Последнее дело императрицы

Глава 1. Пожар на холме

Этель уже дремала, положив голову на скрещенные руки. Она не любила уходить наверх первая, поэтому всегда дожидалась, когда спать отправятся Олав и Джерд, потом обходила гостиницу, проверяя, все ли двери и окна закрыты, гасила уже изрядно оплывшие огненные шары. Ещё на несколько мгновений она задерживалась у двери, как будто ожидая, что в неё всё-таки постучит запоздалый путник.

- Этим утром глава касты хаоса, лорд Сайоран, был найден мёртвым в своей резиденции в Морейне.

Услышав знакомое до боли имя, она тут же проснулась. Тряхнула головой и поднялась на ноги.

- Где-где? — Она подошла и опёрлась руками о кухонную стойку, боясь упустить ещё хоть одно слово.

Олав предупреждающе поднял руку.

- Ни у кого нет сомнений, — продолжил повествователь, — что его убили. Раскрылись страшные подробности: лорда Хаоса отправил в мир Ничто тот, кто имел с ним личные счёты. На стене покоев его же кровью написали: "Вы ответите за то, что совершили". Стражи порядка отказываются обнародовать свои подозрения, но всем ясно, что ничего хорошего ждать не приходится.

Этель ощутила, как холодок подкрадывается к кончикам пальцев. Она ясно, как будто сама была там, увидела красные буквы на белых шёлковых драпировках — Сайоран любил именно такие — и текущие вниз капли, и его самого, бледного и темноволосого, оскалившегося в предсмертной гримасе.

- Где его нашли? — ещё раз повторила Этель, понизив голос почти до шёпота.

Повествователь ушёл в рассуждения о том, что при нынешней-то политической обстановке убийство такого важного мага, как Сайоран, может повлечь за собой какие угодно ужасные последствия. Олав сморщился и махнул рукой.

- В Альмарейне вроде. А, нет, в Морейне. Всё, уже резать друг друга начали. — Он поднялся, держась за колено покалеченной ноги, с трудом разогнул её и заковылял к лестнице. — Говорил я, говорил. Спаси нас всех Вселенский Разум. А, тьфу…

Он стукнул кулаком по перилам и, сжав губы, стал подниматься. Вселенского Разума тоже давно не было. Так же, как императрицы. Не было даже Храма в центре Альмарейна, и ветер уже успел развеять чёрную пыль, оставшуюся на руинах.

Этель, не шевелясь, стояла над кристаллом. Голос повествователя давно стих, и Джерд расхаживала по кухне, смахивая тряпкой со стола невидимые пылинки, и гремела посудой, разложенной для просушки на широком подоконнике.

- Давай спать, — вздохнула она, вытирая руки о большой красный фартук. — Поздно. Дождь опять зарядил, что ли…

В наступившей тишине стал отчётливо слышен шорох капель, бьющихся о стекло. Джерд отвернулась от окна и следом за мужем пошла наверх. Скрипучие ступеньки под её ногами рассказали жалостливую историю и затихли.

Единственный оставшийся в комнате огненный шар всё ещё теплился у окна, а кристалл светился бледно-лиловым. Его надо было убрать в шкаф и запереть там. Кристаллы — вещь дорогая, а бандитов и воров на окраинах страны развелось предостаточно. Но Этель, тысячу раз уже подумав об этом, так и не сдвинулась с места. Она закрывала глаза, и мысли её плавно перетекали в другое русло.

"Нужно идти в Морейн. Неужели это… Нет, всё потом, потом. Нужно идти".

Голубой прозрачный камень в одном перстне. В другом — мутно-чёрный, как вода в глубоком омуте. Невесомые кружева у ворота камзола, тоже бледно-голубые, цвета прозрачных детских глаз. Вышивка серебристыми нитями по багровому бархату мантии. Гладко зачёсанные назад волосы. Всё как будто говорило: смотри.

Орлана смотрела на него, сцепив пальцы у талии. Сайоран склонился в глубоком поклоне, совершенно не обязательном: он как будто бы желал смягчить предстоящий разговор. Но Орлана не пригласила его ни в приёмную, ни даже на стеклянную террасу, хоть ветер в саду был уже не по-летнему свежим. Она сама ощущала, как крадётся по вычищенным дорожкам сада холодок — к самому её подолу.

- Лорд, я хочу услышать, как всё произошло.

Сайоран одёрнул мантию, которую опрометчиво поленился сколоть брошью, и теперь от ветра она норовила соскользнуть с плеч. Шуршали, осыпаясь на землю, листья вечноосенних деревьев. Он нервно оборачивался, будто боялся, что их разговор могут подслушать. Будто в их разговоре было, что подслушивать.

Когда он оборачивался, Орлана видела изящный юношеский профиль, и сердце леденело: так сильно он был похож на свою сестру.

- Она умерла во сне, ваше величество. Утром её нашли в постели мёртвой. — Он кашлянул в кулак, словно прочищая горло, но Орлана сделала вид, что не поняла намёка.

Она не собиралась приглашать Сайорана в замок, не хотела даже случайно показать ему, что он может занять место Ишханди не только во главе касты Хаоса, но ещё и в императорской семье. Пусть не думает, что Орлана примет его с распростёртыми объятьями только потому, что его сестра была её мачехой.

- Почему мне сообщили так поздно? Почему вы даже не пригласили моего целителя, чтобы узнать причину смерти? — холодно поинтересовалась она, сцепляя пальцы ещё сильнее.

Подол чёрного платья трепал ветер, и лилии давно попрятались под широкими листьями, как будто даже они боялись гнева императрицы.

Орлана надела траур, а вот Сайоран то ли не успел, то ли не хотел отказаться от голубых кружев.

- Видите ли, причина и так всем ясна, к тому же по традициям нашей касты…

- Я хорошо осведомлена о традициях вашей касты, — оборвала его Орлана. — И в чём же причина?

Она выделила голосом последнее слово, чувствуя, как дрожат, презрительно изгибаясь, уголки губ. Потому что не было у него никаких причин скрывать смерть сестры кроме одной: он сам её убил. Убил, убил — Орлана была более чем уверена в этом. Она читала это в прозрачно-голубых глазах Сайорана, в изломе его губ и даже в том, как звенели от ветра драгоценные подвески, украшавшие его камзол.

- Уже давно она страдала болезнью сердца, и так произошло, что в эту ночь не оказалось никого рядом.

- Лорд, прекратите рассказывать мне небылицы. — Орлана раздражённо тряхнула головой. — Я прекрасно знала Ишханди. У неё было всё в порядке с сердцем.

Он почтительно склонился, снова заставляя подвески звенеть, и Орлана уже не знала, то ли ветер шумит сухими листьями, то ли колышет мантию нового главы касты, и она шуршит о камни, которыми выложена тропинка.

- Видите ли, ваше величество, моя сестра не особенно любила рассказывать о своих слабостях. Думаю, она просто не хотела вас волновать.

И всё было бы просто, если бы Орлана знала, зачем Сайорану убивать Ишханди. Из-за власти? Какие глупости, помилуй Вселенский Разум.

Когда полгода назад Ишханди объявила о том, что оставляет свой пост и всю власть отдаёт младшему брату, Орлана восприняла её заявление как должное. В конце концов, она всегда знала, что этот момент настанет. И в залу советов впервые вошёл Сайоран — юношеское лицо и хватка взрослого интригана.

Тогда зачем? Ведь не просто так он, не сообщив никому, отдал распоряжение похоронить Ишханди, и только к вечеру, когда слухи уже не могли не дойти до замка, Орлана узнала обо всём. А в касте Хаоса было принято сжигать своих мёртвых.

- Если вы рассчитываете скрыть от меня что-то, лорд… — Орлана сузила глаза, — уверяю вас, маги и поумнее пытались. Так что будет сложно. Вы можете идти.

Она кивнула, изображая вежливость, и, развернувшись на каблуках, пошла к замку. С серого неба брызнул мелкий дождь. Орлана почти слышала, как Сайоран скрипит зубами за её спиной.

Перекинув через плечо дорожную сумку, Этель спустилась в нижний зал гостиницы, где Олав ещё до пробуждения жены успел растолкать старшую дочку и надавать ей поручений на целый день. Серое утро за запотевшими окнами подметало дороги ветром.

Этель сложила руки на стойке и, пользуясь тем, что в большой зал как раз спустились двое постояльцев, а значит, Олав долго её расспрашивать не сможет, заявила:

- Мне нужен отпуск.

Он поднял на Этель взгляд, полный серого провинциального утра, а, шевеля губами, подсчитывал то, что начал подсчитывать ещё до её прихода.

- Куда собралась? — насупился он, досчитав.

Дорожный плащ и сумка, переброшенная через плечо, не оставляли сомнений, что Этель собралась далеко и даже дальше, чем могла её завести не до конца разрушенная система порталов.

