Последний блюз ночных

Гл.11

Упитанный чёрный кот, прыгает под ноги, одаривает жёлтым огнём глаз, важно идёт, до хруста задрав пушистый хвост.

Дарьюшка приглашает на кухню, садимся за стол, накрытый простенькой клеёнкой, но сверкающей чистотой. Стоит ваза с благоухающим варением, в тарелке, груда сушек, в пластмассовой коробке, аппетитное печение.

Стою как громом оглушенный. Это уже было!!!

— Вспомнил, родной? — она наливает чай в широкие, оранжевые чашки, садится рядом, смотрит на меня с жалостью, качает головой.

— Да, — с тоской вздыхаю я.

— С Переходом всегда так. Иной раз и не вспоминают, затем мучаются всю жизнь, пытаясь понять, то, что для них уже закрыто навсегда. Все путешественники во времени, люди, прибывшие из других Реальностей. Вот сейчас вся история пойдёт иначе, может, почти незаметно, но иначе, а бывает, будущее переворачивается глобально. Может, нет тебя уже там, а вдруг ты в нём — король. Но можно представить, грядущего уже нет? Пшик и всё! Пустое пространство даже без намёка на то, что кто-то когда-то жил, любил, страдал, созидал… одно чёрное пространство, — Дарьюшка потирает искрученные артритом пальцы, горестно вздыхает. Чёрный кот прыгает к ней на колени, жмётся, урчит, требует ласки. Она чешет ему шейку, он тыкается в ладони. — Ты, Кирюша, должен понять, многое тебе покажется противоестественным. Вероятно, и мнение сложится на некие события иное, но должен знать, весь мир держится на перетянутом волоске, лопнуть может! Чёрное иногда оказывается белым, белое — чёрным. Нельзя доверять никому, иной раз, даже своим чувствам.

— Но вам то, можно доверять? — едва ли с отчаяньем выкрикиваю я.

— Мне вообще доверять нельзя, — она смеётся, её зубы на удивление ровные, белые, без малейших изъянов. — Я даже не человек, живу в различных реальностях одновременно. В одной из них, мы пьём с тобой чай, в другой, сдираю с тебя кожу, в третьей — ты сжигаешь меня на костре.

— Ужас, какой, — морщусь я.

— Не принимай близко к сердцу, в данный момент, мы пьём с тобой чай и я добрая бабушка для Ритули. Вот, подметаю двор, варю варение, встречаю таких как ты, — она лукаво смотрит. В её старческих глазах непостижимая мудрость и затаённая боль.

— Послушайте, — мне кажется это важным, — кто такой на самом деле, Радомир?

— Радомир? Какой Радомир?

— Ну, Христос, — смешался я, видя её недоумение.

— Христос всегда был Иисусом, — пожимает она плечами.

— Но вы говорили…

— Такого сказать никогда не могла, я лично присутствовала на его казне.

В другой момент мне б захотелось покрутить пальцем у виска, но сейчас абсолютно верю, и вдруг мне становится страшно в её обществе, словно промелькнуло её истинное обличие.

— Ты меня не бойся, — мигом замечает моё состояние, — в пору мне тебя бояться, — она ласково треплет меня по волосам. — Тебе ещё чая подлить, сынок?

— Да, Дарьюшка, он у вас необыкновенно вкусный, — успокаиваюсь я.

— И полезный. Если бы ты знал, сколько здесь различных трав. Как они необходимы молодому дракону.

— Какому дракону? — давлюсь чаем.

— Ты им являешься, ты.

— Значит, всё же, я оборотень? — я едва не всхлипываю, в тайне надеялся, что я обычный человек.

— Вот рассмешил! Оборотень! Ты дракон, к братству оборотней, поверь, не имеешь ни малейшего отношения, что б они тебе ни говорили.

— А вы, тоже не оборотень? — догадываюсь я.

— Да, — очень спокойно говорит старушка, — но в тоже время, могу им быть, — добавляет она.

— А мой камень, чем он на самом деле является, вы это знаете? — моё сердце в тревоге бьётся, вдруг она скажет, что-то страшное.

— В нём заключена твоя душа. Главное, не пои его кровью, иначе из него высвободится лишь та часть, что имеет звериное начало, а любовь, доброта, останутся в зачаточном состоянии. Дракон-зверь, это природная катастрофа, дай возможность своему камню, гармонично влить в тебя душу.

