Потерянный бог

Глава 20. «У меня тоже есть зубы» — сказал кролик

— Быстрее, Иласэ, беги быстрее!

— Я не могу!

Западное полукружье небо обливалось кровью заката, и вытянутые силуэты теней тянулись следом за ними по высокой траве.

— Если не побежишь быстрее — умрешь! — прохрипел Тартис на остатках воздуха в легких, на бегу поднял руку, вытирая капающий в глаза едкий пот. Длинный косой разрез, уже подживший, шел через лоб юноши, еще один располосовал щеку. Его одежда также была распорота в нескольких местах, словно скользящими ударами ножа.

Легкие Иласэ горели огнем, в боку невыносимо кололо. Девушка чувствовала, как ручьями пот скатывается по спине, по лбу, солью разъедая глаза.

Солнце почти уже село.

Перед ними темной крепостью, благословенным убежищем вставал лес, и каждое дерево было воином, готовым защитить их… если они успеют.

— Еще… немного…, - выдохнул Тартис.

Что-то в ее ноге щелкнуло, жуткая боль пошла по кости вверх. Иласэ вскрикнула, споткнулась.

— Что?!! — в голосе Тартиса плеснулась паника.

— Ничего! — почти прорыдала она, заставив себя продолжать бег.

— Давай же, беги! — Тартис определенно заметил ее хромоту. — В Бездну, Иласэ! Я не смогу нести тебя в этот раз! Беги!

На востоке проявились первые маленькие звездочки, из-за горизонта начала выползать бледная круглая луна.

Боль в ноге усилилась в несколько раз, бег стал еще более неуклюжим, пошатывающимся. Где-то позади девушки, слева, зашелестела трава.

Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет только ветер!

Но Иласэ знала: нечто совсем другое издало этот звук.

Тартис оглянулся. В последних лучах садящегося солнца она отчетливо видела каждую, самую мелкую, черту его побледневшего лица. Он тоже услышал этот звук, бросил на нее еще один, последний, взгляд, и Иласэ поняла, что решение принято.

Темный прорычал что-то неразборчивое, а потом на полной скорости помчался к лесу, оставив ее позади.

Отчаянье загнанного животного охватило Иласэ, какая-то часть ее хотела просто остановиться и сдаться на милость судьбы: что толку мучится, ей все равно не успеть добраться до леса!

На этот раз трава зашелестела в другом месте, и Иласэ отчетливо услышала доносящееся оттуда нежное курлыканье. Это был очаровательный звук, в другом месте и времени заставивший бы ее растаять от умиления и обязательно остановиться посмотреть. Вместо этого девушка поняла, к своему огромному изумлению, что способна бежать намного быстрее.

Тартис уже достиг переднего края деревьев, скрылся внутри, и Иласэ подумала, что видит его в последний раз.

Трава за спиной шелестела все громче, все отчетливее звучало нежное курлыканье, в котором теперь прорезались вопросительные нотки: Кто здесь? Кто здесь? Кто пришел к нам? Кто хочет поиграть с нами?

Дикий приступ паники заставил девушку полностью забыть о боли в ноге.

Десятки дюжин отливающих серебром пушистых шариков всплыли над травой, двигаясь в удивительно красивом танце, перемигиваясь огнями. А когда на них упал бледный лунный свет, чирикающее курлыканье слилось в хор, создавая прекрасную и необычную мелодию для веселого похоронного празднества.

Слезы текли по лицу Иласэ, смешиваясь с дорожками пота на щеках.

Один из сияющих огоньков восторженно дернулся в ее сторону, в курлыканье вплелась нотка триумфа, и под травянистым покровом что-то теплое и тяжелое коснулось ноги Иласэ. Девушка споткнулась, вскрикнула, рядом зигзагообразно прогнулась трава, а потом невидимое сверху существо вновь метнулось к ней.

До деревьев Иласэ оставалось едва ли больше тридцати шагов.

Еще две невидимки скользнули мимо: одна впереди, другая за спиной. Потом вернулся самый первый, и невидимые когти и зубы впились в ее ногу, заставив закричать. Она споткнулась, упала на бок, пытаясь отбросить от себя существо, слыша, как за спиной смертным приговором приближается травяной шелест.

Во внезапно разлившемся вокруг ярком свете Иласэ впервые смогла рассмотреть вцепившегося в нее зверя. Он выглядел, как жуткая пародия на кролика, но размером с годовалого волка. У существа были огромные красные глаза, но на голове торчком стояли обычные кроличьи уши. Зверь щерил на нее квадратные передние зубы, столь естественные для безобидного грызуна, но за ними вторым рядом виднелись клыки, достойные матерой акулы. Его мех был золотисто-коричневого цвета, сквозь который просвечивала фиолетовая кожа. Острые загнутые когти напоминали ястребиные, а хвост был тонким и длинным, как у крысы.

На какое-то мгновение Иласэ оцепенела: ей почудилось, что этот монстр, о существовании которого она прежде даже не слышала, — месть всех кроликов, съеденных ею. Потом девушка задалась вопросом, откуда идет свет.

Дарен, в каждой руке которого было по пылающему факелу, поджигал траву. Курлыканье сменилось рычанием. Существа вставали на задние лапы, скаля зубы на неизвестную угрозу. Несколько метнулось в сторону Темного.

— Тартис, что ты делаешь? — закричала Иласэ.

Два существа попытались атаковать Темного, но торопливо отпрыгнули назад, опалив морду и передние лапы.

Иласэ с трудом встала на ноги и торопливо захромала к лесу. Тартис, даже не посмотрев в ее сторону, вновь взмахнул своим импровизированным оружием, и яростное рычание сменилось воплями агонии: несколько существ с подпаленным мехом запрыгали прочь.

— Тартис, хватит! — закричала Иласэ, — иначе загорится все поле!

— Точно! — крикнул он в ответ, — я выжгу дотла это проклятое место! Поджарю мерзких ублюдков!

— Но лес тоже загорится! Вместе с нами!

Однако Тартис не слушал ее.

— А так тебе нравится?!! — с маниакальным блеском в глазах он ткнул факелом в морду ближайшего псевдо-кролика.

Языки пламени поднимались все выше, яростные, жадные. Длинные тени дергались по траве, достигая деревьев.

— Тартис, я истекаю кровью, — это получилось больше похоже на стон. Как ни странно, ее слова притушили его ярость. Иласэ видела, что Тартис слегка заколебался.

— Думаешь, мне не все равно? — однако он отступил назад, к лесу, продолжая держать факелы перед собой. Существа наблюдали за ними из травы, почти невидимые, лишь блестели в отсветах огня их красные круглые глаза.

Ветер сменил направление, моментально окутав людей клубами дыма. Иласэ надрывно закашлялась:

— Пожар! Нужно выбраться отсюда…! — новый приступ кашля заставил ее замолчать. А огонь распространялся с невероятной скоростью, пожирая сухую к концу лета траву.

Вот они уже за первой полосой деревьев. Иласэ прижалась к стволу, сползла по нему вниз, пытаясь отдышаться. Тартис подхватил ее за талию, довольно грубо вздернул на ноги. Иласэ со всхлипом вцепилась в него, и юноша потащил ее дальше в лес.

— Подожди!

— Что? — раздраженно отозвался Темный.

— Надо… лозу… Если найдем воду — больше шансов выжить.

Дерганными движениями он открыл Тойше, вытащил оттуда ее мешок. Лоза, как всегда, была привязана сбоку. Иласэ едва успела сжать ветку в ладони, как Тартис закинул ее свободную руку себе на шею:

— Куда?

— Смотри! — выдохнула Иласэ, когда лоза дернулась, показывая направление, и они заторопились, спотыкаясь, по черному лесу.

Через какое-то время девушка осознала, что запах дыма исчез, воздух стал свежим и прохладным, паникующие вопли животных стихли.

— Тартис!

— Что теперь? — буркнул он.

— Думаю, все в порядке, мы можем остановиться.

Он покачал головой:

— Ты никогда прежде не путешествовала ночью. Нам нужно продолжать идти.

Иласэ поежилась от мрачности его тона: что же такое Тартис знал или видел? Ночи, проведенные за защитным кругом, уменьшили ее страх темноты, она начала верить, что ночной лес не отличался от дневного. Похоже, ошибалась.

Мерный шум текущей воды впереди приветствовал их. Река, и, должно быть, широкая, — свет их факела не достигал противоположного берега.

Иласэ, во рту которой пересохло до боли, сразу бросилась к воде. Тартис грубо схватил ее и дернул назад, заставив ойкнуть от неожиданности.

— Тихо! — прошипел он.

— Что ты делаешь? — воскликнула Иласэ возмущенно, пытаясь вырвать руку, которую он сжимал, как клещами.

— Нельзя идти к воде, если не видишь, что в ней, — ответил он.

Конечно, Тартис был прав. Не устань она так, поняла бы это и сама. Однако почему-то попыталась спорить:

— Это всего лишь река!

— Ну да, — согласился он, — а там было всего лишь пустое поле, — и довольно сильно отпихнул ее от реки назад, к лесу, так что Иласэ споткнулась и чувствительно приложилась о каменистую землю местом пониже поясницы.

— Хватит меня толкать!

Тартис фыркнул и сунул ей в руку факел, второй он бросил еще в поле:

— Подержи-ка!

Потом подобрал с земли длинную толстую ветку, взвесил в руке и осторожно начал спускаться по пологому берегу.

Конец палки с громким всплеском ударил по воде. Они оба замерли, напряженно вслушиваясь в тишину, но ночь не донесла до них никаких звуков, кроме мерного шелеста текущей воды.

Однако Тартис колошматил по воде еще не меньше пяти минут, и успокоился лишь ввиду полного отсутствия атакующих.

Они пили до тех пор, пока вода не начала течь, казалось, даже в венах.

Тартис заговорил первым:

— Нужно ли нам пересекать реку? Мы можем утонуть, но лучше уж так, чем сгореть заживо, — голос его звучал удивительно спокойно.

Иласэ поежилась: да-а. Они обсуждают, уже не как выжить, а как менее болезненно умереть. Хороший показатель того, в каком состоянии их дела.

— Думаю, лес не загорится.

— Но там ты сказала… — с угрозой в голосе начал Тартис.

— Там я едва ли могла толком думать, — перебила она его сердито, — на меня только что напали, вся нога в крови, а поле пылает! — девушка глубоко вздохнула, — Помнишь, какие именно деревья стояли в первом ряду у поля?

— Какие? — Тартис явно не утверждал себя их разглядыванием.

— Кажется, Золотые Лиственницы. Я тогда не сообразила, — добавила Иласэ с покаянным видом, — но им не страшен огонь. Священные деревья не пустят пожар в лес.

— Ты уверена, что это были именно они? А если нет?

Иласэ пожала плечами:

— Тогда мы превратимся в жаркое. Если так, нам следует попытаться пересечь реку.

Вместо ответа Тартис забрал у нее факел, воткнул в землю рядом и наклонился исследовать ее рану. Иласэ напряглась, внимательно наблюдая за его действиями.

Рану покрывало несколько слоев засохшей крови и грязи, так что разглядеть что-то в неровном свете факела было сложно. Девушка подумала, что еще пару недель назад вполне могла бы упасть в обморок, увидев такое на своей ноге.

Тартис оторвал от своего плаща длинную полосу, смочил в воде и начал осторожно омывать ее рану. Только сейчас Иласэ подумалось, что именно из своей одежды Тартис и сделал факелы.

— Царапины не такие уж глубокие, — нейтральным тоном произнес Темный, касаясь кожи вокруг раны. Движения его пальцев были очень нежными.

Тартис вел новую игру.

Помощь ей шла в разрез со всем, во что он верил, но, все же вынужденный помогать, Темный нашел собственный способ справиться с дилеммой. С тех пор, как Тартис на руках отнес Иласэ к деревьям, он при каждой возможности демонстрировал самые куртуазные манеры, стараясь при этом сделать ей как можно больнее.

Тартис предупредительно собрал хворост для костра и разжег огонь, а потом, когда Иласэ не ожидала, толкнул ее в спину, и девушка до волдырей сожгла руку. Позднее в тот день, перебираясь через глубокий поток, Иласэ оступилась на скользком камне. Тартис подхватил ее, не дав упасть, но стоило ей повернулась к нему с намерением поблагодарить, схватил за плечи и сунул под воду. И лишь когда казалось, что он действительно готов утопить ее, отпустил, и Иласэ вынырнула на поверхность, отплевываясь и жадно хватая ртом воздух. И Темный подхватил ее на руки, как ребенка, и вынес из воды.

С тех пор он был с ней подчеркнуто внимателен и нежен, и не упускал ни малейшей возможности причинить боль. Этот Тартис пугал ее до полусмерти. Странное изменение в его поведении вызывало у Иласэ ужас, и она представления не имела, как теперь себя с ним вести. Она пыталась игнорировать его, кричать на него, бросать в него камнями. Никакого эффекта.

— Думаю, эти существа просто хотели заставить тебя упасть, — задумчиво проговорил Тартис, разглядывая ее раны, — они явно предпочитают пожирать еще живую добычу, — похоже, страх, отразившийся в ее глазах, доставил Темному немалое удовольствие.

— А вот эти ранки довольно глубокие, — произнес он ласково, проводя кончиками пальцев рядом со следами укуса, — тебе не приходило в голову, что эти звери могут переносить бешенство?

Иласэ задержала дыхание, отказываясь пугаться дальше. Какое-то время они безмолвно мерялись взглядами. Потом Тартис резко впился в самую глубокую ранку ногтями, и девушка вскрикнула от боли. Темный довольно усмехнулся.

— Заткнись! — яростно прошипела Иласэ.

— Не волнуйся, — мурлыкающим тоном проговорил Тартис, — если у тебя изо рта пойдет пена, я помогу, — он сжал ее лицо в своих ладонях, наклонился к ней, — Тебе будет совсем не больно: я просто сверну твою шею, вот так…

— Прекрати! — Иласэ дернулась назад, пальцы напряглись, сжимаясь на манер когтей горгульи — если Темный попытается что-то сделать, она выцарапает ему глаза. Тартис засмеялся и быстро отпустил ее.

— Дай мне свой нож! — потребовала она.

Смех моментально стих:

— Я сказал: нет!

— Во имя Первых, Тартис, не будь идиотом: мне нужно чем-то перевязать рану!

Он хмыкнул:

— Ладно.

Иласэ растерянно ойкнула, когда Тартис стащил с нее плащ и весело насвистывая, принялся нарезать материал пластами. Иласэ тоскливо взглянула на свое укорачивающееся одеяние: с Темного станется изрезать все, лишь бы позлить ее. Взгляд девушки невольно остановился на сияющем серебряном кинжале: он был так ярок, так прекрасен сейчас, и, если она не ошибалась, горел все ярче с каждым прошедшим днем.

Иласэ вновь задалась вопросом, что именно способен делать магический клинок: все попытки разговорить Тартиса на эту тему успеха не имели. Несмотря на свою внешнюю простоту, кинжал казался Иласэ самым красивым оружием, которое она когда-либо видела. Девушке ужасно хотелось подержать его в руках, хотя бы несколько секунд. Ей не раз уже приходила в голову мысль забрать кинжал, пока Тартис спит. Может, увидь он, что ее прикосновение не вредит кинжалу, позволил бы хоть иногда им пользоваться…

Иласэ моргнула, сбрасывая оцепенение, и заметила, что клинок больше не двигается. Подняла голову и встретилась взглядом с Тартисом, который смотрел на нее обвиняюще:

— Прекрати это, — процедил он; ладонь, сжимающая кинжал, напряжена так, что побелели костяшки пальцев.

— Извини, — пробормотала Иласэ, — дай мне мою сумку.

