Повесть былинных лет

ГЛАВА 5 Мудрая Голова да Навьи колобки

— Тю! — сказал обезглавленный великан. — Опять эти полурослики, никакого спасу от вас, хоббитов, нету.

— Чего-чего? — переспросил Колупаев.

— Как ты нас, тыква тухлая, назвал?!! — грозно прорычал Илья Муромец.

Мудрая Голова тут же набрала в рот побольше слюны, но плюнуть все-таки не решилась. Уж больно близко богатыри находились. Плевок не только на них, но и на бороду наверняка попадет.

А что может быть хуже обслюнявленной бороды?

Ну, наверное, обслюнявленные усы.

— Мы к тебе за дельным советом пришли, — без обиняков объявил кузнец.

— Ну еще бы! — буркнула Мудрая Голова. — Вы за другим ко мне и не ходите. Нет чтобы просто поболтать о том о сем: о погоде, например, о делах государственных, о скором Общероссийском Вече.

— Кончай трепаться, — выкрикнул Муромец. — У нас времени мало! Будешь пустословить, правый глаз выколю!

И Илья зловеще потряс над головой булатным копьем.

— Ишь ты, — усмехнулась Голова, — не успел на холм забраться, как уже угрожает глаз выколоть. Уж не великий ли русский богатырь Илья Кретинович Муромец ко мне заявился?

— Он самый, — подтвердил Муромец, явно не обратив внимания на чудное отчество.

— А подвиги ты свои, значит, во сне совершал? — с еще большей издевкой поинтересовалась Мудрая Голова.

— Каком таком сне?

— Летархицком!

Илья сконфуженно притих.

— Значит, тебе известна наша беда? — спросил Колупаев, с недоверием поглядывая на лукавый прищур обезглавленного гиганта.

— Понятное дело, известна! — подтвердила Голова. — Мне вообще все известно, что в Руси вашей происходит. Недаром торчу на высоком холме — окрестности обозреваю, ушами слушаю, обо всем ведаю.

— А ну-ка… — ухмыльнулся Муромец, желая проверить хвастающегося великана. — Скажи-ка мне, любезный, что я ел давеча на обед?

— Чеснок с хлебом, — сразу же ответила Мудрая Голова и ехидно улыбнулась.

— Как же ты узнал-то об этом? — испугался Илья. — Наверное, по бороде, на которой крошки остались?

— Нет, — продолжал улыбаться великан, — не по бороде, носом почуял.

Кузнец с богатырем переглянулись. Однако силен их собеседник, видать, и впрямь обо всем ведает.

— Глупо нам теперь свой вопрос задавать, коль ты и так его уже заранее знаешь, — сказал Колупаев. — Спрошу лишь о том, намерен ли ты, великий витязь, нам советом помочь аль не намерен?

— Отчего же не намерен? — удивилась Мудрая Голова. — Ясен пень, что намерен! Это ведь мое основное предназначение — всяким дурням советы давать, а то бы вы тут на Руси без меня наделали дел.

— Но-но! — нахмурился Илья Муромец.

— Что ж, помогу вам, — невозмутимо продолжала Голова. — Но для начала вы должны будете меня как-нибудь развлечь. Это единственное мое условие. А то торчу тут, понимаете, один, задаром на вопросы всяким коротышкам отвечаю. Кстати, самый идиотский из всех вопросов, который мне часто задают, это «как меня зовут?». Ну, и еще один: «что я здесь, собственно, делаю?»

— И как же тебя зовут? — хором спросили богатыри.

— Ну вот. — Мудрая Голова поморщилась, словно раскусив нечто кислое. — Что ж, отвечу. Зовут меня Рюриком. Что я здесь делаю? Отдыхаю. Еще вопросы есть?

— Есть!

— Понятно, что есть, — улыбнулась Голова. — Вот развлечете меня, и я вам отвечу.

— Что?!! Может, нам тебе еще и сплясать? — удивился Муромец.

— А хоть бы и спляшите, коль смешно будет, отвечу вам на ваш вопрос.

— А в глаз копьем не хочешь?

— Не-а.

Нагл был обезглавленный великан до безобразия. Нагл и в этой своей наглости невероятно настойчив. Оттого, наверное, голову и потерял.