— Значит те, кто поил его кровью, очень опасны? — делаю вывод я.

— Даже представить себе не можешь, — соглашается Дарьюшка.

— А генерал Щитов, — вспоминаю его камень, — он поит свой камень кровью?

— Этого я не знаю, придётся тебе самому разобраться, поэтому ты здесь — это твоё главное предназначение.

— Белов Леонид Фёдорович, настаивает, чтоб его убить, — мрачно говорю я.

— Может он и прав, зачем рисковать, — вздыхает старушка, поглаживая урчащего кота. — В любом случае, выбор всегда за тобой, — решительно добавляет она.

— А Катя кто? — вспоминаю свою напарницу.

— Ты уже знаешь, — посмеивается Дарьюшка.

— А я смеялся над её фантазиями, значит, она как и я?

— Пока да, — неожиданно хмурится старушка. — Катюша может быть невероятно опасной, будь всегда начеку! Женщина-дракон — это нечто запредельное!

Ухожу в свои мысли, как всё выглядит неправдоподобно. Хотя, что мы знаем о мироздании, сколько в нём путей, сколько существ — Вселенная бесконечна. А что такое разум? Разумен ли человек? Разумна ли собака, ценою жизни защищающая хозяина, который, может, не достоин этого? Разумны ли дельфины, когда люди ранят одного из них, затем привязывают к свае, зная, что стадо не покинет своего раненого сородича и истребляют всех? Может, не просто так, Японию постоянно сотрясают землетрясения? Они используют сей способ для добычи этих, наверное, разумных, обитателей морей. Разумно ли растение, атакованное тлёй, посылающее сигналы божьим коровкам, чтоб те пришли на помощь? А вдруг Земля живая и она может попросить о помощи? Какая тонкая грань в понимании разума! Как легко ею манипулировать!

Дарьюшка не вмешивается в мои размышления, немного посидела за столом, затем и вовсе вышла из кухни. Кот моментально бежит за ней, видно, любит её очень.

Чай совсем остыл, хлебнул холодного, пора. Встаю, захожу в комнату. Дарьюшка сидит в уютном кресле, вяжет, клубок с нитками на полу, чёрный кот нехотя гоняет его лапой.

— Спасибо за чай, я пойду.

— Иди, сынок, иди, — кивает мне, но из кресла не встаёт. — Передай привет от меня Луцию Квиету.

— Кому?

— А ладно, — махает рукой, — это я так, к слову.

Выхожу во двор, испытывая некое потрясение. Получил много информации, вся она нестандартная, в логику вещей с трудом входит, но жить надо и с этими знаниями. До одиннадцати необходимо решить с военкоматом, далее, на Графской пристани встречаюсь с Катей.

Военком, зачем-то долго изучает мои документы, всё же ставит в них отметку, затем, внимательно смотрит на меня:- В КГБ зайдите, у них к вам вопросы.

— Зачем? — невероятно удивляюсь я.

— Мне почём знать, — жуёт губы, — мне приказали, я передал.

Непонятно, в чём я заинтересовал эти службы? Наверное, как и все обыватели, я с опаской отношусь к этим органам. Много ходят о них слухов, домыслов, в любом случае, лучше к ним не попадать, но делать нечего, посетить их придётся.

Бегу на катер, Катя меня уже ждёт, такая худенькая, в своём лёгком пальтишко.

— Кирилл, катер уже отправляется, бегом, я билеты купила!

Забегаем на палубу, вовремя, с кнехтов срывают канаты, звучит сирена, словно вопль простуженного павлина, плавно отходим от причала.

— Пойдём на корму! — Катя тащит меня назад.

Хотя сейчас, как говорится, не месяц май, всё же там неизмеримо лучше, чем в душном пассажирском отсеке.

На корме народа мало, в основном курильщики, и то, пытаются скорее докурить и спрятаться от холодного ветра.