Раздраженный, он вытащил мешок из Тойше и с силой швырнул в нее, попав по больной ноге, да так, что она невольно всхлипнула. И тут же зажала рот ладонью, когда, «заботливый» спутник резко повернулся к ней:

— У тебя все нормально? — голос Тартиса звучал встревожено, словно он и впрямь переживал о ее самочувствии. Иласэ с трудом сдержала рвущийся наружу истерический смех:

— Да, — выдавила она.

Какое-то время Тартис внимательно смотрел на нее, словно не веря, потом — Иласэ подавила облегченный вздох — все же отвернулся, решив, должно быть, что на сегодня с нее хватит.

Из сумки Иласэ выудила несколько листьев Куаши — не совсем то, что надо бы, но ничего другого нет, а так растение поможет очистить рану от заразы.

Когти этих существ — не ядовитые, доказательства тому — живой Тартис. А вот клыки? Исследователь в Иласэ отнюдь не горел желанием проводить фатальный эксперимент на себе.

Только сейчас, имея возможность вернуться мысленно ко вчерашнему дню, девушка осознала, насколько им с Тартисом повезло. Не отдыхай они вчера весь день, были бы сейчас уже убиты и съедены.

Весь прошлый день они только делали, что ели и спали, а еще Иласэ прилагала все усилия, желая оставаться как можно дальше от Тартиса, цеплявшегося к ней по любому поводу. Как в тот раз, когда Темный испек результаты своей третьей охоты, с довольным видом сообщил, что по вкусу змея напоминает курицу, после чего попытался накормить ее несчастной рептилией. Только пара направленных в его голову камней отвратила Тартиса от идеи силой расширить ее рацион.

Как только солнце село, Тартис по своему обыкновению ушел из лагеря, но уже через полчаса вернулся, с лицом и грудью, залитыми кровью. И немедленно велел Иласэ обновить охранный круг. Кровь щедро бежала по располосованному лицу, превращая его в жутковатую маску, но круг беспокоил Тартиса куда больше собственных ран. Но и когда Иласэ закрыла защиту, Тартис остался стоять, судорожно сжимая рукоять кинжала, тяжело дыша.

Даже после встречи с тьягошем Иласэ не видела Темного таким: каждое движение юноши стало резким, напряжение, исходившее от него, почти осязаемым, выражение глаз, как у загнанного волка. За прошедшие дни Иласэ научилась определять состояние Тартиса, и могла бы поклясться: Темный был в ужасе.

— Во имя Первых, Тартис, что с твоим лицом? — Иласэ за плечо развернула его к огню, чтобы лучше рассмотреть рану. — Кто это сделал?

Он нетерпеливо сбросил ее руку, отталкивая в сторону:

— Приготовься! Возможно, придется бежать.

Они ждали, но ничто не приблизилось к лагерю.

— Тартис, нужно что-нибудь сделать с твоей раной.

Он не слышал.

— Я должен убедиться, — пробормотал он самому себе и вышел из круга.

— Ты хочешь туда вернуться? — растерянно спросила Иласэ. Вот он, перед ней, напуганный сильнее, чем когда-либо прежде, и хочет вернуться к тому, что, очевидно, и нанесло раны. Почему он не бежит от этого прочь? Темные ведь всегда бегут.

— Если услышишь какие-нибудь звуки, и это буду не я — мчись отсюда! — приказал он.

— Я иду с тобой!

Тартис ничего не ответил на ее заявление, но помог подняться на ноги, когда девушка запнулась о невидимую в темноте кочку.

Было полнолунье, и потому сравнительно светло для осенней ночи, однако Иласэ поразила легкость движений Тартиса, в то время, как она постоянно запиналась о ветки и камни, то и дело проваливалась в мелкие ямы.

Тартис довел ее до самого края рощи, к тому месту, где начиналось поле, и Иласэ чувствовала растущее в нем с каждым шагом напряжение.

Потом деревья кончились, Иласэ увидела поле. И ахнула от восхищения.

Залитое лунным светом, оно казалось волшебным озером, сияющим изнутри. Легкой рябью, отсвечивающей серебром, пробегали травяные волны, и над шелестящей поверхностью плыли по воздуху тысячи сияющих пушистых шариков, танцевали в такт бесшумной лунной музыке, образуя гармоничные узоры.

— Как красиво! — очарованно проговорила Иласэ.

Тартис хмыкнул, поднял с земли ветку покрупнее, и, раскрутив над головой, швырнул вперед. С мягким шмяком ветка приземлилась, шелест травы стал громче — она зашевелилась по всему полю, и воздух наполнил чирикающий и попискивающий хор. Какое чудо. Поле вовсе не пустое, как сперва подумала Иласэ, оно оказалось полно животными, скрывающимися в траве.

— Прелесть, — прошептала девушка. Тартис на это одарил ее презрительным взглядом. В траву полетел крупный камень, в то же самое место, где упала ветка. И тотчас все поле взорвалось движением, нежное воркование сменилось воплями. Трава сгибалась, показывая, как сотни невидимок метнулись к месту падения камня. До края рощи отчетливо донеслось гневное рычание.

— Что…, - Иласэ запнулась, — что это такое?

Тартис шагнул вперед, пока не оказался совсем рядом с первыми порослями травы.

— Эй! — крикнул он, — вот он я! Прямо здесь! Хватайте меня!

В мгновение ока всякое движение на поле замерло, оно вновь превратилось в тихое неподвижное озеро посеребренной травы.

— Тартис, что ты делаешь?!!

— Эй!!! — крикнул он вновь.

И ждал.

Молчание.

— Чрик? — подало голос одно из существ.

Снова тишина.

— Что они такое? — спросила Иласэ, когда Тартис вернулся к ней, определенно довольный тем, что сейчас произошло.

— Не знаю, не разглядывал, — отозвался он, — я пошел в поле охотиться, увидел движение и решил, что это кролик, — Тартис резко, лающе засмеялся, — кролик, который почти разодрал мне лицо.

— Ты говоришь о животных, которые издавали это милое чириканье? — Иласэ бросила нервный взгляд в сторону поля.

— Да-а, очень милое, — насмешливо протянул Темный, — чирикающие зверьки, которыми ты так восхитилась, вроде наземных пираний; потому-то в поле больше нет никаких других животных. Умные не заходят в траву, а глупых сразу же съедают.

— Зачем ты вернулся сюда?

— Должен был убедиться, что эти существа не способны выходить из травы. Едва сумел убраться отсюда, когда они атаковали меня. — Юноша машинально коснулся рукояти кинжала, — я запаниковал и вытащил оружие. Обычно я пользуюсь им без проблем, но когда нужно драться, он пьет из меня силу.

При этих словах Иласэ вздрогнула.

— Мне повезло свалиться уже за пределами поля, — продолжил Дарен, — и они не вышли прикончить меня. В роще, я думаю, мы в безопасности.

Они вернулись в лагерь, Дарен смыл с себя кровь, и Иласэ осмотрела его раны.

Юноша стоял перед ней, сняв рубашку; поблескивающие в свете костра капли воды еще скатывались по его лицу и голой груди, под гладкой бледной кожей отчетливо проступал рельеф мышц. Глаза сейчас казались почти черными, глубокими, как два бездонных колодца, а белые волосы в лунном сиянии напоминали ореол святого, хотя никто не может быть так далек от святости, как Темный. Да и будил вид Тартиса в Иласэ отнюдь не мысли о высоком. Дыхание девушки сделалось прерывистым, внутри что-то невидимое судорожно затрепыхалось.

К счастью для всех присутствующих, Тартис очень устал и потому без возражений позволил Иласэ суетиться вокруг него, и не замечал, что иногда ее взгляд и прикосновения длились дольше необходимого.

Его раны, хоть и довольно кровавые, оказались поверхностными: скорее просто глубокие царапины.

Следующим утром Тартис разбудил Иласэ на рассвете. По покрасневшим глазам было понятно, что для него прошедшая ночь оказалась бессонной.

— Поле пусто, они ушли.

Спрашивать, кто именно, надобности не было. Теперь им предстояло за день пересечь степное море травы и до заката добраться до почти невидимых на горизонте деревьев.

Глава 21. У тебя есть право на жизнь? Неужели?

Голос Тартиса вернул Иласэ к настоящему:

— Итак, ты видела этих существ?

— Да уж, — девушка поежилась.

— И что они такое?

Хороший вопрос.

— Я не знаю.

Тартис презрительно скривился:

— Последнее время ты стала совсем бесполезна.

Иласэ мрачно взглянула на него, не в силах определить, была ли это завуалированная угроза, или Темный всего лишь высказал ей свое пренебрежение.

— Я не могу знать всего! — ответила она резко, заворачиваясь в изрядно укороченный плащ и придвигаясь ближе к огню, — что теперь?

— Что значат твои «что теперь»? — прошипел Тартис, — Мы ведь идем по компасу, так? Или из-за тебя мы потерялись? Если да, то клянусь…

— Сон — это лучшее, что можно сделать в нашем положении, — перебила она его торопливо. — Если лесной пожар все же приблизиться, мы задохнемся от дыма намного раньше, чем сгорим, так что ничего не успеем почувствовать.

— Сколько оптимизма, — пробормотал Тартис.

Иласэ прикрыла рукой зевок:

— Ложись спать, я посторожу.

Темный презрительно хмыкнул:

— Ну да, и заснешь в течение часа. Ты ведь всего лишь слабая и бесполезная ствура.

Иласэ растерянно моргнула: Тартис решил, что сейчас самый подходящий момент обсудить идеологический бред, каким пичкают Темные своих детей? Тартис смотрел на нее, прищурившись, его серые глаза казались почти черными.

Девушка понимала, что рано или поздно этот разговор должен был состояться. И что, теперь ей нужно доказывать собственное право на жизнь?!!

— Ствуры владеют Силой, — продолжил Тартис, — но они отличаются от настоящих магов, от потомков Первых. Их головной мозг имеют другую структуру и несколько меньше по объему, хуже развита мышечная масса, жизненный цикл в два раза короче, и они подвержены всевозможным болезням.

— Где ты набрался этой чуши? — не выдержала Иласэ, — мой мозг меньше твоего? Да я умнее, чем ты когда-либо будешь!

Тартис сладко ей улыбнулся:

— Вот потому-то, моя дорогая Иласэ, ты в своем роде уникум, выродок среди выродков. Ты ведь единственная ствура за последние четырнадцать выпусков, которая может похвастаться, наравне с благородными Кэйросами, личным вниманием нашего дражайшего Старшего магистра. Ты — результат необычной мутации, которые порой бывают у местных. Например, иногда у них рождаются дети с шестью пальцами или хвостом.

Лицо Иласэ гневно вспыхнуло: стало быть, он, в компании таких же ограниченных друзей, обсуждал ее, пытался понять, почему низкорожденной ствуре все ритуалы даются с такой легкостью, почему ее уровень Силы такой же, как у Кэйросов, если не превосходит их. Конечно, проще всего отмахнуться и не признать в ней человека, не признать равного.

— И кто же так решил? — сквозь зубы процедила девушка.

— О, ты удивишься, — промурлыкал Тартис, — но у Светлой госпожи Сиранн есть насчет тебя кое-какие любопытные теории.

От горечи у Иласэ перехватило дыхание, но она постаралась скрыть, как больно задело ее упоминание об этом предательстве.

— Да, — продолжал Тартис, который все же заметил ее расстройство и теперь копал глубже, — после знакомства с благородной Сиранн я действительно поверил, что когда-то мы, маги, были единым народом. И среди Светлых есть разумные люди.

— По-твоему, все, кто жил в этом мире до прихода Первых, — не люди? — не выдержала Иласэ, — да, я принадлежу этому миру полностью, в отличии от тебя, но во мне зародилась магия. Что же в этом странного?

— Видишь ли, мы уже много веков изучаем феномен ствур, — Тартис задумчиво покачал головой, — на самом деле ты и тебе подобные вовсе не принадлежите этому миру. Например, вы не можете размножаться, кроме как друг с другом, в среде таких же ствур; ни с обычными людьми, ни с потомками Первых у вас не может быть общих детей… Кроме того, воплощения чистых стихий отторгают вас, или ты не знала? И вы на самом деле крадете наш дар…

Когда, двадцать пять веков назад, на свет появилась первая ствура, мы не пользовались кольцами, доступ к Силе был открыт для нас и так. Хроники тех лет рассказывают, как появление таких, как ты, удивило и заинтриговало предков. Но очень скоро у моего народа начались проблемы, ты и сама можешь их прекрасно перечислить: отторжение стихий, сужение магического потока, падение рождаемости, и многое другое… Именно тогда нам пришлось создать станиновые кольца, а прямой доступ к Силе заменить на медленные ритуалы. Помнишь историю?

— Никто не смог доказать, что в этом виноваты именно мы! — Иласэ вскочила на ноги, — Темные просто подтасовали факты! Не забывай, именно тогда наш мир проходил сквозь хвост кометы, а в защищающих от Бездны щитах появились первые трещины!

Тартис выглядел невозмутимым:

— Я же сказал, мы проводим исследования, и там учитывается все. Вывод простой: или мы, или вы. Еще несколько веков — и сосуществование станет действительно невозможным. Ты ведь не удивишься, Иласэ, что моя раса предпочтет собственное выживание?

— И что вы собираетесь сделать? Что вы вообще можете сделать? Светлых не меньше, чем вас, но они никогда не согласятся с вашими, притянутыми за уши, доводами! И не говори мне о Сиранн — если ты и не соврал о ней, таких, как она, среди Светлых единицы! Так что, вы устроите новую войну и еще больше обескровите собственный народ?!! Скажи мне, Тартис!

Темный тихо засмеялся:

— Все просто, ствура. Мы разрабатываем ритуал. Новый, очень полезный ритуал. Все ствуры будут умирать после первого проявления своей Силы. Мы ведь не чудовища, нам не нужны реки крови — так что ваши детки на следующий день просто не проснутся. Очень гуманно — ты согласна? А что до вас, уже живущих и ставших магами — мы подождем, пока вы вымрете сами, мы ведь живем значительно дольше.

— Ты… ты… — Иласэ больше не могла ничего произнести, чувствуя, как внутри нее все переворачивается от ужаса. Она даже не знала, что сказать: столь много разных эмоций боролось в ней. И девушка сама удивилась следующим словам:

— Ты имеешь хоть какое-нибудь представление, как ужасно это может отразиться и на вас? Что, если на самом деле мы — одно и то же? И этот ваш ритуал уничтожит всех: не только нас, но и Светлых, и Темных! Что, если твои собственные дети начнут умирать во сне?

Что-то на миг дрогнуло в его глазах, но тут же исчезло:

— Поверь, такой ошибки мы не сделаем.

— Почему ты говоришь мне это? — устало спросила Иласэ, — знаешь ведь, что я расскажу магистрам.

Тартис рассмеялся и придвинулся к ней поближе:

— Я могу сказать тебя все, что захочу. Могу рассказать, где находится замок Повелителя и как туда незаметно проникнуть. Могу назвать ключи тайной переписки и поведать, чем тайно занимаются эмиссары Повелителя на востоке и как выходят на связь друг с другом. Я могу рассказать тебе все это, и мне ни о чем не придется беспокоиться. Знаешь, почему? — Тартис наклонился к Иласэ, глядя теперь ей в прямо глаза с любовной злобой, как испорченный мальчишка смотрит на стрекозу, прежде чем оторвать ей крылья.

Девушка взглянула на него в ответ, чувствуя странное оцепенение:

— Потому, что ты собираешься убить меня, — прошептала она тихо. Одинокая слезинка скользнула по щеке.