— А я могу спеть! — вдруг предложил Колупаев и, громко прокашлявшись, гнусаво завел: — Че-о-о-о-рный во-о-о-о-рон…

Илья Муромец в ужасе закрыл уши латными рукавицами, а Мудрая Голова, оторопело вытаращившись на кузнеца, грустно произнесла:

— Ты что, и впрямь дурак аль нарочно прикидываешься?

— Прикидываюсь, — перестав петь, честно ответил Степан.

— Я так и понял, — хмыкнул обезглавленный витязь. — Ладно, лопухи тьмутараканские, ответите на две мои загадки и разойдемся друзьями, не ответите… вам же хуже.

— А в глаз?.. — снова с готовностью предложил Илья.

Мудрая Голова щедрое предложение богатыря проигнорировала и, немного повращав глазами, задумчиво произнесла:

— Собрались в одном славном тереме добры молодцы и красны девицы праздник праздновать. Выпили славного вина, закусили заморскими сладостями, ну и… Отвечайте, что дальше-то было?

Богатыри призадумались.

— Позвали цыган с медведем и плясать начали, — предположил Колупаев.

— Неверно.

Илья Муромец поскреб под шлемом кудрявый затылок:

— Внезапно на избу напали половцы! — радостно ответил он.

— Нет.

— Ну, тогда… — Степан пощипал бороду, — в грех все коллективно впали. Хотя за такие дела у нас на Руси…

— Тепло, но не совсем верно, — грустно вздохнула Мудрая Голова. — Что ж, отвечу я. Выпили красны девицы и добры молодцы медку и стали вскоре добрыми девицами и красными молодцами.

Муромец с кузнецом басом заржали.

Однако этот безголовый, похоже, был отличным парнем.

— Давай, кочерыжка, задавай вторую загадку! — продолжая смеяться, потребовал Илья.

Мудрая Голова снова вздохнула:

— Поймал, значит, дед золотую рыбку и выпросил у нее для себя бессмертие. Затем пошел в лес и что-то там сделал. Итак, отвечайте, что сделал в лесу дед?

— По малой нужде сходил, — особо не раздумывая, ляпнул Муромец, за что получил от Колупаева мощный тычок под ребра.

— Не пошлить! — пригрозила Голова. Кузнец запустил руку в бороду:

— Старик нашел в лесу медведя и голыми руками его задушил. Он-то в отличие от косолапого бессмертен!

— Ну да, как же! Неверен твой ответ.

— Ну, тогда дед на березе повесился!

— С чего бы это?!! — оторопел обезглавленный великан.

— Так ведь расейский человек, когда у него все есть, сразу вешаться идет, — пояснил Степан. — С жиряки, значит. Вон, вспомни пиита ентого, как же там его… Свизана Ясеня! Все ведь было: бабы, слава, выпивки сколько влезет, ан нет, повесился болезный и прощальную записку на бересте собственной кровушкой написал: так, мол, и так, достало все, прощайте, други.

— Э… нет… — протянул обезглавленный витязь, — неувязочка…

— Где это неувязочка?

— Где-где, на бороде!

Колупаев испуганно ощупал свою бороду, но с бородой, слава лешему, все было в порядке. Просто мудрая кочерыжка, видно, так шутила.

— Старик-то бессмертие от золотой рыбки получил! — стала разъяснять Голова. — Как же это он повесился? Это все равно что колобку голову отрубить.

— Или тебе, — вставил Муромец, и богатыри снова расхохотались.

— Дровосеки вы, а не витязи! — разозлился великан. — Так уж и быть, за вас отвечу. Значит, выпросил старик бессмертие и в лес подался. Вышел на опушку и ехидно так спрашивает: «Кукушка, а кукушка, сколько лет мне, старому, жить осталось?!!»

Муромец с Колупаевым со смеха покатились по земле, держась за животы. Со стороны сцена выглядела на редкость забавно. Не смешно было лишь Мудрой Голове.

— Ладно, надоели! — раздраженно гаркнула она. — Дам вам совет, и проваливайте.

Богатыри, тут же успокоившись, навострили уши.

— Где летописец ентот прячется, даже я не ведаю, — продолжала Голова. — Опасная он личность, непонятная. По Руси вот шныряет, гадости обо всех пишет. Меня вот тоже обидел. М-да. Идите-ка вы, братцы, к колдуну расейскому, прославленному Емельяну Великому. Все. Пошли отсюдова! Спать буду.

