Предательства

Глава 12

Через два дня холодный фронт из Канады, наконец, сдал позиции. Лед растаял, река из плоской серой ленты превратилась в гибкую серебристую змею. Вместо твердой промерзшей почвы образовалась мокрая грязь. Грозы со штормовыми ветрами и ливнями, прогремев, умчались прочь. Дни стояли тусклые, окрестности окутывал плотный туман. Я сидела как в стеклянном шаре, наблюдая погоду из-за зарешеченных окон Школы. Я не могла находиться в комнате. Ощущения — словно в тюрьме. Поэтому стала посещать занятия.

Это был отдельный вид пытки. Сидишь, а в голове стучит молотом: «Он мне наврал» или «Меня хотят убить». Все остальные мысли разлетались прочь, и я совершенно теряла нить рассуждений преподавателя.

Дибс ходил со мной в столовую на завтрак и обед, но почти все время молчал. Просто сидел и иногда мог выдавить из себя «привет». Да, робость его не знала границ.

Кроме Грейвса со мной никто не разговаривал. Да и он тоже очень мало. И ни о чем важном. Только «У нас был кросс в парке» или «Спиннинг повел нас по магазинам» или «Я тут узнал про одного парня, прикинь, он такое учудил!». Я согласно угукала, кивала, изо всех сил старалась выглядеть заинтересованной. А потом в голове снова как загудит: «Он мне наврал». Или «Меня хотят убить. Может, даже в этой комнате». И все. Я смотрела прямо перед собой, потому что боялась, что начну изучать всех вокруг — вдруг у кого-то нехорошие намерения. Я даже не в состоянии определить возраст окружающих. Может, они уже старики, но я ведь никогда не узнаю.

Я не понимала, почему чувствую себя так, словно меня все предали. Кристоф частично вампир, вообще-то. Как и многие другие, кто мог желать моей смерти.

Как и я…

Наследственность никуда не девается. Это я выяснила, посещая двухчасовые занятия по истории, оказавшиеся, как ни странно, полезными. Как бы далеко в роду ни оказался кровосос, все потомки будут дампирами. Они получают силу, скорость, способность перевоплощаться и… жажду крови. Причем все они мальчики. На тысячу мальчиков приходится одна девочка, которая чаще всего погибает в юности. Вампиры находят ее до становления и высасывают всю кровь, получая огромный заряд энергии и мощи.

Весело, да? Так я, оказывается, большая редкость. Я и Анна. Интересно, а есть ли еще кто-то? Вероятно. Может, я и не такая особенная. Кстати, вервольфы — залог того, что я выживу. Им ни к чему моя смерть, верно? Ну, если только они не служат Сергею.

Но как это узнать наверняка? Никак.

Из Школы мне не выбраться. По крайней мере, пока.

Грейвс не будет со мной возиться. Остальные тоже. Что мне делать? Ходить за волками по пятам и ждать, пока они надо мной сжалятся? А вдруг кто-то из них почему-то (одному богу известно, почему) меня ненавидит?

Кстати, а я хоть когда-нибудь задумывалась о том, как незамеченной подобраться к сараю для лодок?

Я снова сидела на лекции по истории, примостившись на краю скамейки. Двери поменяли, стены в коридоре подлатали, но на панелях, которыми они были обшиты, еще виднелись выбоины и трещины, на пол местами положили новое покрытие, резко выделявшееся на общем фоне. Новые вставки пахли формальдегидом.

Я подтянула колени к груди и устроила на них блокнот. Из-под карандаша выходили причудливые арки и каменные стены. Я стала заштриховывать каждый кирпичик, из-под плит пустила пробиваться травку. В середине листа, однако, оставалось большое свободное пространство.

Грейвс присел рядом со мной, а по другую руку от него сел, поставив локти на колени, парень по прозвищу Спиннинг: черные, как у эмо, зачесанные набок волосы, шоколадные глаза, тонкие запястья, солдатские ботинки и ускользающая улыбка. Ирвинг уселся на пол, обняв руками колени. Все остальные меня всячески избегали. Даже Дибс в классе делал вид, что совсем меня не знает. Я заметила: стоило Ирвингу раскрыть рот, Грейвс и Спиннинг обменивались многозначительными взглядами.

Как раз в тот момент Блондин что-то бубнил про основные правила взаимодействия между дампирами и вервольфами. Я заштриховала еще один кирпичик.

