На стене, над громадной атомной пишущей машинкой «Ундервуд» висела страница, выдранная из журнала «Лайф». По углам она держалась на липкой ленте, отставшей по краям. Изображалась на странице реклама пива «Райнголд». Мисс Райнголд 1948 года — сексуальная рыжеволосая Анита Манн — лежит на полосатом полотенце на некоем пляже. Песок, прибой, зонты, всех цветов надувные круги и тому подобное. Аниту окружают кавалеры, подобно ей, обнаженные, как только что скинувшие кожу змеи. Группы людей без одежды резвятся меж волн или на песке. На голубом небе развевается лента со словами: «Мое пиво — „Райнголд“, лучшее пиво!» В рамке с краю, вместе со словами об иных достоинствах «Райнголда», красуется пузатая бутылка и толстогубая пивная банка, составленные в натюрморт с упаковкой презервативов. Мелким шрифтом написано: «Сварено в пивоварнях Либермана, основанных в 1837 году. Волосы мисс Райнголд уложены в „Слипстик Студиос“. Противозачаточные средства предоставлены Б. Ф. Гудричем. Помните: министр здравоохранения Кинси утверждает: „Только вы способны помочь избавиться от ВД!“»
В громко гудящую пишущую машинку был заправлен сандвич из копирки между какой-то облигацией и тонкой гладкой бумагой. На нем было напечатано имя автора, его адрес и заголовок рассказа:
Генри Галлахер
1212 Флэтбуш-авеню
Бруклин, Нью-Йорк
Каретка пишущей машинки дрожала, словно в ожидании появления первой строки произведения. По сути, она вся пульсировала энергией маленького атомного движка.
Работало радио, шло прямое включение с игры «Доджеров».
— А теперь несколько слов скажет Бранч Рики, владелец…
Доджеры были вдалеке от дома, они отправились на Западное побережье, и вещание, транслируемое через спутник, было низкого качества.
Сквозь помехи прорвалась громкая отрыжка, сопровождаемая скрипом от смятой банки — предположительно, пивной, предположительно, «Райнголда».
Мужчина едва не споткнулся о радиоприемник производства «Филко» и ухватился за его огромный корпус. Дерево корпуса нагрелось от мерцавших внутри электронных ламп марки «Сильваниа».
На мужчине была белая майка и широкие армейские штаны цвета хаки, туго затянутые ремнем вокруг стройной талии. Ноги босы, черные волосы не причесаны, на щеках щетина, взор сизо-серых глаз затуманен. Он хлопнул по радио ладонью, сначала легонько, затем сильнее. Звучание не улучшилось, и он начал возиться с настройкой частот. Проносились разные станции, новости сменялись рекламой, мыльными операми или комедиями. «Аллея Алена», «Спайк Джонс», «Оззи и Гарриет». Наткнувшись на знакомую мелодию, мужчина перестал крутить ручку настройки.
— Нравится мне эта хрень, — едва связно произнес он и прибавил звук. — «Мерри Мэкс», офигенная группа!
Он начал неуклюже танцевать под джаз, вертясь по всей комнате, натыкаясь на потертую мебель, а певец пел:
Коняшка понюшку тащит,
И ослюшка понюшку тащит,
А малявку-ягнявку плющит.
А ты не про-о-о-о-чь?
Раздался стук в дверь.
— Заходь!
Дверь открыла девушка. На ней был легкий розовый свитер из ангорской шерсти, хлопчатобумажная юбка в полоску, розовые носки по щиколотку и двухцветные кожаные туфли. Белокурые, не слишком длинные волосы причесаны в стиле Джоан Блондель.
Мужчина схватил ее за талию и начал кружить в танце.
— Малявка-ягнявка, малявка-ягнявка! — выкрикивал он, словно так ее и звали.
Девушка была крайне недовольна, однако позволяла ему вертеть собой. Постепенно она увлеклась. Мужчина оторвал девушку от пола и закинул ее ножки высоко вверх. Юбка тотчас задралась, и показалось белое хлопчатобумажное нижнее белье, полностью все прикрывавшее. Едва поставив девушку на пол, он перепрыгнул через нее, развернулся к девушке лицом, и она прыгнула ему на шею, обвив ногами талию. Потеряв равновесие, мужчина попятился назад, и они упали боком на расправленную кровать. Песня закончилась.
— Давай трахнемся, Малявка-ягнявка, — предложил мужчина.
Оттолкнув его, Малявка ответила:
— Хэнк, забудь. Ты опять пьян, знаешь же, как я к этому отношусь.
— Вовсе нет, — обидчиво ответил Хэнк.
Малявка-ягнявка махнула рукой на восемь сплющенных пивных банок, что валялись по полу.
— А это кто выпил?
— Маленькие зеленые человечки.
— Пусть маленькие зеленые человечки поцелуют меня в зад.
— Могу поспорить, они бы с удовольствием. — Хэнк набросился на Малявку-ягнявку, но та шустро откатилась в сторону и спрыгнула с кровати, оставив Хэнка сжимать подушку.
Девушка поправила юбку. Хэнк продолжал лежать лицом в подушку.
— Ой, Элси, у меня голова болит…
Элси холодно посмотрела на Хэнка.
— Сам виноват. Налью-ка я чашечку быстрорастворимого «Максвелл-Хауса». Может, он тебя оживит.
Элси пошла на кухню. Проходя мимо стола с пишущей машинкой, она остановилась прочесть заправленную страницу. Качая головой, девушка отключила атомный мотор. Он взвыл, постепенно замолкая, словно останавливающаяся динамо-машина.
Элси исчезла за дверью.
Зажурчала вода из крана, чиркнула спичка, зажегся газ на плите фирмы «Кросли», открылась дверца холодильника марки «Келвинатор». Вскоре вернулась Элси с двумя кружками кофе с молоком.
— Поднимись и выпей.
Хэнк медленно принял максимально вертикальное положение, перевалившись всем телом вперед, так что локти упирались в колени.