Тартис проводил взглядом искрящуюся в огне капельку:

— Не плачь об этом, — укорил он мягко, и погладил Иласэ по голове, словно она была его домашней собачкой. Задержал движение руки, чтобы накрутить на палец шоколадный локон. — Если нам повезет, лес убьет тебя прежде. Так или иначе, только один из нас выберется отсюда живым.

Иласэ прикрыла глаза, чувствуя, как в душе отмирает что-то важное, покрывается ледяной коркой:

— Я плачу не поэтому, — тон ее безжизненного голоса нес угрозу, и Темный на мгновение замер, оценивая. Но он не понял, да Иласэ и не ожидала, что он поймет. Потом Тартис поднялся и исчез в лесу.

Глава 22. Человек — лучший друг оружия

Утром оказалось, что река, возле которой они разбили лагерь, была не меньше пол лага шириной, с быстрым течением. Вчера они бы не сумели пересечь ее.

Ни один не упомянул о предыдущей ночи. Собственно, они вообще ни о чем не говорили. Компас все также показывал на юго-запад, но теперь они шли по лесу, вдоль реки.

Только ближе к полудню Иласэ поняла, что вызывает у нее непонятное ощущение дискомфорта, которое первоначально она отнесла к своему беспокойству о ранах: Тартис молчал. За весь день он не произнес ни слова.

Это было пугающе, если вспомнить, что говорить Темный был способен часами. Невольно всплыло воспоминание о призрачном двойнике, насланном тьягошем.

— Тартис? — произнесла она неуверенно.

— Что? — он недовольно повернулся в ее сторону. Хороший знак. Иласэ осторожно шагнула к нему, и, игнорируя подозрительный прищур серых глаз, ткнула пальцем в плечо. Тартис оказался вполне материален.

— Спятила? — спросил он хрипло.

— Ты в порядке?

Злой взгляд в ответ.

Ладно.

Недовольный, что Иласэ прервала его размышления, в следующие пять минут Тартис дважды больно толкал ее в спину, пока она не заорала на него.

Девушка продолжала наблюдать за своим спутником весь день, но, кроме чрезмерной неуклюжести, ничего странного не обнаружила.

К закату Иласэ чувствовала себя невероятно вымотанной и была рада, наконец, разбить лагерь. Тартис не спорил, все также предпочитая молчать.

— Почему бы тебе не поспать?

— Я не устал, — тон его был резким. Иласэ пожала плечами и вытащила из сумки несколько съедобных корешков:

— Хочешь?

— Я не голоден.

Явная ложь.

— Как это возможно? Я вот умираю с голода.

— Ты толстая, — презрительный взгляд в ее сторону. Иласэ хмыкнула: только страдающий от галлюцинаций мог назвать ее толстой после почти двух недель блужданий и полуголодного существования:

— Придумай что-нибудь получше.

Тартис повернулся и пошел в лес. Брови Иласэ полезли на лоб: не было такого прежде, чтобы Тартис избегал скандала.

— Куда ты идешь?

— Хочу убить кого-нибудь.

Весело.

Подумав, Иласэ решила последовать собственному совету и поспать.

Разбудил ее запах жарящегося мяса: Тартис готовил… что-то. В освежеванном виде, да с его странными пристрастиями, сказать точно было невозможно.

— Можно мне немного?

Тартис на несколько мгновений перестал запихивать обжигающе-горячие куски мяса в рот:

— С какой стати?

— Потому, что я голодна? Потому, что я делилась с тобой едой?

Желание делится с ней добычей Темного явно покинуло. Иласэ задумалась, какую сделку сможет предложить ему в обмен на еду.

— Я это поймал, это мое! — тело Тартиса напряглось, словно он ожидал, что она сейчас прыгнет и выхватит у него добычу.

— Ну ладно, — девушка пожала плечами, — если ты настолько голоден.

Тартис встал, не отрывая от нее взгляда, бросил мясо в грязь и несколько раз с силой наступил на него, после чего зашвырнул получившийся ошметок в реку.

— Ты придурок! — Иласэ в гневе сжала кулаки.

— Я ответил на твой вопрос? — лениво протянул Темный.

— Что?

— Ты спросила, можно ли тебе. Вот. Иди, лови.

О, как в этот момент ей хотелось придушить его, иметь достаточно силы в руках, чтобы свернуть ублюдку шею:

— Сколько тебе лет, шесть? Ведешь себя, как мерзкий испорченный мальчишка!

— Заткнись! — он шагнул к ней с явным намерением ударить.

— Только попробуй, я раскрою тебе голову! — Иласэ схватила с земли пару подходящих булыжников.

Тартис поморщился и сделал шаг назад, глядя на нее, как кот, в морду которого плеснули водой. Потом он внезапно потерял к Иласэ интерес и уселся на берегу реки, рассеянно играя с кинжалом.

Иласэ решила поискать для себя что-нибудь съестное, и когда, пару часов спустя, вернулась, он сидел там же, в той же позе. Серебряный клинок в его руках слабо светился.

Когда она заново разожгла огонь, Тартис неуверенно поднялся, и, шатаясь, как пьяный, медленно пошел к костру. Поскользнулся, с размаху упал на четвереньки, содрав на ладонях кожу.

— Тартис, да что с тобой?

— Мм… порядке… — отозвался он, с третьей попытки поднимаясь на ноги. Иласэ с тревогой отметила нездоровую бледность его кожи и остекленевший взгляд. Что-то с ним происходило, и только на недосып и хроническую усталость списать это не получалось.

— Тартис, — проговорила она медленно, намеренно спокойным тоном, — мне кажется, ты болен.

— Не-е, здоров, — тягучим пьяным голосом ответил Темный.

— Тебе нужно отдохнуть.

— Ж-ждешь, пока я з-засну? — спросил он подозрительно, растягивая слова.

Может, его состояние — результат отравления?

— Что за животное ты сегодня съел?

— Какая тебе разница? — теперь в его голосе в равных долях перемешались гнев и страх, — Ты все время наблюдаешь за мной! Я вижу! Я все вижу! Вы… вы, ствуры, хотите убить меня! Отравить! — он ткнул в ее сторону ножом, и Иласэ торопливо отпрыгнула.

С каждой секундой Тартис вел себя все более странно. И девушка ни разу не видела кинжал таким ярким, как сейчас. Излучаемый им свет резал глаза. В нынешнем состоянии Тартис слишком неуклюж, чтобы поймать ее, но магический клинок мог ранить и на расстоянии.

Спятивший Темный с магическим кинжалом. Что еще на очереди?

— Тартис, успокойся, — она старалась говорить спокойно, но голос невольно дрогнул. Нужно забрать у него клинок.

— Тартис, положи нож, — Иласэ поняла, что не стоило этого говорить, едва закончила фразу.

Глаза Тартиса расширились, он угрожающе протянул светящееся лезвие в ее сторону:

— Я сказал, ты его не получишь! Глупая ствура! Это мой клинок, мой, а не твой, и не Амадея! Ха, он думает, что он лучше меня. Думает, что я недостоин быть его сыном! И ты тоже считаешь себя лучше меня. Ты и этот твой проклятый Кэйрос! Я убью его!

Иласэ решила сменить тактику:

— Хорошо, убей его, — она старалась говорить успокаивающе, как с опасным сумасшедшим.

— Да? — Тартис посмотрел на нее, слегка удивленный.

— Конечно. Я тоже ненавижу Кэйроса. Он… он Светлый.

— Да! — громко согласился с ней Тартис, — проклятые Светлые все портят! Они и эти ствуры! Я ненавижу их! — лезвие раскалилось уже добела. Волосы Тартиса начали слегка шевелиться на ветру. На ветру, которого не было.

Иласэ больше не сомневалась: причиной странного поведения Темного был кинжал. Нужно забрать его! Забрать у Тартиса!

Девушка шагнула к нему, но быстро опомнилось: да что с ней такое! Тартис разрежет ее на кусочки прежде, чем она сумеет что-то сделать.

Внимание Тартиса вновь полностью вернулось к кинжалу. С каждым мгновением его кожа становилась все белее, дыхание — более хриплым и прерывистым.

«…обычно я могу пользоваться кинжалом без проблем, но когда нужно драться, он… он выпивают всю мою силу.» — Именно это сказал Тартис два дня назад. Понятно, почему Темный стал непривычно молчаливым, усталым и неуклюжим.

Иласэ смотрела, как юноша тяжело опустился на траву, ласково баюкая кинжал в руках. О ее существовании Темный забыл напрочь. Если…

Тартис протестующе закричал, когда она схватила запястье его правой руки, пытаясь вырвать клинок. Но в момент, когда пальцы девушки коснулись рукояти, резкая боль пронзила все ее тело, потом невидимая сила отшвырнула Иласэ в сторону.

С яростным воплем Тартис бросился на нее, прижав к земле своим весом. Одной рукой схватил за горло, другой поднял кинжал, лицо юноши превратилось в уродливую маску ненависти.

Иласэ вцепилась в его руку с кинжалом, но даже сейчас, ослабевший, Темный был намного сильнее ее.

— Тартис, хватит! Тартис, пожалуйста, прекрати!

Он замер, взгляд стал растерянным:

— Иласэ?

— Да, да, это я! — прорыдала она, — Прекрати, Тартис!

— Иласэ? — повторил он неуверенно, с интонациями маленького ребенка.

— Тартис, пожалуйста, убери нож! — повторяла, всхлипывая, девушка.

Казалось, Темный не слышит. Рука, сжимавшая горло, расслабилась, кончики пальцев погладили ее по щеке:

— Почему ты такая хорошенькая? — прошептал Тартис хрипло. Потом его глаза закатились, и все тело обмякло.

Какое-то время Иласэ просто лежала, отходя от шока, слыша, как сердце все еще колотится в груди испуганным воробьем. Первая мысль, пришедшая в голову, была: что, если кто-нибудь увидит меня в таком виде? После чего ее пробило на истерическое хихиканье.

Следующая мысль оказалась посвящена кинжалу, который все еще светился. Даже потеряв сознание, Тартис не выпустил его из руки, и рукоять клинка касалась теперь ее ладони.

С немалым трудом Иласэ столкнула с себя безжизненное тело Темного и сразу же попыталась забрать у него кинжал. Но, еще не коснувшись, заколебалась: вспомнилось, как Сила клинка прошла сквозь нее болезненным разрядом молнии. Не тот опыт, который хочется повторить.

С опаской прикоснулась, но в этот раз боли не было: только приятное тепло. Окончательно решившись, Иласэ вырвала кинжал из ледяных пальцев Тартиса.

А потом она ахнула.

Что-то невидимое вошло в нее, пустило ледяные тонкие щупальца по кровотоку, впилось жадно в плоть и кость, скользнуло в душу. Сама Иласэ имела очень смутное понятие о том, где может находиться в человеческом теле душа, но это нечто не колебалось, по-хозяйски обосновавшись в самой сердцевине ее существа.

Кинжал вспыхнул ярко, как солнце, а потом девушка услышала звук — перезвон серебряных колокольчиков, удары гонга, раскаты ударов молота о наковальню, и где-то, на самом краю слышимости, плачь младенца.

Иласэ смотрела на кинжал, вновь и вновь поворачивая его в ладонях. Он стал длиннее и тяжелее, на острие синей тонкой ниткой проступили волнистые рисунки. Само острие из прямого стало слегка изогнутым, две тонких полоски кожи обвивали теперь рукоять.

Самодовольная улыбка скривила ее губы: она была довольна, она гордилась собой, она…

Нет! Иласэ испуганно затрясла головой. Это не ее мысли. Девушка хотела отбросить клинок прочь, но пальцы не послушались ее, не разжались на рукояти.

Одержимое оружие! — воскликнула она мысленно, запаниковав.

«Разве я не кормил тебя? Разве я не сражался для тебя? Почему ты мной недовольна?»

Иласэ задохнулась от шока. Нет, это не было сказано словами, скорее кинжал передал свои ощущения, картинку, состоящую из впечатлений. Это ее разум превращал эмоции в слова.

— Ты почти убил Тартиса, — обвинила она клинок.

Но Темный, хотя еще болезненно бледный, дышал спокойно и ровно.

«Я зову тебя уже несколько дней! Почему ты не брала меня?»

— Он… он бы мне не позволил. — Иласэ облизала пересохшие губы, — Что ты такое?

Оружие не ответило на ее вопрос. Все, что мог сознавать кинжал, было просто и незатейливо: он был голоден, поскольку его прежний источник энергии постепенно слабел, но сейчас у него появился новый, и клинок радовался.

Очарованная, Иласэ смотрела на кинжал, гладила пальцами, исследовала его, как кинжал исследовал ее.

Глава 23. Восемьдесят процентов неудачи

— Проклятье, — прохрипел Дарен, корчась в агонии.

Он умирал.

Потому что невозможно испытать такую боль и выжить после этого. Ему снилось темное подземелье Ордена, то самое, куда почти два года назад заманила его эта невыносимая девчонка. Только в этот раз Кэйросы били его почему-то только по голове. Потом дружки Иласэ исчезли из сна, на смену им пришли мелкие вредные демонята. Они облепили несчастный череп Дарена и принялись колотить по нему миниатюрными чугунными молотками. Радостно вопя, прибежала запоздавшая парочка со сверлами…

Еще во власти сна, Дарен рывком дернулся, и подвал исчез. Головная боль притупилась, дав дорогу остальным чувствам. Юноша осознал, что лежит на плоской поверхности, холодной и неровной. Похоже, на земле, но где он — на территории Ордена или дома?

Дарен слышал пение птиц, чувствовал прикосновение ветра к своему лицу. Он что, опять обидел кого-то из девчонок, они опоили его и вытащили наружу?

— Из какой Бездны? — простонал юноша вслух, — Что вы мне подмешали?

Рядом раздалось девичье хихиканье. Дарен приоткрыл-таки один глаз, но тут же крепко зажмурился, когда солнце резануло по сетчатке.

— Марита, — прохрипел он, — если ты опять пыталась меня отравить, то клянусь…

— Тартис, это я, — мягко произнес кто-то рядом.

Дарен замер в растерянности. Кто…?

Потом, кусками и обрывочными мутными образами, начала возвращаться память. Вместе с ней — растущее чувство отчаянья. Он-то был так уверен, что вновь дома, или, хотя бы, во владениях Ордена.

— Иласэ…, - юноша закашлялся, горло такое сухое, что, кажется, сейчас потрескается и начнет кровоточить. — Что случилось? Я…, - голос Дарена оборвался. Он не представлял, что говорить дальше, в голове все перемешалось.

— Ты был очень болен, — с некоторого расстояния ответил ее голос, — проспал два дня.

— Что? — Дарен вновь попытался открыть глаза, заслонив от солнца ладонью. Все вокруг слегка расплывалось, но обещало вскоре придти в норму.

— Что ты помнишь последним?

— Помню… э-э, помню, как бросил кролика в реку.

— Кролика? А-а, мясо, — молчание, потом, — какой же ты все-таки ублюдок, — в ее голосе звучало отвращение.

Дарен медленно сел, морщась от боли в спине и мышцах:

— Я помню, как разозлился, и…, - он несколько раз крепко зажмурился, надеясь, что к мутным силуэтам перед глазами вернется четкость. Иласэ, если это действительно была она, стояла в шагах двадцати от него, — странно, если вспомнить, как она суетилась всякий раз прежде, когда он бывал ранен.

— Так что случилось? — повторил юноша.

— Ты был болен. Затем потерял сознание, — тон ее голоса был слишком осторожен. Дарен ощутил тревогу: что-то Иласэ не договаривала. Она тем временем продолжила:

— Ешь и пей, все рядом с тобой.

О, милосердные Первые. Холодная чистая вода и еда.