И, закрыв глаза, Мудрая Голова демонстративно захрапела.

— А где же мы найдем-то его, колдуна энтого?!! — потрясая кулаками, в отчаянии возопил Колупаев.

— В граде Новгороде, — сквозь сон пробурчал обезглавленный витязь, после чего захрапел пуще прежнего.

— Значит, едем в Новгород! — твердо решил кузнец, заправляя в штанцы льняную рубаху.

— Далековато будет, — задумчиво протянул Муромец. — Опасные земли преминем, в гиблых местах побываем.

— Не впервой, — отмахнулся от богатыря Степан.

— Кому-то, может, и не впервой, — недовольно проворчал Илья. — А кое-кто дальше Мурома и земель-то русских не видал.

— Ничего, теперь увидишь, — ответил Колупаев, осторожно спускаясь с песчаного холма.

— Эх, что-то неохота мне путешествовать. — Муромец с досадой почесал древком копья широкую спину.

Но слово, как говорится, не воробей: вылетит — не воротишь. Раз пообещал кузнецу правду-матку добыть, значит, так и делай.

Данное витязем слово на Руси нерушимо.

Хотя какой с него витязь, с Муромца-то…

… Колобки шли с севера, со стороны Чертовых Куличков. Гиблое то место было, Кулички эти. Сколько всякой пакости на Русь оттудова сыпалось… не счесть числа.

Колобки катились сплошной ордой. Пыль подняли… аки туман вокруг вдруг встал. Крестьянский люд по погребам попрятался, кое-кто костры разжег, но многих все же сгубила нечистая сила.

Поначалу колобки были просто круглыми кусками теста, но по мере приближения к великому граду Киеву становились они кулебяками с мясом. Хе-хе…

Зубищи у годовалого колобка о-го-го! Глазищи, как у волков во тьме, красным огнем сверкают. Жуть, да и только…

А вот мужики в Тьмутаракани не растерялись, повязали на ноги старые онучи, тем и спаслись. Колобки от них как от чумы какой шарахались.

Вот с тех пор и придумали тьмутараканчане игру забавную популярную и обозвали ее хутболом или, проще говоря, игра называлась «Гонять Лысого».

Обширная поляна, в двух ее концах молоденькие березки с натянутыми на ветви рыбачьими неводами. Игроки по дюжине остолопов с каждой стороны, ну, и сам Лысый, колобок значит, но не настоящий, понятно, а из каучука греческого, редкого. Загонишь несколько раз Лысого за березки супротивника, вот и вся игра, выиграл, значит.

Повезло Тьмутаракани. Другие же земли расейские пострадали нещадно от нашествия полчища окаянного…

Дошли Навьи колобки до самого до града Киева, праматери всех расейских городов. Правил в то время Киевом князь Дурила, что из хохлов задунайских вусатых.

Взяли в осаду град Киев колобки и стали ходы под городом копать, прорываться. Казаки Дурилы, понятное дело, растерялись. Оселедцы на пальцы накрутили и сало принялись со страху немерено лопать. Как с Навьими колобками воевать, слыхом не слыхивали.

Голову колобку не отрубишь, на дереве его не повесишь, на кол же колобка сажать… токмо кур смешить. Дивная зверюга, колдовская!

Решил схитрить Дурила, недаром хохлом был. Объявил князь, мол, град Киев отдаст тому, кто Русь-матушку от напасти окаянной избавит.

Но все великие богатыри тогда заняты были. Микула Селянинович очередного Змея Горыныча в Брянских лесах тиранил. Никита Кожемяка в запой глубокий ушел. Гол Воянский Ивана Сусанина искал, что поляков давеча погубил, в лес темный зимой завел и Избе-Оборотню скормил. Усыня с Горыней у эллинов отдыхали в гостях, у героя греческого Херакла. Дубыня женился, не до колобков ему было, так что… Один лишь богатырь на зов князя Дурилы откликнулся — Иван Тугарин купеческий сын. Был он славен своим завидным аппетитом да любовью большой к пирогам всяким да булочкам.