Элси вставила ему в руки чашку.
— Пей, — приказала она.
Хэнк повиновался. Элси села рядом.
Несколько минут они молча пили кофе.
— Хэнк, в чем дело?
— Сама знаешь.
— Книга?
— Что же, к черту, еще?
— Зачем ты продолжаешь строчить этот жуткий вздор? Сексуальный раб космических дорог!.. Ведь мы с тобой понимаем, что это чушь.
— Книга пользуется спросом, и я могу платить за квартиру. Шестьдесят долларов в месяц, не забывай.
— Но она убивает тебя. Посмотри в глаза фактам. Ты ненавидишь ее.
— Все ненавидят свою работу.
— Моя меня вполне устраивает.
— Ты была рождена для нее. Твои шуты-родители даже назвали тебя в честь идиотской борденовской мультяшной коровы.
— Реклама — честный труд.
— Торговля дурью — тоже.
— Слушай, давай забудем о моей работе. Почему тебе не начать тот роман, о котором ты всегда говоришь?
Хэнк посмотрел на нее диким взглядом.
— Роман? Здорово… а кто его купит? Уж точно не журналы, если я буду писать так, как хочу. Попробуй я изложить половину того, что у меня в голове, и они к нему не притронутся. Издатели и читатели не отличат дерьмо от дерматина, но ересь они видят сразу. А я именно это и собираюсь писать. Повесть о реальном будущем, а не какие-нибудь эскапистские фантазии об исполнении желаний человеческих через десять тысяч лет. Нет, моя книга будет не такой. Во-первых, она будет рассказана человеком с улицы. Никаких ребят из Гарварда или ничего не смыслящих миллионерских сынков с выступающей челюстью. Настоящий герой должен быть бедным, живущим прямо здесь, в Нью-Йорке. — Хэнк ехидно засмеялся. — Бог мой, я знаю столько об этой жизни, что смогу описать ее реалистично, как никто. И во-вторых: я экстраполируюсь от любой науки, которой люди сейчас занимаются, от вещей, которые некому критиковать. Есть тут один тип в «Белл Лэбораториз» по имени Клод Шэннон, он придумал нечто вроде теории информации. Я в ней мало понимаю, но чувствую, что шуму она наделает. А работа Лайнуса Полинга об альфа-спирали?.. Боже мой! Ты понимаешь, что мы на грани разгадки механизма наследственности? Я знаю, как важна нуклеоника, но остальная чушь…
Хэнк уставился в потолок, словно видел на осыпающейся штукатурке высеченный огненными буквами текст своего романа.
Элси взяла друга за руку, глядя на него в благоговении.
— О Хэнк, я так люблю, когда из тебя лучится свет твоей истинной сути. Не думай о том, продашь ты роман или нет, просто пиши его!
— Не знаю, Элси. Даже и не знаю. Иногда мне кажется, что я гений, а иногда, что просто повторяю очевидное, а такой писанины вокруг навалом. Но если это так, почему другие ее не видят? Боже, да она же повсюду. — Взгляд Хэнка упал на «Лайф», развернутый прямо на кровати. — Посмотри. Господи, да этот Генри Люс[20] держит руку точнехонько на пульсе времен. В журнале больше научной фантастики, чем в десятке выпусков «Эстаундинг».
Хэнк зашелестел страницами. На одной из них изображался новый, более совершенный прибор для распыления ДДТ. Улыбающаяся девушка в бикини ела хот-дог и потягивала газировку с сиропом, погруженная в безвредное облако химических паров. На другой странице был новейший продукт от «Сибург Корпорейшн»: «Селект-О-Матик» — девятифутовая стойка для грампластинок с передвигающимся звукоснимателем; на ней помещались сотни пластинок, которые будут автоматически прослушиваться в произвольном порядке. Телевизоры от «Дженерал Электрик», которые можно спокойно смотреть при естественном освещении. Волшебная синтетическая ткань «коросил», которая обещает изменить все — от обивки мебели до нижнего белья.
Захлопнув журнал, Хэнк проговорил:
— И я еще даже не затрагивал вопрос об изменяющихся духовных ценностях. Сексуальная вседозволенность, которую развязали президент и Кинзи[21], потребительское отношение, которое проповедуется в рекламах, все чем-то кормятся…
— О Хэнк, поцелуй меня…
Теплом светился полумесяц круговой шкалы модернизированного «Филко». Из обшитого тканью репродуктора звучал голос Луэллы Парсонс, говорившей о Голливуде и Бродвее. Послышался скрип пружин, треск разрываемой упаковки «коросила». Парсонс сменил Нат Кинг Коул, исполнивший свой последний хит «Дитя природы». Его мягкий баритон перетек в аплодисменты, визги, вздохи и восторженные крики.
Звуки спящих людей — равномерное дыхание, медленные невольные шевеления тела по простыне, легкое почмокивание — смешивались с песнями Спайка Джонса и игрой его оркестра. Где-то грохнуло корыто, зажужжала ручная пила, провыла мимо сирена…
Радио на короткое мгновение затихло, и стал слышен вежливый, но настойчивый стук в дверь квартиры Хэнка.
— Хэнк, Хэнк, просыпайся, кто-то стучит в дверь.
— А? Что случилось? Сейчас, иду. Иисусе, можно подумать, что они приняли дозу слабительного!
Хэнк подошел к двери нагой до пояса, расстегнутый ремень болтался, как язык у собаки.
Снаружи стоял негр. Одного возраста с Хэнком и Элси, приветливое лицо, коротко остриженные волосы. На нем была коричневая спецодежда Гражданской Службы и тяжелые рабочие ботинки, покрытые пылью от штукатурки. На нагрудном кармане вышиты звание и имя: рядовой Дуайт Ховард.
— А, Дуайт, это всего лишь ты.
— Ага, миста Бенни, просто старый Рочестер.
— Дуайт.
— А?
