Повесть былинных лет

ГЛАВА 13 О том, чем же все-таки закончились в славном Новгороде свободные выборы

Оказавшись в Новгороде, княжьи племянники лишь диву давались да с открытыми ртами глазели по сторонам. Столько честного народа они еще ни разу в своей жизни не видывали. Кого тут только не было. Казалось, со всех земель расейских съезжались в Новгород зеваки, дабы поглядеть на знаменательные выборы местного головы. Создавалось впечатление, что на Руси, окромя как по великим городам шататься, и делать-то нечего.

Взяли бы, к примеру, да крышу прохудившуюся у себя в доме починили или мусор на дороге прибрали, ан нет, шатаются без дела по уделам, празднества всяческие выискивают. Посмотрят вот дерьмократические выборы и всем миром в град Кипиш пойдут, где со дня на день должно было начаться грандиозное Общерасейское Вече.

— Гляди, Тихон! — Григорий остановился у невысокой яблоньки, на стволе которой висел кусок потрепанной бересты.

— Лихо? — не поверил своим глазам Тихон, в замешательстве рассматривая маленькую картинку.

— Смутьян Павел Расстебаев, — прочел чуть ниже Гришка. — Так оно что, ко всему еше и мужик?!!

Племянники в ужасе переглянулись.

— Эй, родимые! — донеслось из толпы праздношатающихся. — Отчего врата городские не сторожите?

Но княжьи племянники лишь небрежно отмахнулись.

Все же им не следовало забывать, что одеты они в чужую одежку и рано или поздно кто-нибудь да освободит связанных стражников.

Весь честной народ постепенно вливался на городскую площадь, и дружинники с интересом последовали за галдящей ватагой уже слегка подвыпивших русичей.

Во всевозможных мелких лавчонках шла бойкая торговля баранками, сладостями, карамелью и прочими шибко ходкими во время народных гуляний товарами. Тьмутараканчане нелегально приторговывали настоянным на мухоморах первачом, эфиопы предлагали дивные заморские пряности, а иудеи, как всегда, весьма проворно распродавали разноцветный лед для лизания, хотя жаркий сезон давно уже прошел.

Прямо по центру городской площади был сооружен высокий деревянный помост. Внизу под помостом стояли большие урны, куда голосующие должны были бросать камешки. Но народ пришел в город в основном политически неграмотный, поэтому в некоторые урны кое-кто из толпы уже успел набросать мусор, а некоторые и плюнуть.

Власти, усмотрев в этом происки политической оппозиции, выставили рядом с урнами ратников с копьями, кои матерно отгоняли от помоста самых ретивых.

На деревянном возвышении были установлены длинные скамьи и небольшая греческого образца трибуна. На скамьях уже сидели мающиеся от безделья новгородские бояре, а у трибуны ораторствовал один из кандидатов на пост городского головы. Увидав этого кандидата, Гришка с Тихоном оторопели. Что и говорить, странный был кандидат. До пояса вроде как мужик, а дальше… страшно подумать — ЛОШАДЬ! Это ж какие злые чары этакое чудовище могли породить?

— Равенство и свобода! — зычно вещал с трибуны жуткий человекоконь. — Справедливость и всеобщее братство! Нет произволу! Нет тирании!

— Да-а-а-а!!! — подхватила пьяная в стельку толпа.

— Не позволим!

— Да-а-а-а…

— Каленым железом…

— Уа-а-а-а…

— Сокрушительный удар по врагам дерьмократии…

— Енто кто таков? — спросил Гришка у невысокого, едва державшегося на ногах мужичка, который весело размахивал драной шапчонкой.

— Енто Сивый Мерин! — значительным тоном ответил мужичок. — Из далекой Хреции к нам приплыл. Большой специялист по дерьмократии, главный кандидат на должность головы. Ах, как врет, как славно заливает, сразу видно, наш в доску!

— А чего у него торс лошадиный, хвост да копыта?

— Так он же ентот… — мужичок громко икнул, — хентавр. У них там в Элладе много таких водится. Пастухи ведь с местными кобылами… ну вы понимаете…

— Вот енто да-а-а-а… — протянул Гришка, содрогаясь от ужаса.

— Не позволим!

— Ура-а-а-а…

— О чем это он? — Тихон пытался безуспешно постичь смысл речи хентавра, но как ни старался, так ничего толком и не понял.