— Дампиров обучают тактике, а вервольфов — логистике, что ставит и тех и других в выгодную позицию по силе. Вервольфы, в отличие от дампиров, лишены чувствительности к инвазии вампиров, а у дампиров отсутствует способность к консенсусу и сотрудничеству, свойственная вервольфам. Эти черты прекрасно дополняют друг друга. И только когда мы смогли договориться, нам удалось очистить от вампиров и удержать за собой огромные территории.

— А раньше? — поинтересовался Грейвс.

У побледневшего Блондина из-под верхней губы показались клыки, но других признаков трансформации не появилось.

— Раньше? Мы погибали. Мы были близки к полному истреблению. Война против вервольфов начиналась в любой момент, когда того желали носферату. Тех, кого не брали в плен, убивали, или они оставались жить по милости Принца крови. В качестве Сломленных.

Я навострила уши. «Со сломленной волей», — прозвучал у меня в ушах голос Кристофа. Я оторвалась от листочка.

— Сломленные? Что это значит?

И тут же почувствовала себя дурой. Наверное, не стоило задавать подобный вопрос в окружении волков. Для них это больная тема.

Господи. По аудитории пролетел шепоток. Спиннинг опустил плечи и откинулся на спинку скамьи.

— Может, кто-то хочет ответить на этот вопрос? — Блондин оглядел аудиторию. — Нет? Ну, тогда придется мне. «Сломить» человека, даже дампира очень просто. Лишение сна, временный недостаток протеинов, постоянная пропаганда — иначе говоря, «промывание мозгов» — и все. С вервольфами или с оборотнями — как мистер Грейвс — сложнее из-за их устойчивости как к физическому воздействию, так и к убеждению.

— Они упрямые, — тихо пробурчал Ирвинг, и снова аудитория заволновалась. Если не прислушиваться, то можно подумать, что это смех.

— Они стойкие, — поправил Блондин самым надменным тоном, на какой был способен. — И тем не менее, это возможно. Наиболее распространенный способ — приковать жертву цепями внутри татры. Это полый каменный прямоугольный параллелепипед, достаточно большой, чтобы позволить жертве находиться в нем стоя, но недостаточно просторный, чтобы повернуться, наклониться или сесть. Цепи прикреплены к ошейнику, на внутренней стороне ошейника расположены шипы, вот так. — Он показал ухоженными руками в воздухе. — Поэтому жертве приходится с большой осторожностью двигаться даже в таком ограниченном пространстве. Сырое мясо кладут на пол или же снаружи под дверью. Запах еды сводит с ума, а потом мясо начинает гнить. Каждый день из отверстия над головой жертвы льются потоки воды. Есть опасность захлебнуться или получить воспаление легких. Кроме того, к делу подключают похитителей снов — существ, выращенных Магараджей.

Внимание мое обострялось с каждой секундой. Сидящий рядом Грейвс напрягся.

— Похитителя снов, — продолжал Блондин, — сажают в непосредственной близости от вервольфа, кормят его падалью и разрешают петь. Кто-нибудь знает, какой эффект имеет их песня?

— Я знаю, что происходит, когда они засовывают язык тебе в рот и начинают пить, — тихо сказал Грейвс. — Да, и поют. Я помню.

Я этого не помнила. То ли я была без сознания, то ли мне снился на редкость яркий сон, то ли мое подсознание собрало по кусочкам все впечатления и выдало их за воспоминание. Но я помню, что было после того, как Грейвс оторвал от меня похитителя снов, а Кристоф прекратил мою истерику.

Кристоф. Он врал. И не сказал мне ничего. Сволочь. И еще кто-то врал. Может быть, Анна. Но она тоже светоча. Ничего не понимаю. Вампиры ведь враги, верно? Кто стал бы с ними сотрудничать?

Его сын. Сын Сергея.

Блондин сделал паузу, видимо, решив проигнорировать реплику.

— Их песня высасывает всю надежду и оставляет жертву на грани безумия. Несколько часов воздействия — и сломлены барьеры между сознанием вервольфа и его вторым «я» — той субстанцией, которая обеспечивает перемену облика. Тем самым вервольф обречен на психоз и на невозможность вернуться к своему прежнему человеческому обличью.

— Они и с девушками так поступали? — спросил кто-то с ужасом в голосе. Не перевелись еще рыцари.

Но у меня в сознании стояли безумные глаза Пепла. Ведь когда-то он тоже был обычным вервольфом, как и все сидящие в этом классе и теперь неловко ерзающие на своих местах. А Сергей заковал его в цепи, посадил в каменный ящик и превратил в чудовище, которое не в силах снова стать человеком.