Когда он закончил, зрение уже вернулось в норму. Иласэ тем временем отступила от него еще дальше, заметно нервничая. В чем дело?

Дарен попытался вести себя, словно ничего не заметил. Ни говоря ни слова, он захромал в лес, и Иласэ так же молча позволила ему уйти. Когда, несколько минут спустя, он вернулся, она тут же вскочила на ноги. Он было небрежно шагнул в ее сторону, но девушка сразу отступила назад.

Иласэ открыла рот, чтобы что-то сказать, и в этот миг он прыгнул на нее.

Проклятье!

После долгого сна его тело двигалось слишком медленно, и девчонка с легкостью ускользнула.

— Что ты сделала? — спросил он обвиняюще. Она бы не вела себя так, если бы все было в порядке.

Иласэ успокаивающе протянула руку в его сторону:

— Тебе это не понравится, но мне пришлось так поступить.

— Поступить как? — его голос поднялся на несколько октав выше. Дарен даже представить не мог, что именно она натворила, но, судя по виноватому поведению, это было что-то плохое.

— Поклянись, что ты не будешь подходить ближе, и выслушаешь меня до конца.

— Нет, — ответил он твердо, словно она хотела невозможного.

— Дай мне объяснить, — попросила Иласэ, — оставайся спокойным, пока не дослушаешь. Ты почти умер.

Это заставило его замереть и почувствовать маленький укол страха. Иласэ глубоко вздохнула и продолжила, на одном дыхании:

— Твой кинжал выпил всю энергию и почти убил тебя, поэтому я забрала его!

Несколько напряженных моментов тишины.

Рука Дарена медленно скользнула к поясу, к пустому месту, где должен был быть кинжал. Потом он расслабил напряженные мышцы и небрежно пожал плечами:

— Ну что ж, ничего страшного.

— Ты очень злишься? — Иласэ поежилась.

— Вовсе нет, — он улыбнулся как можно более дружелюбно и шагнул к ней, — я просто убью тебя!

И Дарен прыгнул. Пусть сейчас он медлительнее обычного, но все равно быстрее ее. Юноша не мог поверить, что Иласэ осмелилась прикоснуться к клинку, хотя он запретил ей это делать. Наверняка, она испортила кинжал. Отец убьет его! Но она попадет в Бездну первой!

Однако поймать ее оказалось не так-то легко. Девчонка метнулась в лес быстрее вспугнутого кролика, с легкостью перепрыгивая через препятствия и протискиваясь сквозь деревья, в то время как он был вынужден притормозить, выполняя те же маневры. Она явно все это спланировала.

— Проклятье! Когда это ты превратилась в белку?

— Оставь меня в покое! — крикнула Иласэ, птицей перелетая через поваленный ствол дерева.

— Я говорил тебе не трогать его, сотню раз говорил! — прорычал Дарен, начиная задыхаться, — ты все испортила!

— Ты бы умер! Я спасла тебе жизнь! — Иласэ нырнула за колючий кустарник.

Дарен притворился, что собирается обежать его справа, и девчонка кинулась в противоположную сторону. Сделав рывок, он почти поймал ее, но пальцы соскользнули с плеча, а Иласэ, взвизгнув, удвоила скорость.

— Я знал! Знал, что ты попытаешься украсть его! Я видел, как ты смотрела на него!

Теперь Иласэ бежала к реке, выбрав для этого самую заболоченную дорогу, скача, как лягушка, по корням и корягам.

Она что, практиковалась?

Дарен притормозил, не уверенный, что сможет повторить ее путь.

— Если бы я не держала кинжал для тебя, он бы умер! — крикнула Иласэ с безопасного расстояния, — он бы погиб без энергии!

Дарен не понял, о чем она говорит, и отмахнулся:

— Неважно! Отец меня убьет! Это был его кинжал! — и с новыми силами бросился за ней.

Иласэ была уже на самом берегу. Она остановилась у кромки воды, держа кинжал в руке:

— Не приближайся, иначе я брошу его в реку. Ты никогда не найдешь его там!

Дарен остановился, тяжело переводя дыхание, но стараясь не показать ей, что еще немного — и свалится замертво.

Река в этом месте была широкой и глубокой, с мутной водой и сильным течением. Если клинок воткнется в илистое дно, у Дарена не будет никаких шансов его достать.

— Сделай это — и ты труп! — пригрозил он срывающимся голосом.

Иласэ заулыбалась:

— А я мертва в любом случае, забыл? Поклянись своими предками, что не причинишь мне вреда. Иначе — я бросаю!

— И ты вернешь мне кинжал? — процедил он зло.

— Нет.

— Что?!! — Дарен попытался прикинуть, успеет ли допрыгнуть до нее прежде, чем она зашвырнет оружие в воду.

— Я не могу вернуть его тебе, пока ты полностью не выздоровеешь! Тартис, клинок выпил из тебя всю энергию, почти убил тебя! Ты все еще очень слаб. Я отдам его позднее, через несколько дней.

Это звучало разумно, только вот Дарен не способен был сейчас воспринимать разумные вещи. Какое-то время он с яростью смотрел на Иласэ, всем сердцем желая, чтобы она, неважно каким образом, превратилась в труп. Но, когда этого не произошло, Дарен понял, что придется подчиниться:

— Ладно. Клянусь именами предков, что не причиню тебе никакого вреда, — он подумал секунду, — в этот раз.

Иласэ облегченно вздохнула, расслабляясь.

Дарен прыгнул.

— Ты поклялся! — успела она крикнуть, прежде чем он схватил ее и начал выдирать из руки кинжал.

Его пальцы сжались вокруг теплой рукояти, — и все взорвалось. Удар оказался такой мощи, что юношу отшвырнуло на несколько шагов назад и с силой впечатало в землю. Рука, прикоснувшаяся к кинжалу, как будто побывала в Бездне. Чувство было такое, словно с несчастной конечностью невидимые демоны творили все известные пытки разом: сдирали кожу, жгли на огне, смалывали в мясорубке…

Сквозь туман жуткой боли Дарен услышал свое имя, почувствовал, как Иласэ трясет его за плечо.

— Что ты со мной сделала? — прошептал он хрипло, когда смог говорить.

— Это не я, — она отодвинулась от него и грациозно поднялась:

— Сомневаюсь, что ты сумеешь силой отнять у меня кинжал, он этого просто не позволит. Я чувствовала нечто похожее, когда пыталась забрать его у тебя в первый раз. Не с такой мощью, впрочем: ты был тогда слишком слаб.

— В первый…, а что было во второй?

— Ты потерял сознание в тот момент, когда острие касалось моей руки. Наверное, поэтому клинок дался мне без проблем.

— Проклятье, я ничего не понимаю, — Дарен с трудом сел, — расскажи по порядку.

— Ты очень долго сидел у реки, играл с кинжалом, а когда пошел к костру, тебя шатало, как пьяного. Я пыталась понять, что с тобой не так, но ты словно сошел с ума, кричал всякую чушь. — Иласэ пожала плечами.

Всякую чушь? Дарену очень не понравилось, как это прозвучало.

— Что именно я говорил? — спросил он подозрительно.

— Ну, — Иласэ заколебалась, отвела взгляд, — так, набор слов.

Дарен застыл:

— Что. Я. Сказал. Тебе? — это прозвучало уже грубым приказом. Иласэ не ответила, лишь вновь неопределенно пожала плечами. Она что-то явно прятала. О чем же он проговорился?

— Ответь, наконец, на мой вопрос! — процедил Дарен угрожающе.

Иласэ подняла голову и посмотрела ему в лицо своими огромными, карими, невинными, как у олененка, глазами:

— Не беспокойся, Тартис, я правда никому не скажу. Я ведь тоже люблю Ролана. Нет ничего страшного в том, как ты к нему относишься. Значит, такова твоя природа. Тебе просто нужно принять себя таким, какой ты есть.

У Дарена отвисла челюсть. О чем она говорит?!!

Такой искренний, взгляд у Иласэ дрогнул, и она начала хихикать.

— Не шути над шутником, девочка, — проговорил Тартис сухо, все же слегка позабавленный. Значит, он ни о чем не проговорился. Нахлынувшее облегчение даже позволило ему увидеть юмор в ее глупой шутке. И еще его впечатлило, как долго она держала серьезное выражение лица.

— Рассказывай дальше.

— Ты все время повторял, что я пытаюсь убить тебя и украсть твое сокровище. Я ничего не могла понять, пока не вспомнила, как кинжал забирает энергию. Чем ярче становился клинок, тем бледнее и слабее ты. Так что я попыталась отобрать у тебя кинжал.

— Отобрать? — Дарен презрительно хмыкнул.

— Меня отбросило в сторону, как и тебя. А потом ты решил меня убить.

— Проклятье, и этого не помню, — Дарен разочарованно покачал головой. — Но, поверь, детка, если я и впрямь хотел бы тебя убить, ты была бы мертва.

— Ты был не совсем в здравом рассудке. Ты прыгнул на меня, а потом потерял сознание.

— Потерял сознание, лежа на тебе? — интонация Дарена явно говорила о том, какое отвращение вызывает в нем эта мысль.

Иласэ кивнула и добавила сухо:

— Если местные белки доберутся когда-нибудь до столицы, моя репутация погибла.

— Меня сейчас стошнит! — с интонацией драматического актера провозгласил Дарен.

— Рада, что ты вновь нормальный, — буркнула Иласэ. — А сейчас тебе придется ответить на некоторые вопросы.

— Неужели? — без особого чувства пробормотал Дарен. Голод подступил с новой силой, словно он и не ел полчаса назад. Интересно, у нее осталось еще что-нибудь съедобное?

— Что это за нож? Что он способен делать? — спросила Иласэ, держа ножны с клинком руках.

Дарен заколебался. С одной стороны — кинжал относился к ряду запрещенных Договором предметов, и Иласэ может сообщить о нем Старшему магистру или имперским офицалам. Однако, все прекрасно знают, что в старых Семьях полно незаконного оружия и артефактов — но попробуй докажи. И найди.

С другой, Иласэ вполне может знать про кинжал что-нибудь полезное, что им пригодится.

— Это Основа, — проговорил он наконец, — заготовка для Луча.

— Что?!! — да, громкость ее крика впечатляла.

Иласэ бросила клинок на землю и отскочила, словно ожидала, что тот сейчас превратится в чудовище и сожрет ее. Потом они оба одновременно осознали, что она сделала, и кинулись к кинжалу. Увы, Дарен сидел слишком далеко, Иласэ успела первая.

— Ты хоть понимаешь, что это означает? — спросила она его резко.

Дарен нахмурился:

— Я кое-что читал о Лучах.

Иласэ фыркнула:

— Неужели? И твой отец разрешил тебе с ним играть?

— Он велел мне никогда его не вынимать из ножен, ни при каких обстоятельствах, — недовольно ответил юноша.

— А ты знаешь, почему? — проговорила она с ласковым сарказмом, — Потому, что уровень смертности от первого прикосновения к Основе достигает восьмидесяти процентов. Эти вещи запрещены не просто так, Тартис.

— Первое прикосновение?

— Я имею в виду, что первый человек, вытянувший кинжал из ножен, обычно умирает. После чего Основу выбрасывают — она уже ни для чего не годится. Однако, если человек по счастливой случайности выживет, кинжал может убить его позднее. Или потерять свою магию: Основы очень капризны.

Дарен почувствовал, словно племя ледяных муравьев поселилось в его желудке. Милосердные Первые, он мог погибнуть. Он бы умер, когда в первый раз вытащил кинжал, и никто бы никогда не узнал об этом.

— Мы… все еще можем погибнуть из-за него?

— Прошлой ночью он почти убил тебя! — раздраженно напомнила Иласэ.

Дарен нервно облизнул губы:

— И что нам делать?

— Ну… ведь мы обязаны кинжалу своими жизнями. Мне кажется, он просто вбирает нашу энергию, не то, чтобы он сознательно желал нам вредить. Надеюсь, когда он начнет сильно утомлять меня, ты будешь достаточно здоров. Мы можем так передавать его друг другу.

— А почему ты думаешь, он не убьет нас? — спросил Дарен прямо, удивленный, что она защищает клинок.

— Не знаю, — девушка прикусила нижнюю губу, как часто поступала, волнуясь, — думаю, желай он нас убит, давно бы это сделал.

Да-а, это было совсем не похоже на осторожную Иласэ.

Дарен внимательно рассматривал ее, анализируя слова, и заметил, с какой нежностью она баюкает в ладонях клинок. Как ласково ее пальцы поглаживают кожаное навершие.

Вот оно что. Дарен прекрасно помнил это чувство. Девушке не хотелось расставаться с кинжалом.

— Как ты думаешь, почему он не убил меня в первый раз?

— Понятия не имею. — Иласэ пожала плечами, потом добавила: — Смотри, он поменял форму!

Дарен растерянно смотрел на изогнутое лезвие: Лучи, насколько он помнил, способностями метаморфов не обладали.

— Ты сказала, что он может потерять магические свойства, — напомнил Дарен.

Иласэ вздохнула:

— Будем надеяться на лучшее. Если ему что-то понадобится, он попробует сказать нам об этом.

— Сказать?

— Разве ты не чувствовал? — она слегка нахмурилась, — это похоже, похоже на… я не знаю… на присутствие? Он как будто разговаривает, и в то же время — нет.

— Не представляю, о чем ты говоришь, — нахмурился Дарен.

— Нет? — она моргнула, — ну, ладно. Уже позднее утро. Пойдем, или тебе надо еще отдохнуть?

— Сегодня останемся здесь, — отрубил он и вскочил на ноги, направляясь в лес. Ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Кроме того, Дарен только что придумал великолепный способ внушить ужас своей маленькой ствуре. Она забрала его кинжал, переиграла его, — и он знал, как ей отплатить.

Дарен вернулся через час, весело улыбаясь. При его приближении Иласэ напряглась, не зная, что ожидать в этот раз.

— Проголодалась? Несколько дней без мяса, верно? — и, улыбнувшись еще шире, он швырнул мертвого кролика ей на колени.

Иласэ словно подбросила невидимая пружина, — с диким криком она метнулась в сторону. Трупик глухо плюхнулся на землю.

— Тартис, еще раз так сделаешь — я заведу тебя в гнездо к диким пчелам!

— Какая неблагодарность, детка, — Дарен укоряюще поцокал языком — и это ко мне, героическому добытчику мяса! — он постарался выглядеть как можно более оскорбленным, потом резко посерьезнел:

— Кинжал у тебя. Я хочу мясо. Тебе придется его приготовить.

Выражение ужаса на ее лице пролилось целебным бальзамом на израненную гордость Темного.

— Я не буду этого делать, — заявила Иласэ твердо, отводя взгляд от жалобной мордочки мертвого животного, — мы просто обойдемся без мяса, пока ты не выздоровеешь и не заберешь кинжал.

— Но ведь я уже убил этого кролика, — Дарен прищурился, — забыла: мы можем умереть от голода!

— Но…, но…, - Дарен с восторгом следил за тем, как она бледнеет.

— Разве ты не должна заботится о моем здоровье, о том, чтобы я ел, как положено?

— Но…

Поддразнивающие нотки исчезли из его голоса:

— Делай это, или я позабочусь, что, кроме мяса, ничего съедобного не будет!

Иласэ стиснула кулаки:

— Как же я тебя ненавижу!

— Ай-яй-яй! Хорошие девочки не должны ненавидеть, — он ухмыльнулся, зная, что победил.

Глава 24. Виверна

Наблюдать за действиями Иласэ по разделке маленького животного оказалось на редкость забавно. Судорожно сглатывая, она присела на колени рядом с трупиком и вытащила кинжал. Коснулась дрожащими пальцами коричневой шерстки, скривилась, из горла вырвался стон. Положив трупик на колени, высоко занесла нож.

