Последний звездолет с Земли

9

Моросил мелкий дождь, когда полицейская машина, везшая Халдана, влилась в поток транспорта, огибавший Площадь Кивик. На скамейках вокруг площади сидели съежившиеся люди, похожие на промокших кур. Юноша позавидовал их свободе сидеть под дождем.

С площади открывался вид на стройное, воздушное здание суда с изящными колоннами из розового мрамора. Из аллеи, куда свернула машина, оно напоминало огромный мавзолей — узкая щель у самого фундамента была единственным входом для узников.

Флексон ждал в коридоре и сразу подошел к Халдану.

— Готовя речь защиты, я последовал вашему примеру и обратился за помощью к древним. Мне удалось объединить защиту Леопольда и Лоэба с защитой Уоррена Гастингса и обосновать все цитатами из речи Линкольна в Иоганесбурге. Если вам удалось расположить к себе присяжных, моя речь наверняка расположит к вам судью.

Халдан не разделял энтузиазма адвоката, его сильно беспокоил Гурлик. Если старик действительно только разыгрывал беспомощного склеротика, он на сто очков переиграл Халдана и наверняка видел юношу насквозь.

Большинство в зале суда составляли специалисты от журналистской братии. Генрих тоже был здесь, и когда Халдан проходил между рядами, подал ему костлявую руку и пожелал удачи.

— Это ваш друг?

— Не совсем, скорей сочувствующий. Работает в «Обсервер».

— Его газета посвятила вам три статьи, и во всех трех вы выглядите наилучшим образом.

— Он хочет хоть немного подсластить мои горькие минуты.

Пол зала суда спускался к судейскому столу, над которым красовался девиз: «Бог есть Справедливость». На стенах справа и слева располагались телевизионный камеры — заседание суда должно было транслироваться в прямом эфире.

Двое полицейских, охранявших Халдана, остались позади, а Флексон проводил юношу к скамье подсудимых.

— Прокурор — вон тот похожий на стервятника тип за столиком слева от нас. Его зовут Франц-3. Конечно, он сразу начнет сгущать краски, чтобы нейтрализовать статьи в «Обсервер», но это дохлый номер, поскольку прокурор лицо пристрастное. Сначала он представит обвинительный материал: показания Малькольма, магнитофонную пленку, справку о беременности и под конец, для большего эффекта, поврежденный микрофон. Я оглашу ваше признание своей вины и просьбу о снисхождении. Затем я произнесу речь, а вы должны внимательно слушать.

Обвинение в преступлении против общества не рассматривается присяжными в зале суда. Свои выводы они представляют прокурору и суду в письменном виде. После меня слово возьмет обвинитель, однако он может и не воспользоваться своим правом голоса. Если он все же выступит, последнее слово будет за вами. Вы можете выступить сами, ответить через меня или письменно. Письменно лучше отвечать только в особо запутанных случаях, подробное изложение может утомить судью и повредить делу…

Судья у нас Мэлок. Он любит вздремнуть во время заседаний. Если не заснет во время моего выступления, половина выигрыша у нас в кармане.

Не успел адвокат закончить свои наставления, Халдан заметил, как Франц вытягивает длинную шею, поднимается и направляется в их сторону. Прокурор приблизился к Флексону и, широко улыбнувшись, сказал:

— Господин защитник, я был бы вам весьма признателен, если вы ограничите свое выступление тремя минутами. Сегодня у меня важная встреча.

— Не беспокойтесь, — заверил его Флексон. — Я приложу все силы, чтобы вы не опоздали на первый заезд.

И пока оба юриста обсуждали шансы одной из лошадей, выступающих в третьем заезде на ипподроме в Бей Мидоуз, в зале суда появился Брандт и занял место на скамье присяжных. Гурлик и отец Келли уже были здесь. Математик мирно дремал в уголке, а священник сидел рядом с ним. Не хватало только Глэндиса.

— Я вижу, вас, юристов, сам процесс не очень занимает, — с раздражением заметил Халдан, как только Франц вернулся к своему столу.

— А зачем нам волноваться? Ведь не с нас здесь сдирают шкуру, улыбнулся Флексон, однако, уловив раздражение юноши, тут же добавил: — Мы, конечно, понимаем серьезность ситуации, но судебная процедура складывается также из ряда уступок, и расположение прокурора нам не помешает… Ого, а вот это мне совсем не нравится!

Озабоченность Флексона вызвало появление Глэндиса. Психолог вошел в зал через двери, находящиеся позади судейского стола, и кивком головы приветствовал остальных присяжных.

— Что случилось? — спросил Халдан.