— А это и не важно, — усмехнулся Гришка. — Все ведь вокруг, окромя нас, вусмерть пьяные. Тут не смысл значение имеет, а интонация. А интонация у этого Сивого Мерина что надо, боевая, с запалом. У нас народ таких вот пустословов знаешь как любит. Теперь ему осталось только спуститься вниз и с каждым выпить, тогда голоса присутствующих у него в кармане.

— Боюсь, что не выдержит заморская конячка, — знающе заметил Тихон, — скопытится…

— Все верно! — согласился с братом Гришка. — Они там в этой Хреции по части выпить слабаки. Даже вино и то водой разбавляют.

— Да ну?!!

— Здоровьем Всеволода клянусь!

— Справедливость и нерадивость!

— Ура-а-а-а…

— Заветы великого Плутарха… чтим!

— Ура-а-а-а…

— Эй, уважаемый? — Григорий обернулся к знакомому мужичку, но за спиной того не обнаружил.

Мужичок уже спокойно лежал на земле и вовсю тянул лыбу аки «идиот малахольный». Над его распростертым телом стоял огромный богатырь в дивной кольчуге и в дурацком шлеме, точной копии медового бочонка с крантиком. Добродушно улыбаясь, богатырь протирал тряпочкой зловещий кузнечный молот, с умилением глядя при этом на надрывающегося оратора.

Лицо у него почему-то слегка отливало нездоровой синевой.

«Болен, что ли, чем?» — удивился Гришка, а вслух спросил:

— Можно ли тебе, добрый человек, задать один вопрос?

Навий богатырь перевел взгляд на дружинника:

— Спрашивай, мил человек, отчего же не спросить, отвечу, коль знаю.

— Емельян Великий нынче в Новгороде обретается аль нет?

Богатырь призадумался:

— Это ты о Емельке-щуколове?

— Ага!

— Нет, в Новгороде его точно быть не может, я бы… м… м… я бы почувствовал.

— Вот так-то! — сказал Тихону Гришка, и княжьи племяши снова пригорюнились.

Чертов иудей оказался хуже пресловутого банного листа, намертво приклеившегося к распаренной заднице. То, как грубо он был выдворен из корчмы, его ничуть не смутило.

Через четверть часа Соломон как ни в чем не бывало снова вошел в питейное заведение и направился прямиком к столу, где по-прежнему отдыхали с дороги богатыри.

— Не хотите заказных убийств, ну и не надо, — весело согласился он, садясь рядом с недовольным Колупаевым.

— Я тебя о чем предупреждал? — хрипло прорычал кузнец.

— Да ладно вам, народ уже ждет своего героя. Пора!

Слегка протрезвевший Муромец, часто моргая, непонимающе пялился на Соломона.

— Мужик, ты кто? — басом спросил Илья, с трудом силясь сообразить, где это он находится и как его, собственно, зовут.

Данный вопрос иудея ничуть не смутил.

— Соломон Фляр из Херусалима к вашим услугам, — поклонился Соломон, галантно снимая шляпу.

— Эй, а что это у тебя там на макушке черное? — спросил Степан, с интересом рассматривая лысину иноверца.

— Это? — Соломон дотронулся до маленькой черной подушечки. — Ермолка. Смягчает удар, когда меня бьют по голове. Ведь шляпа… м… м… не всегда под рукой.

— Хитро, — усмехнулся Колупаев, — а как же она у тебя с головы-то не спадает?

— А я ее приклеил смолой!

— Мужик, — снова заканючил Муромец. — Ты кто такой?

Степан грустно вздохнул.

— Идемте-идемте, негоже заставлять избирателей ждать, — неустанно подбадривал русичей Соломон.

Да и вправду, засиделись они с Ильей в корчме. Подхватив Муромца под белы рученьки, Колупаев поволок богатыря к выходу.

— А ты кто такой? — заорал Илья на самое ухо кузнецу, — Ты кто, понимать, такой? Я тебя спрашиваю?

— Заткнись! — зло прошипел кузнец и чувствительно врезал Муромцу по ребрам.

Богатырь сразу же внял.

Соломон действительно не соврал, что было по крайней мере удивительным. Народ и впрямь уже ждал героя.

