Тополевый пух летел в открытые окна. Точно теплые снежинки носились в воздухе, катились по столу, по полу и скапливались сугробиками в углах и у порога двустворчатой двери, ведущей в палату.
Одна из пушинок прилипла к перу, и Александров, стряхивая ее, сделал большую кляксу как раз на том месте листа бумаги, где аккуратно было выведено крупными буквами: «План подготовки старта СЭС-2»,
Александров взял чистый лист бумаги и начал переписывать то, что было написано на измазанном.
Уже больше месяца он находился в больнице. Лето было в разгаре. Ему очень надоела больничная палата. Хорошо еще, что врачи разрешили понемногу работать, да и товарищи не забывали.
Механическая работа по переписке плана не мешала Александрову думать. «И какая все-таки скверная история со мной случилась! Какие только болезни на свете не бывают… Хорошо еще, что теперь все же меньше их открывают, чем „закрывают“… Вот именно „закрывают“!» — Александров улыбнулся.
Порыв горячего ветра принес в палату новое облачко тополевого пуха, зашевелил листы бумаги на столе.
Александров машинально придавил их ладонью, потом снова наклонился над столом.
Однако писать ему расхотелось. Он аккуратно сложил черновики записей и затем раскрыл толстую коричневую папку. В ней лежали чертежи.
«Полюбуюсь еще раз», — подумал он, разворачивая чертеж под номером первым.
Это был сводный рисунок новой стратосферной электростанции — СЭС-2.
На голубой кальке, точно в небе, реял необычайный летательный аппарат. Отдаленно он напоминал двухлодочный гидросамолет.
Основной частью СЭС-2 были два дирижабля, но не сигаровидные, как обычные, а похожие на широкотелых рыб — лещей. Сплюснутые с боков корпусы этих дирижаблей соединялись поверху стабилизатором в виде плоской платформы. Кроме того, между ними было еще одно соединение в виде каплевидной в сечении фермы. На этой ферме светлыми кружками обозначались ветроколеса.
Внизу по корпусу каждого дирижабля были прикреплены гондолы. Значки цифр, разбросанные по рисунку, характеризовали размеры новой СЭС. Каждый дирижабль имел в длину 60 и в высоту 30 метров. Расстояние между ними определяла цифра «50». Другими словами, каждый дирижабль летательного аппарата был так же громаден, как многоэтажные жилые дома на улице Горького в Москве, а расстояние между ними соответствовало ширине столичного проспекта.
— Красота! — вслух произнес Александров, оглядывая чертеж. И, продолжая задумчиво смотреть на рисунок, он мысленно пробежал по этапам конструирования СЭС-2.
Самым замечательным было то, что проект этой системы был создан в невероятно короткий срок. Такова сила коллективного творчества.
В основу конструкции новой СЭС была положена идея использования металлического баллона вместо мягкого, а также предложение Терехова сдвоить эти баллоны, чтобы получить более устойчивую в полете систему.
Затем академик Никольский и почти одновременно с ним доцент Охлопков высказали мысль использовать соединительную ферму между баллонами аэростатов для установки на ней ветроэлектрических агрегатов.
А Кругловский предложил превратить эти аэростаты в дирижабли путем снабжения их моторными гондолами. Он доказал, что если поставить на эти дирижабли вместо тяжелых авиамоторов легкие электромоторы и питать их собственной энергией СЭС, то чудесно разрешается вопрос о взлете и посадке системы. Ведь если она с помощью винтов сможет развивать, когда нужно, хотя бы небольшую скорость — 30–40 километров в час, — она будет управляемой, сможет стартовать и садиться даже при довольно сильном ветре.
Все эти идеи и предложения позволили Трубокурову и Терехову, используя технику Института вычислений Академии наук, в две недели произвести необходимые аэродинамические и другие расчеты. И вот уже проект готов.
Александров широко улыбнулся, еще раз окинул взглядом рисунок и зажмурился, стараясь представить себе, как новая СЭС будет выглядеть в натуре в утренний розовый час над бескрайней степью.
«Ну что ж… И мое предложение, использовано. Намечено применить дирижабли системы Циолковского, которые строятся для нашего Института метеорологии. Если ГИМ отдаст их, СЭС-2 будет построена в очень короткий срок…»
В дверь палаты постучали, и, не дожидаясь разрешения, в нее вошли сияющий Терехов, Трубокуров и Дубников-старший.
— Как здоровье? У нас хорошие новости. Надоело жить в заключении? Что вы сейчас думаете делать? — быстро заговорил Терехов.
— Здравствуйте, друзья! — радостно приветствовал вошедших Александров, поднимаясь навстречу гостям и протягивая им обе руки. — Здравствуйте! Но на столько вопросов сразу ответить невозможно!
— По порядку, по порядку отвечайте, — улыбнулся Трубокуров. — Итак, как ваше здоровье?
— Нет, сначала новости на стол! — запротестовал Александров. — Только так, только так!
Терехов не выдержал.
— Полчаса назад прилетел наш академик! — воскликнул он. Проект СЭС-2 утвержден! Институт метеорологии передает нам два дирижабля Циолковского. Завод ветродвигателей уже монтирует нужные нам агрегаты.
— Чудесно! — сказал Александров. — Раз все в порядке с проектом, я сразу выздоравливаю.
— Да, это очень приятные новости, — спокойно произнес Трубокуров. — Весьма приятные.
— Согласен! Согласен! — поддержал его Дубников во весь голос.
