Пояс Рода

XXIV

Тем временем Хранитель пребывал в самом скверном расположении духа. Он даже пытался сам себя воспитывать.

— А что ты думал? — с раздражением на самого себя думал он. — Сила и не может просто так валяться. К ней добраться надобно, а то каждый ее сграбастает!

И приступил к мозговому штурму.

— Давай-ка свою правдивую историю полностью, — сказал Хранитель капеллану, наконец-то с трудом выловив того как-то пред самым Спасом, специально для этого прождав у идола полночи.

— Ну, я же главное рассказал? Если еще что-то надо, спрашивайте. Столько лет не расскажешь за час, так что, конечно…

— Как же тебя вообще угораздило попасть сюда? — устало спросил Хранитель. — И какого хрена вообще тебе это надо?

— Знаете, когда-то я жил далеко отсюда, в Пруссии… И у меня был брат-близнец, Отто. Наш отец был егерем, и в нашей усадьбе я провел лучшие годы своей жизни. Я был робким и набожным мальчиком, болезненным, в отличие от брата, который уже лет с шести охотился и досматривал лес вместе с отцом. Но мы были очень дружны с братом, хотя он хотел быть военным, а я собирался стать священником. Потом началась война, брат ушел в первую же неделю войны на фронт и пропал без вести. Наша семья была набожной, и мысль о том, что мой брат, возможно, погиб без исповеди и поминальной службы, не давала мне покоя. Я видел его в своих снах. Он растерянно метался над какими-то окопами, полными мертвых тел, тормошил живых — они его не видели, пытался попросить помолиться за него — его пугались, ежась, как от холода и отгоняли как нечистую силу… И я подумал: как это несправедливо, и почему так? Ведь воин — это жертва одновременно, и нас учили, что души воинов, погибших в бою, попадают в рай… Если бы я не был уверен в том, что видел, то сам бы открещивался и защищался от такого духа или души как от чего-то нечестивого… Но я знал своего брата! Он просто просил об отпущении грехов! И никто, никто не помог ему! Я молился, в кирхе служили панихиду, но дух брата, хоть и стал менее беспокойным, все равно бродил среди таких же потерянных и заблудших, как привидение.

Но разве он виноват? Эта мысль не давала мне покоя.

Я ушел на фронт полковым капелланом. Я пытался успевать помочь. Но часто мне это не удавалось, и даже больше: если в умирающем не было достаточно Веры, то душа его присоединялась к жуткой толпе таких же страждущих, озлобленных, растерянных и напуганных душ, которые бродили за живыми. Мои видения пугали меня. Более того, я не мог поделиться ими ни с кем — иначе меня бы самого отлучили от Церкви за ересь, и я потерял бы возможность молиться за свою паству. А я как раз стал понимать, что происходит на самом деле и, кажется, Господь наделил меня даром помогать.

— Что значит — помогать? Ты что, святым стал?

— Да нет, конечно. Просто встретил кое-кого, и понял, что видения мои — не бред, и души должны быть на небесах, а получается, что если смерть внезапная, не в спокойствии, или в несправедливости, или в мучениях, то душа не может сама успокоиться — ее страсти мирские не пускают. А люди ее не жалеют, а боятся, и она еще больше озлобляется. Особенно павшие в схватке. Ведь не каждый воин спокоен и благороден в момент смерти — чаще зол, яростен и полон ненависти. И совсем не всегда уверен в своей правоте. Это кажется несправедливым, но это так. Более того, и жертвы преступлений часто не могут упокоиться даже после панихиды — жаждут отмщения, не могут простить зла, им причиненного. Или беспокоятся о близких. Только младенцы свободны от этого. И, крещеные или нет — легко уносятся в Свет.

— Да, я на месте твоего духовника тебя бы отлучил. Точно. Ну, и? И особенно: какое отношение это имеет ко мне?

— Выслушайте до конца, прошу Вас. Вообще-то я не вижу особых противоречий в этом с Верой Христовой. Ведь Иисус сказал, что все живы, пока живы души. А души — вечны. Так я стал искать молитвы, ритуалы, места, где мог бы помочь — ведь это было моей работой. Наш полк бывал в разных местах. Я бывал в храмах, собирал книги, проводил службы… И знаете, что я понял? Случайно… а может, и не случайно… Как-то раз, в одной старенькой церквушке, по обыкновению разложив книги и списки тех, за кого служил, начал молиться. Вдруг почувствовал холод по ногам — мурашки, жуть, гул какой-то. Стал молиться громче. И чувствую: кто-то на плечо мне руку положил. Сердце ушло в пятки, но потом понял — рука не холодная, но толкает меня куда-то. Смотрю — под самое окно купола, в центр восьмиконечного узора на полу, туда, где обычно стоит икона. Пошел. Читаю дальше. Рука не отпускает, просто лежит на плече. Вижу — души вокруг тянутся вверх, но как будто не видят, куда им надо. А из купола — свет неземной — рассеивается, а они его как бы не видят. Голос слышу: «Проси проводить их!» Сбился я, просто прошу, как говорят, у всех Святых, которых знаю. У Ангелов, у Марии, у Господа… И вижу: души собираются внутрь узора, и начинают, как дым, клубиться черными и белыми струйками. Страшно стало мне — черный дым ко мне потянулся, а светлые струйки вверх потянулись. Почувствовал я то, с чем умирали эти люди, все сразу…

И самое жуткое: я понял — все вокруг — живое. Сама земля… Чувствую — пропадаю. Страшно, жутко… И вдруг… Слышу женский голос: «А Вера твоя где? А сострадание? Не любишь этих людей, так зачем пришел? Ты готов отдать свою душу за них?»