— Ура-а-а-а… — взревела на редкость разношерстная толпа, в которой кого только и не было: и татары, и седорусы, и эфиопы и… да всех не перечислишь.

Много бездельников по Руси без особого смысла шаталось. Им только дай повод глотку подрать.

— Вы кто такие?!! — злобно выкрикнул Муромец, но толпа решила, что он ее приветствует, и потому взвыла пуще прежнего.

Корчма «У Анчутки» находилась рядом с городской площадью. Илью со Степаном подхватили на руки и понесли к деревянному возвышению. Муромец, как ни странно, упирался, направо и налево вырубая радостно орущих избирателей. Но на место упавших тут же приходили новые улыбающиеся рожи.

Колупаев же особо не сопротивлялся, передряга была интересная, хотя и чертовски опасная.

— Вот он наш герой! — во всю глотку кричал взобравшийся на трибуну Соломон (и когда он только успел?). — Наша легендарная знаменитость! Душа Руси Илья Муромец! Богатырь, коему нет равных ни в одной земле! Это он, да-да, ОН победитель Соловья-разбойника. Это ОН, погубивший ужасного двенадцатиголового Змея. Слава-слава Илье свет Муромцу. Ура, братья!

— Ура-а-а-а… — взвыли избиратели, забрасывая отбивающегося богатыря на помост.

Колупаева слегка уронили, но, несмотря на это, он смог подняться на помост самостоятельно.

Наверху уже собрались новгородские бояре (они же городской совет), бывший голова города (лысый, безумного вида старец) и странный полуконь-получеловек, очень нагло и высокомерно посматривавший на дико таращившегося по сторонам Илью.

Илья, судя по всему, был сейчас совершенно невменяем.

— Люд расейский! — прокричал с трибуны Соломон, и кузнец удивился, почему никому не придет в голову здравая мысль прогнать наглеца. — Россияне! Перед вами последние два кандидата. Они, только они прошли отборочный тур до самого конца и вышли в финал.

— Ура-а-а-а…

— Все прочие претенденты сняли кандидатуры с голосования. Попрошу вас опустить в избирательные урны белые аль черные камушки. Белые означают «ЗА», черные соответственно, «НЕТ». У кого из кандидатов будет в урне больше белых камушков, тот и победил. Правая урна Ильи Муромца, левая Сивого Мерина. Кандидаты, скажите пару слов честному люду, пока не все еще проголосовали.

Несколько озверелого вида ратников (в количестве десяти человек) подволокли к трибуне отбивающегося Муромца.

Толпа на площади стихла.

Муромец перестал отбиваться и осоловело поглядел на честной люд. От него ждали СЛОВА, на него надеялись.

Но, как назло, в голову богатыря не забредала ни одна дельная мысль и уж тем более дельное слово. Илья собрал разбегающиеся мыслишки.

— Вы кто такие?!! — отчаянно завопил он.

— Илья-а-а-а… — радостно взревела в ответ толпа. — Ура-а-а-а…

Муромца с трудом сняли с трибуны, к которой гордо прогарцевал Сивый Мерин.

— Братья русичи, — прокашлявшись, начал кентавр. — Мы не позволим, чтобы…

Договорить бедняга не успел, ибо в ту же секунду в него полетели огромные черные булыжники. Человекообразная конячка удивленно заржала и, сраженная камнем в лоб, свалилась вниз, на охранявших избирательные урны ратников.

— С перевесом в тысячу голосов, — заорал вездесущий Соломон, — победил русский былинный богатырь Илья Муромец!

— Илья-а-а-а!.. — проревела толпа, — Давай! — Все истово принялись скандировать:

— Слово, слово, слово…

И вот именно в этот самый момент Колупаев понял, что дело совсем плохо. Их новгородское приключение дошло до острого, смертельно опасного пика.

Словно в подтверждение самых худших опасений Степана, волшебные сапоги самовольно переступили с ноги на ногу.

Кое-как разобравшись в странной ситуации, Муромец снова с большим трудом взобрался на трибуну. В голове у него сейчас царила удивительная ясность. Вот он, момент настоящей неподдельной славы.

Его признали!

Ай да Муромец!

Чем он не мудрый политик?

Новгородский голова! Что ж, звучит неплохо. Чертовски здорово звучит.