- В Кэден, — отозвалась Этель, даже не моргнув. — Ночью узнала, что заболела моя тётя. Нужно пойти.

Такая легенда не должна была вызвать подозрений. Этель регулярно брала отпуск, чтобы… навестить старую тётушку. Куда же она шла на самом деле, никто не рвался проверять. Правда, раньше она всегда уходила из города летом, когда кашель мучил поменьше, а дороги не превращались в грязное месиво.

- А-а, — протянул Олав недоверчиво и замолчал, записывая цифры на клочке бумаги. Этель спокойно ждала, потому что знала: он не просто пишет, опасаясь забыть цену на масло и сметану, он придумывает повод отказать ей. Его пальцы с коротко обкорнанными ногтями побарабанили по стойке. — А что там с…

- Вчера я всё доделала.

- Ладно! — Он махнул рукой, морщась, как будто хлебнул хршасского вина. — Иди уже.

Не дожидаясь, пока из нижнего мира полезут демоны, а хозяин передумает, Этель зашагала к двери. По дороге она надела на голову капюшон и поплотнее застегнула плащ. Косой дождь опять зашёлся в истерике, барабаня по расплывшейся грунтовой дороге.

- Вернёшься — сама с налогами будешь разбираться, — крикнул ей вслед Олав и тише, так, что она едва различила за скрипом половиц, добавил: — и куда её несёт в такую сырость?

Он не мог — Этель знала — жить с мыслью, что она уходила, а он даже не придумал ей задания. Она кивнула в ответ и вышла, плотно захлопнув тяжёлую дверь. Если не захлопнуть её, по полу обязательно побегут сквозняки, и искалеченная нога Олава будет ныть до самого вечера. Не поможет даже лекарственная примочка, купленная у местного целителя за большие деньги.

Придерживая край капюшона, чтобы его не сдуло ветром, Этель направилась вправо, туда, где улица, уходящая к центру городка, была вымощена камнем. Точнее сказать, к порталу. Этот был одним из немногих, чудом уцелелевших здесь после переворота в Альмарейне, а Этель много путешествовала по стране и знала.

Она уже почти не боялась быть узнанной, по крайней мере, здесь. В столицу Этель соваться не рисковала, да и вообще стражей порядка обходила стороной.

Два года назад ей казалось, каждый прохожий узнает императрицу, а тот, кто не обратит внимания в первую секунду, во вторую сравнит её профиль с профилем на золотой или серебряной монетке. Но оказалось, что никому нет дела до сбежавшей императрицы, а торговцы сначала неохотно принимали манталатские деньги, а потом перестали принимать и вовсе.

Она снова закашлялась, зажмуриваясь от режущей боли в груди. Боль осталась напоминанием о событиях той далёкой зимы, когда свергнутая императрица трое суток просидела в каменном застенке в подземелье замка и за всё то время к ней пришли только раз.

Шагов она не слышала. Орлана сидела, привалившись спиной к стене, и пыталась заснуть, если сном можно было назвать сумрачные видения из обрывков картинок и резких окриков. Только хлопнула дверь, она открыла глаза и тут же зажмурилась снова. Даже обычный свет огненных шаров с непривычки показался ярче солнечной вспышки.

Когда глаза попривыкли к нему, солдаты уже вошли в камеру. Их было трое, все не в форме имперских воинов, а кто в чём. Солдаты революции, похожие на бандитов с большой дороги. Орлана поднялась, держась за стену. Со связанными спереди руками это оказалось неудобно. И кашель колотил всё чаще, она сжимала губы, но он всё равно прорывался наружу.

Они всё-таки боялись её, да. Ещё как боялись. Видно помнили, как в день пленения она одним заклинанием заставила их командира побледнеть до синевы. Кто-то случайно задел голову его, мёртвого, сапогом, и звук вышел, будто пнули пустую тыкву. Теперь они боялись развязывать ей руки.

- Это вам за Аластара, — сказала она тогда и рассмеялась, сея смятение. Никто не знал, что она кусала губы, чтобы не разрыдаться от беспомощности. А сама Орлана не знала, что будет бить связанными руками по холодной и сырой стене камены, понимая, что за Аластара она отомстила, а времени отомстить за мужа и сына у неё уже не будет.

Дураки. Они не знали, что у неё больше нет ни времени, ни сил.

- Вперёд, — сказал кто-то из её конвоиров, а может, это взвыл подвальный сквозняк.

Отсыревшее платье ни капли не грело, и Орлану била дрожь. Каждый раз, когда она просыпалась в камере, она думала, когда же всё тепло выйдет из неё вместе с жизнью. А тепло всё не выходило.

Теперь, когда они шагали по коридору к лестнице, она спотыкалась — не слушались ватные ноги, болели от света глаза, но в голове было ясно. Она уже знала, что скажет новоявленному правителю Манталата и как будет на него смотреть. Если, конечно, её к нему допустят.

Галереи замка были украшены к празднику: гирлянды цветов даже здесь и сладкие ароматы из кухни. На секунду ей стало любопытно, что же творится в главных залах. Кто приглашён на торжество. Какие речи будут звучать под сводами замка вечером. Подол платья, выпачканный в крови и пыли, мёл по начищенному до блеска полу.

Орлана не ошиблась: её привели для того единственного разговора, для которого и оставили в живых. А не то быть бы ей закопанной возле леса, как раз на краю крестьянских полей, где рыхлую землю только чуть сковало морозом.

Двое из троих её конвоиров вошли следом, и портал захлопнулся. Свою приёмную императрица не узнала: выцветшие стены как будто собирались рухнуть, посредине стоял только стол и два разномастных стула, притащенных с кухни, — друг напротив друга. Комната ничуть не изменилась, даже почувствовав приход гостей, как будто всю её магию вымели метлой. Раз — и не было никакой магии.

- Приветствую, — сказал тот, кто вышел из кабинета императрицы.

Новенькая военная форма, алая, с золотой лентой через грудь, выставленный на всеобщее обозрение рубиновый орден — Орлана сразу поняла, с кем будет иметь дело.

- Ну, здравствуй. — Не дожидаясь приглашения, она опустилась на стул. Подвели ноги — их сводило тягучей болью. Грязная прядь волос падала на самые глаза, но Орлана даже не попыталась её сбросить. — Пусть мне развяжут руки.

Теро посмотрел на неё, изучающе склонив голову. Орлана улыбнулась, как смогла — одним уголком губ.

- Если ты думаешь, что я собираюсь тебя убить, то успокойся. Это бессмысленно.

Из кабинета вышел Сайоран — медленно, вот уж кто знал толк в подчёркнуто-аристократичных движениях. Вышел и остановился в углу, как призрак.

- Развяжите ей руки, — милостиво кивнул он солдатам.

Те выполнили приказ — нож нечаянно чиркнул по коже запястий, но Орлана даже не почувствовала боли. Она принялась растирать онемевшие пальцы и случайно размазала кровь.

Теро присел на соседний стул, прочищая горло, как будто собирался произнести речь. В этом-то он был асом.

- Знаете, я подумал, что мы сможем договориться по-хорошему, — произнёс он, как будто бы и не выкрикивал ей в лицо оскорбления, когда вокруг выл ветер, а их командир был уже мёртв.

С головой, как гнилая тыква.

Орлана поймала его взгляд и прищурилась. Она стукнула о край стола драгоценными пуговицами на расстёгнутых манжетах платья. Одна — Орлана знала — оторвалась, когда императрицу повалили на пол такие вот солдаты революции. Правда, сначала они перебили её охрану и прикончили начальника тайной полиции, а потом у них всё пошло как по маслу.

- Попробуй, — произнесла она и снова закашлялась. Теро вежливо ждал, когда приступ утихнет.

- Не хочу лишних трудностей. — Под её пристальным взглядом откинул назад прядь волос и поправил ворот новенького мундира — демоны побери, какой красавчик. — Я вот что предлагаю: вы подпишете отречение от престола, и разойдёмся друзьями.

- Я подпишу, — легко согласилась Орлана.

Теро изобразил свою коронную улыбку. Он, конечно, не хотел растягивать удовольствие от общения с императрицей. Его ждали куда более интересные занятия, ведь нужно было праздновать победу. Но за спиной стоял Сайоран и смотрел ему в спину.

- Что ж… так сразу? Я приготовился к полемике.

- Какая разница. — Она ощутила, как опять дёргается уголок губ. Щека всё ещё ныла. Орлана не видела себя в зеркало, но подозревала, что там расплылся синяк: слишком больно было прижиматься левой щекой к стене камеры. — Я откажусь, меня ударят по лицу, и я соглашусь.

Глаза Теро стали умильными, как у щенка, который выпрашивает угощение с хозяйского стола.

- Зачем вы так? Мы не сволочи какие-нибудь. Мы…

Выразительно кашлянул Сайоран за его спиной.

