Полный вперед назад, или Оттенки серого

Билет на предъявителя

Кортленд и вправду рассчитал все точно: когда мы оказались на вокзале, то увидели только что прибывший поезд. Банти была на своем обычном месте. Она кивнула Кортленду, который повернулся и побрел в город без единого слова. Становилось все жарче, в небе не было ни облачка. Наблюдающие за поездами, собравшись на склоне выемки, обмахивались своими блокнотами.

Я открыл дверь вагона, улыбнулся в знак приветствия добродушной синей в шляпке с вуалью и сел. Рядом со мной никого не было, а в вагоне — почти никого. Я поглядел на Банти, все еще сидевшей на платформе. Она постаралась вложить в ответный взгляд столько презрения, сколько могла, — то есть немало. Глубоко вздохнув, я откинулся на спинку сиденья. Поезд должен был отправиться, как только погрузят линолеум, а так как мне не терпелось уехать отсюда, время тянулось медленно. Я не знал, что скажет нефритский Совет, когда я прибуду раньше срока, — но какая разница? Я уезжал прочь из Восточного Кармина, и я был жив.

— Мастер Эдвард? Для вас телеграмма.

Это был Стаффорд: улыбаясь, он приложил руку к кепке. Я поблагодарил его и спросил, как он узнал, что я в поезде. Оказалось, ему надо было забрать пассажира — а с полдюжины телеграмм для доставки находились при нем всегда.

— Надолго уезжаете, мастер Бурый? — спросил он.

— Навсегда, Стаффорд. Спасибо за все.

— Вы очень добры, сударь. Надеюсь, у вас все будет восхитительно-бессобытийно.

— Да, — медленно ответил я. — И я тоже надеюсь.

— Возвращаетесь к своей обычной жизни, так, мастер Эдвард?

— Да-да. Рассчитываю, что так.

— Мастер Эдвард…

— Да, Стаффорд?

— Никогда не упускайте шанса завязать роман. При любых обстоятельствах.

— Вы имеете в виду Джейн?

Но он ничего не ответил.

— Приятной поездки, мастер Эдвард.

Он снова коснулся кепки и пошел. Я опять откинулся к спинке, смущенный и раздраженный. Стаффорд мог подсмеиваться надо мной — а мог и вообще не иметь в виду Джейн. Я попытался не думать о ней и сконцентрироваться на полученных мной уроках: не раскачивай лодку, не высовывайся, уважай цветовую шкалу, но прежде всего — не пытайся усовершенствовать систему очередей. Все, что я усвоил в Восточном Кармине, должно было теперь послужить мне основой для долгой и успешной жизни. При толике удачи я женился бы на Констанс, снабжал бы Коллектив веревками и помог бы семейству Марена произвести на свет такого красного ребенка, какого у них никогда не было. Все выглядело действительно очень просто — и в каком-то смысле я благодарил свою счастливую звезду, что в мои опасно асоциальные воззрения была внесена ясность.

Начальник станции поднял флажок, и впервые после приезда в Восточный Кармин я расслабился. Улыбнувшись, я поглядел в окно. Единственный прибывший пассажир выглядел совсем как Берти Маджента: такие же большие уши, слегка осоловелый вид. Я пригляделся. Это был Берти Маджента, одетый в легкий костюм-тройку синтетического фиолетового цвета и такую же шляпу. В одной руке Берти держал небольшой чемоданчик, в другой — надушенный платок, который поднес к носу. Ботинки его были завернуты в газету — вероятно, для того, чтобы не испачкать их.

— Берти! — окликнул я его, опустив окно. — Ты ли это?

— Привет, Эдди. Уезжаешь?

— Это длинная история. Ради Манселла, что ты здесь делаешь?

— Вот шутник, — отозвался он со смехом. — Опять меня разыгрываешь?

— Совсем нет. Мне правда интересно.

— Так это ведь ты послал мне телеграммы — что-то насчет веселой суб-бета-девчонки, которая готова, — он наклонился ко мне и понизил голос, — предоставить услугу, чтобы попробовать.

— Томмо! — воскликнул я, мигом сообразив, что произошло.

Я, как идиот, назвал имя Берти в его присутствии.

— Нет, ее вроде как зовут Имогена, и, похоже, это именно такая кобылка, которая мне нужна. Если она хоть наполовину так пурпурна, как говорилось в твоей телеграмме, я с радостью заплачу тебе комиссию за знакомство. Пятьдесят баллов, как ты и просил.

— Произошло недоразумение.

— Что?! Она несвободна?

— Нет. То есть, пожалуй, что и свободна, но…

— Добро пожаловать в Восточный Кармин! — послышался чей-то голос.