Блондин выглядел обиженным. За последние дни он мне нравился все больше, хотя мне сложно забыть, как он вышел из класса и оставил меня одну. Но сейчас это был человек, от которого я могла получить знания.

— Иногда, — тихо ответил он, — доведенный до психоза вервольф женского пола почти неуправляем. Тем не менее, сопротивление женщины-вервольфа труднее преодолеть, чтобы превратить ее в Сломленную. Для этого применялись другие методы. В любом случае, как только вервольф теряет способность возвращаться хотя бы в некое подобие человеческого облика, хозяин надевает на него ошейник, и тот становится бездушной машиной, не обладающей собственной волей. У него остается лишь аппетит и полная покорность.

Подождите-ка.

Я выпрямилась, блокнот сполз с коленей.

— А это можно остановить? То есть… Можно ли снова вернуть им человеческий облик?

— Реабилитировать Сломленного? Возможно. Если у вас есть достаточно крепкая цепь, много времени и веская причина. Но хозяин такого существа вряд ли захочет отпустить его и будет призывать так настойчиво, что вервольф может убить себя в попытке убежать от вас. Известны случаи, когда вервольфы ломали себе шеи, перегрызали лапы…

— Но ведь были проекты по восстановлению, — вставил Спиннинг и скрестил руки на груди. — Отец постоянно говорит о них. В 20-х годах двадцатого века были созданы целые команды.

Все его тело — от вздернутых плеч до дрожащих пальцев и трясущихся коленей — напряглось и словно кричало «ненавижу все это!». Конечно, неприятная тема для парня-волка.

— Да, были, — согласился Блондин. — И многие проекты закончились полным провалом или смертью тех, кто пытался реабилитировать Сломленных. Однако, когда вервольфы и основатели Братства заключили договор, носферату стало намного труднее заполучить себе вервольфа. — Странная улыбка растянула его губы. — На этом континенте мы все-таки держим вампиров в узде.

— Но все-таки есть способ все исправить? — не сдавалась я. — Как бы вы поступили?

Он смерил меня долгим взглядом.

— На этот вопрос отвечать еще рано. Все свободны.

Студенты стали шумно собираться, и Блондин еще

раз взглянул на меня, прежде чем покинуть аудиторию. Закрыв блокнот, я убрала его в сумку и со вздохом сползла со скамьи. Грейвс поднял голову и посмотрел на меня так, словно хотел заорать: «О чем ты думаешь, черт возьми?».

Меня словно окунули в холодную ванну, каждый нерв болезненно дергался. Следующим уроком было мастерство перевоплощения. Я даже не знала, кто преподаватель, так что спокойно могла пропустить. Наверняка в библиотеке — или в кабинете у Дилана — есть литература по Сломленным. А я умею прояснять темные дела. Дайте только взяться.

Какое счастье, что можно заняться чем-то конкретным. Но затылок холодила тревожная мысль: записка на кровати. От «друга». Не тот ли это друг, который должен был отвести меня в комнату, когда на Школу напали кровососы? Не Кристоф ли это? Да, но что ему делать в моей комнате во время атаки? Неужели он не услышал бы шума и…

Боже, как я хочу перестать об этом думать. Как хочу просто выспаться. Как надоело вздрагивать от каждого шороха.

— Тебя проводить до класса? — сквозь шум в голове прорвался голос Грейвса.

— Мм… — Я вздрогнула. О чем ты думаешь, Дрю? Но ведь должно же быть объяснение. Что-то же должно проясниться и… Тьфу, рехнуться можно.

Но идея уже начала приобретать очертания. Наверняка хорошая идея, но я так вымоталась, что ничего не соображала.

Грейвс явно воспринял мое «мм» как согласие, потому что встал и засунул руки в карманы своего черного длиннополого плаща. Он его носил повсюду.

— Окей, пойдем, а то опоздаешь.

— Опоздавших поджаривают на медленном огне. — Это Спиннинг вскочил на ноги, схватил блокнот и учебники, обернутые в грубую коричневую бумагу. Кинул на меня странный взгляд и широко улыбнулся, показав очень острые белые зубы. — Но только не особенных.

— Отвали, — бросил Грейвс через плечо. — Надоел.

— Нет, мне интересно. Дрю, хочешь узнать, как промывают мозги волкам? — Низкое рычание пробивалось сквозь слова. — Хочешь завести псарню? Такое тоже было. Глянь картинки в интернете.

В любой американской школе дети говорят друг другу гадости. Но это не просто гадость.

— Я спросила, потому что хочу знать, как это исправить. — Я посмотрела ему в глаза. — А тебя что волнует?