Резко похолодало, ветер с севера, влажный, пронизывающий, в то же время на небе ни единой тучки, ярко блистает Солнце. Для Крыма нормальное явление, это не как под Москвой, едва осень и серое, в низких тучах небо, и так до самой весны, ждёшь-ждёшь, когда уже потеплеет. Офицеры выгоняют солдат на улицы скалывать лёд с дорог, это называется, делать весну. Весьма действенный способ, действительно, через пару месяцев всё тает, в лесах мокнут сугробы, проваливаются между стволами и под каждой берёзой устанавливают бутылочки, консервные банки — собирают берёзовый сок, в принципе, своя прелесть есть.

Бултыхает конкретно, хотя построен мол, защищающий от штормов, отдельные волны перекатываются через него, сотрясая тихую бухту. Удивляюсь, как это ещё рейсы не запретили.

Катер хорошо пошвыряло, когда разворачивался, затем он вышел носом на волну, стало легче, но пена залетает на корму. Нашли место в закутке, держимся за поручни, с восхищением смотрим на вздымающиеся гребни, в пенных завитках.

— Вы бы прошли в помещение, — беспокоится вахтенный матрос.

— Да-да, сейчас, — отзываюсь я, но продолжаем стоять, любуясь непогодой. Матрос постоял-постоял, наверное, вошёл в наше состояние, улыбнулся, и решил нас не дёргать, оставив одних на корме.

— Мне такой хороший сон снился, правда, в конце едва не расплакалась, — откровенно говорит Катя, — вроде, как побывала в стране драконов. И знаешь, там был ты, в бронзовой броне, такой сильный и добрый. Мы летели в свой город, но нас не пустили, — она смотрит на меня, ждёт, что я скептически заулыбаюсь, буду шутить по этому поводу.

— А у тебя была ярко медная чешуя и острые когти на лапах, — смотрю её в глаза. — её зрачки внезапно расширились и, неожиданно сузились, как у кошки.

— Так значит, это была правда?

— Правда.

— Я всегда ощущала себя драконом, — повела острыми плечиками девушка. Она плотнее закрыла платком тоненькую шейку, холодные брызги вздумали нас заливать сверху.

— Однако, нас скоро смоет за борт, — тревожусь я.

— Нет, сейчас выйдем в речку, там спокойнее, — Катя не хочет уходить.

С трудом швартуемся у причала Голландии. Экипаж помогает пассажирам покинуть борт, катер сильно бьётся об привязанные шины. Скрип от трения, напоминает визг рассерженной хрюшки и, едва последний человек высаживается, катер сразу отваливает. Вероятно, это последний рейс, бухту точно закроют, придётся добираться обратно на автобусе, а они так редко ходят.

Едва вышли из бухты Голландии, как волны, словно их посадили на поводок, успокаиваются, лишь изредка дёргаются под порывами ветра.

— Мы в Инкермане с тобой познакомились, — уверенно говорит Катя. — Точно, я вспоминаю! Ты на работы пришёл устраиваться. А кем я была? Я взрослая женщина, — восклицает она, — какой кошмар!

— Да вроде нет, всё при тебе было, — не удержавшись, хмыкаю я.

Она с прищуром смотрит на меня, — не зарывайся, напарник!

О, как мне знаком этот взгляд, я искренне улыбаюсь:- Узнаю тебя, напарница.

Она неожиданно весело смеётся, ласково смотрит в глаза:- А знаешь, ты мне тогда так не понравился!

— А ты меня, буквально до кипения доводила, — вторю ей: «Кирилл, я начальник, ты — подчиненный».

— Ага, на тебя как залезешь, так и слезешь, меня быстро на место поставил.

На душе потеплело, словно родственную душу встретил, амнезия растворилась и старый мир связывает нас крепче брачных уз.

Вдыхаем солёный воздух, двигатели мерно гудят, неназойливо, порывами, доносит запах дизтоплива, мимо проплывают берега, у причальных стенок стоят военные корабли, между ними затесался плавучий док, вдали просматриваются контуры морских кранов. Иной раз, мимо проходят катера, пыхтят буксиры, на нефтебазе заправляется топливом МПК. Множество чаек кружат в небе, хрипло ругаются друг с другом.

Катя порылась в сумочке, вытащила свежую булочку:- Будешь? — протягивает половину.

Отрицательно повёл головой. Тогда она нащипала крошек и кидает в воздух. Глазастые чайки мигом узрели лакомство, с криками планируют, щёлкают клювами. Одна из них, даже садится на леера, вытягивает шею в сторону рыжеволосой девушки, осторожно перебирает лапами.