— Заткнись и заходи.
Дуайт вошел в квартиру, метким взглядом оценил степень захламленности помещения и цокнул языком.
— Генри, ты живешь хуже, чем те ребята, которым мы помогаем в Гарлеме. Не понимаю, как ты это терпишь. Привет, Элси.
Элси, застегивавшая молнию на юбке, подняла взгляд:
— Привет, Дуайт.
Из-под майки вынырнула голова Хэнка.
— Я живу в мире разума, ты, невежественный дикарь. Этот мир — иллюзия, майя. Он ничего не значит.
— Моя не понимать все эти длинные слова, миста Галлахер, но коли уж ты так считаешь…
Хэнк фыркнул.
— Дуайт, ты критиковать меня пришел?
— Что ты, Генри, взгляни.
Дуайт достал из кармана коросиловый мешочек.
— Косяк, — благоговейно произнесла Элси.
— А он вставит?
— Именно это курит Роберт Митчем, — сказал Дуайт.
— Так чего же мы ждем?
Хэнк скинул на пол пару подушек, и друзья шлепнулись на них. Скоро вся комната клубилась голубоватым дымом, запах стоял, как на мексиканской свадьбе.
— Чувствую себя такой туманной, — сказала Элси. — Будто я — песня Синатры[22].
Все кивнули, соглашаясь с ней, и сонно улыбнулись.
— Эта штука покруче «кэмела», — заметил Дуайт.
Все трое покатились со смеху.
— Я на работе слышал одну вещь, — продолжил Дуайт. — Какая сейчас самая популярная песня в Париже?
— Сдаюсь, — сказала Элси. — Какая?
— Сияйте, жучки-светлячки.
— Фу, гадость!
— Как твоя работа, Дуайт? — спросил Хэнк, отсмеявшись и сделав пару задумчивых затяжек.
— Недурственно. Мы рушим трущобы и строим новые уютные дома для всех этих бедных ребят. Знаешь, кто присутствовал на открытии последних блоков? Генерал Эйзенхауэр и секретарь Дюбуа[23]. Как же сердцу мило видеть известного белого человека рука об руку с выдающимся черным. Ни при каком ином президенте такого бы не произошло.
Некоторое время они молчали, затем Дуайт спросил:
— Генри, почему бы тебе не поступить на гражданскую службу? Всего два года, а смена обстановки пошла бы тебе на пользу. Знаю, у тебя последнее время что-то не клеится. Черт возьми, да я с прошлого года не видел в журналах ни одной твоей работы. А та — как же она называлась? — «Рейдеры с колец Сатурна». Шедевром ее не назовешь.
— Катись ты к черту, Дуайт. Тебе ничего из моего не нравилось, кроме первого рассказа, после которого ты меня разыскал.
Тут вмешалась Элси:
— Знаешь, Хэнк, а идея не так уж плоха. Тебе надо отвлечься от творчества.
— Точно, послушай девушку, Генри. К тому же, разве тебе не хочется получить избирательное право? Ведь в этом году выборы.
— Нет. Не такой ценой. Ты же знаешь, это единственное, в чем я не согласен с нашим почитаемым президентом. Как можно давать право голоса только тем, кто был на войне или проходил государственную службу? Это противоречит всей истории нашей страны. Нет, забудь. Я и госслужба никогда не споемся.
— У меня в горле пересохло, — сказала Элси. — Пойду принесу по пиву.
— Правильная мысль.
Элси отправилась на кухню. Вскоре оттуда послышался голос, слега приглушенный, поскольку ее голова находилась внутри холодильника «Келвинатор».
— Хэнк, у тебя закончился «Райнголд».
— А что там есть?
— «Хэмс», «Пабст», «Рэд Кэп», «Блатц»…
— Принеси мне «Блатц».
— А я буду «Хэмс», Элси.
Элси вернулась с тремя бутылками и открывашкой. Едва она откупорила последнюю бутылку, раздался стук в дверь.
— Иисусе! — произнес Хэнк, пытаясь подняться на ноги. — У нас что сегодня, вечер встреч? Кто там?!
— «Вестерн Юнион».
Все невольно вздрогнули из-за рефлекса, выработанного за последние годы войны: телеграммы обычно несли сообщения о смерти. Хэнк, качаясь, встал и пошел открыть дверь.
Человек за ней казался слишком старым для работы разносчика телеграмм. Судя по бирке от «Вестерн Юнион», звали его Г. Миллер. Видимо, догадавшись, что Хэнка смутил его возраст, посыльный сказал:
— Я — хозяин компании. Дело в том, что у нас не хватает людей. К тому же я счел, что найду применение чаевым не хуже, чем любой юнец. У меня, мистер, дома жена, а еще есть бывшая, которая орет, требует алименты.
— Посмотрю, чем могу помочь, — проговорил Хэнк, забирая телеграмму.
Он вернулся в комнату и выклянчил у Элси доллар.
— Спасибо, дружище, — поблагодарил Г. Миллер.
Снова оставшись наедине, трое друзей уставились на телеграмму.
— Открывай ее, Хэнк, открывай же.
Внутри конверта оказалось сообщение следующего содержания:
ВАС ПРИВЕТСТВУЕТ ПРЕЗИДЕНТ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ: В СООТВЕТСТВИИ С АКТОМ ХОУГА-УОЛДО СТРАНЕ ТРЕБУЮТСЯ ВАШИ УСЛУГИ. ПОЖАЛУЙСТА, БУДЬТЕ ГОТОВЫ ОТБЫТЬ С ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫМ ЭСКОРТОМ В 17.00, 30 ИЮНЯ 1948 ГОДА. СПАСИБО.
— Ничего себе, это же через час, — воскликнула Элси.
Хэнк потрясен, словно в него ударила молния.
— Не могу поверить. И что им может быть надо от такого конченого литературного поденщика, как я?
— Не знаю, Хэнк, но тебе лучше собираться.