— Глэндис был в комнате заседателей. Надеюсь, он ходил туда только затем, чтобы разбудить Мэлока.

— Ну а что, если он даже говорил с ним?

— Не знаю, но это уже отступление от нормы. Правда, он мог обратиться к судье за разъяснением какого-нибудь пункта…

— Ничего удивительного, — облегченно вздохнул Халдан. — Он первый раз в присяжных.

— Это он вам так сказал?

— Да.

— Вранье, — резко заявил Флексон. — Его часто назначают присяжным, как лучшего эксперта по криминальным отклонениям.

Юноша почувствовал на спине липкий холодок.

— Но специалист не должен лгать — это дело чести!

— Правда всегда относительна. Если кто-то лжет в государственных интересах, его ложь всегда будет правдой в глазах государства.

— Этому учат в юридических институтах?

— Не в таких выражениях, но дают это понять. К тому же ведь и мы с вами воспользовались подобным приемом, чтобы перетянуть на свою сторону присяжных.

«Это правда, — подумал Халдан, — но мы не опускались до вранья. Просто выделили некоторые события и умолчали о некоторых выводах, но ни разу не извратили фактов. Глэндис же откровенно лгал, а Гурлик сделал это окольно».

Размышления Халдана прервал приход чиновника, на плече которого была эмблема судебного исполнителя. Он появился из комнаты заседателей, взял в руки молоток и три раза ударил им по крышке стола.

— Прошу встать. Суд идет. Именем Союза Северной Америки и Мирового Сообщества суд пятнадцатого округа префектуры Калифорния рассматривает дело граждан Планеты Земля против Халдана-4, М-5, 138270, 3/10/46, обвиняемого в незаконном преднамеренном оплодотворении Хиликс Г-7, 148361, 13/15/47. Председатель суда — Мэлок-3. Судебное заседание объявляется открытым.

Из комнаты заседателей вышел Мэлок — седой, облаченный в черную мантию. Его настороженный взгляд скользнул по залу, на секунду задержавшись на Халдане. Юноша почувствовал, что старик вряд ли заснет на сегодняшнем заседании.

Как только судья занял свое место, принялась рассаживаться и публика.

Мэлок попросил прокурора представить обвинительный материал.

Франц усталым голосом зачитал показания Малькольма, который сообщал, что подозревает об имеющем место в квартире его родителей нелегальном сожительстве. Затем Франц сообщил адрес квартиры и попросил приобщить показания к обвинительному акту, как вещественное доказательство номер один, отметив, что следствие подтвердило показания свидетеля.

Медицинское заключение о беременности Хиликс было оглашено как вещественное доказательство номер два.

Халдан отрешенно слушал до той минуты, когда Франц представил вещественное доказательство номер три: магнитофонную ленту с записью его разговора с Хиликс.

То ли прокурор сделал это умышленно, то ли виноват был разлаженный механизм магнитофона, но запись была воспроизведена в замедленном темпе, в результате чего голоса влюбленных звучали без нервного напряжения. Казалось, юноша задумывается над каждым словом, решая, как избежать последствий возникшей ситуации.

Халдана охватило бешенство, но он успокоился, услышав облегченный вздох Флексона, шепнувшего с удивлением:

— Глэндис на нашей стороне, прокурор даже не представил в качестве вещественного доказательства микрофон.

Затем до него донесся преисполненный достоинства голос судьи:

— Вещественные доказательства, представленные обвинением, приняты. Обвиняемый признает предъявленное ему обвинение?

— Да, ваша честь, — поднявшись, подтвердил Флексон.

— Защита будет представлять суду смягчающие обстоятельства?

— Да, ваша честь.

— Предоставляю слово защите.

Флексон встал в центре возвышения, повернувшись одним боком к судье, а другим — к скамье присяжных, и начал свою речь:

— Ваша честь, господа присяжные…

Поначалу речь защитника была неровной и сдержанной, как будто он с трудом подбирал слова. Флексон рассказал о первой, случайной встрече в Пойнт-Со, о стечении обстоятельств, благодаря которому Халдан вновь увидел девушку, на этот раз в доме своего отца, весьма уважаемого члена Министерства. Голос защитника набирал силу и наконец стал напоминать греческий хор в единственном лице, сплетая неотвратимость рока с жизненными нитями Хиликс и Халдана.

Теперь голос звучал убежденно и сильно, рисуя перед слушателем портрет бесхитростного, невинного юноши, невольно втянутого водоворотом человеческих слабостей: юноша боролся и упирался, но, когда протянул руку, ища спасения и помощи, получил страшный удар.