Дарен весело заухал:

— Детка, кролик уже мертв, не надо приносить беднягу в священную жертву.

— Я знаю! Заткнись! — зло отозвалась Иласэ. Девушка издала еще один сдавленный горловой звук, говорящий о сильном отвращении, и сделала маленький надрез.

— Именно так, детка, как я тебе показывал.

Дальше пошло быстрее, хотя Иласэ все время кривилась, особенно когда липкая красная жидкость брызгала ей на лицо.

— А теперь самое интересное, — с энтузиазмом объявил Тартис, которому давно уже не было так весело, — потрошение! Но сперва отрежь ему голову!

Отвернувшись и стиснув зубы, Иласэ начала пилить.

— Помогите! Помогите! — пронзительно тонким, насколько смог, голосом, запищал Дарен, — Пожалуйста, не отрезай мне голову! Что плохого я тебе сделал?!!

— Прекрати, дурак! — завопила Иласэ, тяжело дыша, ее лицо приобрело приятный зеленоватый оттенок. Девушка несколько раз глубоко вздохнула, явно пытаясь взять себя в руки, и с решительным видом начала потрошить тушку. Увы, лезвие вошло слишком глубоко, наружу хлынуло содержимое внутренностей и темная жидкость.

В следующий момент кролик уже валялся на земле, а Иласэ летела к ближайшим кустам. Из-за их густой зелени до Дарена донеслись красноречивые звуки ее возмущенного желудка.

Тартис хохотал так, что на глазах выступили слезы, а бока, казалось, собирались разорваться. С трудом остановившись, он поднялся с камня, сидя на котором проводил руководство по разделке добычи, и подошел к трупику. Но стоило ему посмотреть на землю, и смех моментально умер.

— Не это ищешь? — Иласэ уже вышла из зарослей, бледная и злая, в руке крепко зажат серебряный кинжал.

Дарен был так уверен, что она его выронит!

— Ты вовсе не так умен, как считаешь! — прошипела девушка.

Она что, знала?

— Почему ты так пытаешься его вернуть? — холодно поинтересовалась Иласэ, направляясь мимо него к реке, — я же сказала, что ты еще недостаточно здоров. Или это клинок зовет тебя?

Юноша против воли задумался над вопросом и понял: нет, кинжал не звал его. Просто Дарен был все еще зол, что девчонка его обхитрила.

— Нет, — ответил он.

— Нет? — переспросила Иласэ, усмехнулась, — значит, ты просто дурак.

— Не зли меня, крошка, — проговорил Дарен угрожающе.

Иласэ окинула его ледяным взглядом:

— Клинок не зовет тебя потому, что ты ему сейчас не нужен. Он как хищный паразит, он заманивает нас и питается нами.

Умывшись, Иласэ вернулась к кролику и закончила его разделывать, хотя Дарен и полагал, что теперь она откажется наотрез. Девушка сама промыла готовую тушку в воде и зажарила. И даже смогла съесть половину.

Настроение Дарена упало: теперь он чувствовал себя проигравшим.

Его с самого начала не привлекала мысль делиться с ней мясом. Но теперь Иласэ определенно изыщет способ эксплуатировать его охотничьи умения, даже если ради этого ей вновь придется упасть в голодный обморок у его ног.

Дарен и впрямь заволновался, когда девчонка потеряла сознание у той рощи. На какой-то момент ему показалось, что Иласэ собирается умереть и оставить его одного в этом царстве дикости. Воспоминания о том, как он нес ее назад к роще, вызывали гнев и смущение. Он, Темный маг, кровь от крови Первых, нес на руках ствуру, символ и причину постепенного увядания своей расы. И она лежала на его руках, прижавшись головой к его плечу, как будто он был одним из ее дружков-Кэйросов. Дарен ненавидел ее за это.

Позднее его осенило, что можно было просто подождать, пока к девчонке вернутся силы, и она дойдет до деревьев на собственных ногах. Но он повел себя так, словно она была его девчонкой. Словно она была Локи, перетрудившейся с заклинаниями, которую он нес в замок. Словно она была его кузиной Лилиэс, сидевшей под домашним арестом, которой, украдкой от свирепого дяди, он таскал в комнату всякие вкусности. Словно она была Маритой до их… размолвки, которая не обижалась на его грубоватые шутки и отвечала тем же.

Наверное, таков был побочный эффект от слишком долгого времени, которое они провели вместе. Что ж, Дарен позаботился о том, чтобы никто из них не забыл о своем настоящем положении. Через сутки его полного и неотрывного внимания Иласэ стала восхитительно нервной и пугливой.

Впрочем, его вниманию к Иласэ была и другая причина: так он мог касаться ее. Дарен понимал, что не должен, что сама мысль должна вызывать отвращение: ведь она не человек, ствура. Результат самовнушений оказался обратным: он пользовался каждой возможностью погладить, прижать к себе. Особенно, если перед этим можно было столкнуть ее в воду или еще как-то помучить. Он ведь не предавал свои идеалы, если касался ее, только чтобы причинить боль, верно?

Дарен поднял голову к небу: солнце уже перевалило через полуденную черту. Еще один проклятый день в проклятом месте.

В ту ночь, когда он пытался поговорить с Иласэ о ствурах, он вовсе не хотел испугать ее или разозлить. Он хотел убедить ее. Безусловно, с его стороны было наивно надеяться сделать это с первого раза, но Дарен все равно был разочарован. Хотя, конечно, для нее тяжело принять правду о своей природе.

При всех своих умственных и логических способностях Иласэ оставалась идеалистом и не понимала, что одни виды должны умереть, чтобы не мешать другим. Это как когда рачительные хозяева выпалывают сорняки в огородах, освобождая место для нужных растений.

Да, пока Иласэ слепа к правде, но он сможет убедить ее.

Дарен сидел, все так же погруженный в мрачные мысли, когда тишину леса нарушил сильный рев. Отовсюду с верхушек деревьев в небо взвились сотни птиц, паникующе крича. Рев был громкий, с завывающими волчьими нотками, и его источник — совсем близко.

— Иласэ!

Она стояла возле реки и быстро повернулась на его голос.

— Иласэ, ты знаешь, что это было?

Девушка покачала головой:

— Нет.

— Зато я знаю, — проговорил он мрачно, — это виверна.

Иласэ побледнела, но тут же упрямо возразила:

— Я говорила тебе, Тартис, здесь не может быть…

— Замолчи! — крикнул он, и она испуганно отступила на шаг назад, — хоть сейчас не спорь со мной! Ты можешь определить, насколько виверна далеко?

— Не знаю, — Иласэ заколебалась и добавила со страхом, — ближе, чем в прошлый раз.

Дарен вздрогнул:

— Ты слышала этот рев раньше? Слышала и не сказала мне?!!

— Дважды, вчера. Звук был слабый, и я не волновалась.

— Так волнуйся сейчас! — Дарен торопливо обвел взглядом их лагерь, — твой защитный круг сможет удержать виверну?

— Не знаю, — Иласэ помотала головой, — но даже если и удержит, виверны терпеливы. Она просто сядет рядом и будет ждать, пока мы сами оттуда не выйдем.

— Тогда что нам делать?

Несколько мгновений Иласэ напряженно думала:

— Лучше всего уйти дальше от реки в лес, попытаться найти там деревья с защитными свойствами для круга. По запаху виверна нас не найдет, обоняние у этих хищников слабое. Тартис, лучше бы тебе говорить правду об этом звуке!

— Я не собираюсь врать о том, что способно перекусить меня пополам! — прорычал Темный.

— Виверны обычно охотятся стаями, — слабым голосом проговорила Иласэ.

— Я видел только двух, — Дарен пожал плечами, — на нас и этого хватит.

— Да, — девушка вздохнула, — быстро собираемся и уходим.

Какое-то время они шли по лесу молча, виверна голоса тоже не подавала. Потом Иласэ начала замедлять шаг, пока совсем не остановилась. Дарен обернулся, встревоженный:

— В чем дело?

— Тихо! — отозвалась она полушепотом.

Дарен торопливо оглянулся по сторонам, прислушался: пусто, никакого движения.

— Я ничего не слышу.

— Именно, — выдохнула Иласэ, — все птицы молчат.

— Прячутся, — понял Дарен ее мысль, — значит, рядом большой хищник. Что предлагаешь теперь?

Иласэ прикусила нижнюю губу:

— Пойдем, но медленно. Деревья растут здесь достаточно близко друг к другу. Если что, мы услышим приближение виверны заранее, — девушка старалась казаться спокойной, но ее руки дрожали.

Шагов через пятьдесят Дарен заметил на широких, как лопухи, листьях незнакомого дерева какие-то темные пятна. Показал Иласэ:

— Видишь там, на дереве?

Она моргнула:

— Кровь?

Пятна оказались не только здесь. Словно кто-то взял несколько ведер крови и щедро расплескал вокруг: на стволы, на землю, на листву.

— Это сделала виверна? — намеренно небрежным тоном поинтересовался Дарен.

— Не думаю, — Иласэ судорожно сглотнуло, — похоже, словно какое-то несчастное существо взорвалось изнутри.

Через несколько шагов они вышли на небольшую полянку. Иласэ всхлипнула, резко развернулась и вцепилась в Дарена, спрятав лицо у него на груди. Тот, слишком ошеломленный, чтобы что-то сделать, продолжал смотреть вперед.

Животные, лежащие перед ними на земле, были убиты совсем недавно. Тому, что поменьше, отделили голову и выпустили внутренности. Отрубленная голова валялась на земле, стеклянные глаза смотрели в сторону. Второе тело осталось практически не тронуто, если не обращать внимания, что с него сняли шкуру.

Два мертвых животных.

Два единорога.

Иласэ, вцепившись в его одежду, истерически всхлипывала. Дарен разжал ее пальцы, осторожно отодвинул и шагнул вперед.

Могла ли виверна сделать это? Но как, с ее-то огромными когтистыми лапами?

— Это они, — сквозь слезы сказала Иласэ, отвернувшись от трупов, — это те единороги, что подходили ко мне.

— Откуда ты можешь знать? — отчужденно проговорил Дарен, — в этих лесах они разгуливают целыми стадами.

— Я просто знаю, — всхлипнула девушка, — знаю.

— Иласэ, — позвал ее Дарен, изо всех сил давя в себе страх, — подойди взгляни на них.

— Я не могу! — воскликнула она, тряся головой.

— Истерики непродуктивны, и, честно сказать, я ожидал от тебя большего, — проговорил юноша своим самым строгим голосом. Примерно так сказала однажды Магистр алхимии Сиранн разбушевавшейся Локи. На Иласэ эта фраза подействовала не хуже, чем на нобилессу Ариаду. Девушка посмотрела на Дарена очень укоризненно, но, тем не менее, сделала успешную попытку успокоиться.

— Посмотри, — он повернулся к оставшемуся без шкуры единорогу, — я никогда не слышал о животных, способных на такое.

— Снято очень аккуратно, — Иласэ икнула, проглатывая последние слезы, — действительно, как будто это сделал человек.

К изумлению Дарена, после этих слов Светлая посмотрела на него очень подозрительно. Тартис покачал головой, не зная, разозлится ему или усмехнуться.

— Клинок у тебя, детка. Не смотри на меня так.

— М-да, верно, — пробормотала она.

— Значит, это могли сделать люди, — с надеждой проговорил Дарен. Иласэ пожала плечами:

— Похоже на то. Единорогов убили просто так, не взяли ничего, кроме кожи.

— А она может кому-то пригодиться? — заинтересовался Тартис.

Девушка мрачно посмотрела на него:

— Это ты мне скажи! Ты ведь лучше разбираешься во всякой черной магии! — гм, ему послышалось, или в ее голосе и впрямь прозвучали нотки зависти?

— Я о подобных ритуалах ничего не знаю! — решительно отрекся Дарен.

— Кто бы ни освежевал единорога, не хотела бы я с ним встретиться! — поежилась Иласэ.

Дарен на это заявление ничего не ответил. Для него перспектива встретить людей, даже убийц единорогов, после почти трех недель одиночества казалась невероятно привлекательной.

— Может, возьмем что-нибудь? — поинтересовался он.

— Что значит «возьмем»? — ужаснулась Светлая его словам.

— Ну, нам может отсюда что-нибудь пригодиться? — широким жестом Дарен обвел поляну.

— От убитого единорога? — Иласэ посмотрела на него, как на сумасшедшего, — хочешь до конца жизни лишиться удачи?

— Какая жалость! — Дарен вздохнул с почти натуральным сожалением, — здесь столько свежего мяса!

Иласэ скривилась:

— Твоя чувствительность вызывает во мне восхищение!

— О, милая! — Дарен развернулся к ней, широко разведя руки, — тогда обними меня поскорей!

Иласэ испуганно вскрикнула и бросилась прочь, оставив его ухмыляться. Да, жаль, что девчонка не купилась, а то бы не избежать ей объятий не только с ним, но и с освежеванным копытным.

Через минуту она вернулась к краю поляны:

— Солнце скоро сядет. Нам еще нужно найти безопасное место и сделать круг.

Они успели отойти от трупов не дальше, чем шагов на пять, когда услышали тихий шелестящий звук. Но ничто вокруг не шевелилось.

— Ветер? — поинтересовался Дарен неизвестно у кого. Иласэ шагнула к нему, схватила за запястье:

— Смотри!

— Что? — переспросил Тартис растерянно.

— Голова, — с трудом разобрал он ее шепот.

Дарен посмотрел на отрезанную голову маленького единогожка и замер. Да нет, невозможно, он прекрасно помнил: когда они зашли на поляну, голова глядела в сторону, в лес. Теперь остекленевшие мертвые глаза смотрели прямо на него.

— Это твое воображение, — сказал он сдавленно, вытягивая Иласэ с поляны. Потом они повернулись и побежали, так быстро, как смогли.

Это невозможно. Дарен знал, что по всем законам магии мертвые ожить не могут. Иллюзия? Но она распадается, если наводящий далеко. И только магистры могут заставить иллюзию работать не сразу, а через некоторое время после своего ухода. Но никакой магистр не будет тратить столько драгоценного станина и собственной Силы, только чтобы напугать их. Чушь какая. Просто привиделось.

Наконец, Иласэ заметила подходящее место, и они остановились. Место, где росли целых три Золотых Лиственницы, — невероятная удача, по ее словам.

— Испугается ли виверна огня? — поинтересовался Дарен этой ночью, задумчиво глядя, как пламя лижет хворост.

Иласэ хмыкнула:

— Разве что идущего сплошной стеной лесного пожара.

— Тогда эту идею вычеркиваем, — юноша вздохнул, наблюдая, как Иласэ делает что-то непонятное с палочками, листьями, костями животных. Может, работа помогает ей лучше справляться со страхом?

— Что нам тогда делать, если встретим виверну? — поинтересовался он.

— Упадем на землю, — ответила Иласэ, не поднимая на него глаз, увлеченная выпиливанием какого-то рисунка на кроличьей косточке, — будем надеяться, что чудовище нас не увидит.

— Это и есть твой гениальный план? — презрительно спросил Дарен.

— А у тебя есть получше? — Иласэ оставила на миг работу и удивленно приподняла брови, глядя на него.

— Ну да, — Темный ухмыльнулся, — я брошу тебя виверне в морду и убегу.

— Гм, — ее реакция оказалась совсем не такой, на какую он надеялся, — тогда хорошо, что у меня есть кинжал.

Дарен нахмурился:

— Ты вернешь его в ту же минуту, когда я почувствую зов.

— Ладно, Тартис, — с подозрительной легкостью согласилась она.