Дуайт и Элси проводили Хэнка в ванную. Поставили его для отрезвления под холодный душ. Благодаря бритвенным лезвиям «Жиллетт», зубной пасте «Ипана» и тонику для волос на вазелине он вскоре стал выглядеть презентабельно, насколько то было возможно.
С полотенцем вокруг талии Хэнк вернулся в комнату. Элси выложила его лучшую одежду: рубашку фирмы «Сумара Спортc», габардиновые штаны со стрелками и аргиловые носки. К сожалению, единственной обувью Хэнка была пара кедов.
Когда он завязывал шнурки, раздался четвертый за день стук в дверь.
Открывать пошел Дуайт.
За дверью стояли два представителя военно-морской полиции, безупречные от эполет до начищенных до блеска сапог. Очевидно, они уже очень давно состояли на службе: нашивки каждого свидетельствовали о неоднократном предоставлении избирательного права.
— Господин Галлахер?
— Нет, сэр, никоим образом. Не я, сэр, он. Вот парень, который вам нужен, да, сэр.
Полицейские вошли и закрыли за собой дверь.
— В списках о сборе эти двое числятся? — спросил один другого.
— Не-а.
— И чё нам с ними делать?
— Не знаю, никогда раньше не видел в списке пометки о таких высоких мерах безопасности…
— Наверно, их тоже надо взять. Лучше сделать и ошибиться, чем не сделать и потом локти кусать.
— Хорошо.
Главный полицейский повернулся к трем друзьям.
— Рядовой Ховард, мисс, боюсь, вам придется последовать с господином Галлахером. Скорее всего это составит для вас лишь временное неудобство.
Хэнк подал голос:
— Могу я по крайней мере спросить, куда я еду?
— Думаю, вы имеете на это полное право. Мы направляемся в столицу.
— В Денвер?
— Именно так. Господин Галлахер, осмелюсь посоветовать вам взять зубную щетку.
Перед домом был припаркован большой черный «паккард» последней модели. С мощным атомным двигателем, двумя конусами радаров на переднем бампере, с аккуратно нанесенной по трафарету правительственной эмблемой на дверцах — внушительная машина.
Один из полицейских открыл заднюю дверь, а другой сел за руль. Хэнк, Элси и Дуайт, двигаясь, словно все у них внутри окостенело, забрались внутрь. Торчащая из нагрудного кармана зубная щетка тыкнула Хэнка по носу.
Дверь захлопнулась, в машину сел второй полицейский, и они тронулись.
В этот час движение было довольно интенсивным. По проспекту Флэтбуш катили «нэши», «кросли», «студебекеры», «меркурии». Все — модели сорок восьмого года, на атомной энергии, с радиолокаторами во избежание случайных столкновений.
По тротуарам бодро шагали граждане: мужчины в фетровых кепках, ребята в дурацких шапочках, маленькие девочки в розовых платьицах с рюшками, женщины в туфлях-лодочках с открытыми носами, на высоких массивных каблуках. Их невинное наслаждение прекрасным июньским вечером резко контрастировало с прохладной атмосферой, окутавшей троих друзей, которые мчались на таинственную встречу с судьбой. Хэнк был настолько потрясен, что даже не интересовался прозрачными блузами из плиофильма[24] на самых дерзких модницах.
Нервно глядя в окно машины, Хэнк заметил на небе скоростной самолет «Пан Америкен»[25] для дальних перелетов.
— Мы едем в Денвер на машине?
Полицейский усмехнулся.
— Что вы, господин Галлахер, для вас только первым классом.
Они подъехали к нью-йоркской военно-морской базе, прошли через контрольный пункт и наконец остановились у дока.
На воде качался огромный деревянный самолет — творение «Хьюз Эркрафт», называемое в шутку «Елейный гусь». Сконструированный вскоре после того, как Хьюз закончил съемки «Беглянки» с Джейн Рассел в 1941-м, он был подарен гением авиации американскому правительству и служил для личной перевозки президента.
— Все были уверены, что он никогда не поднимется в воздух, — пояснил один из полицейских, — однако они недооценили возможности нуклеоники.
Хэнк с друзьями взошли по трапу в главное пассажирское отделение самолета-титана. Полицейские тотчас передали своих подопечных под надзор двух представителей почетной гвардии президента. Почетная гвардия президента была элитным войском из специально отобранных опытных ветеранш женской вспомогательной службы[26], отличившихся в боевом искусстве. Женщины более пяти с половиной футов ростом, они носили форму из ткани «коросил», которую придумал сам президент. Славилась она своей крайней обтяжкой фигуры.
— Садитесь, пожалуйста, и пристегните ремни безопасности, — предложила одна из соблазнительных охранниц.
Хэнк, Элси и Дуайт заняли места в одном ряду — сиденья были покрыты материалом из конского волоса. Практически пустой самолет, рассчитанный на семьсот пятьдесят пассажиров, с длинными проходами, уходящими в обе стороны в бесконечность, навевал жуткую атмосферу. Трио неумело застегнуло пряжки кожаных ремней, затянув их потуже вокруг талии и через грудь.
— Думаешь, мы летим на встречу с самим президентом? — спросила Элси.
— Все однозначно указывает на это, — ответил Хэнк.
— Если мы увидим его, — заявил Дуайт, — то я ему скажу, как он облагородил нашу расу, назначив Дюбуа ответственным за жилищное строительство.
— Думаю, лучше предоставить президенту возможность самому вести разговор, — сказала Элси.
Самолет-гигант мчался по заливу, равномерно увеличивая скорость, и пассажиров начинало прижимать к сиденьям. Они все почувствовали момент, когда оторвались от поверхности воды. Через некоторое время самолет набрал высоту, и одна из охранниц сообщила, что друзья могут расстегнуть ремни и прогуляться по салону, что они и сделали, дивясь роскошной обстановке президентского аэроплана. Примерно через час в бортовых динамиках затрещал голос пилота.