Все, думаю: достал меня лукавый. Все, погибла моя душа… И вдруг вижу брата своего… И забыл я про свой страх тогда. Думаю: спасибо, Господи, что вижу я, как душа моего несчастного брата возносится! И своей души не жалко для этого!

И только я подумал так, как чувствую, что какая-то СИЛА сверху течет прямо в меня, и там, соединяясь с темным дымом, от которых вознесенные души очистились, превращает этот дым в свет. Восторг охватил меня. Вознес я хвалу Господу. И тут! Со всех сторон хлынули к моим ногам тысячи, тысячи, бесконечный поток душ, надеясь на помощь. Я стоял, молясь, счастливый тем, что могу помочь. Но час шел за часом, а поток не становился меньше. У меня закончились силы. Но я продолжал стоять, а потом… ничего не помню.

Очнулся я на полу, и какая-то добрая женщина молча протягивала мне кружку воды.

Я сразу подумал: а как же те, кому я не успел помочь? И услышал голос: «Не всем может твой Бог помочь — только тем, кто искренне веровал в Него. И то, если молиться за них в правильном месте с любовью в сердце. Тогда ваш Иисус поможет им. Ты, иезуит, можешь попросить его, но сам ты не можешь ничего. Любить не умеешь всех по-настоящему. Трудно это, да. Но ты же сам эту дорогу выбрал. Учись, если хочешь помочь всем. Или ищи тех, кто умеет».

Я посмотрел на женщину. Говорила она, но я не видел, как она шевелила губами. Лицо ее было необыкновенным — у нее не было возраста, я не смог запомнить цвета ее глаз и волос… Она была прекрасная и жуткая, юная и зрелая, простая и царственная.

— Эх вы, за Бога своего прячетесь! Поэтому и не можете ничего! Боитесь, что сожжет! А нужен тот, кто уже горел, и не боится! Кому все равно, кто за всех и у кого ничего нет! Если Он и сожжет, то во благо, потому что ОН ЕСТЬ ЛЮБОВЬ БЕЗУСЛОВНАЯ! Какой смысл бояться? Эх, люди…

Кто она, я так и не понял тогда. Собственно, я и сейчас, наверное, не понимаю. Но главное, что она рассказала мне, почему и как проводят ритуалы вызова силы, да и другие, и кто для этого нужен… Майн Готт! А я столько лет в семинарии это изучал, думал и так, и эдак, каждое слово спорили как толковать, а это так просто…

А после я попал вместе со своей ротой в это место.

Все, все погибли — сошли с ума. Я не смог защитить их. Никто не слушал бедного сопливого иезуита-недомерка. Всех я похоронил, еда закончилась, выхода из бункера не было… Наверное, я умер от голода… не помню… и тут я увидел, сколько воинов тут уже лежит.

Сотни, тысячи!

С незапамятных времен.

И они сторожат СИЛУ.

Но свою злобу, боль, ненависть они сохранили, и теперь это держит их. А им уже давно пора…

И нет того, кто бы попросил за них так, как надо. Я старался. Многое получилось. Вознеслись многие души… Но нет все. Древние, те, кто родился задолго до Христа, просят отпустить их потому что, говорят, нужно им быть сверху, чтобы помочь своему Роду. Зовут того, кто может. А кто? До меня не смогли. А сейчас потянулся новый поток неупокоеных душ — слепых при жизни, алчных, злобных… и этот поток больше, чем тот, который уходит в Небеса.

И я, грешен, не могу всем помочь. Нет во мне к ним должного сострадания, а есть страх… Да Вы не судите меня, видели бы Вы многих из них…

Кто это сделает?

— А зачем это делать вообще?

— Ну… Иначе они вырвутся, вселятся в живущих, и начнется страшное жертвоприношение… Война, смертоубийство… Неужели до сих пор не поняли Вы? Вот теперь, дубинами махали, и кто теперь скажет, когда на Востоке все успокоится? Да и у нас то же самое… То девиц в подземелье затопчут, то дети в приюте сгорят… То людей губят вместе с потомством, отравляя их невидимой болезнью… Я-то поначалу, когда твои воины с дубинами по-персидски танцевали, думал — хорошо, хоть эти уйдут… А они вселились в твоих воинов, а потом на родину подались… и началась там бойня. Вот радости-то было у тех, кто постоянно сюда пытается проникнуть… но не все. Часть все же вознеслась? Кто-то это сделал? Не я, но кто-то… значит, надежда есть…

— Я, кажется даже знаю, кто. Познакомить даже могу… Чужие вознеслись?

