Последний полустанок

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Техника бывает разная. Одна направлена на благо человечества, другая на смерть и разрушение. Но существует еще и «подлая техника». Первые упоминания о ней теряются в глубине веков.

Пыточные орудия испанских инквизиторов, «железная дева», сжимающая жертву в своих объятиях, гильотина — дьявольское изобретение французского врача Гильотена, электрический стул американцев, немецкая «душегубка»… Все это подлая техника, придуманная для расправы с беззащитными.

Проходили годы, техника совершенствовалась, и если электрический стул не претерпел каких-либо изменений, то в других отраслях подлой техники произошла целая революция. В самом деле, до чего же раньше была примитивная техника подслушивания, подглядывания, шантажа! Запись телефонных разговоров, автоматические фотоаппараты… Все это абсолютно устарело! А сейчас любому американцу можно подложить под шкаф карманный магнитофон, малюсенькую радиостанцию с чувствительным микрофоном или подсунуть телепередатчик. Ведь такие «автоматические сыщики», «механические шантажисты» и «сплетники» выпускаются разными американскими радиофирмами.

Подлая техника! А разве воздушные шары с фотокамерами и радиостанциями, шары с автоматами для сбрасывания листовок не подлость? Правда, техника эта не очень совершенная. Выловленные в разных странах шары с фотоаппаратами далеко не всегда опускались там, где можно воспользоваться заснятой пленкой. Воздушными шарами управляли по радио, чтобы приземлить их на территории стран, правители которых с удовольствием возвратили бы аппаратуру своему хозяину, но капризы воздушных течений еще мало изучены. Пролетит такой шар над Чехословакией, сфотографирует, что нужно, а найден будет где-либо под Орлом.

Чем же был удивлен Багрецов, когда Бабкин показал ему в летающем разведчике маленькую золотистую трубочку? Глаз фотообъектива, смотрящего вниз, ничего не фиксировал на пленке. Никаких кассет внутри не было. Но зато все, что видел этот глаз, мгновенно воспринималось чувствительной телевизионной трубкой. Сигналы усиливались транзисторным усилителем, преобразовывались и поступали на передатчик. Таким путем по желанию радиооператора, управляющего этим летающим разведчиком, можно было в любой момент включить его и видеть на экране многое из того, что интересует военные ведомства некоторых стран. Но это еще не все. С экрана телевизора можно сделать сколько угодно снимков и составить подробную карту пограничных и других районов того или иного государства.

— Ты обратил внимание, что здесь очень мало металлических частей? — склонившись над аппаратом, спросил Багрецов. — Батарейка. Ну, еще что? Крохотные детальки, катушки и то напечатаны. Объектив в пластмассовой оправе, антенна из тонкого провода. Догадываешься, зачем это сделано?

— Догадываюсь. Дело не только в весе, а чтобы даже чувствительным радиолокатором нельзя было эту птицу обнаружить. Чтобы следить за шаром-пилотом, к нему привешивается металлическая пластина. А такую игрушку не заметишь на экране радиолокатора. Особенно на большом расстоянии.

Кстати говоря, Бабкин считался довольно опытным оператором радиолокационной станции. Но увидеть на экране, как где-то за сотни километров плывут в воздухе малюсенькая батарейка и несколько проводничков, пожалуй, так же невероятно, как разглядеть комара на верхушке сосны.

— Хитро задумано, — Бабкин вполне объективно восхищался изобретательностью конструктора. — Импульсная схема. Сигналы редкие, запеленговать трудно.

Внимание Вадима привлекла маленькая ребристая коробка, как в барометре. С нею были связаны рычажки и контакты. Вполне возможно, что этот прибор, как и в радиозондах, служил для определения высоты. Но дело в том, что здесь это было устроено иначе. Только при достижении определенной высоты посылались сигналы на землю, что заметно по гребенке, где скользил рычажок барометра. К пей припаян лишь один проводничок.

— Куда он идет? — нетерпеливо спросил Вадим.