— Сейчас мы пролетаем над развалинами Вашингтона, вы можете увидеть их справа по борту.
Хэнк, Элси и Дуайт метнулись к окнам. Даже с такой высоты были видны заросшие обрушившиеся здания, уничтоженные в отчаянной нацистской атаке три года назад, когда огневой вал хлынул прямо с побережья из немецких подводных лодок.
— Думаешь, его когда-нибудь восстановят? — спросила Элси.
— Сомневаюсь, — ответил Хэнк. — Я слышал, президенту очень нравится Денвер.
Вскоре новизна полета притупилась, необъяснимо перейдя в скуку; друзья бесцельно сидели по местам, каждый в мыслях о том, что ждет их в будущем. Элси держала Хэнка за руку.
В середине полета охранницы подали наспех приготовленную еду: сандвичи из «Трит» и «Уандербреда» и на выбор любой напиток: «Ройал-Краун-Кола» или горячая кружка «Овалтайн». После ужина Хэнк и остальные задремали.
Они проснулись много часов спустя, чувствуя себя заметно бодрее. Охранницы тотчас подали горячий кофе и уведомили пассажиров, что скоро предстоит посадка в Денвере.
— «Гусь» слишком тяжел для своего шасси, — сказала одна из обтянутых коросилом гренадерш, — поэтому мы сядем на озеро Лайл — искусственный водоем на окраине города.
Невидимый пилот умело шел на посадку, взбороздив огромную волну по незыблемому озеру Лайл. В Денвере стояла ночь. В воде отражались огни не спящего города, нового центра нации. Хэнк с друзьями шаткой походкой спускались по трапу. На суше их ждала еще одна правительственная машина. Охранницы оперативно усадили гостей внутрь, а сами разместились на просторных задних сиденьях. Хэнк очутился меж двух коросилово-скользких женских фигур, вызвав огненный взгляд Элси.
Из самолета вышел мужчина, очевидно, пилот. Выглядел он впечатляюще: в белом авиаторском шарфе, кожаной куртке и солнечных очках «Рей-Бан» (несмотря на темноту). Перемещаясь с кошачьей экономией движений, он скользнул за руль машины и быстро пробудил мощный атомный мотор.
— Ладненько, кошки и котята, — беспечно произнес пилот, — цепляйтесь хвостами. Весь путь сюда я боролся со встречным ветром, президенту давно пора спать. Нельзя заставлять его ждать.
Настроив радиолокаторы и приведя в действие двигатели, пилот понесся с такой скоростью, что чувствовалась гарь от накалившихся шин.
Они мчались по улицам с высотками: мимо Монетного двора, здания Конгресса, бесчисленных правительственных служб, пока наконец не подъехали к воротам нового Белого дома, представлявшего собой огромное деревянное строение в стиле ковбойского охотничьего домика.
Вскоре Хэнк, Элси и Дуайт взволнованно ожидали в приемной у двери Овального кабинета в окружении охраны президента. На стенах висели в рамочках вырезки из газет, повествующие о стремительной карьере президента вплоть до занятия им высшего должностного поста в стране.
Из 1939 года сохранилась маленькая заметка о первой победе: получил место в законодательной ассамблее штата Калифорния.
Следующие четыре года были представлены растущим числом заголовков о его смелых нововведениях, пестривших в газетах Калифорнии.
В 1943-м дерзкий, не имеющий никакой связи с партийной машиной новичок нанес фантастически неожиданное поражение Эрлу Уоррену и стал губернатором штата.
В следующем году он стал кандидатом на пост вице-президента Франклина Делано Рузвельта, в то время как сам героический покалеченный военный лидер начал избирательную кампанию на четвертый срок, чего никогда не случалось в истории США.
Молодость и опытность взяли верх. А затем случилась трагедия. Двенадцатого апреля 1945 года умирает Рузвельт, и это событие делает человека, который всего шесть лет назад появился на политической арене, правителем свободного мира.
Об остальном написано в учебниках.
Дверь Овального кабинета приоткрылась, и из щели высунулась голова охранницы.
— Президент желает принять мистера Галлахера и его друзей.
Шаркая ногами, взволнованный Хэнк с компанией вошли внутрь. В углу стоял включенный телевизор, по которому шли последние новости. Эдуард Марроу подробно излагал развитие судебного процесса по делу Джозефа Маккарти[27], обвиненного в государственной измене; речь шла и о роспуске, по приказу президента, комитета Палаты представителей по антиамериканской деятельности.
Излучая уверенность, бодрость и энергию, словно после крепкого ночного сна, за широким столом сидел президент Хайнлайн[28]. Губы под его известными усиками толщиной в карандаш расплылись в улыбке. Он встал и подошел пожать руку гостям.
— Граждане, присаживайтесь. Я знаю, вам интересно, для чего я притащил вас с другого конца страны, поэтому сразу перейду к делу. Господин Галлахер, я хочу задействовать вас в одной экспедиции. И помоги мне Боже не возжелать отправиться туда вместо вас.
Хэнк был озадачен.
— Экспедиция? Куда?
— На Луну, господин Галлахер. На добрую госпожу Луну, так сказать.
— На Луну, но я думал…
Президент Хайнлайн поднял руку.
— Я знаю, что вы думали, господин Галлахер, потому что об этом думают сейчас все. Но помните, если все «знают» то-то и то-то, они не ошибаются в одном случае из тысячи. Как и весь народ, вы считаете, что освоение американцами космоса на данный момент ограничивается запуском на орбиту спутников связи весом в несколько фунтов, и что послать в космос человека — слишком дорогостоящая и опасная затея. Что ж, это было бы в самом деле так, если бы я позволил себе сидеть со связанными руками и делал то, что от меня хотят бесхребетные тупицы в Конгрессе. Но, к счастью нашей страны, к счастью всего человечества, я не обращал внимания на этих избалованных глупцов, благодаря чему наша нация обладает реальными возможностями полета в космос. И именно сейчас у нас назрела в этом крайняя необходимость.