Обернувшись, я увидел Томмо и Фанданго, которые шли по платформе. Позади них, во дворе станции, стоял городской «форд». Берти встречали по полной программе. Фанданго, подойдя к нему, тепло поздоровался и повел к «форду». Томмо же подошел к окну, чтобы поговорить со мной.

— Что ты делаешь в поезде, Эдди?

— То, что должен был сделать сразу по прибытии сюда. И между прочим, ты не имел права связываться с Берти.

Он улыбнулся.

— Я хотел рассказать тебе о своих планах, но не знал, как это сделать, чтобы ты не пришел в ярость. И поэтому не стал.

— Ты послал телеграмму от моего имени!

— Скажем так: я сообщил слегка искаженные сведения об отправителе. Это ничуть не страшнее, чем вранье про кролика. На самом деле я оказываю семейству Маджента услугу. Это дальновидно, если ты понимаешь, о чем я.

— Но Берти — пустоголовый болван. Я не пожелал бы выйти за него своему злейшему врагу!

— Ты и не желаешь выйти за него своему злейшему врагу. Ты желаешь выйти за него очаровательной Имогене.

— Северус и она будут несчастны. Как ты можешь участвовать в этом?

— А я буду несчастным без налички. Так что либо они, либо я. Пока, Эдди.

Он направился к вокзалу, где его ждали Фанданго и Берти. Я откинулся на спинку сиденья. На смену моей расслабленности пришли раздражение и расстройство. Я понимал, что несу частичную ответственность, но сделать ничего не мог. Я заночую в Кобальте и вернусь в Нефрит завтра к ланчу. Я распечатал телеграмму. Это было не самое лучшее известие в моей жизни.

Мне стало плохо, я ощутил прилив гнева — ведь я стал жертвой обмана. Но одновременно пришло облегчение. Я закрыл глаза и скомкал телеграмму.

— Плохие новости? — спросила синяя с вуалью.

— Десять минут назад были бы плохие, — ответил я, размышляя над словами Стаффорда, — но сейчас это, наверное, лучшие новости в моей жизни.

Я встал и открыл дверь вагона — в тот самый момент, когда начальник станции подносил к губам свисток. Однако не успел я выйти наружу и затворить дверь за собой, как подбежала Банти. Глаза ее метали молнии.

— Мы заключили сделку, Бурый!

— Сделка отменилась.

— Мы бы сказали тебе, если бы она отменилась!

Прежде чем я успел сообразить, она грубо толкнула меня обратно в вагон. Я подставил ногу, чтобы дверь не закрылась, и сумел наполовину протиснуться обратно. Банти больно давила мне на грудь, а потом схватила меня за ухо. Начальник станции и синяя с вуалью смотрели на все это: свисток первого застыл у самых губ, а вторая в нетерпении и ужасе громко цокала языком, потрясенная невиданным случаем — схваткой на перроне. Банти была сильнее меня, и схватка скоро свелась к тому, что она напирала на меня снаружи, а я старался удерживать лакированную дверь изнутри. Я поймал взгляд начальника станции. Я знал, что он не рискнет своей должностью, чтобы помочь мне, но я знал также, что пунктуальность жизненно важна. Поэтому я внезапно отпустил дверь, и мы с Банти покатились внутрь вагона. Начальник станции захлопнул дверь и дал свисток. К тому времени, как мы расцепились, замок на двери уже щелкнул и поезд тронулся.

— Идиот! — завопила Банти, всклокоченная, в сдвинутом набок переднике. — Посмотри на меня!

Я заметил, что мы с ней, похоже, стали попутчиками. Она возразила, что лишь на сорок минут — до Синегорода, где она сообщит станционному работнику о моем поведении и применит, если надо, силу, чтобы удержать меня в вагоне.

— А следующая после этого остановка будет в Зеленопутье, за пределами Западного Красного сектора, — добавила она. — И ты перестанешь действовать нам на нервы.

На это я не ответил, а лишь сказал, что рассек губу и что мне надо в туалет. Банти осталась в вагоне. Я слышал, как она принялась извиняться перед синей, называя меня «настоящим бедствием».

Я, однако, пошел не в туалет, а в следующий вагон, опустил окно и вылез наружу, нащупав ногой ступеньку, затем чуть-чуть выждал и спрыгнул. Поезд уже набрал приличную скорость, но я почти не пострадал, так как свалился на траву и скатился в колючий кустарник. Я сел, исцарапанный до крови, и стал смотреть, как удаляется поезд, пока он совсем не скрылся из вида. После этого я побрел по шпалам к вокзалу.

— Передумали? — спросил начальник станции, когда я через двадцать минут вскарабкался на платформу.

— Внешние пределы завладевают тобой.

— Смотрите, как бы не овладели совсем, если останетесь здесь надолго.