— Давай, Илюша, не подведи! — шептал богатырю Соломон. — Народ ждет от тебя новых дерьмократических реформ…

— Ну, во-первых… — Муромец обвел мутным взглядом притихший люд. — С этого дня все корчмы города, понимашь, работают бесплатно!

— Ура-а-а-а!

— Во-вторых, узакониваю многоженство!

— Что?!! — не поверил своим ушам Колупаев. Второе «ура» получилось несколько послабее предыдущего.

— Также разрешаю мериканскому царю Жорджу, — грохнул Муромец кулаком по трибуне, — строить, понимашь, на Руси военные заставы.

Толпа тихо зароптала, трезвея на глазах. Соломон куда-то бесследно исчез. Встревоженные бояре, показывая на богатыря, крутили пальцами у висков.

Степан побледнел.

— И еще одно. — Муромец вовсю пожинал плоды своей славы. — С этого самого дня дозволяю всем без исключения русичам пить кумыс и есть козий сыр, а половцам беспрепятственно передвигаться по Руси и сливаться с населением.

— А-а-а-а… — взвыла толпа, и, разметав опешившее оцепление, честной люд начисто снес помост, обрушив его на землю.

Чудом успев уцепиться за Муромца, Колупаев вместе со свихнувшимся богатырем повалился в случившуюся рядом телегу с сеном.

Судя по доносившимся из обломков крикам, честной народ тузил вопивших от ужаса бояр.

На возу, где барахтались в сене богатыри, аки чертик из коробочки возник Пашка Расстебаев.

— Дави бобров! — залихватски закричал он и, по-разбойничьи свистнув, наклонился к Колупаеву: — Трогай, что смотришь, сейчас бить будут!

Кузнец не сплоховал.

Телега, словно таран, с грохотом прошила бушующую толпу насквозь. Кое-кого переехали, но в сложившихся обстоятельствах это уже особого значения не имело.

— Вижу Расстебаева! — дико заголосил какой-то не в меру усердный ратник. — Держ-и-и-и супостата!

— Быстрей! — Пашка ударил лошадь хлыстом. Часть толпы неуклюже кинулась в погоню.

— В корчму! — Расстебаев швырнул в ближайшего мужика камнем. — Скорее, Степан, костей не соберем.

— Давненько, Пашка, не виделись, — улыбнулся кузнец. — Чай ты вроде как похудел?

Корчма «У Анчутки» по случаю итогового тура дерьмократических выборов была совершенно пуста. Ни посетителей, ни вышибал, ни самого корчмаря, лишь на ступеньках сидел толстый черный кот, который тщательно вылизывал лапу.

— Вперед!!!

— Мяу-у-у-у! — возмутилось животное, порскнув под крыльцо.

Пашка обернулся:

— Вроде как оторвались. Все внутрь!

— Внутрь, остолоп! — Колупаев пинками погнал пьяного Муромца в корчму.

Буцефал с повозкой как ни в чем не бывало жевал сено в стойле неподалеку. Улица была пуста, словно Новгород находился в крепкой осаде. Со стороны площади доносился жуткий утробный вой, будто там резвился целый выводок навьих упырей.

— Закройте двери и окна, — хмуро скомандовал Расстебаев. — По всем прикидкам, у нас есть где-то около часа, пока новгородский воевода устранит смуту.

— И что же мы в течение этого часа будем делать? — спросил Степан, усаживая невменяемого Муромца на лавку.

— Думать! — Пашка постучал себя по лбу. — Думать, как из Новгорода бежать. Городские ворота закрыты, на стенах ратники. Кто-то утром напал на городских стражников.

— Кто-то? — переспросил кузнец.

— Я, — хмуро буркнул в ответ Расстебаев, закрыв дверь корчмы на огромный засов.

Пашку Расстебаева Степан знал сызмальства. В одном селе, так сказать, проживали. На речку вместе бегали с мелюзгой из соседних деревень дрались. Да много чего там было, уже и не вспомнить всего. Детство, оно ведь как сказка, будто из иной жизни.

К пятнадцати годкам Пашка возмужал и стал в селе родном воду мутить, то это ему не так, то еще что не устраивает. Просто есть такие люди беспокойные по натуре, словно шило у них в одном месте вечно сидит.

Вот и скатился Павел до смутьянов великих расейских.

Ну так а кто, ежели не он?