— Да! Деды ваши остались, и даже как-то спокойнее стали. Помогают даже теперь и мне, и Вам…

— Ну и ладненько. А почему именно сюда? Что им всем здесь надо?

— Думаю, что они сами этого не знают. Так и лучше бы было. Вначале разрушить тут все хотели. Потом хотели управлять СИЛОЙ. Но… так получается… Издревле тут… это место. Когда-то капище было. Мне это дама с посохом рассказывала. Жрецы служили. И если неупокоеные оставались, то и от них польза была — место это охраняли, будь то асуры, норманны или свои. Всех чужих отгоняют или вообще уничтожают — отзеркаливают. Пока не искупят свои преступления. Тогда, в какой-то свой срок, она приводит кого-то, кто может провести ритуал. Иногда это кто-то один, иногда несколько человек. ОНА сама решает, кто ей свой, а кто чужой. Она должна равновесие Правды с Кривдой соблюдать. Поэтому сила — это двойная змея. Одна дает жизнь, другая — отбирает. Правда, тут люди про нее напутали так напутали. Одну только сторону видят. Но у славян было как: Правда и Кривда, перетекающие друг в друга. Потом все перепутали, и стали признавать только одну — не укладывалось в умах, что нечто может быть и одним, и двумя одновременно. Вот. Это у вас называется — Кривь, у других — Дракон, Священная Кобра… много имен у нее. Вторая же сторона — это и Змий, и Тифон, и Василиск, и прочие злобные ящеры. Она вездесуща, хоть и живет тут. Захочет — будет в другом месте… Основа жизни. Вот ученые теперь обнаружили основу жизни — ДНК называется, слышали? Две спирали. Так вот это ее подобие. Однако древние народы это знали — ведь этот знак — один из самых древних. Ключ Гермеса, кадуцей, и так далее. Она дает СИЛУ роду человеческому. Это и привело сюда Магистра когда-то…

— А как это связано с этой историей про пояс, нити и все такое?

— Каждая судьба — это нить в ткани, которую вы называете ПОЯСОМ РОДА. Чтобы он плелся, нужна СИЛА. Больше силы — крепче ткань, красивей узор, здоровее дети. Для этого нужно, чтобы в земной жизни долги отдавались, после ухода души очищались… потому что когда душа не упокоена, ее проблемы и грехи переходят по наследству потомкам… И нити жизней гниют, обрываются, или их обрезают, чтобы гниль убрать… в общем, Род теряет силу и сходит на нет. Много родов сойдет на нет — не будет всего народа… А у вас как было: налетела темень, вас всех заставила забыть предков своих… вот и стал Род погибать без их помощи. А на место их возле вас стали темные духи топтаться. Для этого им и надо было, чтобы вы обычаи свои забыли. Вот ты, Хранитель, эти обычаи ищешь, находишь, людей обучаешь. Потому ты и Хранитель. Но многое попорчено уже… Вот для этого и приходит Судьба, и убирает ненужное… Вот, к примеру, на моей родине, в Пруссии, уже и дети у немцев не родятся… так-то. Грехов много… Так она сказала, когда я ее про родственников своих спрашивал. Но помогла. Теперь у меня двоюродный праправнук есть: сын правнука моего брата и дочки местных хозяев. Она умеет быть великодушной, эта дама. Но может быть и страшной. Я видел… И, по-моему, она когда-то давно тут жила…

— А, подруга эта твоя? А не Лукавый ли тебя с ней попутал, малец? Может, это кто другой был… или другие. Без бабы столько лет-то — Хранитель хихикнул, — все они на одно лицо тебе, возможно, мерещатся…

— Не видел я ее давно уже, вот только у источника — она это была, хоть и выглядит по-другому… Не знаю я, но, по моему, она кем хочет, тем и является. Судьбой, Макошью, Вайшьей, Мойрой… Следит она за порядком. Посылают ее. Кто? Неведомо то никому. Страшно мне…

«Так… — рассеянно думал Хранитель, — и тут баба… Это усложняет дело…»

Как всегда.

— Так а что я, по-твоему, должен делать?

— Не знаю. Но что-то должны. Хотя Вам не хватает чего-то. Чего — не знаю. Может, у Магистра спросить? Он что-то в грамотке прочел, только я ничего не понял…

— Вот я так и знал! Этот проходимец грамотку украл все же, он!

— Украл-то украл, но и у него ее… простите… сперли. Искать надо. Мне кажется, там что-то важное о Вас.

— Да нашел уже. Хочешь, почитаю? То есть расскажу, потому как грамотку пришлось уничтожить.

— Если можно!

— Да чего уж там!