Катя вытягивает ладонь с кусочком булочки, птица подскакивает, ударяет жёстким клювом по пальцам и, довольная взмывает вверх. Катя смеётся, потирает ладони друг о дружку:- Чуть пальцы мне не отхватила!

Вскоре выходим к устью Чёрной речке. Здесь небольшая бухточка, справа — Малый Инкерман, слева — Большой Инкерман. Швартуемся, ловко заброшены на кнехты канаты, матросы помогают пассажирам выйти. Оказываемся на берегу, рядом гремит состав, мелькают вагоны и сквозь шторки выглядывают любопытные лица, Москва - Севастополь.

Идём вдоль путей, народа мало, все или на работе, или уже сели на катер. Впереди мост, он разграничивает море с речкой. По бокам уже виден камыш, стрижи носятся у самой поверхности. Неужели ещё мошки остались, вроде как, холодно уже?

Входим во владения Пещерного монастыря, в пустынном тоннеле гулко стучат шаги, такое ощущение, что заходишь из одного мира, а выходишь — в другой. Это почти правда, стоит нам только выйти с противоположной стороны, как окружает тишина, мрачные скалы высятся над головой, два орла планируют на огромной высоте.

Пещерный монастырь заброшен. Людей нет, кругом сплошь развалины, наверху угадываются контура круглых башен — нам к ним. Сейчас можно идти не в обход, а прямо через крутые лестницы монастыря, подняться прямо к ним.

Как здесь тихо, мы абсолютно одни, идём к темнеющему ходу, ступаем на высеченные в скале ступени, полумрак, на душе неспокойно, Катя вздрагивает, жмётся ко мне. Вроде чего бояться? Часто бывали здесь, но на этот раз, всё иначе. Кто-то или что-то, здесь обитает. Мы чувствуем на себе пристальное внимание, словно призраки покинули свои захоронения и неодобрительно взирают из пустоты. Вспоминаю нишу, заполненную человеческими черепами. В будущем, монахи сложат их в одной из пещерок, выставив на всеобщее обозрение. Странный поступок, хотя, мотивировать его пытались, вроде как мудрой, надписью: «Мы были такими же, как вы, — вы будете такими же, как мы», но зачем к этому привлекать души умерших. Покоились бы они в недрах земли не потревоженные. А сейчас они чувствуют, что их выволокут на свет и враждебность появляется к человеку.

На пути встречаются многочисленные ответвления, пустые залы, зияют следы кострищ, стены, изрисованы, в пробитые в скале окна, струится свет и моментально гаснет в мрачных залах.

В своё время, иначе воспринимал свои путешествия по лабиринтам Пещерного монастыря, сейчас же, закрадывается мысль, что стоило обойти его со стороны кладбища, но невзирая на всё, мы карабкаемся по крутым ступеням.

Перед выходом наверх, где лестница выныривает на поверхность скалы и опасно извивается по крутым склонам, останавливаемся. Впереди, словно незримая преграда, утыкаемся в неё словно в мягкую паутину.

— Нам путь закрыли, — клацнула зубами от страха Катя.

— Тогда пошли вниз, — хватаю её за руки и волоку за собой.

На окна в скалах, словно набрасывают покрывало, солнечный свет гаснет, всё наполняется темнотой.

— Ой! — вскрикивает девушка, прижимается ко мне. Обхватываю руками, пытаюсь успокоить, но самого бьёт дрожь. Мы стоим напротив одного из ответвлений, в его недрах слышится неясный шум, словно летучая мышь вырывается из него белёсое образование, обдаёт тленом разложения и зависает над головами, шум усиливается, скоро на нас бросятся несметные полчища неизвестных существ.

— Давай вниз! — толкаю девушку вперёд.

— Здесь тоже преграда!

Пол под ногами идёт трещинами, стены содрогнулись, выпадает каменный блок, обнажая неизвестный лаз.

— Бежим туда! — заскакиваю наверх, затягиваю Катю.

Оттуда веет спокойствием, он не заселён непонятными существами. Подстёгиваемые безумным страхом, мы устремляемся в самые глубины подземного хода.