Он скорчил притворно-удивленную гримасу.

— Ого! Исправлять собираешься? Как дампир-паинька?

— Бобби. — Грейвс резко обернулся, мазнув полой плаща мне по коленям. — От-ва-ли.

— А она говорить умеет? Или только когда подлизывается к преподам? — Он подался вперед и понизил голос: — Или только когда лезет к тебе целоваться? Ах, нуда, у нее личный охранник лупгару. Какого черта она вообще здесь делает?

Боже. Не надо было ему отвечать. И я уже поняла, почему.

— Пойдем отсюда, — я потянула Грейвса за рукав.

Он стряхнул мою руку и сделал два шага вперед. Высокий Грейвс оказался на полголовы ниже Спиннинга. Однако Грейвса это не напугало.

— Иди оттаскай себя за яйца. Или отрежь их совсем. Все лучше будет.

Господи. Ну неужели это обязательно должно случиться именно в тот момент, когда я решила действовать, а не сидеть и размышлять о жизни?

— Слушай…

Поздно. На щеках Бобби показалась шерсть.

— Держи его, сучка! — зарычал он. Плечи его ссутулились и словно выросли в размерах. Ужасающее зрелище, когда вервольф обрастает шерстью, под кожей вздуваются мускулы, челюсть выпячивается вперед и становится звериной. Даже частичного перевоплощения достаточно.

— Что за… — Я не договорила, потому что Грейвс сорвался с места и наскочил на него. Сцепившись, они рычащим клубком повалились на пол, а остальные волки столпились вокруг, издавая странные тявкающие звуки, которыми они обычно подзадоривали друг друга.

Да что ж это такое! Я бросила сумку, запрыгнула на скамью и стала расталкивать локтями плотно сгрудившихся парней. Кого-то я даже пнула под колени, кого-то отпихнула с силой, которую в себе не подозревала, и протиснулась вперед.

Грейвс и Спиннинг катались по полу — почти перевоплотившийся Спиннинг и рычащий, с горящими глазами Грейвс. И тут Бобби изо всей силы засадил Грейвсу кулаком в лицо.

Я услышала звук удара, хруст кости и словно ощутила его на себе.

Грейвс! Внутри меня что-то щелкнуло. Кроваво-красная ярость затмила сознание. Мир вокруг снова замедлился, прозрачным сиропом зависнув над каждым предметом, и я ринулась в бой. На этот раз в конечностях не было тяжести, и я поняла, что двигаюсь с огромной скоростью, только когда уже ударила ногой. Послышался хруст, странным образом искаженный и растянутый во времени — это мой кроссовок вмазал Спиннингу по лицу. Он отшатнулся назад, как в замедленной съемке, а я вдруг ясно и четко представила кипящую во мне ярость. Словно прилив раскаленного гнева, заполнившего меня, как заполняет стеклянную вазу сверкающая алая жидкость.

Я ударила парня еще два раза — сильно и добросовестно — и он упал в толпу студентов. Они стояли с открытыми ртами — все орали, но сцена, на удивление, была беззвучной. И так же, словно в замедленной съемке, все стали разбегаться в стороны.

Я снова принялась за Спиннинга. На этот раз, схватив за горло, я прижала его к полу сквозь прозрачный сироп. Он поднял руку, как сомнамбула. Я увернулась от когтей, которые целились мне в лицо, и блокировала его удар запястьем. Продолжая отводить руку назад для ответного удара, я вдруг услышала папин голос.

Отведи большой палец в сторону. Заткнешь в кулак — сломаешь об этого несчастного идиота. Вот, хорошо. Теперь дай ему как следует! Молодец!

Странные растянутые звуки затихли. Время замедлилось еще больше, но я знала, что вот-вот что-то щелкнет, и снова все станет по-прежнему. У меня достаточно времени для удара — кулак готов. Я могу сломать ему нос или, если нацелюсь ниже, — гортань, и он задохнется.

Дрю, что ты делаешь?

Ярость все еще кипела во мне. Да, он ударил Грейвса и причинил ему боль. Но теперь я всерьез готовилась нанести опасный, и даже смертоносный, удар. А ведь это всего лишь детская перебранка. Да таких в обычном мире сколько угодно, в любой школе! Я же в них раньше не участвовала!

Что же происходит в этой Школе? Почему учителя не вмешиваются? И ответ пришел сам собой: здесь учат драться. И ненавидеть друг друга.

