Последний леший

Глава 7

— Так кто же смерти нашей желал, душегубов нанимаючи? — спросил то ли себя, то ли друзей Сухматий.

— Что бы князь или Добран? Не может быть!

— Да и зачем тогда было бы нас из Киева отпускать? — пожал плечами Сухмат.

— Скажем, не хотел, чтобы знали люди киевские…

— Не столь уж велики мы с тобой птицы!

— Да и что толку людей лихих нанимать? Против нас-то?! — усмехнулся Сухмат, — Пустое, Добрыня бы так не сделал.

— Добрыня — не сделал бы, а Добран Малкович… Он мог! Вроде подготовились, и камни заранее припасли, и место знали, и время…

— А откуда им было знать? Ну, сам подумай!

— Может, жрецы расстарались?

— Вот, это ближе к истине!

Богатыри замолчали, в который раз раздумывая на тему — кто же был против них? И то не годится, и это — не так, странно все как-то…

— А коли ведуны, то кто хотел Рахту, да Сухмата, да Нойдака убить? — подал голос Нойдак.

— Не все ли равно, одно слово — ведуны! — бросил Рахта с презрением.

— Не одно! — возразил Нойдак, — Нойдак так думает: одно дело, если слуги того ведуна, что молниями повелевал, другое — если тот черный колдун убивцев нанял…

— Этот колдун почему-то за Бронятой охотится, — пожал плечами Рахта, — и мы ему более не помеха… Ему теперь другая помеха будет!

— Тогда кто?

— Просто… Ведуны!

— Просто не бывает!

— Ну ты, колдун, — повернулся Рахта к Нойдаку, — возьми бубен, покамлай — будут на нас еще нападенья?

— Нойдак сейчас! — молодой ведун полез за бубном.

— Брось, не сейчас, — остановил его Сухмат, — вечером поворожишь… Да и не все равно, что ты наколдуешь, нам все одно — настороже быть надобно!

Смеркалось. Впереди, поодаль от дороги, виднелось старое христьянское кладбище. То самое место, о котором говорят — лучше б не было его! Но если уже есть — что сделаешь? Все обычаи всех народов, когда-то живших и ныне живущих в этих местах, предостерегали трогать мертвых, какому роду они не были бы. Лежат — и пусть лежат!

— И как это христьяне мертвецов закапывают как есть в землю?! — недоумевал Сухмат, — Как представишь себя на их месте… Лежишь в земле сырой, тебя черви земляные гложут, а ты — потому как мертвый — и отогнать их не можешь! Как представишь, что тебя едят — бр-р-р…

— У всех свои обычаи, у русов — русские, у христьян — христьянские, — проворчал Рахта.

— А Черный Прынц сказывал, что есть на свете племена-народы, которые стариков сами и съедают, — высказался Нойдак.

— Каждый своих, али чужих тоже?

— Про то Черный Прынц Нойдаку не сказывал, просто молвил — родителей поедают, как старость приходит, а те — спасибо говорят!

— Может и правы они, все лучше, чем в земле гнить…

— Вот, вот, так и говорят: «Лучше покоиться в родных желудках, чем в земле и глине!», — закивал Нойдак.

— Наш обычай — самый лучший! — объявил Сухмат чуть ли не торжественно, — Убили тебя — сожгут на костре, а пока тризну справлять будут, ты — уж в Вирии!

— Али в Кощном царстве, на полях медных, — буркнул Рахта.

— Каждому — по заслугам его!

— А ты уверен?

Сухмат не нашелся, что сказать. В этот момент в наступившей тишине чуткие уши всех трех молодых парней уловили шум и какую-то возню, доносившуюся со стороны заброшенного кладбища. Немалый, видать, был шумок, ведь до могил было от дороги шагов этак пятьсот, не меньше.

— Вот твари нечистые разгулялись, — голос Рахты был недовольно-раздраженным.

— Вот-вот, и я говорю, где мертвецы несожженые — там и нечисть вся! — вновь взялся за свое Сухмат.

— А где ж им быть, как не там, где есть чего поесть? — сказал Нойдак.

— Да, говаривают, есть такие упыри, что токмо телами мертвыми и наедаются!

— Вот и сейчас, небось, мертвеца не поделили? — предположил Рахта насмешливо.

— Если только не живого… Схватят путника и…

Богатыри переглянулись. Такой оборот дел, неожиданно пришедший в голову пугливому колдунишке, резко менял дело. И, как бы в подкреплении его слов со стороны кладбища донеслось что-то похожее на крик «Помогите!».

Рахта и Сухмат молча развернули коней и рванули галопом напрямик — к тому месту, откуда послышался крик. Нойдак старался не отстать. Конечно, все эти чудища страшны зело, но одному остаться — еще и пострашней будет!