Сзади слышатся вздохи, бормотание, но они потихоньку замолкают — наш тоннель защищён от их вторжения.

— Кто это? — пытается найти у меня ответ Катя.

Мне хочется сказать, что это души умерших, но, наверное, это не так.

— Может, кто-то открыл «дверь» в иной мир? — делает предположение моя напарница.

— Сложно сказать, очевидно, мы переступили некую черту, связывающую нас с иными измерениями.

— Нас хотели убить?

Я задумался:- Вероятно, но в любом случае, пока мы в безопасности.

— Как здесь темно.

— Воздух чистый, где-то должен быть выход.

— Кирилл, почему на нас всё так навалилось? — едва не всхлипывает девушка, она страшно трусит, сквозь её руку ощущаю, как её сотрясает озноб.

— Наверное, нам по судьбе так заказано, — пытаюсь усмехнуться, но страх наваливается как душная подушка на рот.

— Я хочу свой камушек напоить кровью, — всхлипнула Катя.

Вздрагиваю и сильно пугаюсь, меня посещают те же мысли:- Вот этого делать не надо!

— Почему!

— Ты сроднишься с теми, кто остался сзади. Будешь разносить смерть и тлен, — стараюсь говорить убедительно, но желание захватывает душу, почти вытаскиваю камень, мотаю головой в злости.

— Тебе плохо? — догадывается девушка.

— Ужасно! — сознаюсь я.

— Тогда мне спокойно, у меня те же чувства, — она делает неожиданное умозаключение, — вместе терпеть легче, — добавляет она.

Подземный ход вначале идёт ровно, затем обрывается вниз, оттуда со свистом вырывается леденящий воздух, руками ощупываю стены, они покрыты льдом. Вниз ведут, скользкие ступени, ступать на них, безумие, мигом скатишься в пропасть.

— Ты чего остановился? — шёпотом спрашивает девушка.

— Ледяные ступеньки, нам не спуститься, — обречённо говорю я.

— Но другого пути нет?

— Ты проницательна, — выдавливаю из себя горький смешок.

— Тогда мы пойдём вниз.

— Покатимся.

— У меня шарфик есть, будем друг друга страховать.

— Отчаянная ты, — хвалю её, но думаю это не реально, хотя, если ещё использовать мой ремень, стоит попробовать — в любом случае, другого пути нет.

Сдёргиваю ремень, связываю с платком, получилось метра два, не густо. Катя стаскивает поясок с пальто, ещё полметра.

— Я пошла, — она обкрутила кисть руки шарфиком, делает шаг вниз, моментально поскальзывается, ловлю её как окуня на спиннинг. Она сильно не барахтается, за что-то цепляется:- Теперь ты, — слышу её милый голосок. М-да, меня точно не удержит, криво улыбаюсь, но становлюсь на ледяные ступени, чудом не поскальзываюсь, прохожу несколько ступеней, становлюсь рядом с ней.

— Как ты? — шепчет она.

— Вспотел, жарко.

— Мне тоже, только пальцы мёрзнут, за кусок льда держусь.

Нахожу кромку льда, обхватываю:- Вперёд, Катюша.

Она делает шаг, вновь срывается. Чудом удерживаюсь, стиснул зубы в напряжении. Она не проронила ни звука, болтается как сосиска на верёвке, но вот, извернулась, заскочила на ступеньку.

— Здесь перила! — раздаётся её радостный голос.

Сползаю, к девушке, точно перила. Теперь будет полегче, можно перевести дух.

— Знать бы, куда ход ведёт, — тоскливо замечает Катя.

— Ветер сильный, явно не из щели вырывается, есть широкий выход, — хочу успокоить её.

— Будем надеяться. Пошли, что ли? — вновь скользит, но перила спасают.

— Что у тебя за обувь? — удивляюсь я.

— Классная, подошвы кожаные, — с гордостью произносит она.

— Лучше б резиновые.

— Ещё калоши посоветуй, — язвит она.

— В данном случае, много отдал бы за калоши, лучшая обувь для скалолазов, — вполне серьёзно говорю я.

— Я не скалолазка, — фыркает Катя.

— Быстро пришла в себя, — удивляюсь я.

— А я и не уходила никуда.

Вот язва, думаю я.