- Да, я помню. Свобода, равенство, братство, — заключила Орлана.

Кровь из пореза уже не текла, наверное, в ней и крови стало слишком мало — ушла вместе с теплом.

- Только быстрее, — сказала бывшая императрица и хрипло выдохнула.

Пока Теро ходил в её кабинет за указом, уже написанным на гербованой бумаге, она ждала, склонив голову. За спиной пересмеивались вполголоса солдаты, у стены замер Сайоран. Его пальцы, унизанные кольцами, сложились перед грудью в подобие купола. Гладко причёсанные волосы лоснились.

Орлана рассматривала глубокие царапины на светлом дереве. Похоже, стол приложили обо все углы в замке, пока тащили сюда.

- Вот. — Теро ласково пододвинул указ к ней, и в поле зрения Орланы попала его кисть в алой перчатке — такие носили высшие военные чины. Подвижным пальцам было тесно в тюрьме из кожи демона, они выписывали в воздухе замысловатые фигуры.

Она подняла со стола солнечное перо. Онемевшие мышцы плохо слушались, и Орлана испачкала чернилами стол и свои руки. Теро стоял над ней, как будто всё ещё не верил, что она подпишет, и рука императрицы застыла, оставив на бумаге указа миниатюрную кляксу.

- Голова не болит, лорд консул? — поинтересовалась она, кривя губы уже просто по привычке. Только ноющая боль в щеке напоминала Орлане о том, что она ещё жива. Всё остальное тело онемело. — Охрана всю ночь под дверью моей камеры болтала, как было весело.

Теро заулыбался ей, как старой знакомой, а из угла послышался странный звук. Кажется, лорд хаоса скрипнул зубами.

- Спасибо за заботу, но нет. Здесь у вас прекрасные целители!

- А со мной-то что будет? — выдала она тяжело, словно толкнула большой камень.

- А что вы хотите? — Теро подался вперёд, словно боялся не уследить, как императрица поставит подпись.

- Хочу похоронить мужа и сына.

- Конечно, — сладко пропел он, склоняясь так, что Орлана почти ощутила его дыхание на своей макушке. Мимолётное движение — она ощутила, как Теро бросил взгляд на Сайорана. Тот качнул головой. Сжатые в ниточку губы не дрогнули.

Она не была дурой и прекрасно понимала, что никуда из подземелья её уже не выпустят, но Теро хотел петь о красивом, и Орлана пела вместе с ним.

- Когда? — Она подняла перо и удержала его между ладоней, вызвав у Теро тяжёлый вздох: он-то уже надеялся на быструю победу.

Теро зевнул, даже не пробуя прикрыться. Он откровенно скучал: общество императрицы ему надоело. Хотелось общества беззаботных юных леди, которых наверняка впечатлят алые перчатки и новенький мундир. Он скучал и выстукивал по столу незамысловатую мелодию.

Орлана смотрела в сторону. Там стена её приёмной, которая раньше могла превратиться во что угодно, подстраиваясь под желания гостей, норовила выкраситься в зелёный цвет — как в кабинете. Но магия затухала, и стена снова становилась грязно-серой.

В их мире императрица была не просто посаженной куклой, которую все привыкли слушать. Здесь сам мир выбрал её, и только мир мог низвергнуть обратно, а никак не повстанцы, возомнившими себя вершителями справедливости. У них был только один выход — заставить её подписать указ, заставить уйти по доброй воле.

По доброй, добрее не придумать.

- Так когда? — повторила Орлана, резко оборвав повисшую паузу: тишина и воображаемые смешки солдат за спиной уже действовали на нервы.

- Видите ли, ритуал уже провели. — Теро прошёлся перед ней — от стены к стене, — заложив руки за спину, изображая деловитость. Деловитость ему не шла. — Так что вам не нужно беспокоиться об этом.

- Да, вот ещё что… Мы никак не можем найти вашу дочь. Где она? — неожиданно вступил в разговор Сайоран. Орлана этого не ждала.

Она хотела бы надеяться, что лорд хаоса не заметил, как дрогнули её руки, но солнечное перо вырвалось из пальцев и полетело на пол. Раздался короткий звон, и лужица чернил растеклась у неё под ногами. Орлана бездумно отодвинулась на самый край стула.

- Ох, не беспокойтесь. Я принесу ещё одно.

Теро исчез за дверью кабинета. Когда он вернулся, Орлана произнесла твёрдым голосом:

- Она умерла.

Губы Сайорана дёрнулись.

Теро спокойно, как будто на чаепитии у друга, опустился на место напротив. Кисти в алых перчатках легли на стол, едва-едва не касаясь друг друга. Он выжидательно взглянул на Орлану — хотел подробностей или оправданий или просто решил, что если станет смотреть так выжидательно, она скажет правду.

Но она не успела придумать ни того, ни другого: портал снова открылся, и под дружные подзадоривания солдат в комнату вплыла служанка в форменном платье. На вытянутых руках она внесла фарфоровое почти прозрачное блюдце с тремя пирожными и опустила его перед Теро.

- Просили распорядиться, какие приготовить к вечеру.

Тонкой ложкой Теро поддел кремовую розу.

- Когда умерла? — Оторвавшись от прелестной служанки, он вернулся взглядом к Орлане и попробовал заглянуть ей в глаза. — Добрые маги сказали мне, что она просто ушла, чтобы э-э-э… разобраться в себе.

- Это неправда. — Орлана поморщилась, когда случайно каблуком сапога наступила на осколок солнечного пера. Стекло раскрошилось. — Я не могла сказать, что Эйрин умерла, потому и пустила слух, что она ушла.

Теро задумчиво взглянул на неё. Над ним всё стояла служанка — совсем девчонка, и ручки сложены на чистом переднике. Стояла и улыбалась.

- Она покончила с собой, — сказала Орлана, растирая сапогом оставшиеся стекляшки в пыль. Процедила сквозь зубы: — Три года назад. Если хотите, спуститесь в семейный склеп.

- Ого, — только и смог выдавить из себя Теро, отковыривая ложкой очередной кусочек крема.

- Будете проверять?

- Зачем же? — Он внимательно изучал потёки шоколада на белой глазури. Алые перчатки в свете огненных шаров поблёскивали крохотными чешуйками. От сладкого запаха на Орлану снова накатила тошнота. — Я верю. Так что, вы подписываете?

На столе лежало новое солнечное перо, и струйка чернил внутри него была полной. Чтобы отсрочить неприятный момент ещё, Орлане осталось разбить и его. Только это уже вряд ли ей простится.

- Пироженку? — снизошёл Теро, словно прочитав на её лице замешательство.

Орлана поморщилась.

- Вы не ответили на мой вопрос. Что со мной-то станет, когда я подпишу отречение? — Она отложила перо — осторожно, чтобы не покатилось, на край грамоты — и переплела пальцы. Они отозвались болью: сбитые костяшки ещё не зажили. — И я не люблю сладкое.

- Я ответил: мы разойдёмся друзьями. Какие я могу дать вам гарантии?

- Он может прямо сейчас подписать грамоту, чтобы за вами оставили какое-нибудь имение. Где хотите: в Малтиле, в Грезо, в Хршасе? — Сайоран уже откровенно смеялся — скалил зубы безо всякого стеснения.

Орлана не смотрела на него, она медленно повернула голову вправо, потом влево, потому что только-только начала отходить онемевшая шея, а когда закончила, сказала:

- Не зарывайся слишком, мальчик.

Деревья умирали. Это стало очень заметно к середине лета, когда высыхали яблони с уже завязавшимися плодами, когда сосны становились жёлтыми и хрупкими, как яичная скорлупа. Листья обрывал ветер, и в августе они устлали дороги города, как будто уже пришла осень.

Этель вспомнила, как шла по хрустящим листьям, возвращаясь в гостиницу из очередного неудачного путешествия. Этим летом, как и прошлым, у неё не получилось найти Эйрин, и в голову закрадывались самые нехорошие мысли.

Когда Теро запросто выкладывал Орлане свои планы и надежды, он и подумать не мог, что она хоть чем-нибудь из этого сможет воспользоваться. Когда он разговаривал с ней в тот единственный и последний раз, он уже похоронил её, и даже не в семейном склепе, а где-нибудь на окраине города в безымянной могиле. Чтобы подальше и повернее. Когда он разговаривал с ней, он уже вынес ей смертный приговор и организовал публичную казнь на главной площади Альмарейна.

А она тогда думала об одном: чтобы он не стал искать Эйрин. В склеп ему хода не было, дверь туда могла открыть только сама императрица, и поэтому надежда, что он проглотит обман, как голодный демон душу, жила в Этель долго. Очень долго. Но в последнее время стала угасать.