Вышел он один на один с колобками, в правой руке держа нож великий, а в левой бутыль с первачом на закуску. Дрогнули колобки, когда этого пузатого обжору увидали. Ясно им стало — не одолеть богатыря гурмана, и стали они назад в Чертовы Кулички откатываться… (В этом месте на рукописи имеется огромная клякса от пролитого летописцем на бересту меда).

Но Иван дураком оказался редкостным.

Взял у князя славного коня и кинулся колобков преследовать.

Больше его с тех пор и не видывали.

Одни говаривают, что он от обжорства в Чертовых Куличках помер, другие, что он Навьим колобком, внутри которого был крестьянский лапоть, подавился. Но я думаю, что богатыря того сам князь Дурила и порешил отравленным вареником, дабы Киев леший знает кому не отдавать.

Вот один раз князь Дурила отправился в поход за свежим салом и…

В этом месте кусок рукописи обрывается.

— Вот она, репа тухлая, слюнявая, — зло прошипел Тихон, тыча пальцем в невысокий песчаный холм.

Гришка осторожно раздвинул кустарник, присмотрелся и, сокрушенно покачав головой, отполз назад.

— Что, спит? — с надеждой спросил Тихон.

— Нет, не спит, — буркнул Гришка, потирая оцарапанное о сухие ветви ухо.

— А что делает?

— В ворон плюет, а они ей на шлем гадят.

— Да… енто надолго.

— Я тоже так думаю!

Подбираться к Мудрой Голове, пока она не заснула, чистое безумие. Хотя ночевать у песчаного холма тоже особо не хотелось. Знающий люд такое об этом месте сказывал! И что мертвецы после полуночи здесь из песка восстают, ефиопский кофий пьют и зловеще воют на луну. И что ведьмы шабаш иногда со стриптизом устраивают, обезглавленному витязю спать мешают. Кто его знает? Может, и врут мерзавцы.

А ежели не врут?

— У меня идея! — вдруг встрепенулся Тихон.

— Нет, не годится, — покачал головой Гришка, уныло жуя чахлую травинку.

— Но ты ведь даже не знаешь, что я придумал? — в отчаянии возразил дружинник.

— Не важно. — Гришка выплюнул травинку и сладко зевнул. — Все, что ты придумываешь, мне заранее не нравится.

— Да по какому праву?!!

— По праву старшого брата!

— Да ты старше меня всего-то на десять минут!!!

— Все одно.

Расправившись с воронами, Мудрая Голова вроде как прикорнула, хотя уверенным в этом точно было нельзя. Кто его знает, а вдруг придуривается великан? Специально придуривается, дабы плюнуть внезапно исподтишка. Коварен этот безобразник до неприличия. От безделья готов даже себя родимого оплевать, о чем неоднократно упоминалось во всяческих слухах. Вот нет ворон или кого другого живого, Голова по сторонам позыркает, носом пошевелит — никого вроде. Так наберет в рот побольше слюны и себе на шлем вверх плюнет. Какое-никакое, а развлечение. Способствует, между прочим, мыслительной деятельности и говорит в пользу того, что Мудрая Голова не лишена философского склада ума.

— Ну что, пошли? — наконец предложил Тихон, не выносивший всяческих томительных ожиданий.

— Погодь…

Гришка снова выглянул из кустов. Мудрая Голова вроде как дремала. Вроде как. Ох, и не нравилось княжескому племяннику это «вроде как». Поди разберись, спит супостат на самом деле иль голову братьям морочит.

— Надобно замаскироваться! — наконец принял решение Григорий.

— Как?

— Да вот зелеными ветками.

— Наломать, что ли?

— Угу!

Стараясь поменьше шуметь, братья наломали зеленых веток и, сделав два пучка, расправили их у себя над головами. Затем переглянулись и медленно поползли к песчаному холму…

Ползти по песку было неудобно, но ничего не поделаешь, временные трудности можно и перетерпеть.

Благополучно вползли на холм. Выражение лица Мудрой Головы не менялось. Хороший знак. Или плохой?

— Вроде как и впрямь спит, — прошептал Тихон.

— Тс-с-с-с… — зашипел Гришка и показал брату на голову.

В смысле на свою, а не на поверженного великана.

До так называемой «мертвой зоны» было всего ничего, когда Мудрая Голова проснулась. Дружинники замерли на четвереньках и, если это было возможно, закопались бы своими пустыми головами в песок.

Обезглавленный богатырь шумно вздохнул.