— Нет, стерва, — она словно читает мои мысли.

Мне становится смешно, рядом хихикнула Катя, крепко цепляется за мою руку. По тому, как подрагивают пальцы, понимаю, она на гране нервного напряжения и сейчас лишь хорохорится.

— Катюша, прорвёмся! Ты знай, я тебя не брошу!

Она неожиданно утыкается мне в грудь:- Кирилл, мне так страшно никогда не было!

— Знаю, — глажу её волосы, — целую в макушку.

— Ты мне как брат, — вздыхает девушка.

Перила, словно подарок судьбы, не будь их, летели б неизвестно куда, под землёй много ловушек.

Спускаемся метров двадцать, Катюша через ступеньку летает, подошвы у неё исключительно скользкие, к тому же покрылись тонким слоем льда. Приходится постоянно поддерживать, не то сил держаться у неё не было.

Наконец адские ступени заканчиваются, стоим на ровном полу. Он тоже ледяной, а наклон, всё же есть, Катя это доказала, валится на попу и тихонько едет вперёд. Чтоб ей не было скучно, плюхаюсь рядом, скользим как на эскалаторе в метро. Незаметно набираем приличную скорость, тормозить не получается. Вскоре несёмся со свистом, душа рухнула в пятки, отдаём её на произвол судьбы, как говорится, расслабились и получаем удовольствие.

Наклон всё увеличивается, впору орать со страху, но не можем от того же страха, волю словно парализовало.

Внезапно видим свет, вылетаем как из пушки ядра и скользим, словно в воздухе — выезжаем в центр ледяного озера. Такой чистоты льда никогда не видел, под ногами его несколько метров, но дно можно рассмотреть в мельчайших подробностях. По бокам вздымаются ледяные органы, со стен свисают ледяные сосульки — всё из-за льда!

— А вон и выход, широкий, — нервно хихикнула Катя. Я и сам его вижу, а на огромной высоте сияет светлое пятно. Безусловно, до него не добраться, встаю, как конькобежец скольжу к ледяным органам, между ними виднеется ход.

В этом месте лёд истончается и резко обрывается. Стою у двери, она из металла, покрыта рунами, по центру глаз, в зрачок вмурован ярко синий кристалл.

— Давай сюда, Катя!

Смешно маневрируя, девушка доезжает до меня и даже ни разу не упала, определённый прогресс есть.

— А мы сможем её открыть? — Катя морщит чистый лоб в раздумье.

— Попробуем, других дверей всё равно нет, — наваливаюсь всем корпусом, словно упёрся в скалу. — Однако, давно её не открывали, — отступаю назад.

— Мне кажется, она иначе открывается, — Катя щурит глаза, с напряжённым вниманием оглядывает поверхность двери. — Какой необычный кристалл, это точно, сапфир! Кирилл, зачем его сюда вставили?

— Почём мне знать. Для красоты, наверное?

— Он явно диссонирует с поверхностью.

— Считаешь, на него надо нажать?

— А ты попробуй?

Жму сначала осторожно, затем в полную силу, эффект нулевой.

— Вот видишь, всё же он для красоты, давить на дверь надо. Давай попробуем вдвоём.

Катя растеряно кивает, мы упираемся вдвоём. От напряжения её веснушки разгораются.

— Давай всё же подумаем, — предлагает она.

— Чего тут думать, давить надо! — меня охватывает злость. Как бизон бросаюсь на дверь.

— Сейчас сломаешь! — вырывается у девушки смешок.

— Да хрен её сломаешь, — едва не зашипел я.

— Да не её, плечи себе сломаешь, — она откровенно смеётся.

Весело ей, чтоб её! Раздражение накатывается волной. И что дальше будем делать, крылья себе отращивать? Иначе отсюда не выбраться. Сажусь на корточки, я в печали.

Катя щупает пальцами дверь, становится на носки и заглядывает в синий камень, словно застывает.

— Что увидела? — хмурюсь я.

Внезапно щёлкают скрытые механизмы, девушка летит на пол, едва её подхватываю.

— Он на меня смотрел, — с трудом шепчет. Её губы белеют, в глазах зрачки вытягиваются как у кошки.

Дверь неожиданно ползёт в сторону, в проём вырывается голубоватое сияние.