Когда Этель услышала об убийстве лорда Сайорана, она ни минуты не сомневалась в том, что это сделала её дочь. Надпись на белых шёлковых драпировках — разве не так будет мстить испуганная растерянная девчонка? Да и кому ещё было убивать этого предателя! Этель знала, что из тех, кто мог затаить злобу на лорда хаоса, больше никого не осталось в живых.

Этель вышла на площадь Лайоза, а мыслями она уже была далеко отсюда — в Морейне, и всеми правдами и неправдами добывала сведения об убийстве. Возле портала её не остановили даже проверить документы: солдат, поставленный для этого, устроился на скамейке возле бакалейной лавки и не глянул в сторону Этель.

Документы у неё были, вполне сносная подделка, но когда в поле зрения попадался страж порядка, внутри рождался холодок.

- Эй!

По ту сторону портала, в городе Илле, охранники оказались внимательнее. Этель придержала рукой край капюшона: магический ветер, рванувшийся в лицо, когда она выходила из портала, едва не сбросил его. К ней подошёл мужчина головы на две выше её самой.

Судя по перевязи и кое-как прилепленной к видавшей виды куртке нашивке имперского гарнизона, это был один из нынешних стражей порядка. Когда-то они срезали такие нашивки с мантий её охранников — с ними было сподручнее грабить и мародёрствовать.

- Документы покажи. — Он склонился и дохнул ей в лицо запахом горького дерева и печёной курицы.

Она сунула руку в потайной карман сумки и достала паспорт. Солдат свободы выхватил сложенную вчетверо грамоту, развернул и, сощурившись, глянул на след магии.

- Капюшон сними.

Этель подчинилась, с показным безразличием глядя в сторону. Он не видел, как побелели, сжимая ткань плаща, её пальцы.

- Куда, с какой целью?

- В Кэден, навестить тётю, — отозвалась Этель холодно. Пусть не думает, что её волнует его взгляд. Такого раньше не было: сколько бы она не ходила между городами, её никогда не останавливали.

- А что так вдруг?

Проглотив болезненное желание огрызнуться, Этель ответила:

- Она заболела.

- Ясно, ясно… А то знаешь ли, тут кое-кого убили, так что приказано всяких бродяг в город не пускать. — Солдат вернул ей паспорт и ещё раз смерил взглядом — с высоты его роста это получалось очень удобно, всего-то и нужно было, что отступить на шаг и склонить голову на бок. — Ну хорошо, сейчас запишу и пойдёшь.

- Кого убили? — поинтересовалась Этель словно бы только для поддержания разговора. Она уже знала ответ на вопрос.

- Да девчонку одну. — Солдат что-то царапал в объёмистой книге угольным карандашом, от которого его пальцы быстро почернели. — Прирезали её в подворотне вечером как собачонку. Думали сначала, бродяга какая-то. А у неё родители объявились, небедные, между прочим.

Слушая его спокойную речь, Этель бессознательно сжимала плащ у горла. Поймав себя на этом, она опустила руку, но пальцы опять сами собой тут же сжались в кулак.

- Теперь и трясут всех будь здоров. — Он положил карандаш в карман и захлопнул книгу. — Да кого сейчас поймаешь! По улицам всякого сброда шастает… Топай отсюда.

Этель не стала пренебрегать возможностью и, накинув капюшон, пошла в сторону возвышающейся за домами стелы, символа Вселенского Разума, разрушить который у Теро не дошли руки.

- Ты осторожней, дорогу до Кэдена развезло — мама не горюй! — крикнул ей вслед солдат свободы, и Этель кивнула, на секунду обернувшись.

Утренний туман таял на улицах Илле.

Когда она сбежала из замка, Теро приказал уничтожить все порталы, чтобы не позволить императрице уйти далеко от столицы, но пока кто-то чесал в затылке, кто-то выпивал в кабаке и бил лицо товарищу, а Теро орал на её конвоиров, Орлана сбежала к самому краю страны. Ей повезло, как будто сам Вселенский Разум решил, что довольно на голову бывшей императрицы злоключений.

Туман таял, и город просыпался. Обойдя неторопливо метущего улицу дворника, Этель купила у лавочника маленький новостной кристаллик и покатала его в ладони. Конечно, если она задержится в Илле, она не успеет взять лошадь — с этим здесь всегда обнаруживались большие проблемы, но что-то глодало Этель изнутри. Муторное предчувствие, которое нельзя было объяснить словами и выдернуть из души магией.

Она вздохнула, спрятала кристаллик в сумку и зашагала к первому же попавшемуся постоялому двору. Если бы ей повезло, она узнала бы пару фактов об убитой девушке, и тогда её подозрения развеялись бы сами собой. Или укрепились окончательно.

В жарко натопленном зале за стойкой зевала и протирала стаканы девушка.

- Вам лошадь? — спросила она хмуро, даже не снисходя до приветствия.

- Согрейте чаю, — попросила Этель, пытаясь не закашляться. Она порядком продрогла на улице, и теперь пальцы покалывало от тепла. Казалось бы, осень только началась, а лужи на мостовых уже забирались льдом, промерзали до самого дна.

- Ладно. — Девушка бухнула стакан на стойку и скрылась за неприметной кухонной дверью, из-за которой тут же выскользнул запах чего-то пригоревшего.

Этель осталась одна в просторном зале. Она выбрала стол у самой стены и села лицом ко входу — ничего особенного, просто привычка. Прозрачная капля кристаллика томилась в сумке, и Этель чувствовала её рукой, гоняла по потайному карману из угла в угол. В горле хрипела и ворочалась мерзкая боль, угрожая новым приступом кашля. Поэтому ей нужен был чай: чтобы утихомирить боль хоть до тех пор, пока туман окончательно не растает на улицах Илле.

Она не вытерпела — достала кристалл и выложила его на стол. Искрой света он прокатился от правой её ладони до левой и замер там. Этель знала, он проживёт недолго, она успеет скользнуть по заголовкам, сосредоточится на том, что искала, и как только выйдет положенное время, кристаллик умрёт, а хрупкое свечение внутри него погаснет. Поэтому она и хотела сперва всё обдумать, чтобы не урывать драгоценные секунды.

Зевающая девушка принесла кружку чая, сгрузив её с подноса, ушла обратно на пышущую жаром кухню. Этель прикоснулась к ручке и обожглась. От густо-коричневой жидкости шёл аромат душной осени в доме травника.

Осень в империи была сырой и пахла птичьим криком над разбитыми дорогами.

Отставив кружку подальше, чтобы не обжечься, Этель произнесла над кристаллом короткое заклинание, и в воздух перед ней взвилась прозрачная страничка. Скрипнула дверь, и от сквозняка страничка колыхнулась.

Этель не обратила внимания, кто вошёл, она пробегала глазами по заголовкам. Большая часть из них были очередной перепевкой новостей из столицы, разукрашенных неправдоподобно чёрными узорами из красивостей и неточностей. "Армия Маара наступает, лорд консул скрывает настоящее число жертв", "Из-за неурожая в большей части страны цены на продовольствия возрастут в три раза".

Она слышала всё это в ежевечерних монологах Олава, слышала в новостях, и в голосе повествователя скользила непритворная грусть по детям, которые наверняка умрут от голода этой зимой, и женщинах, которых наверняка не пожалеют солдаты противника. Дети всегда умирают, а солдаты не жалеют женщин, Этель ничего не могла этому противопоставить. Она спокойно выслушивала очередную порцию новостей, кивала в такт возмущениям Олава и, прищуриваясь, считала неровные цифры, ведь кроме неё цифры всё равно бы никто не пересчитал.

Бездумно потянувшись к чашке, Этель перелистала страницы — они задёргались в воздухе, как белое пламя на ветру, — и рассмотрела в самом конце крошечную заметку об убитой девушке. Отхлебнув уже подостывшего чая, она ощутила, как отступает боль, как притворное спокойствие растекается по телу, и откинулась на спинку стула.

- Прочитайте вслух.

Этель прищурилась и рассмотрела в тени лестницы ту самую девушку со стаканами. Правда, теперь она сидела, сложив руки, и выцарапывала что-то ногтем по бледной, когда-то цветастой скатёрке.

- Извини, мне некогда. — Этель сжала губы и снова уставилась в страницу, правда теперь она никак не могла отделаться от чувства, что на неё неотрывно смотрят.

- Прочитайте, — насупилась девица. — А я вам тоже интересную историю расскажу.

У Орланы было достаточно времени, чтобы обдумать план побега. И одновременно у неё не было ни секунды. Когда она во второй раз подняла солнечное перо, в лице Теро уже не осталось и капли прежнего добродушия. Кто бы видел его пару фраз назад, решил бы, что дружелюбнее и сговорчивее его не найдёшь во всей империи. Только Орлана растирала ноющие запястья и думала, как же много потеряет тот, кто позволит себе так ошибиться.