— «Преднамеренно» — говорите вы? — Голос Флексона, дышащий неподдельным негодованием, прокатился по залу громовым раскатом и упал до еле слышного шепота. — Не более преднамеренно, ваша честь, чем луч утреннего солнца, упавший на каплю росы, украсившую лепесток розы.

Халдану показалось, что речь защитника местами излишне восторженна, но тот добивался симпатии не слишком взыскательной публики и цели своей достиг. Разрозненные щелчки пишущих машинок слились в легкий непрерывный стрекот.

Флексон, ободренный этим звуком, вознес свою старательно приготовленную речь к высотам риторики, совершенно покорив публику. Чтобы представить Халдана в самом выгодном свете, один адвокат сделал больше, чем все Генрихи в мире.

Правда, образ мыслей юноши несколько отличался от образа мыслей толпы, и он, не переставая восторгаться адвокатом, хотел бы услышать мене красочные, но более веские аргументы. Однако времена Кларенса Дэрроу минули безвозвратно, а Флексон, несомненно, заслуживал всяческой похвалы. Какова бы ни была дальнейшая судьба основанной им династии, этот специалист первого поколения был достоин государственной награды.

Лишь одного человека во всем зале не растрогала речь Флексона — это был Франц. Он читал какой-то документ и поднял голову только тогда, когда бурные овации, успокоенные стуком председательского молотка, возвестили о конце выступления защитника.

Халдан знал, что аплодисменты ничего не решают для суда, но если реакция публики отражала хоть малую толику чувств судьи, то за приговор можно было не беспокоиться.

— Даю слово обвинению.

Франц поднялся.

— Ваша честь, на основании материала, предоставленного суду скамьей присяжных, я вношу предложение отклонить обвинение в незаконном оплодотворении.

Радость Халдана улетучилась, как только он увидел, что адвокат с явной тревогой смотрит на прокурора.

— Разве это плохо?

— Что скажет защита? — спросил Мэлок.

Защита в этот момент была занята беседой.

— Может быть, и хорошо. Но это очень необычное предложение, совершенно не в духе Франца. Это еще тот хитрец! Наверное, нашел что-нибудь в медицинском заключении.

— Но ведь он сослался на материал, предоставленный скамьей присяжных, заметил Халдан.

— Все верно. Но Глэндис виделся с девушкой. Он мог дополнить медицинское заключение, на что, как психолог, имеет полное право. Если он обнаружил у нее неудержимое либидо, то мог приобщить его к своему сопроводительному материалу.

— Защита, проснитесь! — Мэлок начал выходить из себя.

Халдан вздрогнул, когда до него дошел смысл слов защитника, и его тревога усилилась, как только он вспомнил, что Глэндис называл Хиликс хитрой штучкой. Высказывал ли юный член Министерства только предположение, или у него уже тогда были какие-то сведения?

Флексон поднялся.

— Ваша честь, прошу дать мне пять минут для пояснения обвиняемому буквы закона.

— Что скажет обвинение? — осведомился Мэлок.

Флексон повернулся так, чтобы его знак не видел судья, и показал прокурору один палец на левой руке и четыре на правой. Халдан быстро расшифровал этот знак: если Франц согласится, он успеет на первый заезд, а если нет, Флексон нарочно будет тянуть время, и прокурор не успеет даже на четвертый.

— Обвинение не возражает, — недовольно буркнул Франц.

Флексон занял свое место и принялся быстро делать заметки в блокноте.

— С юридической стороны дело обстоит так: если прокурору известно, что девушка нимфоманка, а я не заявлю протест, вы свободны. Тогда прокурор снимет обвинение против вас и возьмется за девчонку…

— Хиликс не нимфоманка!

— …но если я не заявлю протест, а девушка окажется провокатором, то вам конец. Франц предъявит обвинение в государственной измене…

— Хиликс не может быть провокатором!

— …а я не смогу ознакомиться с материалом, представленным скамьей присяжных, поскольку не заявил протест, когда прокурор в первый раз сослался на дополнительную информацию. Тогда легче найти на Аду огонь, чем доказать, что вы пали жертвой провокации. Полиция никогда добровольно не признается в тайном сговоре.

— Хиликс не нимфоманка и не провокатор!

— Еще бы! На этом и основывается хитрость Франца. Он понимает, что нам известно о том, что Хиликс не может одновременно быть нимфоманкой и агентом полиции. Тогда полиция не выпустила бы ее из участка.

Но если я заявляю протест, а она нимфоманка, с вами все кончено! Вас ожидает самый суровый приговор: ссылка на Плутон, так как ваши с ней приговоры взаимосвязаны, а девушка, как нимфоманка, отправится туда первой же ракетой. Вы будете невиновны, но избежать приговора будет невозможно, раз мы заявили протест, когда Франц собирался отклонить обвинение.