И он начал наизусть излагать то, что было нацарапано на том уничтоженном пергаменте… интересно все же, как она запомнила эти знаки? Сначала он, правда, сомневался в этом, но потом, когда перевел резы, удивился: да, похоже на историю…

«…Жил у кривичей старый колдун. Боялись и уважали его. Все было подвластно ему: и вылечить, и убить человека, только не было у него детей и жил он в священной дубраве один, наедине со святилищем племени. Когда почувствовал он, что пора умирать, решил, как и полагалось, передать свои знания. Выбрал он хлопца лет двадцати. Увел к себе и начал учить.

— Прежде чем колдовать, — объяснял колдун, — проси разрешения у тех сил, которые будут тебе помогать в твоих чарах. Попроси у Святого Огня дать тебе силу, у владыки Вечного сна и у Совета Колдунов — знаний. Для этого садись перед костром и, не отрывая взгляда от него, читай молитву до тех пор, пока сердце не подскажет тебе, что хватит.

Хлопец так и сделал. На следующий день колдун приказал юноше поймать живую птицу. Когда тот вернулся с ней, старик сказал:

— Одной сухой молитвы мало, надо принести жертву, чтобы силы тьмы и огня помогали тебе.

Надо идти к жертвенному костру племени, и со словами: „О владыка тьмы и огня, прими мою жертву“ — убить птицу, а затем, облив руки кровью, сжечь ее на костре. Хлопец сделал так, как сказал колдун и вернулся к нему.

На следующий день хлопец застал колдуна с предметами, которые тот разложил на траве. Колдун начал объяснять, что нужно из них для колдовства и как ими пользоваться. Закончив объяснения, колдун опять отправил хлопца домой. Поутру он поинтересовался у хлопца, что тот помнит из его рассказа. Хлопец ничего толком не помнил. „Иди и вспоминай“, — сказал колдун — и пока не вспомнишь, не приходи.

Так проходило учение хлопца, колдун рассказывал, а он запоминал.

Рассказывал ему колдун о богах, о Роде, о предках, о том, как лечить людей, объяснял какие травы и когда собирать, какие отвары и когда готовить. Как выбирать место для жилья людей, как защититься и предупредить нападение врагов или диких зверей и многое другое, что знал сам.

И когда обучение вроде бы подошло к концу, колдун сказал хлопцу:

— Ты умеешь многое, тебе не страшны болезни и происки врагов, ты знаешь, как найти путь по звездам и как заставить людей подчинить себе и поэтому вроде тебе не надо быть сильным самому и знать воинское дело, чтобы выжить. Но может случиться так, что встретившись с врагом один на один, тебе некогда будет колдовать или не будут действовать твои чары на врага. Для того, чтобы победить любого воина, тебе нужно открыть для себя тайну, которая называется „Черный цветок“, переданную мне моим наставником вместе с другими знаниями.

Мой наставник говорил, что было это очень давно. Жили наши предки в другом месте, на земле черной. В лесах там было больше дичи и плодов, а солнце светило там больше и жарче. Но появилось там еще одно племя и началась у нас с ними борьба за землю, за лес, за реку. Колдун нашего племени приносил множество жертвоприношений, но это не помогало, а иногда оборачивалось против нас. Все чаще и чаще гибли наши предки. Одни не вернулись с охоты, другие тонули в реке, третьи не просыпались после ночи. Чтобы не погубить все племя, отправились старейшины во главе с колдуном к пришлому племени. Долго вели споры старейшины, и решили: пусть встретятся два колдуна в честном бою. Тот, кто победит, тот и останется, а проигравший уйдет вместе с племенем.

Раз мы здесь, сам понимаешь, как закончился этот поединок. Вынуждены были мы оставить старые земли. Расстроен был колдун своим поражением и не мог терпеть горя и обиды. И когда обосновались на новом месте, отправился он в эту дубраву и занимался суровым истязанием своего тела и принесением жертв Владыке Вечного Сна.

Когда собрало племя три урожая, явился Владыка Вечного Сна к колдуну и сказал:

— Перестань убиваться о случившемся, ибо все, что произошло, произошло по моей воле. А чтобы впредь не случилось такого, я покажу тебе, как сражаться и не быть побежденным. Потом найди ученика, обучи его, и пришли ко мне за Черным цветком. Ты научишь его приемам, но без Черного цветка, который он сам должен будет найти и выковать такой же, ничего не выйдет.

Поблагодарил колдун и так и сделал. Нашел парня, обучил его, отправил учиться кузнечному делу, потом позвал и рассказал парню то ли сказку, то ли быль. Есть цветок на свете, которого не видел никто, потому что все цветы распускаются днем, а этот ночью, да и имеет он лепестки черного цвета.

Так, что трудно его видеть ночью. Мог он расти, где угодно и в любую пору. Цветок этот бывает невзрачным и привлекательным одновременно. Такой же и его запах. Его можно почувствовать сердцем, а не умом. Иначе он исчезнет из этих мест навсегда. И кто его чувствует, тот счастлив постоянно и всегда. То ли ты в теле, то ли в доме что-нибудь делаешь, не забывай о нем и все будет в руках спориться. И Род твой, и племя будут благополучны, и в бою тебя никто не сможет победить.