Примерно столько же, сколько она, хоть она-то ни разу не ошиблась. Ну разве только в том, что ушла из замка, оставив там Риана, который не смог управиться с войсками.

С войсками, с войсками… она не могла знать, что генерал Маартен перейдёт на сторону повстанцев, и они перебьют гарнизон замка, как детей. Она шла между неубранными трупами в камеру и вспоминала, как звали каждого из них. Вот только от воспоминаний толку не было.

"Думай, думай", — приказывала себе Орлана, прижимаясь затылком к холодной стене камеры, но тут же проваливалась в нервный сон, который прерывался от невыносимой боли в скрученных запястьях. У неё не было ни секунды, чтобы придумать план побега.

Теро выхватил из-под её рук грамоту, рассматривая: правильная ли подпись, не растает ли до вечера, не обманула ли его императрица ещё раз. Подпись была настоящей, а от солнечного пера осталась небольшая клякса и тонкая линия — Орлана мазнула пером, когда он выдёргивал из-под него бумагу.

- Подходит? — спросила она без тени улыбки.

Теро поднял взгляд и поморщился. И, хоть брезгливые складки у уголков его губ тут же разгладились, Орлана знала, что они там были.

- Уведите её, — бросил он.

Орлана сама поднялась и сама протянула конвоирам руки, перекрестив запястья. Напрасно они так уповали на свои заговорённые верёвки. Пока она сидела в камере, она зажигала крошечные огненные шары и смотрела, как пламя по каплям стекает на пол и затухает там. Верёвки не мешали. А если выходило зажечь шары, значит, и остальное должно получиться.

Верёвки тёрлись о запястья, Орлана молча наблюдала, как возится с узлами один из конвоиров, тот, что с нашивкой имперского гарнизона, криво приштопанной к куртке. В этот раз — то ли осмелев окончательно, то ли сам не понимая, он вязал куда слабее, но от того, как елозили верёвки по содранной коже, всё равно становилось тошнотворно плохо.

Орлана ждала. Они вывели её из кабинета, пять раз помянув демонов перед тем, как портал открылся. Она усмехалась. Кто бы видел эту безумную улыбку, закаменевшую на губах, — испугался бы.

В галерее восточного крыла, где чувствовалось сырое дыхание подвала, в одном из вечно пустующих пролётов, потолок оплетал вползший летом плющ. Он давно высох, и только голые коричневые стебли вились по мраморным плитам, шурша от каждого сквозняка. Там же лестница уходила вниз, к старой тронной зале, разрушенной ещё до рождения Орланы.

- Когда пойдём?

- Ночью, смена закончится…

Они обсуждали выходной, бросались фразами, понятными только им и пересмеивались с особым смыслом. Подрагивали шары белого пламени, а окна в сад затягивались темнотой и превращались в зеркала — Орлана иногда ловила в них своё отражение и удивлялась тому, как были расправлены плечи. Привычка. Хотя казалось бы, к чему.

По ногам потянуло холодным ветром прямо из залы. Она заметила, как, не сговариваясь, ускорили шаг конвоиры, как они замолчали. Старое суеверие ещё жило в душах, ещё шевелило паучьими лапками и выманивалось на запах сухих цветов.

Орлана остановилась, закрыла лицо руками. Сердце зашлось в голове гулким стуком, но она не обращала внимания и думала только об одном: у неё не хватит сил на троих. У неё на двоих-то вряд ли получится разорваться.

- Эй!

Она упала, неловко подвернув руку. Сердце билось так же сильно, только теперь не в голове, а ниже, в горле. Холодный ветер лизнул лицо, и обострившимся от напряжения слухом она уловила, как быстро отступает на шаг один из солдат.

- Вот демоны, — выругался он. — Если помрёт — капитан с нас три шкуры спустит.

- Чего встал, рви за целителем! Быстро!

Она услышала быстрые шаги — прочь отсюда, — скрип песчинок под подошвами сапог. Кто-то присел рядом и взял за руку. Прощупывать через верёвки биение тонкого сосуда на запястье — худшее, что он мог придумать.

- Я же говорил, сдохнет. — Он хрипло повторил проклятье. Конвоир взял её за подбородок и повернул лицо к себе. Ничего хорошего он не увидел, потому что, судя по звуку, расстроено сплюнул себе под ноги. — Чего он так долго? Может, Агл в кабаке засел…

Он ударил Орлану по щеке, и её голова безвольно мотнулась.

- Эй, очнись. Демоны бы тебя побрали.

Тот, второй, мялся поодаль. Орлане казалось, она ощущала, как он переступает в нерешительности, и шуршит песок от ветра. Она приоткрыла глаза и над собой увидела лицо того самого солдата, на куртке которого примостилась косая нашивка — капрала, судя по тому, как слушались его остальные трое.

- Плохо? — В голосе прозвучало нечто подобное участию.

Она вцепилась связанными руками в край его куртки и на секунду, как могла сильно, притянула к себе. Эту секунду он и не думал сопротивляться, и она шепнула прямо ему в лицо, как выплюнула:

- Умри.

Мутно-голубые глаза остекленели, а рот искривился в последней судороге. От заклинания мгновенной смерти не существовало никаких защит, и промахнуться им тоже было нельзя. Это оказалось единственное заклинанием, которое Орлана хорошо выучила. Она усвоила — бить нужно тем, что сильнее всего ударит.

Солдат навалился на неё всей тяжестью мёртвого тела, и Орлана сама не поняла, как смогла оттолкнуть его. Руки дрожали от слабости. С глухим звуком тело рухнуло на мраморный пол, и она, ослепшая вдруг от слишком яркого света пламени, вскочила на ноги и рванулась вперёд.

Орлана подвернула ногу уже на лестнице, на пыльной ступеньке, искрошившейся у края, и снова упала — только теперь уже не притворно — на бок. Осталось только сжать зубы и зашипеть от боли и злости. Она не слышала шагов за спиной, может быть, потому, что громче всего сейчас билось её собственное сердце. Глухие удары перекраивали весь остальной мир под себя.

В старой тронной зале было темно: сюда не доходил свет из сада, а свет из галереи спускался только до середины лестницы. Дальше — к самой его призрачной границе подкрадывался и тянул лапы мрак. В лицо Орлане дохнул пылью ветер, улёгшийся спать за рухнувшей колонной — а она его разбудила.

Орлана обернулась: в дверном проёме возникла фигура её конвоира с выдернутым из ножен мечом. Мгновение потратив на раздумья, он подозвал к себе один из шаров белого пламени и шагнул вниз.

Шар лопнул, и крошечные искры разлетелись по ступеням, тут же умирая. Орлана поднялась и, стараясь ступать бесшумно, спустилась до самого подножия лестницы. До этого времени глаза успели привыкнуть к темноте, и она различила высокий свод, остатки стены, сквозь разлом которой просачивалась серая городская ночь.

Сил на магию у неё больше не осталось, что не удивительно. Она и шла-то с трудом. Спасибо, ветер шуршал высохшими листьями изо всех углов сразу и скрывал звук её шагов. А вот шаги со стороны входа звучали всё громче. Орлана нырнула в первую попавшуюся нишу — за обломками колонны, когда-то подпирающей свод залы, таилась самая чёрная тень.

Холодный пол впился в ладони сотней крошечных камешков. Она уткнулась в руки лицом и замерла, забыв даже дышать.

- Хейн! Хе-эйн! — послышался истошный вопль из коридора, наверняка солдат, посланный за целителем, вернулся и нашёл мёртвого капрала.

Заторопились наверх тяжелые шаги. Орлана шикнула на ветер и прислушалась. Если они всё-таки привели целителя, ей будет сложно уйти ещё раз: целители чувствуют живых существ на расстоянии, и от этого Орлану не защитит даже тронная зала её бабушки. Она замерла, прижавшись к полу так сильно, что запах сырости и сухих листьев вышиб из головы разом все мысли.

- Она внизу, говорю вам! — Долетело до её ушей. Наверху явно разверзалась ссора.

- Давно уже сбежала, точно. Всё, капитан открутит наши головы и демонам их выкинет.

Раздался глухой стук, наверное, один из солдат от злости шибанул кулаком по стене. В залу спускались трое, насколько Орлана могла различить по голосам и фразам, которыми они перебрасывались изредка. Она отчаянно боролась с подступающей слабостью и боялась потерять сознание: трудное заклинание съело все её силы — до конца.

- Демоны, темно здесь как…

Зашуршали сухие листья.

- Агл, чуешь её, нет?

Худшие ожидания Орланы оправдались: явился целитель.

-…Они надеются, что убийцу найдут и накажут, и душа бедной девушки обретёт покой в мире Ничто, — закончила читать Этель и отвернулась к стене, надавливая пальцами на уголки глаз: от напряжения они заслезились.