— Я был бы невиновен? — спросил Халдан, совершенно запутавшись в дебрях закона.

— Обстоятельства, исключающие вину. Закон гласит: когда нимфоманка, или, как мы говорим, «закоренелая распутница», наметит себе очередную жертву, пусть даже это здоровый мужчина, способный отличить добро от зла, его участь предрешена.

— Но почему Плутон? Почему государство не пошлет туда обыкновенных проституток?

— Проститутки психически ломаются в каторжных колониях. Клиенты там озверевшие, грязные, развращенные дегенераты — как раз подходящие партнеры для нимфоманок.

— Плутон не место для восемнадцатилетней девушки!

— Вы правы, — согласился Флексон, — разве что ей нравятся озверевшие и вонючие извращенцы, но она не моя клиентка.

— Если меня сошлют на Плутон, я смогу с ней видеться?

— Раз в неделю и не больше пяти минут, но вам пришлось бы выстаивать длинную очередь… Если я не заявлю протест, а прокурор предъявит обвинение в государственной измене, мы, конечно, сможем защититься. Согласно кодексу нарушение генетических законов само по себе не свидетельствует об измене. Нельзя исключить, что вы с девушкой переступили законы в личных целях, вовсе не стремясь к свержению государственного строя. По понятным причинам вы даже не выходили вместе из квартиры, так что вообще трудно говорить о подрывной деятельности.

Халдан задумался. Он знал, что Хиликс много читает. Для девушки, отлично знакомой с работами Фрейда, юридические учебники были бы развлекательной литературой. Она могла изучить законы настолько, что из любви к Халдану симулировала нимфоманию, желая спасти его от наказания. Он не мог принять такую жертву.

— Заявляйте протест.

— Дайте закончить… Если я не заявлю протест, а вы пали жертвой провокации, нам конец. Вас даже не подвергнут стерилизации, просто отправят на Ад… Как говорят студенты-юристы, зачем стерилизовать труп… С одной стороны, я готов принять версию о нимфомании, грех не использовать такой шанс, хотя, если я ошибусь и девушка окажется полицейским агентом, можно считать — провокация ей удалась.

С другой стороны, многое говорит за то, что она действительно агент полиции, значит, надо немедленно заявлять протест, иначе я так никогда и не ознакомлюсь с материалами присяжных.

Флексон никак не мог принять решение.

— Она может оказаться и нимфоманкой, слишком уж быстро забеременела. Это свидетельствует о любовной лихорадке, бурном стремлении удовлетворить страсть. Однако, читая ваши заметки, я пришел к выводу, что вами занимался мастер своего дела, а это в свою очередь говорит о том, что вы пали жертвой полицейской провокации. Кроме того, мне известно, что она лгала вам, но это не доказывает ни наличия нимфомании, ни сотрудничества с полицией.

— Вы хотите уверить меня, что Хиликс обманщица?

— Нет. Просто пытаюсь найти истину. Даже на основании тысячи правдивых ответов я не назову никого честным человеком, а вот одного случая лжи достаточно, чтобы до конца жизни слыть обманщиком. Вы мой клиент, и скажу честно: при всех своих недостатках вы немножечко наивно честны. Поэтому я никогда не назвал бы вас лжецом.

— Я что-то не понимаю, куда вы клоните.

— Разбирая ваши записи, я сходил в библиотеку и заглянул в «Полное собрание стихотворений Файрватера-1». Девушка сказала правду о том стихотворении из четырех строчек с длинным названием, а вот «Плач звездного скитальца, вынужденного остаться на Земле» я спокойно нашел на четвертой странице этой книги.

— Может, в ее экземпляре не хватало страницы?

— Поэтесса, к тому же много читающая, должна об этом знать. «Плач…» встречается во всех антологиях, которые есть в публичной библиотеке.

Однако наше время истекает. Решение зависит от вас. Если мы заявляем протест, а Хиликс нимфоманка, нам конец. Если мы не заявляем протеста, а Хиликс провокатор, нам опять конец… Ну так что? Нимфоманка или провокатор?

Халдан, ошеломленный замысловатостью закона и пораженный аналитическим мышлением Флексона, попросил:

— Нельзя требовать, чтобы мужчина принимал подобное решение в отношении женщины, которую любит… Вы мой защитник. Киньте жребий сами!

— Лично я не прочь познакомиться с материалами присяжных, — пробурчал Флексон, поднимаясь со своего места. — Ваша честь, я заявляю протест, поскольку господин прокурор основывает свои выводы на неизвестном обвинительном материале.