— Необходимость? Откуда? — спросил Хэнк.
— Господин Галлахер, не одни мы осознали ценность освоения космоса. Они увидели выгоду раньше нас, но только касательно военных целей. И поскольку в отличие от нас они не были стеснены ограничениями, налагаемыми демократической системой, то задействовали труд рабов и достигли желаемых результатов. Господин Галлахер, в данный момент они находятся на Луне и готовятся к повторному разжиганию конфликта, который однажды уже чуть не уничтожил цивилизацию. К счастью, я вовремя дал указания распылить радиоактивные вещества в Европе и Японии. И поверьте мне, что бы там ни говорили пацифисты, мне пришлось переступить через немалые моральные терзания. Если я не послал все к чертям, как то сделал Эйнштейн, и не поехал в Палестину, это еще не значит, что у меня не было бессонных ночей. Однако бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
— Вы же не имеете в виду…
— Именно, господин Галлахер. Речь идет о фашистах. Того, Геринг, может, даже сам главный безумец — они не погибли, как мы думали из-за сумятицы во время окончания войны, а спаслись, сбежали на базу в Пенемюнде, где их ждала межпланетная ракета. И теперь нависли над нашими беззащитными головами и, несомненно, развили лихорадочную деятельность по созданию механизма для нашего уничтожения. Господин Галлахер, вы имеете представление, что способен сотворить крупный осколок лунного грунта, выброшенный в гравитационное поле Земли? Мы должны ударить сейчас, не дожидаясь, пока они возьмут в заложники всю планету.
У Хэнка голова шла кругом.
— Хорошо, господин президент, я понял. Но какова моя роль в экспедиции?
— Мне нужен человек, который полностью осознает значение космоса для цивилизации и сможет описать этот исторический полет в увлекательном стиле. Господин Галлахер, я полагаю, вы именно тот, кто мне необходим. Я читал ваши рассказы. Да, не удивляйтесь. Я как-то чуть сам не втянулся в ваше ремесло и считаю, что вы обладаете правильным видением того, что человечество способно добиться в будущем, если полностью задействует свой потенциал. Я хочу, чтобы именно вы запечатлели для потомков путешествие в космосе. Публикация вашего повествования должна будет пробудить в каждом простом парне право на жизнь.
Тут президент с хитрецой подмигнул всей компании.
— И в нынешнем году выборов, когда мне предстоит такая жесткая конкуренция с Генри Уоллесом и его выскочками, слава, которая ждет вас, несомненно, отразится и на мне.
Хэнк посмотрел на Элси, затем на Дуайта. Снова обернувшись к президенту, он распрямил спину.
— Господин президент, я принимаю предложение.
— Прекрасно, прекрасно, я рад, что не ошибся в вас. А теперь, что касается ваших друзей. — Президент наклонился вперед и произнес в устройство внутренней связи: — Будьте добры, досье Д. Хорварда и Э. Лонг.
Вскоре свист и глухой удар огласили прибытие по пневматической трубе нужных документов. Президент Хайнлайн вынул из трубки капсулу и оттуда достал две папки.
— Гм, так-так, хорошая семья, достойное похвалы чувство гражданской ответственности. Думаю, они подойдут. Рядовой Ховард, госпожа Лонг, хотели бы вы сопровождать вашего друга господина Галлахера в деле государственной важности?
Элси и Дуайт серьезно кивнули, и президент еще раз одарил их своей великодушной улыбкой.
— Замечательно. Я понимаю, что стоило бы объявить перерыв, но мне хочется представить вас вашим будущим попутчикам, которые как раз ожидают в соседнем кабинете. Среди них и те двое, которым вы доверите свою жизнь.
Президент нажал кнопку, и в комнату вошли три человека: пилот, который доставил Хэнка, Элси и Дуайта из Нью-Йорка, с ним молодец, который вполне мог бы быть его братом, и шикарная рыжеволосая женщина в стильной одежде.
Показав на главного пилота, президент сказал:
— Граждане, позвольте представить — командир Чак Йегер[29], ему двадцать пять, лучший ас во время войны, сейчас член Космического командования США. Ему будет ассистировать уроженец Денвера, второй пилот Нил Кэссиди. Я сам нашел Нила четыре года назад — ему тогда было восемнадцать, и он находился в исправительном заведении за кражу машины. Когда я узнал, как этот мальчик умеет водить, то понял: именно такие кадры нужны нам в Космическом командовании. Вы можете положиться на скорость их реакции при прохождении опасного слоя Хевисайда, поясов Ван Аллена и бесчисленных метеоров, которых в космосе что мух вокруг свиньи. И, думаю, вы узнали в прекрасной леди мисс Райнголд — Аниту Манн. Госпожа Манн представляет в нашей миссии Объединенную службу организации досуга войск.
Все присутствующие пожали, друг другу руки, а Хэнк получил от мисс Райнголд поцелуй. Она прошептала ему что-то на ухо, отчего Хэнк покраснел, а Элси зло сверкнула глазами.
Президент жестом отпустил юных авиаторов и мисс Досуг.
— Если у вас еще вопросы до нашего, так сказать, сердечного прощания?
— Когда мы вылетаем? — поинтересовался Хэнк.
— Завтра. А теперь, если больше нет вопросов, вас отведут в спальни для полноценного ночного отдыха. Как говорил мой приятель генерал Трумэн[30] из Миссури, пока не купил ферму в Вердене, что в Канаде, тридцать лет назад: «Можно жить мирно. Или наслаждаться свободой. Только не рассчитывайте делать все сразу».
Вдохновляющие слова президента все еще звенели в ушах, когда троица погружалась в спокойный сон, прогоняя мысли о том, что так возбудило их за день.
Утром их вновь отвели к «Елейному гусю». На сей раз самолет был до отказа набит солдатами, как мужчинами, так и женщинами, из всех подразделений вооруженных сил, включая почетную гвардию президента. Хэнк с друзьями обнаружили слева три свободных места, куда сели и пристегнулись со знанием дела, как бывалые пассажиры.