Окошко с историей, повисшее в воздухе, стало блёклым и неясным, как следы на размокшей от дождя дороге. Время, заложенное в маленький новостной кристалл, почти кончилось, и вскоре он должен был растаять.

Её нежданная собеседница хрустела яблоком за соседним столом, повернувшись к Этель в профиль.

- Так интересно, — протянула она, доев яблоко, и запустила огрызком в мусорное ведро у двери. Огрызок врезался в стену и отскочил на пол. Девушка вытерла руки о подол платья и уже приподнялась было, чтобы уходить, как вдруг снова села на прежнее место. — Они просто ненавидят их.

- Кого? — Этель прикоснулась к чашке: чай давно остыл, а пить едва тёплую жидкость — сомнительное удовольствие. От неё в горле скребло ещё больше.

- Девушек. Так вот третью уже убивают. Весна, потом лето. — Она принялась загибать пальцы — считала. — Уже осень. Выходит так, троих убили.

- И как, — Этель пару секунд не находила, что сказать, — это всё связано?

Издали, может, со второго этажа, послышалось, как хлопнула дверь. Пронзительным осенним сквозняком потянуло по ногам. Девушка ушла к двери и захлопнула её посильнее. Она постояла лицом к двери, будто собиралась с силами, а когда обернулась, глаза её были зажмурены.

- Просто. Они все похожи. Я сразу догадалась, что вы расследовать это пришли, — заявила она безо всякого перехода, открыла глаза и подошла к Этель. Помедлила и уселась напротив так, что локти их соприкоснулись бы, стоило ей лечь грудью на стол. — Правда?

Этель выдержала её взгляд, хоть очень хотелось скривить губы и отвернуться.

- Правда. Ты очень догадливая.

Дождавшись, пока девица польщено заулыбается, Этель смела кристаллик к самому краю стола и приблизилась к собеседнице, так что почти чувствовала её дыхание.

- Так чем же они были похожи, ты знаешь?

- Да. — Её собеседница тоже понизила голос и покосилась на лестницу. Там никого не было, но по правилам необходимо проверить: вдруг… — Я кое-что о них узнавала, специально.

Этель приподняла одну бровь.

- Ну, сначала случайно узнала, — смутилась девушка и отпустила взгляд. — Но вчера специально уже! И я всё поняла: они убивают только тех, кто похож на…

Она замолчала, хрипло выдохнув, и уставилась уже даже не в стол, а в пол у себя под ногами, как будто забыла, во что была обута. Этель ждала, не спуская с неё глаз.

- Они все были темноволосыми и… и симпатичными такими, стройными. Хотите, я покажу след магии моей сестры?

Этель качнула головой слева направо — нет, но собеседница её уже поднялась.

- Нет, я принесу. Сейчас. Тихонько…

Подол её платья коснулся колена Этель и всколыхнул мышиный запах пыли на полу. Девушка скрылась под лестницей — там оказалась ещё одна дверь. Этель осталась ждать, глядя, как матово блестит маленький кристалл на самом краю стола.

Солнце уже встало над Илле в полный рост и сквозь тучи подсветило город бледным осенним сиянием, как будто из-за разорванной шторы. В очередной раз ей стало страшно: вдруг Эйрин уйдёт из Морейна, завершив страшную месть. Тогда Этель будет долго искать её по провинциям. Долго, хоть до конца жизни.

Она привычно отогнала страшную мысль и прислушалась. Быстрые шаги застучали по полу, и в залу снова впорхнула девушка. Теперь в её руках был пожелтевший, сложенный вчетверо лист бумаги. Этель взяла его из протянутой руки — пыльный.

- Посмотрите, — попросила девушка так же хмуро, как уже просила этим утром прочитать историю.

Этель развернула листок и, старательно не глядя на имя убитой, провела ладонью над следом магии. Ей тут же представилась девушка с длинными тёмными волосами, в простом платье и потёртом плаще. Этель увидела тонкий излом её губ и лицо, как будто вычерченное остриём солнечного пера.

Эта мёртвая девушка странным образом напомнила ей Эйрин. Если бы Этель на мгновение забыла, как выглядит её дочь, если бы черты всех девушек мира перемешались бы в её голове, и пришлось выбирать по черте, то Этель создала бы её портрет именно таким, похожим и одновременно абсолютно чужим.

- Видите? Видите? Что? — нетерпеливо спрашивала её недавняя собеседница, едва удерживаясь, чтобы не подёргать за рукав. Этель видела, как она тянется, но отдёргивает руку — боязно.

- Да. — По коже запоздало пробежал холодок, и даже губы как будто замёрзли. Они едва шевелились. — Я всё видела. Забери это и никому больше не показывай.

На длинных цепочках с потолка свисали оранжевые огоньки. Они покачивались в такт сквозняку, и от этого тени прыгали по каменным стенам. Мари пришла и, как обычно, забралась в широкую нишу, прорубленную в стене. Кажется, раньше в этой комнате находилось нечто вроде святилища, но теперь от него остались эти глубокие ниши.

- Чего делаешь? — покачивая свешенной ногой, поинтересовалась девушка.

Прогулка по тёмным улицам её совсем не утомила — напротив, Мари чувствовала прилив сил и азарта, как всегда, когда удавалось сбежать из дома без ведома отца.

Идрис не обернулся. Уже который раз Мари заставала его таким: отвернувшись лицом в угол, фонарщик стоял на коленях и что-то бормотал себе под нос. Молился он там, что ли? Он мог вообще не обращать внимания на гостью, но сегодня встал, обернулся. Мари заметила, как он натягивает на руки перчатки. Замёрз?

- Ничего. — Улыбка Идриса была вымученной, бледной. — А ты?

- А я радуюсь. Знаешь, так приятно, когда есть мечта, а ты к ней идёшь. — Она спустила обе ноги и сидела теперь на самом краешке ниши, словно чтобы быть ближе к собеседнику. — У тебя вот есть мечта?

Немного прихрамывая — или так просто казалось из-за танца теней по стенам — Идрис прошёл в другой угол комнаты, загремел там посудой, зашуршал какими-то мешочками.

- Есть. Но она никогда не сбудется.

Мари было радостно, поэтому ей не хотелось, чтобы грустил и он.

- Как это не сбудется? Давай я тебе помогу.

Фонарщик обернулся, одаривая Мари ещё одной бледной улыбкой. Иногда ей казалось, что от него пахнет осенью и травами, — а Мари очень плохо помнила, как пахнет травой, иногда — что подземными сквозняками. Забредать дальше городских улиц она боялась, говорили, что там начинались древние лабиринты, и блуждать в них можно было хоть всю оставшуюся жизнь. Так что крайней точкой её путешествий всегда оказывалась комнатка Идриса. Впрочем, загадочностей хватало и здесь.

- Ты мне не поможешь.

- А вдруг? — воскликнула Мари. На самом деле она ждала, когда он спросит у неё что-нибудь, очень ждала. Ведь никому другому она бы не рассказала, а ему можно. Всё равно, кто станет его слушать, городского сумасшедшего!

Идрис словно разгадал её мысли.

- И о чём мечтаешь ты?

Мари возвела глаза к тёмному потолку. Из-за качающихся огоньков тени прыгали и по нему. Она даже поймала своё собственное отражение — нелепо размахивающую ногами тень.

- Представь, — от удовольствия она и сама зажмурилась, — я хотела бы красивый бал. Такое платье из белого шёлка. Длинное, всё в драгоценных камнях. Стены украшены розами, и звучит такая тихая приятная музыка. Все парни хотят пригласить меня на танец, но не могут решиться.

Идрис тихонько рассмеялся, прерывая её пахнущие розами мечты. Впрочем, Мари уже не помнила, как пахнут розы. Она открыла глаза и насупилась. Фонарщик размешивал в чашке мутное снадобье и всё ещё посмеивался.

- И нечего хихикать! — Мари спрыгнула на пол, воинственно сжимая кулаки. — У меня самая лучшая мечта. И я, между прочим, иду к ней, а не просто сижу тут в темноте с кислой миной.

От злости она топнула ногой.

- Ну и сиди тут дальше.

Выбегая из комнатки, она ещё слышала, как посмеивается Идрис.

Целители чувствовали живое, а Орлана умерла. На следующее утро она очнулась в старой тронной зале, и пальцы её были холодными, как у мертвеца. Через дыру в стене на пол падал серый свет. Было ли это утро или вечер, или даже полдень, она понять не могла.

Орлана лежала на полу, слушала, как шуршат от сквозняка сухие листья и цветы, как несёт их по полу ветер. Она думала, почему же её не смог найти целитель.

Ответ всплыл быстро — потому что она умерла. Бывшая императрица лежала и долго не могла подняться, а ветер перебирал её волосы, трогал за щёки и шептал на ухо старые заклинания. Орлана не слушала. Она знала только одно заклинание и тем вчера убила начальника своих конвоиров.