— Иди, малец, в сад Владыки Вечного сна. Там увидишь цветок и обучишься воинскому делу. Но у тебя будет две задачи: вернуться живым из сада и выковать Черный цветок.

Что было делать хлопцу? Ведь расцветал цветок только в саду у Повелителя Вечного Сна. Многие пытались попасть туда. Кто, не доходя, возвращался, а кто и нашел, там оставался. Только в одну ночь им можно было вернуться… Но не многие решались на это, а, если и решались, то должны были бороться с владыкой Вечного Сна. Борьба была насмерть. Редко кто оставался в живых после схватки, а кто и выживал, то не мог ни рассказать, ни нарисовать Черный цветок Владыки Вечного Сна. Тех, кто погибал в схватке, Повелитель, воскрешая, делал своими послушными слугами. И была их уже целая армия.

Вот пришел он. Нашел цветок, долго его запоминал, и собрался уже уходить.

Но сказал кузнецу Владыка Вечного Сна:

— Кто ты такой, что так просто собрался уйти?

— Я — кузнец.

И рассмеялся Повелитель Вечного Сна:

— Ты не кузнец, ты кузнечик — человечек, сморчок.

— Послушай Владыка Вечного Сна, я к тебе в гости пришел подобру-поздорову, а ты меня так встречаешь. Нехорошо.

— Как смеешь ты, смертный, так говорить со мной, Владыкой Вечного Сна?

— Ну да ты великий колдун, но ты такой же, как и я, и тоже когда-то предстанешь перед Всевышним. Не тебе судить, кто я такой. Мне Господь дал в руки молот, вот я им и работаю, а тебе дано нас встречать да наказывать, да сад сторожить от лихого глаза. Так что мы с тобой оба на службе. Я увидел, что хотел и мне пора домой. Так вот.

— Ты верную мысль высказал, да и пришел ты в день тот, когда можно уйти. Но придется тебе бороться со мной, чтобы уйти. Ты готов?

— Да спасибо деду, что научил меня, чтобы дурака научить, это дело легкое, но самое главное, чтобы самому при этом в дураках не остаться. Так что можно и побороться.

И началась борьба между Владыкой Вечного Сна и Кузнецом. И говорил Кузнец такие слова:

— Что кидать крепкое зерно, из хорошего зерна не вырастет что угодно.

— Растение само подымается, главное, не переусердствовать.

— Как окрепнет стебель, так прищепим макушку и будет пышный куст, а если хочешь дерево, то ничего не делай.

— Дай подпору растению.

— Не хвались, а то сглазишь.

— И пошли листочки дивные, красивые, а за ними колючки острые, опасные.

— И наступит весна, и пойдут цветы, то надо оставить три из них, самые невзрачные.

— И придет пора завянут они, но не огорчайся, они еще зацветут.

— Появится первый бутон из зеленой почки. Сильный цветок, но никто может не поднять.

— Появится второй бутон из красной почки. Хорошо пахнущий, но никто не может его понюхать.

— Появится третий бутон из синей почки. Очень маленький, что никто не может разглядеть его.

— И сплетутся в гирлянду все три цветка. И сплетутся стебли их и распустится Черный цветок.

— Но никто их не увидит до тех пор, пока не почувствует, что это сердце твое, глаза, руки, ноги.

— И будет цвести до тех пор, пока ты в это веришь.

— С этими словами победил кузнец Владыку Вечного Сна. И сказал тогда Владыка:

— Твоя взяла. Ты свободен. Мне не нужны Вы, мне нужны Ваши желания и страсти. А ты — не суди того, о чем не знаешь. Если бы недостойный забрал цветок, большое горе было бы со всеми. Вот послушай:

Жили два брата-близнеца, ни чем друг от друга не отличались внешне, хотя было отличие: один спал днем, другой — ночью, виделись они утром и вечером и раз в месяц встречались. И надо было случиться, чтобы они поссорились. Первый говорил: Я сильнее, чем ты», а второй говорил: «Нет, я сильнее тебя». Вот так они и спорили друг с другом. Первого зовут Солнце, а второго Месяц. Они просто забыли, что братья от одного корня.

Так, что свет и темнота одно и то же, только пути разные, а цель одна. Иди и помни:

Не подчиняй свои мысли своим желаниям.

Не верь ничему и никому.

Держись своей дороги.

А цветок ты сам должен выковать, иначе забудешь все, что знаешь, и племя свое погубишь.

И ушел Кузнец, держа в своем сердце Черный цветок.

С тех пор больше никто не мог найти сада Владыки Вечного Сна.

Но история на этом не кончается.

Пока кузнец бродил по свету, колдун подготовил нового ученика. Правда, чтобы снова не потерять его, не стал рассказывать ему про Черный цветок, да и зачем? Ведь вход в сад Владыки Вечного сна пропал. Старый колдун умер, а новый стал его работу справлять.