— Я не вижу тут черных, — отметил Дуайт. — Кажется, я буду в этой миссии единственным представителем негроидной расы. Тяжкое бремя.
— Попытаюсь должным образом отразить в своей рукописи твою значимость, — сухо проговорил Хэнк.
Элси пристально смотрела в дальний конец прохода. Там, в кабине, командир Йегер и второй пилот Кэссиди готовились к взлету.
— Никогда не видела человека, столь уверенного в себе, как Нил Кэссиди, — задумчиво произнесла она, в глазах девушки сверкнул далеко идущий расчет.
Теперь была очередь Хэнка недовольно щуриться. Дуайт усмехнулся.
Самолет поднялся в воздух, чуть менее охотно с таким весом, и взял курс на запад. Хэнку не удалось узнать от соседей место назначения, и он примирился с перспективой терпеливого ожидания.
Прошло немало часов полета. Несколько президентских охранниц начали кружить по салону, раздавая куртки на меху, очевидно, предназначенные для арктических условий.
Из люка был виден лишь океан. Затем вдалеке появилось белое пятно. Оно приближалось и приближалось, пока очертания не превратились в огромный айсберг. Даже на расстоянии было заметно, что верхушка айсберга выровнена и усыпана различными строениями. Одно строение высилось над другими. Вскоре некая титаническая колонна обрела форму ракеты и скрылась из виду: самолет снизился для посадки на поверхность океана. За приводнением последовала хорошо организованная перевозка. Пассажиров переплавляли на плавучую базу на маленьких лодках.
Борясь со срывающим капюшон ветром, Хэнк слышал, как второй пилот что-то объясняет Элси — та держала его за руку и внимала каждому слову:
— Самолет так нагревается, что может растопить всю эту чертову ледяную глыбу, если с нее стартовать! Поэтому единственный путь — подступиться к ней со стороны.
Вскоре они были на вершине гигантского айсберга, внутри куонсетского ангара[31]. Там им прочли короткую лекцию трое ученых, бывших фашистов, Оберт, фон Браун и Дорнбергер, которые объяснили самое необходимое о космическом полете. Отсутствие гравитации, космические лучи, устранение повреждений основного корпуса корабля. Вынесли скафандр и показали, как им пользоваться. Скафандр весил пятьсот фунтов и походил на аппарат для погружения в глубины океана. Выпуклые коросиловые сочленения на локтях и коленях, на спине два кислородных баллона, от которых шли шланги к прозрачным шлемам, походившим на викторианский кувшин, неудобные рукавицы вроде варежек, радиоантенна, заканчивающаяся вытянутой петлей.
Затем, не имея ни минуты собраться с мыслями, сменив штатскую одежду на жесткий комбинезон и ботинки с магнитами, получив по пачке сигарет «Олд Голд» и презервативов, Хэнк и остальные были готовы взойти на борт ракеты.
Когда новоявленные космонавты шли по гладкой поверхности, ледник казался им глыбой угрожающих размеров. Темно-серый монолит, сужающийся до игольного острия, стоял на обтекаемых стабилизаторах, занимавших три четверти всего корпуса. Вершина технического прогресса двадцатого века. Из дна торчало единственное центральное сопло. Из открытого люка спустили трап.
На борту троицу отвели к креслам космонавтов, которые были обшиты специальным материалом для удобства во время преодоления силы гравитации при взлете. Привязанному Хэнку удалось на несколько дюймов вытянуть руку и коснуться растопыренных пальцев Элси.
Элси повернула голову взглянуть на Хэнка.
— Извини, если я заставила тебя ревновать к Нилу, Хэнк. Не знаю, что на меня нашло. Может, просто в отместку за то, как эта красотка Анита чуть не запрыгнула на тебя. Ты же знаешь, я ни в кого не способна влюбиться, кроме тебя. Веду себя, как школьница. Видишь ли, я считаю тебя самым главным в этой миссии. Подумать только, на тебе ответственность за сохранение для будущих поколений всех деталей героического полета.
— А ты самая главная женщина, Элси. По крайней мере для меня.
— Меня сейчас, кажется, вырвет, — сказал Дуайт.
— Мы еще даже не начинали взлетать, — напомнил ему Хэнк.
— Я в курсе.
Из громкоговорителей раздался отсчет, цифры произносил спокойный голос Нила Кэссиди. На «три» ожили двигатели, выдав устрашающий рев атомного пламени. Их включили умелые руки командира Йегера. Оставшийся персонал покинул айсберг, сев в «Елейного гуся». Настал момент взлета.
Рычание атомных моторов достигло апогея, и ракета понеслась вверх, вырываясь из атмосферы Земли. Под тяжестью перегрузки Хэнк с друзьями потеряли сознание.
Очнувшись, они оказались в состоянии невесомости. Кругом все поднимались из кресел, и они тоже быстро сняли ремни.
Из устройства внутренней связи раздался голос командира Йегера:
— Добрая матушка Земля позади, ребята. Расчетное время прибытия в нору фашистских крыс приблизительно через тридцать шесть часов. Вы как хотите, а ваши пилоты собираются хлебнуть кофеинчику. Смотрите в оба, если есть курево — курите.
Когда миловидные президентские охранницы начали раздавать обещанные напитки, космические солдаты разразились одобрительными возгласами. Салон наполнился клубами табачного дыма.
Остальная часть полета прошла для Хэнка как сон. Он настолько увлекся написанием пространных заметок для своей будущей работы, что едва ли заметил временное отсутствие Элси. Второго пилота Кэссиди тоже нигде не было видно. Когда Дуайт намекнул ему об этом, Хэнк пребывал в слишком окрыленном состоянии, чтобы чем-либо обеспокоиться.
— Это будущее, в котором мы сейчас живем, Дуайт. Со временем изменится не только технология, но и нормы морали.