В тронной зале было пусто и тихо, только холодным сквозняком скользил по камням призрак её бабушки, императрицы Руаны, которую до того, как убить, успели прозвать Безумной. Когда тёмная пелена застилала глаза Орлане, Руана принималась шептать ей на ухо:

- Ты проиграла. Я так и знала, что ты проиграешь. Ты не слушала меня, ты их жалела. А теперь ты проиграла, а они победили. — Глубокий, безразличный ко всему голос с едва заметной хрипотцой.

Прогоняя его из своего сознания, Орлана трясла головой. Сквозняк уползал по шуршащему сухими листьями полу в дальний угол, и Орлана получала несколько мгновений для сна. Глаза слипались сами собой.

Потом стемнело — кажется, всё-таки наступил вечер, — и она поднялась. Хоть от слабости всё ещё кружилась голова, Орлана уже чувствовала в себе силы уйти отсюда. Губы пересохли так, что им стало больно касаться друг друга. Они были как сухие листья на полу старой тронной залы.

Куда идти? Орлана не думала об этом. Подальше — туда, где её не достанут мечи и посохи новых правителей. Подальше — туда, где никто её не узнает. Она поднялась и расправила подол платья. Застегнула пуговицу на манжете, ту, что не отскочила от удара об пол, и вынула из волос шпильки. Большая часть из них выпала сама ещё в камере или по дороге к ней, но особенно упрямые остались в волосах. Орлана бросила их прямо на пол.

В пространстве под единственной не разрушенной аркой она поставила портал. Тот слабо светился в сумерках и был мало похож на радужного цвета порталы, которые стояли в центре городов. Бледно-серый, как мартовский снег.

В последний раз оглянувшись на дверной проём, что вёл в галерею, Орлана шагнула в портал. Илле, город — путевая развязка, принял её в дождливые объятья.

Оставаться в Илле ещё дольше было нельзя: Этель знала, что, в случае чего, добираться до Морейна долго, она может не успеть к ночи. Темнота осенью наступала быстро.

После того, как Теро приказал уничтожить сеть постоянных порталов в городах, чтобы не дать беглой императрице уйти слишком далеко, их так и не восстановили. Вот в Илле остался один — случайно. В Морейне — нет. Даже в столице, Этель слышала, не осталось ни одного портала.

Задерживаться в Илле так долго было нельзя, она знала это и всё равно уходила в другую сторону, вовсе не в сторону Морейна. Этель миновала несколько кварталов, застроенных небольшими чистыми домиками, и вышла к пустырю.

После того, как уничтожили порталы, у простых жителей не осталось никакой возможности ходить из города в город, позже кое-как приноровились ездить на лошадях. Их было мало, и стоили они баснословно дорого. Вообще-то Этель предпочитала ходить пешком: бандитов она не боялась, а диких зверей здесь не было. Только сейчас она слишком спешила.

Бледное солнце поднялось над пустырём так высоко, что подсушило грязь и даже пригрело птиц. Те запрыгали в высокой сухой траве — серые нахохлившиеся комочки перьев. Ветер тряс мёртвые деревья, но листьев на них больше не было. Все листья упали ещё летом. Этель огляделась и довольно быстро вспомнила дорогу.

После того, как Теро приказал уничтожить порталы, солдаты ещё шныряли по городам — это Этель узнала уже гораздо позже. А потом императрицу объявили убитой. Сказали, что она решила предать свой народ и позорно бежала, её пытались вернуть, но… Трагическая случайность. Не выдержало сердце.

Ставить временный портал самой было рискованно. Конечно, никто больше не искал императрицу, но сильные маги, которые ещё остались в армии Теро, могли почуять её перемещения. Да и силы стоило поберечь.

Этель знала, что уходить нужно как можно скорее. Где-то по Морейну бродит её дочь, убившая верховного лорда хаоса. Бродит и не знает, что её тоже хотят убить. Этель каждую секунду боролась с желанием поставить портал прямо на дороге, и пусть потом ползут какие угодно слухи. Пусть трава не растёт, и умирают деревья, только бы найти Эйрин. Но Илле не отпускал.

Этель остановилась посреди дороги и, глядя в землю, повторила одними губами мысль, которая мучила её всё это время.

- Почему Илле? Почему здесь?

Когда Теро спрашивал её о дочери, Орлана лгала так отчаянно, что сама себе верила. Говорила, что Эйрин покончила с собой — и ведь это было так похоже на правду. Говорила, что дочери давно нет в живых, а сама изо всех сил просила Вселенский Разум, чтобы у Эйрин хватило ума спрятаться и не высовываться со справедливой местью — Орлана ведь хорошо её знала.

Эйрин ушла из замка за два года до того, как случился переворот. Она ушла без шума и лишней патетики, видно, всю подростковую патетику из Эйрин вымело новой болью. Однажды вечером Орлана зашла в её комнату и застала дочь скорчившейся в самом углу. Эйрин сидела на полу, обхватив колени руками, и сосредоточенно смотрела в никуда.

- Я больше так не могу, — сказала она Орлане, которая подошла и опустилась на колени рядом. Каменный пол даже сквозь пушистый ковёр веял холодом. — Я уйду, наверное.

И отвернулась.

Орлана привычным жестом убрала с её виска выбившуюся из причёски прядь. Её волосы пахли горьким ветром с Сантарина. Эйрин недовольно тряхнула головой, и прядь вернулась на место.

- Я обещала, что приму любое твое решение. — Она притянула голову дочери к своему плечу и провела пальцами по её волосам.

Та на секунду закрыла глаза, словно успокоилась, но Орлана ощущала, как истерично бьётся тонкая жилка у неё на шее.

- Я нашла в Дамине маленький дом. Он в самом деле маленький, как ты и хотела. И на самом краю города. Там тебе точно никто не будет мешать.

Стало слышно, как от вечернего ветра шумят за окном деревья.

Орлана уже три года ждала этого разговора и успела приготовиться. Даже голос не дрогнул, только пальцы перебирали кружева на платье Эйрин и не могли остановиться. Та молча кивнула, а Орлане нужно было услышать её голос.

- Ты этого от меня хотела? — очень тихо спросила императрица.

- Да. — Эйрин открыла глаза и посмотрела в потолок. Вселенский Разум, какой у неё был уставший взгляд, как он был похож на дно пересохшего колодца!..

И как дико этот взгляд просил одиночества.

- Я хочу, чтобы ты знала. Я тебя всегда буду ждать.

Орлана давно поняла, что этот разговор состоится. Поняла в тот самый момент, когда Совет магов решил передать магию времени Эйрин — единственной оставшейся в живых ученице Идриса. В тот самый момент, когда Эйрин вышла из залы советов и остановилась перед окном. Она упёрлась взглядом в темнеющий на горизонте Альмарейнский лес, Орлана застыла за её спиной и в стекле увидела отражение — как открыла и тут же закрыла рот Эйрин. Как будто так и не решилась ничего сказать. Тогда Орлана и поняла, что этот разговор неотвратим.

Но Эйрин долго терпела. Она стала ещё молчаливей, хоть никогда не была слишком разговорчивой. Она уже редко спускалась к ужину, она избегала любого общества, и только Орлане позволялось входить в комнату и опускаться рядом на колени. Иногда — позволялось.

Они редко разговаривали, обычно просто сидели на полу рядом. Эйрин не впускала Орлану в свои мысли, и той приходилось собирать понимание по обрывкам фраз, по взглядам, по случайным вздохам и дрожанию бледных пальцев. Орлана успела смириться с тем, что нужно отпустить дочь, ведь магу времени так тяжело в шуме столицы. Вот Идрис очень редко бывал в городах.

Они всегда уходят, в разрушенную усадьбу на краю империи, в заповедные земли, к устью Санатарина. Туда, где тише и нет суеты. Они возвращаются в столицу только перед большими потрясениями, потому что беда тянет их и влечёт горе. Они возвращаются и приносят с собой горький на вкус ветер. Просто мир так устроен.

- Я знаю. — Эйрин посмотрела на неё и почти улыбнулась.

Орлана не решилась прикоснуться губами к её лбу.

Утром, сразу, как только проснулись птицы в императорском саду, Эйрин ушла, не позволив никому себя провожать. Она не спросила дороги и просто вышла из ворот — Орлана наблюдала за ней из окна своего кабинета, прижавшись лбом к прохладному стеклу. Девушка в простом платье с полупустой сумкой через плечо — не догнать и не позвать обратно. Не вернётся.

За пустырём тоже раньше жили. Теперь там остались только призраки домов, и бледно-жёлтые огни по ночам. Впрочем, ночами туда никто из здравомыслящих магов не забредал. И город как будто отодвинулся дальше, позволяя пустырю разрастись во все стороны жухлой травой и переплетением бледных стеблей плюща.