Ведь и на Руси должен быть свой непокорный смельчак. Глас подвыпившего народа. А так кто бы его, сына башмачника знал-то? То-то и оно!

— Давненько не виделись. — Кузнец с облегчением сел на скамью рядом с задремавшим Муромцем. — Поди годков, этак восемь.

— Семь с половиной, — поправил Степана Пашка. — Ежели быть точным. В прошлый раз, помнится, мы на Сорочинской ярмарке повстречались. А нынче… лучше бы и не встречались вовсе при таких обстоятельствах.

— Что поделаешь, — развел руками Колупаев.

— Да уж влипли мы, — добавил смутьян. — Какой я все-таки дур-р-р-р-рак!..

Расстебаев со злостью постучал себя кулаком по лбу.

— Я ведь только сейчас понял. Меня же внесли в список этих кандидатов специально, дабы поймать. А выборы приманка. Знали гады, что не устою перед соблазном и приду в Новгород на весь ентот балаган поглазеть.

— Ну и что, поглазел? — усмехнулся Степан.

— Поглазел. — Пашка снова сжал кулаки. — Ведь чувствовал, что ловушка, чувствовал и все равно пришел.

— М… м… м… — промычал сквозь сон Муромец. — Всем налить лыкового первача…

— А это кто? — Смутьян неприязненно взглянул на богатыря, будто только сейчас его и заметил, — Неужель и.. вправду тот самый Илья Муромец?

— Тот самый! — подтвердил кузнец. — Все эти годы на печи спал, пока я его несколько дней назад не разбудил.

— А как он подвиги-то ратные совершал, коль дрых все это время?!! — изумился Расстебаев, нервно расхаживая по пустой корчме.

— А ему чужие подвиги приписали, — ответил Степан, — а некоторые и вовсе выдумали. Летописец один подлый поспособствовал.

— А вот это по-нашему, — рассмеялся Расстебаев, — по-расейски. И главное, все верят. Запомни, Степан, без большой лжи нет и большой правды. На этом вся гистория наша построена. Греки вон тоже не дураки, уже сейчас сочиняют свое славное прошлое. Герои, мол, боги, а по сути паршивый народец: воры, пьяницы да жулики. Вот у кого учиться надобно!

— Не о том мы, Пашка, толкуем, — покачал головой кузнец.

— Не о том, — согласился смутьян. — Бежать из города в любом случае бессмысленно. Новгород окружен ратниками. Они давно за мной охотятся и своего шанса не упустят. Ты вот можешь попытаться прорваться, тебя не тронут. А вот мы с этим бугаем пропали.

— Хр-р-р-р, псу-у-у-у… — храпел Муромец, причмокивая во сне жирными губами.

— И чего это он там на трибуне плел? Мухоморов, что ли, сушеных аки норманн какой нажрался?

— А я почем знаю? — огрызнулся Степан. — По мне, так он совсем невменяемый. Шутка сказать, тридцать три года на печи проваляться. Тут у кого хочешь крыша поедет. Мне даже боязно представить, что ему все эти годы могло сниться.

— Да, дела, — приуныл Пашка, присаживаясь на стол. — Видно, изменила мне удача. Даже не верится как-то.

— Постой! — Колупаев резко вскочил со скамьи. — У меня ведь… а ну отпирай двери.

— Зачем?!! — Смутьян удивленно посмотрел на чересчур уж радостного кузнеца.

— Отпирай, говорю! Сейчас узнаешь.

Пожав плечами, Пашка осторожно прокрался к двери и, сняв засов, чуть приоткрыл ее и заглянул в щелочку.

Мимо корчмы с дикими воплями пронеслось несколько раскрасневшихся мужиков в расхристанных армяках. Как выяснилось через мгновение, мужики удирали от небольшого отряда новгородских ратников. Похоже, спокойствие и порядок в городе были почти восстановлены.

Крики удирающих и бравое лязганье ратников затихли в соседнем переулке.

Улица снова опустела.

— Выходи, все навроде спокойно! — Пашка махнул кузнецу рукой.

Не теряя драгоценного времени, Колупаев короткими перебежками добрался до конюшни. Погладил несколько приунывшего в стойле Буцефала и, забравшись в телегу, извлек оттуда странный холщовый сверток. Спрыгнул. Огляделся и галопом припустил обратно к корчме.