Ярость бурлила. Совсем близок миг, когда мир вернется к своей обычной скорости. Я это ощущала где-то на грани сознания, как ощущаешь желание чихнуть, как только защиплет в носу.

Чья-то рука сжала мне плечо. Если бить, то сейчас. Мой кулак метнулся вперед и назад; волк дернулся, из носа хлынула кровь.

Я выпустила его, пальцы судорожно сжимались и разжимались. Кто-то оттащил меня, крепко вцепившись руками — теперь будут синяки.

Время щелкнуло, как резиновый хлыст. Дрожь охватила все тело. Меня бросило обратно в мир с такой же силой, с какой автомобиль врезается в стену. В мозг ворвались ощущения, звуки, крик, визг. Волосы упали на лицо, и я, не в состоянии оторваться, смотрела, как в моих кудрях сверкают светлые пряди. Они выбивались из курчавой копны длинными волнистыми лентами. Постепенно они исчезали, пропадая в общей темной массе волос.

Черт! Это что?

— Назад! — заорал Грейвс, оттаскивая меня от толпы вервольфов, склонившихся над Спиннингом. Тот неподвижно лежал на полу, весь в крови. Несколько волков направлялись в нашу сторону, на ходу обрастая шерстью и увеличиваясь в размерах. — Я предупреждаю! — прорычал Грейвс, дрожа всем телом. Его голос пронизал меня насквозь.

В нем звенела угроза. Я даже представила, как Грейвс может разметать толпу вервольфов. Вот что значит «Верхний». Это командный голос лупгару.

Они застыли на месте, рыча и огрызаясь. Даже Дибс, который всегда говорил только шепотом. У всех морщились лица, отрастали зубы, шевелилась шерсть, причудливым образом изменяя их мальчишеские фигуры.

Грейвс оттащил меня еще дальше.

— Не двигаться! — рявкнул он страшным голосом, Вcе вокруг содрогнулось.

Оказывается, я тоже издавала странные звуки — тоненько подвывала, прерываясь, когда кончалось дыхание. Вдруг меня настиг запах — запах меди — горячий, зовущий. Он вонзился прямо в то место в глотке, о существовании которого я не подозревала — совсем рядом с точкой, которой я ощущаю опасность. Горячий медный запах наполнил меня — и мир взорвался. Я рванулась вперед, пытаясь отцепить от себя руки Грейвса, но он как-то умудрился схватить меня за талию и теперь тащил прочь. Я почти вывернулась, увлекая его за собой, и тут поняла, чего же хочу.

Я хотела растолкать всех и присосаться к горлу раненого вервольфа.

Я хотела пить.

Неуемная жажда поднялась откуда-то из глотки и охватила весь организм. Внутри словно все пересохло и загорелось. Пожар могла потушить лишь сладкая алая жидкость, которую я чуяла вокруг себя. Желание болезненно пульсировало в голове, шептало и убеждало. Зубы саднило и дергало, словно истончилась эмаль. Я уже чувствовала, как они удлиняются. Покалывало даже в волосах. В общем, очнулся каждый дюйм моего тела. Изнеможение от последних бессонных ночей испарилось, уступив место упругой, потрескивающей энергии.

Грейвс локтем зажал мне шею и чуть не упал, когда я стала выкручиваться. Я клацала зубами. Вервольфы рычали, но Грейвс снова рявкнул на них, и они отступили.

Хотелось бы мне сказать, что я с облегчением увидела, как Спиннинг поднялся с пола. У него лицо было покрыто кровью, глаза пылали. Но облегчения для меня не наступило. Я жаждала слизать кровь с его лица, вонзить зубы в горло — я хотела пить.

Он зарычал, Грейвс огрызнулся. И никто не знает, что было бы дальше, если бы в дверь не ворвались дампиры и не окружили меня плотным кольцом. Они держали меня, пока я брыкалась и визжала, пытаясь оттолкнуть Грейвса. Но он не уходил и не отпускал мою руку, даже когда я судорожно сжала пальцы, и кости — мои и Грейвса — заскрипели.

Впервые меня обуяла жажда крови. И тогда — о, боже — я многое поняла.

Грейвс не отпускал меня. Вокруг все кричали. Он стоял рядом, время от времени что-то рычал, пока я, наконец, не осознала, что он зовет меня по имени. Приступ достиг высшей точки, а потом стал утихать, и я заплакала. Грейвс привлек меня к себе и обнял. Я всхлипывала и дрожала, как ребенок. Кто-то стал просить его уйти, но он отмахивался и не отпускал меня.

А я цеплялась за него. Никто нас не разлучит.