— Протест принят.

— Ваша честь, снимет ли защита свой протест, если материал присяжных будет ей предоставлен?

— Что скажет защита?

— Защита снимет протест.

Халдан увидел улыбку, озарившую лицо отца Келли, сидевшего сразу за Францем. Священник чуть заметно повернул голову, и юноша догадался, что он ждет, когда на него направят камеры. Мягкий свет в глазах Келли убедил Халдана, что Хиликс не нимфоманка.

— Заявление принято… Суд удаляется на получасовой перерыв для ознакомления защиты с докладами присяжных.

— Думаю, мы сделали правильный выбор, — сказал Флексон. — Надо всегда требовать доказательств, чтобы не промахнуться. Мне еще раньше следовало догадаться, что вы распознали бы нимфоманку.

Защитник встал и направился в комнату заседателей, а по бокам юноши встали полицейские.

Халдан никак не мог поверить, что его Хиликс была полицейским провокатором. От одной этой мысли ему делалось плохо.

Однако он не должен был выказывать своих чувств. Опыт и логика научили его, что никогда нельзя знать, кто и чем занимается. Флексон занимался адвокатурой.

Халдан сконцентрировал внимание на секундной стрелке часов, висящих справа от судьи, и следил, как она лениво, круг за кругом, отмеряет время. Наконец в зале послышался шум возвращающейся публики, а из комнаты заседателей появились Франц, Флексон и Мэлок.

Полицейские шагнули назад, когда адвокат обреченным шагом приблизился к скамье подсудимых. Взгляд его был каким-то стеклянным. Он занял свое место рядом с Халданом, а Мэлок кивнул судебному исполнителю, чтобы тот подошел к столу.

— Хиликс оказалась провокатором, а я лопухом, и теперь я погиб, догадался Халдан.

Флексон даже не взглянул на него. Он разговаривал сам с собой.

— Это я оказался лопухом, — произнес он чуть слышно, — и погибли мы оба. Мое пятое дело… Другие адвокаты никогда не вляпаются… А бедному Флексону на пятой защите… На моей ПЯТОЙ!

Халдан встряхнул его за плечо, Адвокат был в состоянии шока.

Внимание Халдана отвлек судебный исполнитель, заканчивающий свою формулировку следующими словами:

— …дело по обвинению Всемирным Сообществом Халдана-4, М-5, 138270, 3/10/46 в государственной измене.

Итак, теперь Халдан обвинялся не в заурядном преступлении против общества, а в преступлении против государства.

Над телевизионными камерами зажглись красные огоньки: Халдан по собственному опыту знал, что сейчас творилось за стенами суда. Затихали шумные споры в маленьких уютных кафе. Посетители ресторанов откладывали столовые приборы и светские беседы. Домохозяйки с интересом вглядывались в телевизионные экраны, забыв о прерванных телесериалах.

Пятьсот лет назад толпы людей также собирались на лобном месте у подножия Тайборн Хилл, чтобы с очаровательным простодушием посмотреть, как неразличимый под своим капюшоном палач распахивает люк виселицы, предавая осужденного в объятия простой, незатейливой смерти. Сегодня же они насладятся поистине острыми ощущениями — видом человека, жестокая агония которого закончится не так скоро, человека, становящегося живым трупом.

Судебный исполнитель поименно зачитывал состав присяжных, а юноша смотрел, как один за другим при звуках своего имени поднимаются его палачи.

Флексон, когда он еще мог здраво мыслить, поверил, что Хиликс сказала правду о стихотворении, четыре строчки которого были в антологии. Халдан, чувствуя, как третий ледниковый период охватывает его сознание, догадался, что «Размышления с высот, дополненное» никогда не содержало больше четырех строчек. Остальные сочинила сама Хиликс, сидя напротив него за столиком в Пойнт-Со.

Она специально разбудила его воображение, так как знала, что снова с ним встретится и использует сомнения, чтобы разрушить его лояльность к государству.

Когда полицейские уводили Халдана, он заметил в ее глазах триумф и гордость. Однако эти чувства были вызваны не мученичеством, а удовлетворением от увенчавшейся успехом операции.

Если она хотела разрушить его чувство лояльности, то ей это удалось лучше, чем можно было ожидать, потому что попутно она убила и его любовь к ней. Возможно, она и не была провокатором, но, предав Халдана, она перестала для него существовать, умерла, и теперь только ледяные ветры кружились над могилой, в которой он ее похоронил.

Хиликс умерла. Умер отец. Флексон пребывал в шоке.

А сам он должен лететь на космическом корабле, но не в качестве судового механика в лазерном отсеке, а как ссыльный на Ад.