— Что ты делаешь? — спросил он, больше из вредности, чем из любопытства.

Иласэ раздраженно вздохнула:

— Пытаюсь импровизировать, как с защитным кругом. Компоненты, конечно, неподходящие, да и рун я помню на память мало, но…

— Иласэ, — перебил ее Дарен, — меня не интересует твоя биография. Кратко. Что ты делаешь?

Девушка передернула плечами:

— Пытаюсь предсказать будущее.

— И работает? — скептически уточнил Тартис.

— Смотри сам, — Иласэ потрясла в ладонях готовые косточки, что-то тихо в них шепча, потом щедрым движением бросила на землю между ними. Все шесть легли рунами вниз, как положено. Дарен с интересом наклонился к ним: это сулило развлечение, хотя в предсказания, да еще такие любительские, он не верил:

— Какие именно руны ты выбрала?

— Самые стандартные, — Иласэ начала переворачивать кости, — Жизнь, Опасность, Бог, Смерть, Враг, Сила.

Дарен удивленно вскинул брови: Иласэ произносила названия рун прежде, чем открывала их, однако порядок оказался именно таким:

— Это что-нибудь значит?

— Да нет, — она покачала головой, — всего лишь остаточные проявления магии. На самом деле стандартный набор должен измениться на более подходящий в нашей ситуации. Сам видишь — этого не произошло. Значит, предсказание недействительно. А что, ты никогда не занимался гаданием?

Дарен пожал плечами:

— Зачем? В моей Семье не было Видящих, так что для меня в этом нет никакой перспективы.

— Ты в это веришь? Считаешь, что способен только на то, что умели предки?

Тартис хмыкнул:

— Вовсе нет, хотя предрасположенность многое значит. Просто я никогда не хотел быть Видящим, незавидная это судьба.

Глава 25. Что ты знаешь обо мне?

Ночное небо было усыпано мелкими бледными звездами, но сквозь густую листву дерева, под которым они развели костер, просвечивало менее десятка. Некоторое время Дарен постоял у ручья, текущего недалеко от их еще не закрытого защитного круга, наблюдая за отражением небесных светил в воде. Жаль, нигде поблизости не было мелкой гальки — можно было бы тогда побросать в ручей, метясь в серебрушки звезд. Дома он часто делал так, — снимало напряжение не хуже, чем хорошая драка.

Дарен вернулся под нависающую черным пологом крону дерева, посмотрел на Иласэ, задумчиво перебирающую самодельные руны:

— Странно, что ты решила попробовать заняться предсказаниями, при твоей-то уверенности, что все Видящие — шарлатаны.

Девушка глянула на Дарена с легким испугом:

— Откуда ты можешь это знать? Я тебе такого никогда не говорила.

— Знай своего врага, — юноша ласково ей улыбнулся, — у меня это любимое занятие: собирать сведения о своих, так сказать, оппонентах. Например, у тебя есть младший брат, подмастерье ювелира. Ты тайком, вопреки всем правилам Ордена, ему помогаешь: подкидываешь деньжат, полученных за продажу самодельных артефактов, выручаешь из проблем с офицалами. Безрезультатно ругаешь за занятия контрабандой, он обещает исправиться, но не делает этого.

Я знаю, что твои родители умерли шесть лет назад, но ты не видела их с тех пор, как тебя забрали в Орден. Знаю, что ты мечтаешь в один прекрасный день проснуться не ствурой, а человеком, и потому незаконно подняла все архивы Ордена: вдруг семнадцать лет назад из какой-нибудь Семьи украли новорожденную темноволосую девочку?

Знаю, что ты влюблена в «святого» Кэйроса, что тайком от магистров собираешь книги по старой магии.

— И еще я знаю, — он с доверительным видом наклонился к ней, — что твои поиски в архивах оказались напрасными, а твои собственные исследования доказали, что ты действительно дочь сервов. Знаю, что Ролан Кэйрос никогда не женится на тебе, потому что мать уже нашла ему невесту, золотоволосую Ани Морош из могущественной Семьи. Не женится еще и потому, что у ствур и людей не рождаются общие дети.

Иласэ слушала его, замерев, постепенно бледнея.

— Ты лжешь, — выдохнула она. Дарен удивленно поднял брови:

— Лгу о чем, детка? О том, что ты ствура? Или о том, что…

— О том, что Ролану нашли невесту! Как будто тебе кто-то будет докладывать об этом! Ты не можешь этого знать!

— Где же я это слышал? — Дарен сделал вид, что задумался, — ну конечно! Да, точно, я слышал это от отца! Хотя тебе…

— Теперь я точно знаю, что ты врешь! — перебила его Иласэ искаженным ненавистью голосом, — твой отец никогда ничего такого тебе не рассказывал!

— Нет? — переспросил Дарен ласково.

— Нет! — ответила Иласэ резко, — а теперь послушай, что я о тебе знаю!

— О, давай, детка, — он наклонился вперед, изображая полное внимание, — это будет интересно.

— Я знаю, что ты не любишь читать, — начала Иласэ.

— Увы, — Дарен трагическим жестом прижал руку к сердцу, — ты просто видишь мои мысли!

— Но, — невозмутимо продолжила она, словно он и не перебил ее, — ты хранишь в своей комнате книги по истории Семьи Ллэнь, которые перед смертью подарила тебе бабушка.

Дарен застыл, его насмешливая улыбка исчезла.

Иласэ продолжала:

— Ты ненавидишь собак, потому что в детстве одна из них покусала тебя. Тебе нравятся кошки и птицы, ты даже держишь у себя птенца чоссо. На стене у тебя висит карта мира, откуда пришли Первые, а рядом с ней — меч, принадлежавший одному из твоих предков со стороны матери, — Иласэ сделала короткую паузу, — твоя мать часто запирается в своих покоях и плачет, и иногда берет с собой порошок. Твоему отцу нравятся восточные вина, а еще он иногда бьет твою мать.

Дарен растерянно смотрел на Иласэ, в шоке от ее слов:

— Заткнись! — выдавил он. Сердце колотилось о ребра, словно хотело выбраться наружу.

Иласэ встала на ноги, продолжая смотреть ему в глаза:

— Когда ты был маленький, то во время их ссор всегда прятался в старой комнате бабушки.

— Я сказал, заткнись! — Дарен тоже вскочил на ноги.

Но Иласэ продолжала говорить:

— Ты боишься своего отца. Но теперь ты вырос, и он больше не может бить тебя.

— Замолчи! — Дарен бросился к ней.

Иласэ не сдвинулась с места, не отвела взгляд:

— Он тебя ненавидит.

Дарен остановился так резко, словно эти слова превратили его в ледяную статую. Он стоял, почти касаясь Иласэ, но не мог сдвинуться с места, не мог шевельнуться.

— Ты ведешь себя так, словно вы прекрасно ладите, но это ложь. Он говорит, что ты недостоин быть его сыном, что ты — самое большое разочарование в его жизни. Вот почему я знаю, что он никогда ничего тебе не рассказывал.

— Заткнись, ствура, просто заткнись, — прошептал Дарен в отчаянье. Это было отвратительно и страшно: когда твои тайные мысли и страхи открыты врагу, а ты беззащитен и унижен. И Кэйросы тоже это знали? Тоже смеялись над ним за его спиной?

Иласэ склонила голову набок и продолжила с насмешливым сочувствием:

— Это и впрямь грустно, что твоя бедная мама любит тебя так сильно, и пытается защитить от отца. И страдает еще и из-за этого. Это твоя вина, что они не ладят. Твоя мать была бы счастливее, если бы ты никогда не родился.

Дарен физически ощутил боль от ее слов, и это вырвало его из ступора. Рука метнулась к Иласэ, сжимая ее горло, стиснув так, что у девушки не осталось дыхания даже закричать. Она бесполезно вцепилась обеими руками в его кисть — он даже не ощутил этого. Потом с силой бросил ее к ближайшему стволу дерева, замахнулся… Избить, как он обещал, сломать ее кукольное личико… Иласэ вскинула руки, чтобы прикрыть голову…

Но удар так и не пришел. Дарен стоял, тяжело дыша, пытаясь понять, что случилось. Его сжатый кулак замер в нескольких дюймах от лица Иласэ — он остановил удар.

Дарен моргнул, не понимая. Он хотел ударить ее. Все еще хотел ударить ее. Но остановился.

Несколько мгновений ничего не происходило, и Иласэ чуть опустила руки, ее карие глаза широко распахнуты, сама слишком резко и внезапно испугана, чтобы даже плакать. Дарен смотрел на нее, пытаясь что-то сказать, как-нибудь объяснить свое колебание, но ничего не приходило в голову.

«Ударь ее!» — кричала часть его. Дарен не шевельнулся.

«Она ствура, всего лишь проклятая ствура! Просто сделай это!»

Карие глаза смотрели прямо на него, как глаза самого первого убитого им кролика. Он так жалобно пищал, когда Дарен поймал его.

Рука дрогнула.

«Ты жалок».

Теперь он слышал ее всхлипы. А до этого не было ничего, только шум крови в ушах.

«Ударь ее».

Он не мог. Почему? Она ведь не была настоящей девочкой. Не была настоящим человеком. Просто подделка. Ствура.

Но что, если она была?

Только через минуту Дарен смог заговорить, выдавить из себя:

— Тебе повезло, что я не хочу справляться с виверной в одиночестве.

Он повернулся и пошел от нее прочь, спиной чувствуя ее взгляд, интенсивную работу мысли и, наконец, осознание того, что случилось.

Дарену казалось, что сейчас Иласэ видит его насквозь.

«Вы напрасно тратите на него Ваше время, Повелитель».

Он всех подвел. Но и не удивительно — давно к тому шло.

«Мой идиот сын никогда ничего не сможет достигнуть».

Отец…

Глава 26. Почему ты снишься мне?

Ильмар спал.

Может, виновата была полная луна в небе, или влияние по-особому расположившихся созвездий, или дух из другого мира забрел в эту ночь в его сны…

Снов было так много, таких странных, но он будет помнить все, когда проснется.

В первом сне Ильмар не являлся собой. Его глаза были чужими глазами, принадлежавшими странному разуму, жадно следившему за двумя смертными детьми.

Потом Кэйрос очутился в замке Ордена, и увидел Дарена Тартиса, лежащего на полу в главном зале, в самом центре странной, незнакомого рисунка, пентаграммы. Одежда Темного была грязной и порванной во многих местах, но сам он казался невредимым: глаза закрыты, по лицу блуждает мечтательная улыбка. Но где Иласэ?

Стоило Ильмару подумать о девушке, и он увидел ее, стоящую под сенью деревьев с желтыми полосками на коре. В руке она держала самодельный компас, с кончика стрелы которого равномерно, крупными каплями, падала кровь. Из тени за ее спиной выступил Филиппе Лодерт, Темный, о безумии которого ходили мрачные слухи.

— Я помогу тебе, — произнес Темный, касаясь ее компаса, и игла медленно начала вращаться, показывая во все стороны света. Держа компас на вытянутой руке, Иласэ шагнула в темноту лесу, куда, во сне Ильмар это знал, идти было нельзя.

Лодерт исчез, теперь на его месте оказался Дарен Тартис, шагающий за Иласэ следом.

Вышедшая из-за облаков луна обрисовала силуэт Ролана, преградившего Тартису дорогу:

— Оставь Иласэ в покое!

Смех Тартиса, полный насмешливой издевки:

— Не думаю, что она хочет этого!

Вновь пустые переходы ночного замка, и отдающийся гулким эхом голос Старшего магистра:

— Такое случалось и прежде. Люди исчезали, но никто не узнал, что случилось с ними.

Ильмар повернулся, ища учителя взглядом, но того рядом не было. Вместо него из стены вышел мальчик, подросток, почти юноша. Черты его лица расплывались, их было невозможно уловить, на месте глаз зияли пустые черные дыры. Рядом с ним, держа его за руку, стояла Иласэ:

— Только идя вперед, можно вернуться, — произнесла она грустно.

Внезапно Ильмар оказался перед зеркалом, но тот, кто отражался в стекле, не был им. Странный мужчина, без меток возраста на лице, с резкими, хищными чертами. Враг! Ильмар ударил отражение, и зеркало взорвалось фонтаном осколков, которые превратились в серебристые хлопья, и, танцуя в воздухе, начали падать на Ильмара и таять на его коже.

Мгновение спустя, и Ильмар уже стоял в лесу, залитым живительным светом солнца. На поляне Иласэ, а рядом с ней — красивый незнакомый юноша того же возраста, что и Ильмар:

— Пойдем со мной! — певучим голосом позвал он ее, — Пойдем к моему Богу! Он ждет тебя! Он будет и твоим Богом тоже!

Иласэ протянула ему руку, он взял ее за ладонь и они побежали туда, откуда восходит солнце.

Ильмару показалось, что наступила ночь, но нет, просто солнце стало черным, изливающим черный свет. Но, по странному капризу природы, Ильмар и тогда продолжал видеть две бегущие на восток фигуры.

Ролан лежал, глядя в темный потолок, слушая, как рядом ворочается брат: наверное, Ильмару снятся кошмары. С тех пор, как Иласэ исчезла, все в мире покатилось под откос, все в Ордене, все в Семье. Порой Ролан не понимал, кто он, что он, для чего он вообще существует на свете.

О нет, конечно же, на все эти вопросы имелись хорошие, правильные ответы, и, пока светило солнце, Ролан не задавался подобными глупостями. Сомнения появлялись ночью, вместе с бессонницей. Вместе с воспоминаниями, когда, против воли старшего Кэйроса, его разум начинал анализировать все странности мира, все мелкие несоответствия между реальностью и словами Магистров, словами матери.

— Тоже не спишь? — шепот с соседней кровати. Ильмар.

— Не могу, — вполголоса ответил Ролан. — А у тебя что, опять кошмар?

Ильмар промолчал, не отвечая. Ролан вздохнул:

— Значит, пророческое видение?

— Не знаю, — вечное спокойствие его брата дало трещину, — Надеюсь, что нет! Но, все равно, обещай, что никому ничего не расскажешь! Ни матери, ни Старшему магистру.

— Обещаю, — проговорил Ролан.

…Есть Дар, а есть Проклятие. По мнению Ролана, видения Ильмара относились ко второму, и в который раз Кэйрос поблагодарил судьбу, не давшую ему разделить с младшим братом способность видеть. Впрочем, если вспомнить, что никто из рода Кэйрос не владел такой способностью, как и никто в роду их матери…

— Почему ты никому не хочешь говорить? — тихо спросил Ролан. — Может, что-то можно сделать?

— Сделать? Ха! — с непривычной горечью откликнулся Ильмар, — можно, например, заставить меня видеть эти проклятые сны каждую ночь, вдруг да промелькнет полезная идея, как окончательно расправиться с Темными! Или, полагаешь, Старшего магистра, да даже и Лилит, взволнует вопрос, через сколько таких ночей я сойду с ума?

— Ильмар!

— Скажешь, я не прав?!! — Ильмар сел на постели, наклонившись вперед, его синие глаза казались черными в слабом лунном свете, лившимся сквозь незашторенное окно. — Для них существуешь только ты, а я так, разменная монета!

— Ильмар, да что с тобой сегодня? — Ролан приподнялся на локте, растерянно глядя на брата. Тот никогда прежде не говорил так, хотя… хотя, подсказала безжалостная ночная логика, отличная от дневных мыслей, — пожалуй, Ильмар прав. Ролан и сам порой задавался вопросом, почему некоторые магистры, в том числе и Старший, так по-разному относятся к ним. Ведь он ничем не лучше брата, уж явно не умнее, лишь самую малость могущественнее по Силе. Да, он старший в роду, но и только, в других Семьях на это не смотрят.