Бабкин проследил, и взгляд его остановился на желтой пластмассовой трубке.

— Взрывной патрон?

Какие же тут могут быть сомнения? На патроне предупреждающие надписи по-английски и забавные рисунки. Человек пытается вскрыть патрон, и рядом показан результат: взрыв, пламя, летящие руки и ноги.

Ничего удивительного. Как Багрецов, так и Бабкин не раз встречались со старыми трофейными радиостанциями. Например, с авиационными. В случае необходимости летчик должен был нажать две кнопки на панели аппарата. Внутри происходил маленький взрыв, и от схемы, ламп, деталей ничего не оставалось, кроме мусора. В данной конструкции применен тот же принцип, чтобы сохранить не только секретность схемы, но и тайну существования птицы-разведчика. Как известно, поднявшись на большую высоту, шар радиозонда лопается, и легкий аппаратик падает на землю. Но разве можно допустить, чтобы секретная птица-разведчик мягко спланировала на территории чужого государства? Необходимо, чтобы она исчезла. А потому, когда будет сброшен весь балласт и птица поднимется на такую высоту, где ее никто не увидит, автоматически срабатывает барометрическая система, ползунок касается контакта, в патроне проскакивает искорка. Взрыв — и от телевизионного разведчика ничего не остается.

Все это было без слов понятно нашим друзьям. Однако соседство с «адской машиной», которая в любой момент может взорваться, им вовсе не правилось.

Багрецов осторожно показал на одинокий проводничок, припаянный к гребенке:

— Интересно, на какую высоту это рассчитано?

— Законное любопытство, — буркнул Тимофей и озабоченно посмотрел вниз.

Море казалось темно-фиолетовым, как чернила. Разглядеть ничего нельзя. Лишь красномедная полоса угасающего солнца тянулась далеко на запад.

— Мы, кажется, опять поднимаемся. — Держа птицу за крыло, Тимофей инстинктивно опустил ее пониже. — Выбросить, что ли?

— Ты с ума сошел! — рассердился Вадим. — Неужели тебе не понятно, отчего погиб самолет? Он ведь загорелся. Ясно, что птица взорвалась, и мы ее должны сохранить как доказательство.

— У нас здесь тоже горючего достаточно.

Вадим помолчал и спросил неуверенно:

— А если отсоединить провод от взрывателя?

— Очень остроумно, — с грустной иронией сказал Тимофей. — Ты, может быть, подробно изучил эту схему? Откуда ты знаешь, что не предусмотрена защита от любопытных? Разорвешь цепь, щелкнет какое-нибудь пустяковенькое реле, и будь здоров. Привет товарищам! Я и другого боюсь. Ты видишь, как я держу этого стервятника? Пузом вниз. Кто знает, может, он сейчас передает вид моря. А поверни я птицу объективом вверх — на экране покажутся паши физиономии не в фокусе… Хозяева нажимают кнопку. Ба-бах! Ни разведчика, ни любопытных нет!

Не понравились Вадиму эту шуточки.

— Что это ты развеселился? В конце концов, не я открывал крышку. К ней тоже могли пристроить защиту от любопытных.

— Могли. Но раньше я не думал о такой подлости, пока собственными глазами не убедился.

— А если отсоединить антенну, чтобы нельзя было принять команду с земли?

Казалось бы, что найден самый простой выход. Без антенны «стервятник», как его назвал Бабкин, перестанет подчиняться своему хозяину. Но Тимофей не без оснований опасался, что конструкторы предусмотрели и здесь защиту. Шар может лопнуть, зацепившись за дерево на высокой горе. Даже в этом случае конструкция не попадет в чужие руки. Почему? Легко предусмотреть такой выход: если в течение определенного времени приемник разведчика не получает специальных контрольных сигналов, то срабатывает примитивная автоматика и взрывной патрон опять-таки выполняет свою задачу.

Рассказывая об этом, Тимофей торопливо привязывал нейлоновый шнурок к тросу.