Пришел кузнец домой, а там уже нет старого колдуна. Новый, понятно, недоволен был пришельцем. Тогда кузнец рассказал ему про Черный цветок и про свои путешествия. Ни молодой колдун, ни старейшины племени не поверили ему. Сказали: так где же он, тот цветок? Сделай его, тогда думать будем, кто из вас колдуном достоин быть… Вошел кузнец в кузницу, и понял, что не помнит цветка. Неделю пробовал, ковал и так, и эдак, да не вышло ничего. Пришли старейшины, и выгнали его. А чтобы наказать самозванца, плеснули в лицо расплавленным железом, изуродовав его.

Пошел он из селения. Долго ходил по свету, побывал во многих городах и селениях. За это время не одного вылечил от тяжелых недугов. Однажды на одном из кирмашей вызвали желающих бороться против заморского борца. Но никто не хотел, пугались его внешнего вида. Кузнец подумал размяться против бугая. Не прошло и минуты, как чужестранец лежал на лопатках перед всеми.

И тут парень увидел невдалеке кузницу. Вот не видел раньше, а вот — тут она. Решил, чтоб сила не пропадала, пойти в помощники к кузнецу.

Многому научился он, да и приглянулась дочь кузнеца. Хозяин это понял и объяснил ему многое. Оказалось, что Надежда, так звали ее, дочь местной ведуньи, а не кузнеца, и, что она тоже может лечить и ворожить, только не знает об этом своем даре. В местечке ее боялись и не любили. Парень попросил ее руки, на что она ответила, улыбаясь:

— Выкуй мне цветок неописуемой красоты.

И он стал ковать. Но ничего не выходило. Однажды зимой, под ночь, он вышел из кузни и посмотрел на небо. Солнце уже село. Вдруг с неба упал камень. Молодой кузнец долго смотрел, как железный камень, остывая, играл огнем. И тогда он вспомнил Черный цветок! Взял парень голыми руками еще горячий небесный камень и занес в кузницу. Всю ночь ковал он, а под утро его сморил сон.

Зашла поутру в кузню Надежда, увидела спящего кузнеца и выкованный цветок. Проснулся парень от шума мехов, увидел девушку, разводящую огонь. Она, улыбнувшись, сказала:

— Ты уродлив внешне, но красив внутренне, как Черный цветок. Так что и сковал ты свое прекрасное «я». Ты понял и внешнее, и внутреннее, и я буду с тобой. Мы вернемся к твоему племени, и будет оно процветать! С этими словами она бросила цветок в горн, где он и расплавился.

Целую неделю играли свадьбу. После этого вернулись они к нам. Молодой колдун за это время тоже многое понял. Принял он молодых и сказал так:

— Во сне приходил ко мне наш учитель. Говорил мне многое, до чего я сам додуматься не мог. Жизнь, как река — течет и изменяется. Нельзя новый поток загнать в старицу. Но вода все та же — переливается по всему свету, соединяя его как кровь в жилах человека. Раз так вышло, что нас двоих он обучил, значит, быть нам братьями навечно. Как день и ночь, как солнце и месяц, как Правда и Кривда, которых двое в одном Священном Смоке. Но и пусть будет так, пока в ком-то из наших потомков они не соединятся, если так будет угодно Судьбе. Ты знаешь тайну Черного цветка, и с нею нас не победить. Я тоже кое-что храню — знания предков наших. Они записаны на дощечках, но это — просто доски, и сами по себе они силы не имеют. Но если эти резы написаны в живом сердце — тогда Род наш вечен, и жизнь его не пойдет на убыль, как река не станет болотом. Живи с нами, брат! Да и жена твоя для нашего племени Надежда…

Вот так и примирились они. Открылись им такие знания, что племя росло и процветало, как никогда ранее. И эти знания мы храним по сей день. И каждый колдун говорит своему ученику: помни и храни то, что так тяжко заработали твои предки! Будь благодарен им за помощь, но свой Черный цветок каждый кует сам. Кует внешнее и внутренне, Тьму и Свет, которые суть одно. Пока это не сделано, пока части эти не соединились в тебе, ты не можешь хранить племя. Правда, многие знания утеряны…

История же эта не закончена, и продолжает ее каждый по-своему. «Не оставляет ни человека, ни колдуна Всевышний без испытаний. Много их было. И ссорились братья. Из-за этого и знания терялись. Дело в том, что приглянулась колдуну жена кузнеца…»

— Дальше нет текста. Пожег кто-то — конец свитка обгорелым был, — закончил Хранитель.

— Красиво… — протянул капеллан. — И так точно! И как про тебя и твоего родственника, прошлого Хранителя, с родом которого вы поссорились! Вам бы…

— Ну, это уже слишком! Все говорят загадками! Где я теперь эту родню должен искать?

— А ты не думай, родня это или не родня. Делай, то, что нужно, и все будет!.. А ладно, простите, мне пора… — и этот странный дух растаял во тьме.

Да… непросто все в этом гадюшнике — хотел сказать Хранитель, но поперхнулся последним словом. Как бы в ответ ему земля дрогнула и послышался дальний гром… Ай, совсем мозги набекрень свернули, мерещится всякое…

Но надо дело делать. А что он умеет? Ритуалы проводить!