А Лилит… для него она могла быть лучшей на свете матерью, но не для Ильмара. Младший сын словно и не существовал для нее. Она никогда не смотрела на него сияющими глазами, как на Ролана, никогда не ласкала. Только холодный поцелуй в лоб однажды в году на день рождения. И, изредка, попреки. И, постоянно, равнодушие.

Ильмар никогда не жаловался, и Ролан тоже предпочитал делать вид, что ничего странного в жизни их семьи нет. Но почему говорить об этом сейчас? Или все дело в странном кошмаре про Иласэ и младшего Тартиса? После особых снов Ильмар часто вел себя не так, как обычно.

— Послушай, Ильмар… — начал Ролан, но брат резким жестом остановил его:

— Не надо! Забудь, что я сказал. Как бы там ни было, в отношении Лилит ты ничего не сможешь сделать. Только не проговорись ей и Аларику об этом моем проклятом Даре, и все будет нормально.

— Ладно, — Ролан пожал плечами, снова лег на спину, уставился в потолок.

— Ролан, если у тебя все равно бессонница…

— Да? — старший Кэйрос повернул голову к брату.

— Мне кажется, я понял, что нужно искать, чтобы понять, где Иласэ, — Ильмар встал с кровати и прошлепал босиком к шкафу с чистой одеждой. — пойдем в библиотеку.

— Понял из своего сна? — уточнил Ролан, тоже вставая: уж лучше просидеть ночь за пыльными (метафорически выражаясь, конечно) текстами, чем пялиться до утра в потолок.

— Нет, просто догадался.

…Милостью Бессмертных на десятки веков закроем мы Врата, чтобы не было пути врагам нашим в этот благословенный мир. Опояшем мы планету эту сетью, чтобы никто из Бездны не вошел к смертным до времени. Накажем мы детям нашим и детям детей наших беречь новую свою родину, и оставим для того часть знаний запретной… — Ролан поднял голову от свитка и пожал плечами: — Вот, собственно, и все, что есть про Врата в открытом доступе, остальное здесь посвящено премудрым наставлениям, как распорядиться священным Знанием… По-моему, предки были параноиками.

Ильмар нахмурился:

— Если и так, у них имелись для того веские причины.

Ролан вздохнул:

— Все равно, я не понимаю твоей уверенности, что Иласэ похитили именно при помощи Врат, а не обычного Портала.

— А почему мы не можем найти никаких следов? — вопросом ответил его брат, и поднял ладонь, останавливая попытавшегося возразить Ролана, — да, я прекрасно помню, что с момента ее исчезновения прошло уже много времени, но для Магии Крови это не предел. Не предел даже для обычной магии магистров, если они соберут Ковент. И, уверяю тебя, они собирались так уже дважды, безрезультатно.

Ролан вновь вздохнул, его плечи устало опустились:

— По твоим словам получается, Темные каким-то образом вспомнили, как открывать Врата, и сделали это, только чтобы украсть Иласэ? Тебе не кажется, что это уже полная чушь?

— Вовсе нет, если в Восточной Зоне она увидела что-то, что не должна была видеть. И, Ролан…, - Ильмар заколебался, потом подошел к своему столу, взял лист с диаграммой, протянул брату:

— Генеалогическое древо Ллень; помнишь их, Темная Семья, уничтоженная во время последней смуты?

— Ну? — непонимающе отозвался старший Кэйрос.

— Их родовое имя — Открывающие Врата. И последняя Ллэнь все еще жива, это Кларисса, мать Дарена Тартиса.

Ролан несколько мгновений молчал, потом покачал головой:

— Не понимаю. Помнишь, разговор, который я слышал в подземелье дома Тартисов? Ни Повелитель, ни Амадей Тартис не знают, кто похититель…

— Верно, — Ильмар кивнул, — ведь Открывающий Врата — Дарен, а не его отец. Если все так, как я думаю, это будет далеко не первый случай, когда Темный планирует вонзить нож в спину собственному родителю. Мы ведь не знаем, какие способности дает Дарену Тартису кровь Ллэней, чем именно он занимался в тот день в Восточной Зоне…

Глава 27. Мы будем лучшими друзьями?

— М-м, Тартис, я только что заметила, мы ведь здесь уже сколько, две недели, больше? Разве у тебя не должна расти щетина?

Пауза.

Невинный взгляд.

Широченная улыбка.

Дарен судорожно сжал кулаки, борясь с желанием придушить девчонку. Он шагал напролом сквозь низкий, по колено, кустарник, не оглядываясь на нее, даже уже не вздрагивая от ее вопросов. Иласэ торопилась следом, ненормально радостная. И не умолкала ни на секунду:

— Тебе ведь семнадцать, верно? Я хочу сказать, Ролан и Ильмар бреются уже каждый день. И Кэрик тоже. И Шон. И Сандр… Ну, не переживай, у тебя просто позднее развитие, — она ласково ему улыбнулась.

Заткнись, заткнись, заткнись! — литанией проносилось в голове Дарена.

Кустарник, наконец, кончился. Иласэ перепрыгнула через бревно, привольно разлегшееся поперек дороги, и, пританцовывая, подбежала к нему. Продела руку в сгиб его локтя:

— А что это мы сегодня такие хмурые?

Дарен резко высвободился и удвоил скорость, отказываясь замечать ее существование. За спиной послышался взрыв веселого смеха. Девчонка скакала следом, улыбаясь от уха до уха на его раздражение.

Она вела себя так с самого утра. Проснувшись, первым делом Дарен увидел широченную акулью улыбку и триумф, светившийся в карих глазах. И с этого мгновения Иласэ не давала ему покоя: дразнила, надсмехалась, висла на нем, была абсолютно невыносима.

В ответ он отталкивал ее, выворачивал руку, угрожал, ронял на землю…

Она просто вставала, отряхивалась и насмешливо ему улыбалась.

О, Дарен прекрасно понимал, какое послание нес в себе этот белозубый оскал: его больше не боялись. Страх до сих пор был единственным, что сдерживало ее невыносимое поведение. Прошлой ночью Иласэ поняла, что все угрозы были пустыми, и теперь с радостью мучила и провоцировала его.

— Знаешь, эти шрамы на твоем лице такие ужасные, — между тем щебетала она, — как будто по бледной коже прошлись плугом. Как думаешь, если не сумеешь их залечить, Локуста тебя бросит? Она такая утонче-енная. Боюсь даже представить, что скажет драгоценная нобилесса, когда увидит тебя в столь непритязательном виде.

Дарен думал о том, чтобы ударить невыносимую девчонку, думал с самого утра. Но он боялся даже пробовать. Что, если он посмотрит в эти огромные карие глаза и, как тогда, застынет? Она будет поминать ему об этом до конца жизни.

Юношу передернуло. Даже случайные мысли о вчерашней ночи вызывали отторжение. Дарен не хотел думать, почему остановился в последний момент.

Младший Тартис не относился к тому типу людей, что любят копаться в собственных мыслях, анализировать каждый свой поступок. Попытки делать это заставляли его чувствовать себя чужаком в собственном сознании, вызывали раздражение. Все мысли и эмоции оказывались сплетены в какой-то жуткий непонятный клубок и неизменно противоречили друг другу.

Дарен осознавал, что какая-то часть его, очень глубокая, не имевшая никакого отношения к логике, воспринимала Иласэ как настоящего человека, девушку, а не просто ствуру. Именно эта его часть запаниковала и не позволила ударить.

Но хуже было даже другое: перед этим Дарен почти потерял над собой контроль. Он был так зол, что ему просто хотелось причинить кому-нибудь боль, и неважно, кто перед ним.

Дарен испугался, что превращается в Амадея.

«Только трусы бьют женщин» — говорил он, когда отец был рядом. Старший Тартис всегда делал вид, что не слышит.

Предполагалось, что Дарен не знал, как на самом деле строились отношения его родителей. Амадей никогда не бил Клариссу, если сын был рядом. Однако Дарен умел быть невидимым и незаметным — этим искусством он овладел в раннем детстве — и страдание матери причиняло боль и ему, и из этой боли росла ненависть к Амадею.

И здесь лежал парадокс: Дарен любил своего отца. Почти так же сильно, как ненавидел.

Темные говорят: у людей больше всего ненависти припасено для тех, кого они сильнее всего любят.

Дарен хотел, чтобы отец любил его, гордился им. А еще Дарен мечтал о мучительной смерти для отца за то, как Амадей обращался с ним и Клариссой.

На самом деле, все просто: Дарен отомстит. Он станет правой рукой Повелителя, достигнет всех целей, какие ставил Амадей, сделает Семью Тартис первой среди Темных, и одновременно с этим лишит отца всякой власти, уничтожит морально, прежде, чем убить.

Идея была одинаково пугающей и притягательной: занять место отца, стать своим отцом. Одна часть Дарена выла от ужаса, другая холодно говорила, что выбора нет, что это судьба, что все черты Амадея спрятаны в нем и лишь ждут момента, чтобы раскрыться.

Дарен предполагал, что, когда время придет, колебаний не будет, он сделает работу, не поморщившись, не дрогнув.

С Иласэ он дрогнул.

Ведь Дарен ненавидел всех ствур, по-настоящему ненавидел, и то, что в тот вечер он перечислил Иласэ, было лишь малой частью грехов выродков.

Дарен оглянулся на девчонку и с ужасом ощутил приятное чувство теплоты, когда она весело улыбнулась ему, тряхнула головой, по плечам запрыгали ее темные локоны.

Он не должен этого чувствовать, не должен! Иначе ему никогда не достигнуть своей цели, не одолеть отца. Она — слабость, а у воина не должно быть слабостей.

Она ведь — не настоящий человек.

У нее — нет, и не может быть настоящих чувств.

Она — всего лишь ствура.

— Ты не должен так хмурится, а то появятся морщинки, — с умным видом проговорила Иласэ, перебив его размышления, — старайся сохранить свою красоту, потому что при таком отсутствии умственных способностях, как у тебя, не видать тебе успеха ни в чем, кроме мужской проституции.

— Заткнись! — прошипел Дарен сквозь зубы, не поворачиваясь в ее сторону.

— Ты ведь квир, верно? Предпочитаешь мальчиков? — со светской учтивостью поинтересовалась Иласэ, улыбаясь как ни в чем ни бывало. — Если да, то это многое объясняет.

— Что я предпочитаю, — проговорил он зло, — так это проломить твой толстый череп и заткнуть тебя, наконец!

Короткое изумленное молчание, потом:

— Фи! Какой ты грубый!

Юноша развернулся, оскалив зубы, и Иласэ напряглась, как готовый отпрыгнуть зверек, но в ее глазах продолжали плясать демонята.

Дарен прорычал:

— Это твое последнее предупреждение! Закрой свой грязный рот, или я тебе помогу!

Иласэ посмотрела ему прямо в глаза, подняла к лицу почти соединенные большой и указательный пальцы:

— Ни на вот столечко не закрою!

— Провались ты в Бездну! — крикнул он в ярости и пнул землю, послав волну грязи и сора ей в лицо.

Иласэ закашлялась сухой пылью, безрезультатно пытаясь отогнать ее от своего лица, проговорила:

— Бедняга, у тебя уже начались конвульсии!

За этим последовало задумчивое молчание, прерываемое лишь скрипом ломаемых под ногами веток. Дарен раздумывал над вопросом, где бы найти бездонную яму, откуда девчонка не сможет его доставать, когда, к его изумлению, она сказала, почти жалобно:

— Ты на меня сердишься?

Дарен бросил в ее сторону испуганный взгляд: что на сей раз?

— Я же просто дразнилась! Можно подумать, раньше ты вел себя лучше!

Дарен понятия не имел, что с ней происходит. Эти странные изменения настроения…

— Тартис, извини, что я так сказала! Не думала, что примешь мои слова так близко к сердцу!

Когда он ничего не ответил, Иласэ нахмурилась:

— Я мирилась с твоими выходками много дней. У тебя нет никакого права сердится!

— Слушай… — начал он, намереваясь наорать на нее неизвестно который уже раз за этот день. Но передумал. Если девчонка и впрямь чувствует себя виноватой, нужно спросить ее о вчерашнем вечере, о том, откуда она выудила всю информацию о его семье. Как бы сильно Дарену не хотелось забыть вчерашнюю катастрофу и притвориться, что ничего подобного не случилось, он был обязан знать.

— Ты не должна говорить о том, чего не понимаешь, — произнес юноша сурово, пытаясь подтолкнуть ее в нужном направлении.

Иласэ все поняла не так.

Сперва девушка нахмурила брови, мысленно перебирая весь их разговор, потом широко распахнула глаза и прошептала в ужасе:

— Так ты вправду квир! О, прости, пожалуйста, Дарен, я не хотела над тобой смеяться! — Иласэ схватила его за руку, — Я же не знала!

— Заткнись, я не квир! — завопил Дарен, щеки которого ярко вспыхнули; резким движением выдернул у нее ладонь и оттолкнул от себя.

Иласэ тоже вскрикнула, с трудом удержавшись на ногах. Ее взгляд удивленно и недоверчиво впился в его лицо, ища правду. Она явно была серьезна.

Дарен сделал глубокий вдох:

— Я не квир, — произнес он негромко, цедя слова сквозь зубы.

— А-а… — сказала Иласэ очень тихо.

Дарен чувствовал себя невероятно униженным, наверное, это и заставило его выпалить:

— И вовсе я не веду себя, как квир!

Дурак, трижды дурак, нашел, что сказать! — ударил он себя мысленно.

— Конечно, нет! — торопливо согласилась Иласэ.

— Именно!

Они продолжали идти, глядя в противоположные друг от друга стороны.

— Но если б ты был — ничего страшного, — произнесла девушка нерешительно.

— Я не квир! — крикнул он, моментально теряя все свое самообладание.

— Ясно! — крикнула Иласэ в ответ.

— Поняла?

— Да!

— Точно?

— Точно!

— Хорошо.

В последовавшим за тем неловком молчании единственное, что мог делать Дарен, так это думать, действительно ли Иласэ считала его квиром. Настроения такие размышления ему не подняли.

— Значит, ты говорил о прошлом вечере, — пробормотала Иласэ, глядя себе под ноги.

Проклятье, он уже забыл об этом.

Она тем временем продолжала:

— Прости, я не должна была так говорить, у меня не было на это никакого права. Уверена, твой отец очень любит тебя, даже если ему сложно это показать, — и девчонка робко улыбнулась. Ну мог ли этот разговор стать еще хуже?

Дарен с трудом удержался, чтобы не выдать, насколько она была права вчера. Да, его отец ненавидел его, а он ненавидел Амадея.

— Как ты узнала про мою комнату? — спросил он резко.

— Ну, — она слегка покраснела, — в том году на кухне Замка работал серв, которого твой отец выгнал из домена. Когда я засиживалась за работой и не успевала на ужин, то спускалась вниз, и, случалось, что он там дежурил. Иногда мы разговаривали. Как-то он упомянул, какие видел украшения в доме Тартисов, а я спросила про твою комнату.

— Хорошо посмеялась за мой счет с Кэйросами? — Дарена затрясло от злости. И о чем только думал отец, выпуская серва из домена?

— Н-нет, я никому не говорила.

Дарен пристально взглянул на девушку, но Иласэ не пожелала встречать с ним глазами.

— Мне просто было любопытно, — пробормотала она.

Любопытно?

— А чего ты ожидала? — спросил он язвительно, — высушенные головы ствур на стенах?

— Нет, извини, — Иласэ заправила за ухо выбившуюся прядь, — мне просто было интересно, на что похожа комната Дарена Тартиса.