— Так-то оно будет надежнее, — пояснил он, опуская птицу в люк, и, заметив протестующее движение Вадима, успокоил: — Ничего, не оборвется.

В самом деле, это решение было наиболее разумным, хотя Вадим и не очень верил в предположения Бабкина насчет хитроумности конструкции. По его мнению, в ней все должно быть предусмотрено. А это встречается далеко не всегда.

— Кстати, ты обратил внимание, что крепление всех деталей там сделано на клею, — напомнил Багрецов, в данном случае вполне справедливо ссылаясь на заграничный опыт и тем самым сводя давнишние счеты с Тимофеем. — Просто, дешево и надежно.

— Насчет надежности помолчал бы. Не приклей ты этот несчастный конденсатор в нашем ЭВ-2 — глядишь, сейчас бы дома чай пили.

— Даже шестеренки склеивают. Даже мосты… — попробовал оправдаться Вадим.

Впрочем, разве Тимку переубедишь! Вот, например, клей БФ, ведь это изумительное достижение современной химии! А есть и другие, более совершенные. В свое время Багрецов предложил использовать клей для крепления некоторых деталей в сверхлегких радиозондах, получил премию за это, но потом, понадеявшись на успех, начал клеить им все, что попало, доказывая, что применение пайки, сварки, заклепок и винтов в современной аппаратуре сплошная архаика, консерватизм и с этим уже нельзя мириться.

В подтверждение своей мысли он предъявил Борису Захаровичу конструкцию первого варианта ЭВ-2. Как всегда, такие аппаратики испытываются на тряску. Прикрепили Димкино творение ремешками к площадке, включили мотор, и площадка начала подпрыгивать.

Через полчаса мотор остановили, вскрыли коробку ЭВ-2, и, к общему удивлению присутствующих, в ней, как в погремушке, болтались разные детали, те, что нерасчетливый конструктор приклеивал клеем БФ.

Тимофей частенько напоминал об этой истории, но зачем же сейчас говорить ерунду, будто из-за какого-то конденсатора они остались в диске?

— Неужели ты не понимаешь, что нам просто повезло? — доказывал Вадим. Авария с аккумуляторами могла бы закончиться очень плачевно. Ну, а если бы ты знал, что «Унион» вот-вот полетит, как бы поступил?

— Позвал бы на помощь.

— Но ведь нельзя же было. Нет, ты не выкручивайся, а скажи по совести. Полетел бы?

Бабкин наклонился над люком — посмотреть, не оторвалась ли птица, и раздраженно пробормотал:

— Если бы да кабы… Откуда я знаю?

— Вот-вот, — подхватил Вадим. — Не знаешь. И я не знаю. Наверное, все бы побросал в истерике и — скорее к люку. А помнишь Зину? Впервые в жизни прыгнула с парашютом, чтобы спасти мое доброе имя.

— Но ведь она все-таки летчик, — неуверенно оправдывался Тимофей. Привыкла к воздуху.

Чуть смутившись, боясь, что Тимка может упрекнуть его в хвастовстве, Вадим проговорил:

— Не знаю почему, но я уже перестал бояться высоты. Вероятно, это случилось…

Вадим на секунду запнулся, и сразу же раздался взрыв, точно неподалеку от люка взорвалась граната. По обшивке диска забарабанили осколки.

Инстинктивно прижавшись к стенке, друзья замерли, и, когда все утихло, Тимофей облегченно вздохнул:

— Так я и знал…

Вадим беспокоился, что осколки аппарата могли пробить обшивку диска и тогда он начнет снижаться. Но диск, наоборот, набирал высоту. Вероятно, осколки уже были на излете. Ведь Тимофей опустил птицу на всю длину троса. И чувство глубокой благодарности к другу согревало сердце. Умен Тимофей, дальновиден. Но чем объяснить неожиданный взрыв? До предельной высоты птица еще не добралась, телепередатчик работал. В чем же дело?