— Да ты, парень, святой.
Хэнк улыбнулся.
— Вряд ли, Дуайт. Мне просто кажется, что после того, чем мы с Анитой только что занимались в раздевалке для скафандров, я не могу пожаловаться на Элси, если она где-то веселится. К тому же мне в некотором смысле нравится этот малый, Нил Кэссиди. Он, похоже, настоящий мужчина.
Дуайт почесал лоб и хитро улыбнулся.
— Я, наверное, пойду спрошу мнение мисс Аниты об улучшении межрасовых отношений.
— Отличная идея, приятель.
Хэнк швырнул Дуайту оставшиеся у него в запасе презервативы, и те медленно поплыли в пространстве.
На середине пути мощная ракета начала плавно снижать скорость, для чего сопло было направлено в сторону их назначения. Призрачную испещренную белую сферу, равномерно увеличивавшуюся в двухфутовой толщины окне мостика, сменил уменьшающийся голубой шар — их родная планета. Вид Земли всех тронул до глубины души. Даже команда математиков, занятая беспрерывным наблюдением за сверкающими датчиками и пересчитыванием баллистических данных траектории полета, остановила работу. Люди уставились в окно, едва справляясь с переполнявшими их чувствами.
После Хэнку практически нечего было записывать, если не считать момента, когда они чуть не задели внезапно возникший астероид. Спасла реакция молодых Йегера и Кэссиди, отточенная опытом ускользания от немецких «Мессершмиттов» и денверских копов.
Наконец, на лунной орбите, они пристегнулись в предвкушении посадки. Устройство связи между пилотами и пассажирами было специально оставлено включенным, чтобы держать последних в курсе хода спуска.
— Берем цель на базу Шикельгрубера, Чак.
— Выполним маневр уклонения, Нил. Не угадаешь, какие у них имеются защитные устройства.
— Сверься, засек ли радар какие-либо крупные строения в том месте, где сказал босс.
— Они, возможно, обосновались под грунтом, Нил. Если повезет, прилунимся прямо на них и выжжем их логово. Избавим наших ребят и девчонок от рукопашной.
— Да, но как насчет их ракеты? Не обнаружено ни одного корабля…
Американская ракета прилунилась медленно, словно пышная матрона, на песчаную поверхность Селены. Хэнк почувствовал, что к его телу вернулся вес. Только когда атомные двигатели были выключены, все поняли, насколько привыкли к фоновому шуму — неотъемлемой части путешествия. Солдаты вскочили на ноги, готовые надеть скафандры, как они тренировались на Земле, и пойти в атаку на фашистов. Их остановил голос командира Йегера:
— Пришло сообщение, ребята. По каналу президента. Подождите, я сейчас передам его на все экраны.
Появилось зернистое черно-белое лицо президента Хайнлайна. За ним виднелся президентский герб.
— Граждане и солдаты, поздравляю вас с успешным прибытием на Луну. С глубочайшим сожалением и в то же время с искренней радостью я должен сообщить, что вам не предстоит обратного пути. Экспериментальный материал, которым было обшито сопло ракеты, пришел за время путешествия в состояние негодности. К сожалению, этот небольшой недочет нашим ученым еще придется устранить. Если вы попробуете включить двигатель, то корабль, по всей видимости, взорвется. Однако атомные двигатели смогут служить верным источником энергии для вашей колонии. Вы не ослышались. Именно колонии.
Граждане, на Луне нет фашистов. Они и в самом деле погибли в конце войны. Сия угроза перед нами более не стоит. Возникла, однако, угроза иная, более тонкая, но в равной степени глобальная. И эта угроза — апатия. Обыкновенная упорная человеческая лень. Пресыщенный материальными благами нашей послевоенной экономики средний гражданин не стремится вложить средства в освоение космоса или хотя бы принять участие в полете. Подобно кастрированному коту, он сидит дома. Только благодаря уловке с фашистской базой на Луне я смог получить средства для вашего секретного путешествия. А теперь, чтобы вы не подумали, что, не отправившись вместе с вами, я уклонился от выполнения своего долга, напомню, что мне придется предстать перед общественным судом, как только просочится какая-либо информация о вас. И я с полной ответственностью готов сделать это.
Что бы мне ни пришлось пережить, оно того стоило. Человечество не может поставить на карту сразу все. Солнечная система должна быть населена. Поскольку стала реально возможна гибель жизни на Земле после одной из атомных войн, необходимо иметь под рукой пространство, чтобы рассредоточить свойственную нам агрессию.
Все вы были тайно отобраны согласно вашим талантам и генеалогическим данным. Вы являете собой первичный колониальный материал, вас можно приравнять к пионерам, некогда завоевавшим американский Запад. Успех заложен в самой вашей структуре. Вы не способны на неудачу. В товарном отсеке найдутся все необходимые запасы, которых хватит, пока вы не встанете на ноги.
Итак, земляне — или правильней сказать «селениты»? — начинайте обустраивать ваш новый дом! Я уверен, что как только общественность поймет важность дела, через несколько лет прибудет еще один корабль.
Президент Хайнлайн исчез с экрана, на его месте появилась тестовая таблица.
Элси вздохнула:
— Что ж, Хэнк, кажется, мы попали именно в то будущее, о котором ты мечтал.
Хэнк погрузил пальцы в набриолиненные волосы.
— Видимо, так.
Дуайт ничуть не встревожился.
— Вроде как у меня появился шанс подружиться с мисс Анитой.
Телевизионный экран вновь ожил. Видимо, командиру Йегеру удалось поймать слабый сигнал коммерческого вещания.
Это были «Мерри Мэкс», и они пели «Коняшка понюшку тащит».
Если странными тебе кажутся слова,
Пой вместе с нами, раз, два:
Лошадка тележку тащит,
И ослик тележку тащит,
А малютка-ягненок — плющ ест!
А ты не про-о-о-о-о-чь?