Дарен хмыкнул, обдумывая ее слова. Мысль, что любимица Старшего магистра и одна из самых сильных магичек этого века заинтересовалась им настолько, что даже расспрашивала слуг, была… приятна. В конце концов, все знали, что для Иласэ Аллеманд в мире существовали только две вещи: магия и Кэйросы. Именно в таком порядке. Да, пожалуй, ее интерес ему почти льстил.

— А расцветка моего нижнего белья тебя тоже интересовала? — Дарен ухмыльнулся.

— Нет! — Иласэ отчаянно затрясла головой.

— А все остальное? — его улыбка превратилась в оскал, — про моих родителей? Ты вытащила из слуги все отвратительные маленькие секреты, которые он знал?

— Нет! Все остальное… серв ничего не рассказывал мне об этом. Я сама догадалась: сложила вместе, что видела, и что говорил мне ты.

— Например? — Дарен прищурился.

Иласэ вздохнула:

— В прошлом году, во время Игр Кабарга твоя мать выглядела очень сердитой, ни с кем ни разговаривала. И все время держала в руках маленькую вигоневую шкатулку. Ты ведь знаешь, для чего их используют?

Дарен кивнул. Его мать уже несколько лет увлекалась «серебряной пыльцой», и юноша ужасно боялся, что однажды она не захочет вернуться из очередного сладкого путешествия… Вигоневые шкатулки, в которых Кларисса хранила порошок, Дарен ненавидел.

— А твой отец…, - Иласэ заколебалась, — он очень страшный человек, даже среди Темных; его боятся наравне с Повелителем. И в тот день, прежде, чем потерять сознание, ты говорил, что он тебя не любит, что ты для него недостаточно хорош, недостоин быть его сыном.

Он так сказал? Дарен отвернулся от нее, глядя в пустоту. Он никогда не произносил этих слов вслух, не говорил даже Локи.

— А почему… почему тебе так кажется? — нервно спросила Иласэ, — он плохо с тобой обращается?

Ну-ну, давай поделимся историями нашего детства!

Дарену очень хотелось бы в деталях объяснить, насколько жизнь его семьи ее не касается, но получилось бы, как признание.

— Нет, — сказал он холодно, — просто мы не ладим.

Глава 28. Почти дома

Через несколько часов местность начала понижаться, и они оказались в полукруглой чаше долины, густо поросшей молодыми деревьями и кустарником. Еще зеленые, несмотря на начало осени, кроны тесно переплетались друг с другом. В лесу было сумрачно и очень тихо, говорить не хотелось; даже ступать Иласэ и Дарен старались бесшумно. Земля под ногами кое-где слегка похлюпывала.

Дарен прищурился: показалось, что немного слева от них в земле что-то поблескивало. Иласэ шла впереди и не видела, как он свернул в сторону, наклонившись, отбросил ветки и листья, и пальцы коснулись блестящей гладкой поверхности.

Не может быть!

Дарен попытался что-то сказать, позвать Иласэ, но в горле внезапно встал ком, и вместо слов вырвался невнятный хрип.

— И…Иласэ! — со второй попытки получилось. Она обернулась и заторопилась назад, с тревогой глядя на его побелевшее лицо:

— Что? В чем дело?

— Смотри! — он вскарабкался на ноги, протягивая ей свою находку.

Девушка нахмурилась, подходя ближе, потом разглядела, что именно он держал.

— Где? — выдохнула она.

— Вот, — показал Дарен, — тут, прямо в земле.

Иласэ протянула руку и дрожащими пальцами взяла у него овальный золотой кулон на порванной цепочке. В Империи такие украшения носили маленькие дочки магов.

— Это настоящее! О, Первые, это настоящее!!! — ее голос сорвался.

— Люди, — прошептал Дарен, — маги!

В глазах Иласэ вспыхнул счастливый свет:

— Мы сделали это! Мы добрались! — и она запрыгала от радости, как маленькая девочка, крича во весь голос:

— Мы дошли! Дошли! Дошли!

Иласэ бросилась к нему, обхватила руками за шею:

— Мы дошли, Дарен! Мы дошли!

И все, что он мог сделать — это сжать ее покрепче и закружить в воздухе, смеясь вместе с ней от радости.

А потом, взявшись за руки, они побежали: безумный, дикий бег к цивилизации, совсем рядом с рощей шотонов, чьи живые лианы махали им вслед. Они мчались, не чувствуя усталости, боли в ногах и жжения в легких.

Они летели.

Внезапно лес кончился. Шотоны неровной грядой уходили на юг, впереди лежало поле с пожухлой травой, за ним — ложе высохшего озера, а дальше…

— Хижина! Смотри! — Иласэ радостно подпрыгнула.

— Нет времени плясать, пойдем! — одернул ее Дарен.

Иласэ вновь схватила его за руку, и они побежали через поле.

— Дом, дом, дом! — пропела девушка, и Дарен поразился, как при таком беге у нее хватило на это дыхания, — мягкая кровать, чистая одежда, горячая ванна! И еда!

— А также книги и много пропущенных заданий! — поддержал ее Дарен писклявым голосом.

— И… о, заткнись! — Иласэ рассмеялась и попробовала его ударить. Юноша со смешком увернулся.

— Эй, смотри! — воскликнула она внезапно, показывая вперед. Там, из-за угла хижины, вывернул человек.

— Эй! — крикнула Иласэ во все горло, махая ему рукой. Человек, судя по фигуре, мужчина, подошел к краю забора, огораживающего домик, и прислонился к плетню, внимательно глядя на них. Странное это, должно быть, было зрелище: два грязных, осунувшихся, одетых в темные лохмотья подростков, на полной скорости несущихся из леса…

Они продолжали бежать, пока Дарен не споткнулся и едва не упал, удержавшись в последний момент. Удивленно глянул себе под ноги: ботинки глубоко провалились в землю, и следы тут же заполнялись водой. Рядом испуганно ойкнула Иласэ, заметив тот же феномен.

А потом Дарен почувствовал запах.

В горле запершило, тело скрутило в приступе кашля: легкие не желали принимать в себя отравленный воздух. Отравленный знакомым запахом смерти и гниения.

— Что случилось? — Иласэ недоумевающе уставилась на него. Дарен вытер слезящиеся глаза и поднял голову: в центре высохшего озера лениво поднимался фонтанчик черной жидкости.

— Стой! — крикнул он в панике. Теперь черная жидкость была не только в центре, но и проступала в трещинах почвы, заполняла их следы. Стоящий у хижины человек невозмутимо наблюдал за происходящим. А черная вода распространялась по всей впадине, прибывая все быстрее, образуя глубокие лужи. Мертвое озеро заполнялось водой. Но если они поторопятся, то успеют пересечь его…

Кваканье одинокой лягушки зазвенело в воздухе, прервав почти сформированный приказ бежать. А потом середина озера взорвалась, выбросив маленькое цунами мерзкой воды.

— Проклятье! — крикнул Дарен, торопливо отворачиваясь и прикрывая рукой нос и рот, словно это могло защитить его от зловония. — Назад к деревьям!

Вода прибывала очень быстро, они слышали ее гневное рычание в свои спины. Их ноги вымокли уже до середины бедер, когда Дарен и Иласэ достигли, наконец, берега, и, задыхаясь, упали на пожелтевшую траву.

Озеро до краев заполнилось маслянистой воняющей жидкостью. Какое-то время по нему еще шли волны, потом поверхность словно превратилась в черное стекло. И, как на взмах дирижерской палочки, запели слитным хором невидимые лягушки.

За все это время человек, стоящий у хижины, похоже, не шевельнулся. Лицо Дарена исказилось в злой гримасе, и злость же подняла его на ноги:

— Ты ублюдок! Почему ты не предупредил нас?!! — закричал он, не думая, можно ли услышать его на таком расстоянии. Человек шевельнулся, но не ответил.

— Что он делает? — сдавленным голосом спросила Иласэ.

— Просто стоит там! Поднимайся, мы пойдем вокруг этого…, - Дарен запнулся, не зная, как можно назвать огромную массу черной зловонной жидкости, — …этого проклятого озера.

Иласэ, пошатываясь, встала на ноги. И в этот миг лягушки замолчали. Дарен дернулся, все мускулы его напряглись, Иласэ тоже застыла в тревоге — они получили предупреждение. Но о чем? Противоестественная тишина окружила их, и они замерли, боясь пошевелиться. В воздухе нарастала тревога.

Вода забурлила.

Маленькая волна лизнула травянистый берег.

— Побежали! Сейчас!

Они начали огибать озеро с юга, двигаясь вдоль линии шотонов, так быстро, как могли.

В центре озера поднялся черный вал воды, разорвал поверхность, породив множество грязных брызг. Что-то огромное, в чьем покрытом коркой грязи теле невозможно было различить никаких определенных черт, рвалось наружу.

«Гигантская лягушка» — такова была первая несуразная мысль, появившаяся в голове Дарена, когда им с Иласэ пришлось остановиться и отступить от линии воды. У обоих заслезились от смрада глаза, легкие в судорожном кашле пытались вышвырнуть из себя отравленный воздух.

Существо задергалось, задвигало длинным толстым хвостом, расправило огромные нетопыриные крылья; и под сползающим слоем грязи Дарен уловил блеск красной чешуи.

Золотые, лишенные зрачков, глаза открылись, и треугольная голова повернулась к ним.

— Это невозможно, — расслышал он голос Иласэ.

Виверна.

Существо неуклюже развернулось к ним всем туловищем, резкие конвульсии сотрясали длинное тело чудовища. А глаза смотрели прямо на Дарена, не оставляя его ни на секунду.

— Тартис! — Иласэ потянула его за рукав, — Тартис!!!

Все внутри Дарена заледенело, он мог только дышать, неглубоко и неровно.

— Пошли отсюда, Тартис!

Он не мог. Если он шевельнется, если он даже моргнет, это существо схватит его. Потому что на самом деле это не виверна. Это нечто совсем другое, намного более худшее.

— Нужно бежать, вернуться к лесу! — голос Иласэ пронзительно зазвенел от сдерживаемых слез, — виверна слишком большая, она не сможет схватить нас там!

Чудовище делало один неуклюжий пошатывающийся шаг за другим, огромная змеиная голова слегка дергалась.

— Тартис!!! — Иласэ затрясла его, пытаясь вывести из ступора.

Они умрут. Чудовище голодно, но оно не просто съест их, оно сделает что-то другое с ними, что-то невообразимое.

Отчаянно вскрикнув, Иласэ выдернула из ножен засиявший кинжал и выступила вперед, к чудовищу. И это заставило Дарена очнуться. Крохотная девчушка, готовая сражаться с жутким порождением Бездны.

— Что ты делаешь?!! — крикнул он, схватив ее за плечо и отдергивая назад.

Они развернулись и побежали к лесу. Они почти успели…

Нечто серебристо-белое выступило перед ними из-за стволов деревьев. Иласэ с воплем дернулась назад.

— Это всего лишь единорог! — с трудом удерживая ее, крикнул Дарен.

Единорог вышел из тени на поле, осторожно ступая на подгибающихся ногах, голова покачивалась на бескостной шее.

Милосердные Первые! Нет!

Прямо на Дарена, пустые и невидящие, смотрели черные дыры вместо глаз. Черные точки, как капли пота, выступили на безупречной шкуре. Выросли, ринулись потеками вниз, падая на траву.

Образ освежеванного единорога встал перед глазами.

— Это просто шкура, шкура единорога, — прохрипел Дарен. Иласэ прекратила вырываться. Вместо этого вцепилась в него, больно впилась ногтями ему в руку.

Позади из озера выбиралась виверна, впереди к ним бежал единорог, из пустых глазниц которого теперь уже лился желтовато-зеленый гной. И внутри его шкуры было нечто, с чем Дарен не имел ни малейшего желания встречаться.

Человек у хижины все так же наблюдал за ними.

— Помоги нам! — крикнул ему Дарен. Человек покачал головой, потом отвернулся и вошел в хижину.

Прилив злости заставил Дарена вспомнить об оружии.

— Кинжал, Иласэ! Используй кинжал на единороге!

Она подняла клинок дрожащей рукой, и Дарен взялся за ее кисть, направляя удар. Единорог заметил угрозу и припустил быстрее.

Лезвие разрезало воздух в направлении единорога, и Дарен почувствовал, как волна Силы прошла сквозь тело Иласэ. Однако его поразило, насколько слаб оказался удар.

На белой груди единорога появилась черта, расширилась, и оттуда хлынула, с жирными всхлюпами, черная кипящая жидкость. И в ней шевелились лягушки.

Маленькие, но их было так много, и они сразу же завели свое монотонное песнопение:

— Релой эодай мервокс!

Однако единорог остановился из-за удара лишь на несколько коротких секунд. Рана затянулась, и, на сгибающихся под разными углами ногах, он вновь пошел к ним.

С проклятьем Дарен вырвал у Иласэ кинжал. Колющая боль прошила его руку, но быстро исчезла, и он сжал рукоять поудобнее, готовясь ударить сам. От оружия донеслось что-то, похожее на крохотную улыбку, тихое приветствие.

И в это мгновение единорог открыл рот, показав желтые, похожие на иглы, клыки, и закричал.

Этот звук не походил ни на что, слышанное Дареном раньше. Даже горные горгульи не умеют кричать так, что, кажется, в голове лопаются сосуды, а кости дробятся в труху.

А крик все длился, впиваясь в Дарена волна за волной.

Взвыв, юноша уронил кинжал и упал на колени, зажимая руками уши. Из носа, из обеих ноздрей, хлынула кровь.

Единорог, наконец, замолчал. Под ногами Дарен чувствовал ритмичное сотрясание почвы — виверна приближалась.

Сквозь пелену пульсирующей боли Дарен начал шарить руками по земле, пока пальцы не сомкнулись на теплой рукояти. Он еще смог испытать слабое удивление, когда Иласэ вырвала клинок у него из руки и помогла встать на ноги. Ей ведь должно быть хуже, чем ему, она же использовала магию кинжала! Лицо девушки, как и у него, тоже было в крови.

Дарен видел, как шевелятся ее губы, но не мог ничего разобрать сквозь шум в ушах. Тогда она просто потащила его за собой.

К шотонам.

Проклятье, у них и впрямь не было выбора. Полоса деревьев-убийц была совсем рядом, намного ближе, чем настоящий лес.

При их приближении лениво повисшие лианы радостно встрепенулись. Дарен стиснул зубы и первый поднырнул под переплетение ветвей. Ближайшие лианы всей своей массой полетели к нему. Иласэ взмахнула кинжалом, разрезая живые растения на части. Ее удары были довольно слабы, но сейчас это оказалось во благо: каждое использование кинжала ослабляло Иласэ лишь чуть-чуть.

Единорог вбежал в лес следом за ними. Лианы метнулись вниз, обхватили его вокруг туловища и рванули в разные стороны. Кожа лопнула, как перезревший фрукт, посылая черную густую жидкость лететь во всех направлениях. Пустая шкура упала на землю, но продолжила корчиться, пытаясь ползти вслед за ними.

Иласэ постепенно слабела, удары становились медленными и неуклюжими. Еще немного — и оружие выпадет из немеющих пальцев. А лианы словно взбесились: с каждой секундой их становилось все больше и больше.

За спиной раздался рев: виверна пыталась протащить свое широкое туловище между деревьями. Лианы обвивались вокруг нее, но без толку — для них чудовище было слишком велико.

Дарен отобрал у Иласэ кинжал и начал сам наносить удары по плотоядным растениям. К горлу подкатил ком, закружилась голова, но они продолжали бежать вперед. Перед глазами потемнело…

Дарен сделал еще один шаг, и земля исчезла из-под ног.

Они падали.

И падение было бесконечным.