— Спасибо, Тимка. — Вадим ласково потрепал его по плечу и спросил: — Но почему уничтожили разведчика?

Гордясь своей догадкой, однако внешне ничем этого не проявляя, Тимофей вытащил из люка теперь уже бесполезный трос, тщательно осмотрел его растрепанный конец и лишь тогда ответил:

— Трудно догадаться, какие у них были соображения насчет взрыва. Возможно, разведчик уже выполнил свою задачу и энергия батареи была на исходе. Тогда его лучше уничтожить здесь, над морем, где никто не видит. Но думается мне, что была другая причина. По наивности мы его затащили прямо в люк, в металлическую трубу, сквозь которую радиоволны не проходят. Там, внизу, ждут-пождут передачи, а ее все нет. Приемник разведчика тоже не действует. Проходит время, автомат срабатывает, и все разлетается на куски.

Пришлось согласиться с этой версией, она показалась Вадиму правдоподобной, но пришлось и пожалеть, что орла-разведчика больше не существует.

— Как теперь докажем, отчего погиб самолет? — Вадим вздохнул, вытащил из кармана приемник и открыл крышку. — Ну что ж, продолжим наши наблюдения.

Передача уже началась. ЭВ-2 работал нормально, другие приборы тоже. Настала очередь анализатора. Вместо прерывистых сигналов — ровное гудение.

— Анализатор дурит. Слышишь? — сказал Вадим, трогая Бабкина за плечо. Наверное, во время грозы скис.

— Не знаю, зачем его сюда поставили? Новая конструкция, недостаточно проверенная.

Вадим обиделся. Ведь он сам испытывал этот прибор и писал о нем положительное заключение.

— А ты с ним работал? Испытывал, проверял? А я два месяца возился. Механика довольно сложная, но остроумная.

— «Остроумная, остроумная», — проворчал Бабкин. — Интересно, что скажет Набатников? На больших высотах ему до зарезу надо знать состав воздуха. Я же помню, как он этим делом интересовался. Надо бы старый аппарат оставить.

На всякий случай Вадим спросил:

— А где он раньше устанавливался?

— В третьем секторе, наверху, почти рядом с лестницей.

Опустившись пониже в колодце люка, Тимофей посмотрел на большие скобы, закрепленные на нижней части диска. Они шли до самой его кромки, образуя лестницу, по которой, или, точнее, внутри которой, Бабкин поднимался на верхнюю часть диска для установки приборов.

Скобы отстояли друг от друга на полметра. Лазить по этой лестнице можно было только обратившись лицом вниз, что даже на небольшой высоте, когда диск находился на причальной мачте, было не очень-то приятно.

Тимофей нагнулся и, как бы оценивая путь, по которому он когда-то лазил, взглядом ощупал каждую скобу, все дальше и дальше, до самого ребра диска.

Но что это? На одной из антенн, расположенных по кромке диска, болталась уже знакомая Бабкину черная птица. Прозрачный шар, почти невидимый в сумерках, силился оторваться, но шнурок не пускал его, затягиваясь все туже и туже вокруг изолятора.

«Унион» поднимался вверх. Неизвестно, на какой высоте произойдет взрыв. Он не только уничтожит антенну, из-за чего может быть потеряно управление, но и пробьет обшивку, газ начнет улетучиваться… И вдруг, почему-то как о самом маловажном, Тимофей вспомнил о баках с горючим, спрятанных в толще диска. Во что бы то ни стало надо сбросить вниз проклятого стервятника. Сколько же их летает в этом районе?

— Тимка, не смей! — закричал Вадим, заметив, что тот уже ищет рукой скобу.

Но слышал либо не хотел слышать его Тимофей. В матовой поверхности диска отражался бледный свет моря. Море действительно становилось черным, оправдывая свое название. И только на гребнях невысоких волн прыгали огоньки — мерцающие отблески заката. Казалось, что при первом порыве ветра они погаснут как свечи.