А вот и упыри-упырики! Высыпали навстречу богатырям. Да как их много, и все — злые какие-то, будто их только что выдрали! Вооружены, что странно, правда так себе вооружены — у кого мечи ржавой поеденные, видать из курганов украденные, у кого — палки да дубье тем разное сучковатое. Были б живые люди с таким вот оружием — так то смех было бы, а не сражение. Но упыря так просто не убьешь, ему руку срубишь — он другой покарябать норовит! Мелко их приходится сечь, мелко!

Сухмат поспел первым. Один взмах — и поганое тело толстого упыря разрублено почти точно надвое — с головы до копчика. Рахта мигом позже отбил удар оржавелого меча, да так, что меч рассыпался на куски. Второй взмах меча богатырского отрубил длинному упырю голову. Голова-то скатилась на землю, дико вращая глазами, а вот тело — тело решило продолжить драку. Правда — вслепую! Рахта уже проскочил дальше, а обезглавленное тело, ища на ощупь врага, наткнулась на другого упыря, ростом не великого, и затеяло с ним бой…

Сухмат последовательно отрубал руки — сначала правую, потом — левую, у всех попавшихся на пути монстров. Потом приостановился, оглянулся на скакавшего вслед Нойдака, да кинул ему свою запасную сабельку.

— Подноровись рубать, парень, маковки мертвецкие, коль такое дело подвернулось! — подзадорил молодого ведуна богатырь.

И Нойдак решил тоже попробовать. Первая же голова отделилась удивительно легко. Второму упырю Нойдак отрубил голову уже основательно примерившись. Впрочем — отрубать гнилые черепушки у безруких — Сухмат постарался — монстров, то подвиг невелик! Ну, да и Нойдак — ведь не богатырь, ему и так сойдет.

Выскочивший неизвестно откуда тощий, совсем уж усохший упырь замахнулся на Нойдака ржавым мечом. Молодой ведун и сообразить не успел, как отбил удар и сам рубанул в ответ. Пригодилась наука, хоть и недолго учили, да подучили, спасибо мальчику Броне — оказавшемуся не таким уж и плохим учителем! Вот и упыря разделал — раз, два — и готово, чем Нойдак не богатырь?

Настоящие богатыри, между тем, методично поднимали и опускали мечи, устроив на этом, столь богатом упырями, кладбище настоящее поболе. К булавам ни Рахта, ни Сухмат даже и не прикасались. Какой смысл толочь и без того мертвых упырей? Их рубить надо, да помельче. А назавтра взойдет Солнце ясное, да сожжет лучами своими светлыми поганые мертвлячиные ошметки!

Вот на Рахту насело сразу четверо. Сухмат хотел было подмочь другу, но тот лишь сверкнул глазами, да бросил: «Не мешай!». Может, и зря — двое мертвяков явно хитрили, заходя, по упыриному обычаю, по леву руку, а еще один — мелкий, с торчащими во все стороны клыками — улучив момент, прыгнул на Рахту сзади и вцепился зубами «в шею» богатыря. Плохо соображают мертвяки, вернее сказать — совсем не соображают! Где ж видано, чтобы зубами бармицу, из железа ковану-плетену, так взять и прокусить? Пока Рахта крест-накрест рубил того упыря, что подвернулся под праву руку, двое других вцепились в левую, норовя стащить перчатку. Богатырь развернулся, при этом тот, сзади, так и остался висеть, вцепившись зубами в металлическую сетку бармицы. Может, застрял?! Те, что вцепились в левую руку Рахты, не успели так сразу оба развернуться вслед за могучим телом богатыря, и тот достал ближнего справа мечом, перерубив его в области пояса пополам. Кажется, этого было достаточно — передвигаться, а тем паче, представлять опасность в таком виде половинки упыря уже не могли, только дрыгались да дергались… Все еще державшегося за левую ладонь упыря Рахта той же рукой и сгреб, не без удовольствия слушая треск ломаемых костей — будет знать, за что хвататься. Потом, шутки ради, богатырь оторвал упырю руки, а потом и вовсе разорвал мертвяка надвое…

— Стой, не дергайся, я клеща срежу! — услышал Рахта за спиной.

Сухмат осторожно поддел мечом шею все еще болтавшегося на бармице упыря и аккуратно отделил голову мертвяка от туловища.

— Гляди-ка, и вправду, как клещ! — подивился Сухмат тому, как отрубленная голова продолжала висеть на Рахте, не желая разжимать зубов.

— А ты ей на глаза надави! — предложил Нойдак, — Я так завсегда большим рыбам рты раскрывал.

— Вот ты и дави, то дело — колдунье, — развеселился Сухмат.

Нойдак воспринял слова богатыря серьезно — взял и надавил большими пальцами на глазные яблоки упыриной черепушки. Зубы разжались, голова, успев кляцкнуть зубами, но не успев вцепиться в колдуна, полетела на землю. Кобылка Нойдака, как бы желая поучаствовать в общем деле, лягнула отрубленную голову и та покатилась куда-то дальше, не видно куда — ведь уже почти стемнело.