Но какие именно?

Самое логичное и на первый взгляд, безопасное — это поминание предков. А что? Подходит.

Второе — открытие земли весной. Тоже вроде бы то, что надо. Но, как показывает практика, хорошо, что я с этим не поторопился. Значит, сначала одно, потом — другое.

А кому надо (с легким раздражением вспомнились эти бабы) — пусть страхуют. Но просить ни о чем он не будет: больно надо. Ей надо, пусть делает.

Однако не может быть, чтобы у ней не было корыстного интереса в этом деле… бабам доверять нельзя…

Сначала все обдумать хорошенько…

XXV

Да, — думал Хранитель, — шутки кончились. Что делать? Единственное, в чем можно быть уверенным — это то, что следует провести поминальные обряды.

Тем более раз пообещал. Что там в старинах про них?

ПРОТИВОСТОЯНИЕ

ПЯТЬ ПРАЗДНИЧКОВ

Да, ответа не видно. Капеллан говорил, что слишком много злобы в воинах, здесь схороненных. Ну, попробуем вспомнить основное о воинах, павших в бою. У викингов, как и у самураев, главным было — пасть с мечом в руке, тогда они попадают в Вальгалу, но здесь столько всего намешано из национальностей.

Второе — это костер.

Третье — это тризна, то есть посмертные воинские почести.

Короче, для всех главное — это пасть с честью и чтоб его товарищи проводили его как надо.

Вроде все ясно. Надо проводить ритуал поминания.

Только вот традиционный же не подходит. Для него обязательно нужно было наличие родственников умерших. А здесь их вон сколько, да и как найти их родственников? Не говоря о том, как организовать приезд, размещение и прочее. Да и власти могут заинтересоваться.

Нереально. Надо найти, что-то другое.

Так что мы имеем? Первое: есть место воинской силы, в котором я Хранитель. Второе — есть проблемы с теми воинами, которые здесь обретаются. Рассмотрим эти положения перед тем, как принимать решение.

Место воинской силы. Как красиво звучит, но что оно несет. Если рассматривать попытку продемонстрировать силу путем выполнения ритуальной гимнастики с булавами прошлый раз, то можно говорить, что ничего плохого своим он не сделал, а удалось услышать три мнения. Притом эти мнения не только показали, что произошло, но и дали достаточно большую почву для размышлений.

В общем, все понятно. Они хотят попасть в свой рай, а не получается, и поэтому злятся. Да, задача не из лёгких. В этом месте лежат викинги, славяне, немцы, да и неизвестно кто. К тому же и веры разной, большинство язычники и христиане.

Как бы было хорошо, чтоб были все воины язычники. У них у всех примерная схема, взятая у почитателей Одина — попадание в Валгаллу. В скандинавской мифологии загробное царство избранных, то есть принявших достойную смерть в бою воинов, описывается как гигантский зал с крышей из позолоченных щитов, которые подпираются копьями.

Дверей в Валгалле всего 540, а когда грянет последняя битва — Рагнарек — по зову бога Хэймдалла из каждой двери выйдут по 800 воинов. До той же поры каждое утро воины облачаются в доспехи, берут в руки оружие и рубятся насмерть. К вечеру павшие в бою воскресают, их отрубленные конечности отрастают заново, и все садятся за столы пировать с обильными возлияниями. Ночью к воинам приходят прекрасные девы, чтобы ублажать их до утра.

У христиан, применительно к нашим местам другое. Монахи и рыцари мыслили свою жизнь как войну со злом. Оружием их была молитва, которую они исполняли вполне воинственно. Вдохновлённые идеей, в Первый Крестовый поход пошли не только миряне, но и священники, наравне с другими мечом изгоняющие неверных из Иерусалима.

Развитие идея священной войны получила при папе Григории VII (1073–1085), найдя широкий отклик в среде рыцарства.

Но оно полностью совпадало с представлениями язычников! В сознании современников убийство неверного не нарушало заповеди «не убий», поскольку язычники рассматривались лишь как скот для заклания.

Ага. Так, значит, и разницы особой нет. Ну так и хорошо.

Насчет места — так он от гуляк слышал, что по преданию, когда на Хортицу (Сечь) ступал настоящий казак, то земля под ним содрогалась. Стоп. А ведь раз такое было, только земля не раз содрогалась, а чувствовались постоянные толчки. И все это на площади не более 10 м в окружности, маленьком холме, на реке Хопер, не далеко от Борисоглебска.

Там как раз был лагерь восточной школы Хранителя. Пришлось успокаивать занимающихся, объяснять, что под ход холмом захоронен известный скифский или сарматский воин. Как тогда успокоили эти толчки? Да очень просто. На холме и вокруг его устроили ночную тренировку, после которой оставшиеся инструктора просто помянули всех погибших здесь воинов, не забыв при этом вылить немного спиртного на землю. Правда, на следующий год почему-то изменили постоянное место проведения летнего лагеря.