— Что там у тебя? — поинтересовался Расстебаев, запирая за Степаном дверь. — Оружие какое?

— Нет, — ответил немного запыхавшийся кузнец. — Кое-чего получше.

Подойдя к одному из столов, Степан резко смахнул с него кружки и, положив свою странную ношу, бережно развернул холст.

— Ух ты! — произнес проснувшийся Муромец, восхищенно глядя на дивной работы изящный золотой ларец.

— Никак из чистого золота! — присвистнул Пашка. — Слушай, Степан, а ты не боишься с таким-то сокровищем по Руси разъезжать?

— Не-а, не боюсь, — усмехнулся Колупаев. — Кто же знает, что он у меня есть?

— Ну и чем нам твоя драгоценность поможет?

— Она волшебная, принадлежала некогда самому Кощею Бессмертному!

— Да ну?!! — не поверил Пашка.

— Да-да, именно Кощею Бессмертному, — повторил Степан. — Он от меня этой штуковиной много лет назад откупился и в Навье Царство сбежал.

— И как сие чудо действует?

— Да я и сам толком не знаю. Еще ни разу не доводилось мне этот ларец испробовать. Все руки не доходили. Кощей сказал, чтобы я токмо в самых опасных ситуациях за помощью к ларцу обращался и не тревожил его зазря по пустякам.

— Ну так давай! — тут же приободрился Расстебаев. — Чего ты медлишь, ждешь, пока ратники новгородские в корчму ворвутся? Что нужно сделать? Наверное, открыть его?

— Нет, — покачал головой Степан. — Надобно заклинание особое произнести.

— Ну так произноси.

— Погодь, надо вспомнить.

Пашка нетерпеливо всплеснул руками, но брюзжать по обыкновению не стал. Муромец протяжно зевнул и, встав со скамьи, осторожно обошел стол с ларцом.

— Вспомнил! — Колупаев радостно улыбнулся. — ДВОЕ ИЗ ЛАРЦА!

Ларец засветился, крышка его ярко засияла, дивные узоры стали меняться. Муромец ойкнул и неуклюже полез под соседний стол. Степан с Пашкой как зачарованные раззявили рты.

Золотое сияние усилилось. Ларец задрожал, крышка резко откинулась назад, выпуская искрящееся белое облако. Облако поднялось к потолку корчмы, качнулось и, опустившись вниз, рассеялось, явив взору двух удивительных незнакомцев.

Незнакомцы были ошарашены не менее Степана с Пашкою. Они недоверчиво смотрели по сторонам, чесали затылки и неуверенно ощупывали друг друга. Выглядели они довольно необычно. Здоровые, плечистые, с бритыми под ежик головами, с квадратными подбородками и огромными бычьими шеями, незаметно переходившими в грудь. Прямо борцы-тяжеловесы какие-то. Одеты бритоголовые были и вовсе немыслимо. Черные штанцы неизвестного фасона, лакированная обувка, малиновые кафтаны. На шеях толстые, в два пальца золотые цепи, на руках перстни, тоже золотые. Столько безделушек на себя разве что половецкие ханы цепляют.

— Ну, блин! — выдохнул один из бритоголовых. — Не, Вован, ты видел, только что ведь в бутике были, «роллекс» новый выбирали.

— Ништяк, Санек, вот это нас глючит! — отозвался второй, и бритоголовые с интересом посмотрели на сидящего под столом Илью Муромца.

— Мужик, ты чего? — спросил тот, которого звали Вованом. — Клея нанюхался?

— Вы кто? — наконец выдавил из себя Колупаев, нервно теребя на шее оберег. — Вы кто такие?.!!

— Вован Пронин, — представился тот, что был поплечистей, — малый и средний бизнес, совместная русско-японская фирма «Накуси-выкуси».

— Санек Хряков, — представился второй, — директор банка «Везувий». Это вы нас по пейджеру вызывали?

Степан с Пашкой быстро кивнули.

— Ы-ы-ы-ы… — промычал из-под стола Илья Муромец, напоминая, что он тоже здесь.

— Ну так, братва, какие у вас проблемы? — хором спросили двое из ларца, сделав на руках странную пальцовочку, не иначе как тайный магический знак.

— Дык… — прохрипел Муромец, и все с неодобрением посмотрели на косноязычного богатыря