…После того как императрицу объявили мёртвой, праздник свободы длился недолго. Зима подошла к своей самой неприятной, сырой и слякотной развязке, когда республика Маар объявила империи войну. Манталат не смог выдержать натиска. Он вдруг оказался и не империей вовсе, а кучкой рассеянных, рассорившихся государств, каждое из которых и заклинания не хотело читать, чтобы защитить соседа.

Этель два года наблюдала мир, как искры, танцующие в кристалле — бессмысленное порхание цветных огоньков. Вечерами она слушала возмущения Олава, который уж точно знал, что сделал бы, будь он на месте генерала, и щурила уставшие глаза. Олав топал здоровой ногой и громко жалел, что его не возьмут в солдаты.

Войска Маара прошлись по южным провинциям, не встречая никакого сопротивления. Они почти добрались до столицы, когда Теро удалось собрать своих солдат и дать отпор захватчикам.

Отступая, они выпускали на волю демонов, сидящих до этого взаперти и на цепях, что толщиной с руку Этель. Это был прощальный жест презрения, равно как плевок через плечо. Демонов постепенно переловили и уничтожили, но места, где они побывали, остались гноящимися нарывами на теле земли. Города отодвигались от них, и ветер выл над призраками домов.

Здесь не пели птицы, и совсем не пахло городом. Этель знала, что даже если Эйрин тут, у них очень мало шансов наткнуться друг на друга. Только она всё равно не могла уйти просто так.

За пустырём начинались дома — с рухнувшими крышами, с зубастыми от битых стёкол оконными проёмами. Из разоренных подвалов выползал белый дым и стелился под ногами. Сломанные деревья лежали поперёк дороги — Этель перешагивала их, придерживая подол плаща. В трухлявой древесине копошилась жизнь.

Умом и сознанием ей было никогда не понять, почему маги времени уходят из городов. Может, в тишине им проще прислушиваться к шёпоту времени. Может, им нужно привыкать к мысли, что судьбы близких просыплются сквозь пальцы вместе с песчинками-годами, а им останется жить и слушать проклятый шёпот времени до скончания веков.

Если бы Этель день за днём не видела на лице дочери ненависть к любому обществу, она бы, может, и поверила, что Эйрин решит спрятаться в шумном Морейне или хотя бы в провинциальном Илле. Если бы она не знала свою дочь, она бы подумала, что жизнь для той дороже свободы.

Но за Эйрин охотились — и почему-то охотились именно здесь, в Илле, значит, знали, где охотиться. Именно поэтому, махнув рукой на свои планы, Этель шла сейчас не в Морейн, а в заброшенный город, надеясь найти свою отшельницу именно там.

Ветер сорвался с верхушек окаменевших деревьев и рванул вниз, донеся до Этель запах горького дыма. Она обернулась, но белый туман за спиной вставал стеной, не давая рассмотреть ничего дальше десятка шагов. Влажный и густой, он жадно глотал звуки её шагов.

Этель крутанулась на месте: туман был везде. Нет, не туман. Уже дым стелился по разбитой мостовой, горький дым, который тут же застрял в горле, стоило только попытаться вдохнуть. Она закашлялась, и этот сухой кашель разодрал гортань, кажется, до крови. Что-то не то творилось здесь. Пока Этель шла, она не заметила, как дым заволок небо над её головой и невзрачный осенний день стал ещё бледнее.

На ладонь ей упала большая нетающая снежинка. Коснуться пальцем и растереть по ладони чёрной краской — пепел. Дома горели. Вдалеке танцевали оранжевые блики, и в языках пламени трещал мёртвый город.

- Вселенский Разум… — прошептала Этель, растирая в ладонях хлопья пепла. Она не замечала, как пачкает руки, и только оглядывалась, всё ещё не веря, что видит это перед собой.

Кому понадобилось уничтожать мёртвый город? Местные жители к нему не приближались — они боялись демонов и не искушали судьбу. Кто знает, что ещё за гадость могла завестись в исходящих белым паром подвалах. Значит, Теро решил подчистить окраины от гниющих останков войны, но с каких это пор Теро стал так заботиться о безопасности своего народы? Разве у него мало других проблем?

Или искали Эйрин. Искали и знали, где искать. Шли на шаг впереди Этель.

Она ощутила, что не может вдохнуть полной грудью. Смрадный дым лез в лицо, застилал глаза. На размышления уже не осталось времени.

Она вскинула руки, так, что от ветра затрепетали рукава плаща, и обнажились запястья. Им тут же стало зябко. Нужные слова вспомнились сразу. С тех пор, как она произносила их последний раз, слова то и дело вертелись на языке — простое заклинание поиска. Простое, но пользоваться им приходилось очень редко — заметят магию, и прячься опять от шавок Теро.

Впрочем, вряд ли в пожарах притаился тот, кто её ищет.

Гул-отголосок заклинания прошёлся по ещё не рухнувшим стенам, ухнул совой вдалеке, у леса. Сжимая зубы, чтобы не закашляться снова, Этель оглянулась: нет, никакого свечения. Эйрин здесь не было.

Серый дым лез в глаза, их заволакивало слезами. Она раздражённо тряхнула головой, отбрасывая с лица непослушную прядь волос, и снова подняла руки. Пальцы задрожали от напряжения и ветра, который остервенело бросился на них.

Пальцы всё ещё дрожали, и от этого в чашке плескался пахнущий осенними травами чай. Этель отпила и сморщилось — будто огненный шар прокатился по и без того раздражённому горлу.

В полутёмной зале постоялого двора было шумно и пахло подгоревшим мясом. По ногам тянуло сквозняком. Каждый зашедший или вышедший обязательно не закрывал дверь до конца, и она поскрипывала, пропуская осень в жарко натопленный зал.

- Эй, ты! Дверь закрывать надо. Здесь слуг нет, — не выдержал кто-то из сидевших ближе к выходу.

Та самая утренняя знакомая разносила постояльцам еду и временами стреляла глазами в угол под лестницей, где и расположилась Этель. Она не отвечала на взгляды, хоть и отчётливо ощущала их, но не хотелось лишних слов и вздохов. Дрожь постепенно проходила, а вместе с этим из-под лестницы к ней подкрадывалась усталость — слишком много магии на сегодня. Глаза норовили закрыться.

Этель простояла на разбитой мостовой до тех пор, пока не поняла, что сейчас захлебнётся в горьком дыму, что уже ничего не видит от заволакивающих глаза слёз. Она повторила заклинание четыре раза, и магия ухала, в воздухе сталкиваясь с ветром. Никто не отозвался. Все её силы рассыпал ветер по затянутым дымом улицам.

Когда огонь уже облизывал дома вокруг неё, Этель поняла, что ноги подкашиваются от усталости. Магия выпила, как всегда, слишком много усилий. Этель и в лучшие годы не была искусным магом, а сейчас в её руках остались и вовсе жалкие остатки былой роскоши. На губах появился солёный привкус: из носа закапала кровь.

Шагая к городу, она слышала, как ветер звал её обратно, но не обернулась.

- Дымом пахнет.

Этель вздрогнула, мгновенно просыпаясь. Она успела задремать над чашкой с чаем, а в это время к ней за стол подсела утренняя знакомая. И снова склонилась так, что ещё немного — и Этель ощутила бы ветерок её дыхания.

- Дымом пахнет, — повторила девушка. — Это старый город горит. Там давно пожары. Мы водой заливали и даже мага Хаоса просили помочь. Ничего не получается, всё равно горит. Притихнет на пару дней и снова.

Она помотала головой, и неясного цвета волосы, собранные в хвост, метнулись от одного плеча к другому.

- Как тебя зовут? — оборвала её Этель, щурясь на девушку. Глаза щипало так, слово она всё ещё стояла посреди разбитой мостовой мёртвого города.

- Лита, — чуть удивлённо отозвалась та.

- Лита, я останусь здесь до вечера. Есть свободные комнаты?

Она кивнула, сделав такое сосредоточенное лицо, словно обдумывала, что за секретный смысл может таиться в словах Этель.

- В моих словах нет никакого секретного смысла, — произнесла она, основанием ладони подпирая лоб. Голова становилась слишком тяжёлой.

Лита привычно насупилась.

- Есть одна, там, правда, ночует девочка, которая работает на кухне, но есть ещё одна кровать.

Волосы давно растрепал ветер, и Этель было лень заплетать их снова. Бездумно перебирая пряди, она уколола палец. Морщась, Этель вынула шпильки и бросила их на стол. Простые, из дешёвого металла, они кололись так же, как и те, с драгоценными головками, оставленные в старой тронной зале. Освобождённые волосы упали на спину, и от этого на мгновение стало легче.

Ничего не изменилось, ничего. Просто тот, кто искал Эйрин, шёл не на шаг впереди Этель, а на сотню шагов. Или даже на полторы сотни, и всё равно не мог её найти.