне показалось, что я увидела разочарование в его глазах, но он прогнал его неестественным смехом:

— Да, вероятно, это к лучшему. Нас просто захватило мгновенье, и все начало выходить из-под контроля.

— Точно, — согласилась я. — Это абсолютно неважно.

— Ну что ж. Думаю, мне надо порыться в страховых бумагах на магазин. Ты хочешь посмотреть телек или что-то еще?

— Нет, я на самом деле очень устала. — Взгляд скользнул по кровати: — Хочешь, я займу софу сегодня ночью?

Он ткнул в меня пальцем:

— Сегодня днем, Кэрри. Переходи на вампирское время. Но нет, я еще посижу немного и не хочу беспокоить тебя. Завтра мы лучше обдумаем, как нам устраиваться для сна.

— Завтра, — сказала я, внезапно окаменев.

С заботливым выражением на лице он потянулся и сжал мою руку:

— Ты в порядке?

— Да, все нормально, я просто устала, — это была не ложь. Но когда мы пожелали друг другу доброй ночи, и он оставил меня одну в спальне, я не смогла заснуть. Вместо этого оглядела комнату в поисках ручки и бумаги. На полу, между кроватью и стеной, я нашла альбом для рисования с чертежным карандашом, вставленным в пружинный переплет. Сойдет.

Я открыла обложку и замерла. На первой странице оказался неправдоподобно красивый, похожий на фотографию рисунок спящего ребенка. На полях четким мужским почерком, который резко контрастировал с искусными линиями картины, было написано: «Зигги, одиннадцать лет».

Переворачивая страницы, я обнаружила целый ряд похожих рисунков. На большинстве из них был изображен Зигги в разных стадиях своего взросления, спящий. Несмотря на то, что я мало знала Зигги, я поняла, что он бывал неподвижен достаточно долго, чтобы сделать набросок, только когда спал. Несколько портретов бодрствующего Зигги сопровождались фотографиями, прикрепленными к ним. Я перелиснула последнюю страницу, надеясь найти чистый лист. При виде последнего рисунка кровь застыла у меня в жилах.

Я как будто смотрела на фотографию той ночи, когда мы впервые встретились. Он, очевидно, нарисовал это по памяти, так как пальто, которое я надела тогда, было длиной до бедер, а не до колен, а мои волосы были забраны, а не завивались мягко вокруг плеч. Но это точно была я.

Я была польщена, но не могла перестать удивляться, какой извращенец тратит свое время, мечтая при луне о ком-то, кого он знает меньше двух недель.

Но, с другой стороны, какой извращенец продает свою свободу за жизнь того, кого знает меньше двух недель.

Задрожав, я вырвала страницу и сложила ее, чтобы засунуть в карман джинсов. «Что-то, чтобы вспоминать Натана», — оправдывалась я перед собой. Затем вырвала чистый лист и начала писать.

Первое письмо оказалось легче, чем я ожидала. Мое заявление об увольнении из больницы было простым, профессиональным, и поскольку было написано от руки карандашом на альбомном листе, возможно, оно окажется последним гвоздем в гробу моей медицинской карьеры.

Но это действительно не имело значения. Натан был прав. В конечном итоге, люди заметят, что я не старею. В отличие от Натана, я вряд ли когда-нибудь смогу дождаться сорокалетнего возраста. Судя по тому, как часто требовали мои документы при покупке пива, я едва ли могла дождаться двадцати одного. Мне пришлось бы заново заканчивать колледж и медицинскую школу каждые десять лет, чтобы просто оставаться врачом. Это было бы адом, только еще хуже.

Я подсуну это письмо под дверь офиса доктора Фуллера, прежде чем отправлюсь к Киру завтра ночью.

Я вырвала еще один лист и начала более трудное прощание.

Натан,

Я не стану притворяться, что мы когда-нибудь снова увидимся, по крайней мере, друзьями. Я решила, что для меня лучше быть с моим создателем. Пожалуйста, знай, что хотя я желаю тебе только самого лучшего, я понимаю, что ты должен делать свою работу для «Движения». Я не буду считать это личным, если ты попытаешься преследовать меня в связи с этим заданием, но предупреждаю, я буду бороться с тобой до последнего вздоха. Никто не может решать — жить мне или умереть. Если ты когда-нибудь хоть немного считал меня другом, ты забудешь о моем существовании.

Кэрри.

___________________________________________________________________________________________________________________________________________

1) Система Станиславского — теория сценического искусства, метода актёрской техники. Была разработана русским режиссёром, актёром, педагогом и театральным деятелем Константином Сергеевичем Станиславским в период с 1900 по 1910 гг. В системе впервые решается проблема сознательного постижения творческого процесса создания роли, определяет пути перевоплощения актёра в образ. Целью является достижение полной психологической достоверности актёрских работ.

В основе лежит разделение актёрской игры на три технологии: ремесло, представление и переживание.

Ремесло по Станиславскому основано на пользовании готовых штампов, по которым зритель может однозначно понять, какие эмоции имеет в виду актёр.

Искусство представления основано на том, что в процессе длительных репетиций актёр испытывает подлинные переживания, которые автоматически создают форму проявления этих переживаний, но на самом спектакле актёр эти чувства не испытывает, а только воспроизводит форму, готовый внешний рисунок роли.

Искусство переживания — актёр в процессе игры испытывает подлинные переживания, и это рождает жизнь образа на сцене.

2) Система рейтингов Американской киноассоциации (англ. MPAA film rating system) — принятая в США система оценки содержания фильма, введённая Американской киноассоциацией (MPAA). В зависимости от полученной оценки, зрительская аудитория картины может быть ограничена за счёт исключения из неё детей и подростков. Рейтинг Американской киноассоциации играет важную роль в прокатной судьбе фильма.

Рейтинг NC-17 (ранее X) — лица, не достигшие 17 лет, на фильм не допускаются. Данный рейтинг показывает, что оценочная комиссия полагает, что по мнению большинства родителей фильм явно для взрослых, и детей до 17 лет нельзя допускать до просмотра. Фильм может содержать явные сексуальные сцены, множество сексуально-ориентированной лексики, или сцен чрезмерного насилия. Обозначение NC-17, однако, не показывает, что данный фильм является непристойным или порнографическим.

3) Крысолов — герой немецкого фольклора; спас город от нашествия крыс, заманив их в реку, играя при этом на флейте, а впоследствии, повздорив с жителями Гамельна таким же манером увел из города всех детей