— Рановато упыри повылазили, — заметил Рахта, глядя вслед зашедшему Солнцу. Цельных упырей, кажись, поблизости не осталось, можно было и передохнуть.

— Добычу может какую почуяли младую, вкусную? — предположил Сухмат.

— Или выгнал кто? — высказал куда более серьезную версию Нойдак.

— Пожалуй, что выгнал, — согласился Рахта, вновь хватаясь за меч.

Сухмат и Нойдак резко развернулись и посмотрели в ту же сторону, куда теперь смотрел их товарищ. То, что они увидели, было не похоже ни на что, прежде виденное. На фоне ярко засиявшего — в отсутствии Солнца ясного — Месяца прекрасного явственно был виден силуэт почти человеческий — ну, прямо как дым или туман, но фигурой — старик с бородой длинной, да ростом как два Сухмата, а то и поболе! Сквозь странный силуэт просвечивались и камни могильные, и звезды небесные.

— А это еще кто такой? — удивился Сухмат, выставив впереди себя меч.

— Это призраков пожиратель, — выказал свои знания Нойдак, — я слышал о таких, они на кладбищах живут.

— Опасен?

— Для живых — нет!

— А мы для него?

— Тоже нет…

— А вот сейчас проверим! — и Рахта бросился прямо на полупрозрачного великана, размахивая мечом.

Сухмат, на всякий случай, метнул в старика булавой. Та пролетела сквозь великана, как будто его и не было. А вслед за булавой проскакал и Рахта, впустую пытаясь поразить этот странный живой полудым-полутуман своим клинком. Старик даже в лице не изменился, как-то равнодушно вдруг сорвался с места и заскользил по направлению к Сухмату. Напрасно богатырь махал мечом — великан проскользнул сквозь него, да так, что Сухмат ничего и не почувствовал. Мгновение — и старика как не бывало.

Нойдак, спрыгнувший уже с кобылки и возложивший ладони обоих рук на Землю-матушку в поисках Силы Первородной, бормотал оберегающие заклинания.

— Да, с тем у кургана попроще было! — усмехнулся Сухмат, не без удовольствия вспоминая былое.

— А что это за пожиратель такой? — спросил колдуна Рахта. Голос богатыря был почти равнодушен — какой там страх, даже сильного ощущения, и того не было…

— П-потом р-раскажу, — Нойдак ответствовал с таким явным испугом, что богатырь не стал выспрашивать его дальше. Потом — так потом!

— Кажись, он оттуда вылетел, — Сухмат показал рукой, — надо бы посмотреть!

— Вот вы с колдуном и смотрите, — проворчал Рахта, но когда Сухмат, подхватив за шкирку и усадив на кобылку Нойдака, действительно двинулся в избранном направлении, ворчливый силач тоже отправился, не спеша, за ними.

На пространстве шагов в десять в окружности кто-то основательно поработал — могильные камни были опрокинуты, повсюду валялись еще шевелящиеся части тел упырей. Одна из голов вцепилась зубами в сапог Сухмата, богатырь брезгливо отбросил ее в сторону, причем в этот раз черепушка мертвяка с громким чмоком врезалась в стоявшую на отдалении стелу и размазалась по ней…

— И чего было на помощь звать, коли так здесь все уработал? — пожал плечами Сухмат.

— Неизвестно, кто поработал, а кто звал… — заметил Нойдак.

— Почему неизвестно, — Сухмат, наклонившись, поднял с земли оторванную каким-то силачем когтистую руку. Ладонь была сжата в кулак, а в кулаке была зажата прядь длинных волос. Сухмат разжал гнилые пальцы, взял прядь в руки, разгладил — да ведь это часть косы девичьей!

Рахта вырвал прядь из рук побратима, всмотрелся…

— Полинушка… — прошептал богатырь.

Нойдак покачал головой, укоряя Сухмата — мол, Рахте зачем показал? Богатырь попытался как-то исправить положение.

— Еще неизвестно, — сказал он побратиму, — мало ли волос разных…

— Разных много, — чуть ли не с кулаками накинулся на побратима Рахта, — а Полинушкины я из тысяч узнаю…

Кладбище промолчало — свидетелей сцены, разыгравшейся тут до прихода богатырей не осталось. Последним свидетелем был, верно, тот самый пожиратель призраков, но и тот — утек куда-то.

— Может, вы все-таки расскажите, все, что знаете? Ну, все то, что случилось с Полинушкой, да мне неведомо? — спросил Рахта друзей, потом добавил, — Друзья вы, в конце концов мне, или нет?

— Друзья, — кивнул Сухмат , — потому и…

— Ничего, рассказывайте кто что знает, я стерплю!

И Рахта стерпел, выслушал все! И больше в тот вечер слова не молвил, все думал думу свою…