Хранитель думал. Это должно быть похоже на то, как он учил российских родноверов «Дзяды» праздновать. Они-то с понтом даже документ ему, Хранителю, выдали (смешные, да?), который признавал за ним право на обучение данной науке. Сами они теперь постоянно их празднуют, судя по приглашениям и отчетам, размещенным на их сайтах.

Вспомнился один из разговоров с Воинствующим Волхвом, из которого стало ясно, что они практически не соблюдают те основные элементы ритуала, про которые им говорилось. Вначале Хранитель впал в бешенство. Затем успокоился, поскольку понял — есть общий, традиционный вариант празднования, основанное на поминании СВОИХ СОБСТВЕННЫХ предков, а им надо праздник, в котором может участвовать любой человек. Если так разобраться, то как мы можем знать их, предков всех своих? И не смыкаются ли где-то все роды?

Мысль была слишком глобальной. Хранителю показалось, что его заносит. Да просто они переделывают ритуал под свои цели — с каким-то религиозным уклоном, для зрелищности, да чтобы во главе волхв стоял, а лучше и не один. Вот и выдумывают разное.

Потом, успокоившись, он пришел к мнению — а ведь Воинствующий Волхв молодец, он из праздника традиционного, народного, сделал, или как бы воссоздал классическую тризну по погибшим, характерную для любой воинской дружины.

Вот как это выглядело в его интерпретации. Для праздника участники, все мужчины — воины, рассаживались вокруг костра, при возможности вырывался своеобразный ров в форме кольца. Снаружи, лицом к центру садились воины, ноги опускались вниз, а земля, набросанная по краю к центру, накрывалась плащом или чем ни будь другим. Это был стол для тризны.

Такое расположение позволяло все время контролировать территорию за спиной участников мероприятия. В центре устанавливался котел для приготовления ритуальной пищи и бочонки с хмельным для поминания.

Еду готовили взятые в плен женщины и раздавали ее участвующим в тризне. Вел тризну руководитель отряда. В соответствии со сложившимися в отряде традициями, поминали не только погибших недавно, но и всех погибших воинов. И, что важно, не только своих, а и чужих.

В принципе, и христиане так делают, если отбросить внешнее.

Вот именно это, «поминание всех погибших воинов», как раз и подходило. Ведь в дружине, особенно профессиональной, были представители разных народов и верований. Как-то ж выработалось традиция поминания ВСЕХ павших в бою, от которой они не отходили.

Правда, в предложенной Воинствующим Волхвом схеме праздника кое-что Хранителю казалось нужным изменить, а в общем и целом…

Но закралась мысль, а что он, такой самый умный? Ведь до меня их пытались утихомирить, да видно ничего не получилось. Необходимо еще, что-то. Надо покопаться в первоисточнике — поминальном, родовом празднике.

В тризне — огонь, пир, состязание, да все, что нужно воину. А здесь нужно прекратить их развлечения. Значит, нужно успокоение. И как бы само собой вспомнились слова старого заговора:

Так может быть, это и есть подсказка. Что там, в народной традиции поминания о воде есть? А есть, оказывается, специальный ритуал «парения» дедов. Решено, добавим его, и посмотрим, что получится.

Значит, надо собрать нужную дружину. Хотя есть же восточная Школа, а ее ученики, чем не воины? И им развлечение, с мистическим подтекстом.

Собрал лагерь в заповедном месте, сославшись, на то, что уже стар и больше не хочу спать в палатках. Все обставилось как надо, провел на христианского Илью или в народе Перуна, тризну.

Поминание прошло на ура. Земля тряслась, огонь горел, еда получилась, напиток хмельной удался. Но не это запомнилось участникам.

Как и планировалось, затопили баньку перед тем как идти на тризну. Нагнали температуры всего градусов 60, так посоветовали местные, ссылаясь на обычную практику топления бани для дедов.

В конце тризны Хранитель взял специально выставленную для павших воинов еду и питье, помощники собрали золу, и со словами: «Славные воины! Поели, попили, а теперь помыться в баню идите», оставил все в натопленной бане, а помощники начали сеять взятую из костра золу по всем полкам и полу парилки, отступая к двери. Затем парилка была заперта снаружи, как и сама баня.

С раннего утра всем участникам тризны не спалось. Хотелось узнать — приходили приглашенные париться или нет. А тут Хранитель видимо специально, не выходил долго из своей комнаты, хотя все слышали, что он не спит. Наконец то, вышел и все бросились открывать баню.

Открыв парилку, они обнаружили, на полу два четких пятна, которые напоминали, следы сидения человека. Правда, размер у них был разный.

Развернулась дискуссия о возможной реальной причине их появления. Которая ничего не прояснила. Более достоверной была признана версия, что действительно кто-то приходил париться. Но как он проник через закрытую дверь? Вообще-то все косились на Хранителя, но он-то сам точно знал, что это не он… Хранитель с удивлением подумал, что ему, в общем-то, до лампочки, что они подумали. Его гораздо больше интересовало другое.