— Кустики, — задумчиво пробасил он. — А раньше вроде как их здесь не было. Сколько же я продремал?!!

По всему выходило, что немало. Листья на кустах за это время успели не только распуститься, но и пожухнуть, даром что не опали.

Руки у Тихона от страха задрожали, соответственно затряслись и ветви его маскировки.

— Эгэ-э-э-э… — протянула Мудрая Голова и хитро прищурилась.

— Бежи-и-и-и-м!!! — прокричал Гришка, и дружинники на полусогнутых бросились вперед.

Обезглавленный великан радостно захихикал и метко плюнул в Григория.

Княжеского племянника спасла маскировка, отважно принявшая на себя большую часть гадости. Голова приготовилась для повторного залпа, но добры молодцы уже были вне обстрела в той самой «мертвой зоне».

— А все ты! — орал частично оплеванный Гришка, пиная в зад сапогом по-прежнему стоявшего на четвереньках брата. — И так сызмальства! Ты чего-нибудь натворишь, а достается мне, старшому. У-у-у-у… Вражина!

— Никак братья ко мне пожаловали?!! — ухмыльнулась Мудрая Голова. — Злой старшой и робкий меньшой. Богат день сегодняшний на вопрошающих. Ну а вам, обалдуям княжеским, чего от меня надобно?

— Будто ты и сам не знаешь! — огрызнулся Гришка, продолжая тузить младшего братца.

— Да знаю, конечно, — хмыкнул великан. — Летописца ищете. Того, что Всеволода Буй-туром обозвал. М-да, приклеилось прозвише. Народ расейский всякие клички страсть как любит.

Прекратив пинать брата, Гришка с ненавистью посмотрел на Мудрую Голову.

— Ладно, ты, бурдюк с требухой, отвечай, где летописца ентого сыскать. Нам некогда, мы на службе. Чай уже темнеть начало.

— Ага, боитесь, значит, темноты?!!

— Ничего мы не боимся, — кичливо выкрикнул Гришка. — И тебя, пенек доисторический, в особенности.

— Ну, в таком случае, — вздохнул великан, — с ответом я могу и до утра подождать.

Дружинники переглянулись. Тихон судорожно сглотнул и снова, как и несколько минут назад, испуганно затрясся.

— Ага! — обрадовалась Мудрая Голова. — Небось слыхивали о месте этом истории чудные, зловещие. Хороши, однако, у Всеволода дружинники, даром что племянники родные. А то давно бы он из вас, лоботрясов, дровосеков сделал. Послал бы на вырубку, там бы и загнулись.

— Отвечай давай!. — грозно насупился Гришка.

— А то что будет? — ухмыльнулся витязь.

— Глаз выбью!

— И этот туда же!

— Что, не веришь, котелок плешивый?!! — зловеще спросил Гришка и достал из-за пазухи заранее припасенный булыжник.

Мудрая Голова колебалась:

— Отгадаете две загадки, отвечу.

Дружинники одновременно вздохнули. Не поймешь, не то с облегчением, не то от отчаяния.

— Задавай!

Великан призадумался.

Две свои любимые загадки он уже сегодня другим дуракам загадывал. М-да, докучливые эти полурослики, как вороны. Увидят что большое и блестящее, так и норовят сверху нагадить. О покое с такими соседями можно только мечтать.

— Поймала бабка золотую рыбку, — так начал обезглавленный витязь, сладко при этом зевая. — Рыбка ей и говорит: «Ну че тебе надобно, карга старая?» Ну, та, дура, и решила утраченную мужскую силу старику вернуть и, значит, так отвечает золотой рыбке: «Хочу, понимаешь, чтобы дед мой мог выполнять свои самые сокровенные желания каждый день!»

— Ну и?.. — удивились дружинники.

— «Нет проблем», — ответила ей рыбка. Вернулась бабка домой, глядь… Отвечайте, оболтусы, что она там увидела?

— Понятное дело! — разочарованно махнул рукой Григорий. — Твоя загадка с во-о-о-о-от такой бородой.

— И все-таки! — продолжала настаивать Мудрая Голова.

— Вошла бабка в дом, глядит… — Гришка сделал эффектную паузу, — а посреди избы самогонный аппарат стоит, греческого производства, а рядышком дед мертвый лежит, сраженный самим кондратием.

— Верно!!! — изумился великан. — Ну удивили так удивили! А с виду вроде как дурачки. Что ж, пожалуй, второй загадки и не надобно, коль вы так прытко с этой справились…

Конечно, обезглавленный витязь в тот момент здорово юлил, ибо знал он на самом деле всего три загадки и использовал их все время, правда, с разными вариациями.

— Ищите своего летописца в граде Новгороде. Но для начала найдите там волшебника русского Емельяна Великого. Он-то вам и скажет, как летописца поймать, ежели, конечно, захочет.

— Спасибо тебе, кочерыжка. — Гришка дурашливо поклонился. — А это тебе в благодарность за плевок…

Княжий племянник размахнулся и на глазах у обомлевшего Тихона запустил булыжником прямо в широкий лоб великана. Раздался глухой стук, Мудрая Голова охнула и, закатив глаза, вроде как на время онемела. Хотя, может, и притворялась, как обычно.

— Да ты чего, Григорий, совсем с ума-розума съехал?!! — закричал Тихон, с ужасом глядя на старшего брата.

— А кто поручится, что он нам в спину не плюнет? — резонно, возразил Гришка, и добры молодцы поспешно покинули зловещий песчаный холм.

— Ну, вот она, северная граница. — Колупаев остановил повозку на узкой дороге.

Пути дальше не было.

Дорога утыкалась в какую-то жухлую почерневшую траву.

— Горело тут недавно что? — недовольно принюхался Илья Муромец. — А по-другому в ентот Новгород попасть никак нельзя?

Степан отрицательно покачал головой.

— Токмо через Чертовы Кулички. Ведь нам поспешить надобно, чтобы до начала зимы это дело решить. Вот ежели бы мы прямо от Сиверского удела ехали, то да, есть иной путь. Но ведь не возвращаться же нам в конце-то концов?!!

Муромец задумался.

— Да и раньше никогда я в этих местах не бывал, — добавил кузнец. — Любопытно мне, отчего же все этих самых Чертовых Куличков боятся. Была у меня одно время хитрая догадка…

— Какая-такая догадка? — оживился Илья.

— Что нет тут никаких ужасов. Что кто-то специально это выдумал, дабы отвадить от этого места любопытствующих. А мы, русичи, знаешь какой народ любознательный?

— По тебе видно, — кивнул Муромец.

Сам-то богатырь струхнул, здорово струхнул. Колупаев, понятное дело, этого не заметил либо не подавал вида, что заметил. Но поворачивать назад было уже поздно.

— Но, Буцефалушка. — Степан щелкнул поводьями. — Вы, копытные, тоже слухам всяческим верите?

Лошади сплетням людским не доверяли. Не доверяли и правильно делали. Буцефал весело потрусил вперед, увлекая за собой скрипящую повозку. Его не смущала ни обгоревшая трава, ни черные деревья…

— Мама-а-а-а! — закричал Илья Муромец, да так закричал, что с деревьев вспорхнули какие-то чересчур впечатлительные птицы.

— Ты чаво?!! — не на шутку испугался Колупаев. Испугался за здоровье богатыря, уж очень сильно тот, болезный, вдруг побледнел.

— Мертвецы! — страшным голосом прохрипел Муромец, тыча дрожащим пальцем по сторонам.

Кузнец пригляделся.

На деревьях, мимо которых они ехали, и впрямь висели какие-то штуки, очень похожие на людские тела.

Степан усмехнулся.

— Не боись, друг, это чучела. Их сам Мизгирь набивал. Давний мой приятель, ентот… таксидярмист! Вон видишь, на головах пугал его особый знак — Чертов Трезубец. Эмблема удела Краинского.

— Дык а зачем енто?

— А я почем знаю? Может, птиц отпугивать, а может… — Колупаев понизил голос до заговорщицкого полушепота, — гостей незваных, навроде нас с тобой, пужать. Вот ты, Илья, скажи мне честно, повернул бы назад, коль бы не знал, что повешенные из соломы обыкновенной?

— Повернул бы! — твердо ответил Муромец, а затем подумал и грустно добавил: — Я бы и сейчас повернул…

Обгоревшая трава закончилась, и под колесами телеги опять появилась дорога, не в пример шире и ровней, чем та, по которой богатыри добирались до северной границы.