— Еще бы! А сейчас, товарищи, я побегу к директору этого лечебного заведения, — сказал Терехов. — Попрошу разрешения поговорить с вами о деле. Сюда сейчас придет академик. У вас в палате можно? — и, не дождавшись ответа, бросился к двери.
— Лучше на террасе! — сказал ему вдогонку дед Дубников.
Не выдержав атаки Терехова, главный врач больницы разрешил собраться гостям на террасе с условием, что Дубников не будет давать волю своему голосу. Кроме того, он попросил, по возможности, не волновать Александрова. «Наш герой почти здоров, — сказал врач. — Однако ему нужен еще покой, тогда через недельку выпущу его отсюда в полном порядке».
Новая районная больница была расположена в саду, в небольших, красивых дачках. В каждой из них было по четыре палаты, гостиная и обширная терраса, обвитая зеленью. Здесь даже в жаркие дни бывало прохладно.
На террасе и расположился Александров с приехавшими к нему товарищами. Сюда же из соседней дачи приковылял Панюшкин. Теперь он чувствовал себя хорошо. Ему разрешили ходить, но пока на костылях.
Панюшкин крепко, особенно крепко, как всегда теперь при встречах, пожал руку Александрову.
— Какие новости? — спросил он.
Терехов повторил ему свое сообщение. Панюшкин подбросил один из костылей и закричал «ура».
Потом радость, появившаяся на его лице, померкла, и, тяжело вздохнув, он опустился в кресло.
Александров понял, почему тяжело Панюшкину. Проект утвержден, и, очевидно, СЭС-2 будет скоро готова, а следовательно, скоро начнутся и ее испытания, но Панюшкину еще минимум месяц-полтора не разрешат летать. Александров подошел к нему и ободряюще похлопал его по плечу.
Вскоре в сопровождении Николая Дубникова в больницу приехали академик Никольский и незнакомый Александрову невысокий пожилой бритоголовый человек.
Когда обмен приветствиями, расспросы о здоровье, о родных и знакомых в Москве и Ленинграде закончились, академик Никольский устроился в плетеном кресле и попросил тишины.
— Вам, я вижу, уже известно, товарищи, — начал он, — что проект СЭС-2 утвержден, что дирижабли Циолковского и ветродвигатели нам даны, что на опытном заводе Центрального экспериментального института не сегодня-завтра начнется изготовление стабилизатора и соединительной фермы…
— Да, известно! Спасибо вам за хлопоты, — прервал его Терехов.
— Однако… — академик поднял руку и, помолчав немного, добавил: — Я не дал разрешения начать изготовление этих частей СЭС-2.
— Как же так? — удивился Терехов. — Ведь проект утвержден!
— Да, утвержден. Но вот у Бориса Борисовича Каринского оказались некоторые критические соображения по этому проекту. И мы обязаны их обсудить. Для того чтобы изложить их нам, он любезно согласился прилететь сюда. И я думаю…
— «Критические соображения»! — снова прерывая академика, воскликнул, вскакивая, Терехов. — Критические соображения всегда могут быть. Все можно улучшать! Все! Но тогда ничего никогда не построишь! Мы же все обдумали…
— Спокойно, товарищ Терехов, — свел свои кустистые брови Никольский. — Простите меня, но вы говорите глупости. Спокойно!.. Пожалуйста, Борис Борисович, изложите свои соображения.
Каринский не спеша вынул из футляра рулон ватмана.
«Неужели еще один Никитин? — подумал Александров. — Еще один не верующий в какое-то иное решение использования энергии ветра, кроме того, которому до сих пор следовала мировая техника? Тогда зачем его академик привез? А может быть, этот Каринский придумал какое-нибудь усовершенствование?»
Каринский развернул рулон и, оглянувшись, сказал, обращаясь к Николаю Дубникову:
— Помогите мне повесить чертеж, молодой человек!
Николай не смог скрыть неудовольствия. В глазах его светилась явная неприязнь к человеку, который служит сейчас, очевидно, препятствием к быстрейшей реализации проекта. Но, повинуясь еле заметному кивку академика, он подошел к Каринскому.
— Вот кнопки, молодой человек. Я буду держать, а вы прикалывайте. Здесь и здесь. Чтобы всем видно было.
Оглядев чертеж, Александров ничего в нем не понял. На ватмане были изображены два огромных, судя по цифрам, показывающим их размеры, диска и между ними что-то странное, вроде двух половинок распиленного вдоль цилиндра.
— Разрешите начать? — спросил Каринский академика Никольского, когда чертеж был укреплен.
— Прошу вас.
Каринский легким движением обвел карандашом контуры рисунка:
— Здесь, товарищи, вы видите схему ветроэлектрической станции на базе воздухоплавательного летательного аппарата. Так же, как ваша СЭС. Но…
— Я не вижу аэростатов! — воскликнул Терехов.
— Баллонов эта система не имеет, Михаил Иванович, — с чуть заметной усмешкой ответил Каринский. — Разве вы не видите? Основу системы составляют два скрепленных вертикальных дискообразных стабилизатора и вал, на котором вращаются два толстого профиля ротора, или две огромные ветротурбины. Они полые внутри и наполнены несущим газом.
— Очень интересно, — тихо и задумчиво произнес Трубокуров.
— Таким образом, — продолжал Каринский, — в этой системе нет несущих баллонов. Рабочая ее часть — роторы сами себя поднимают в воздух и поддерживают всю систему. И я смею думать, что эта конструкция более прогрессивна, чем ваша. Какова мощность ваших ветроустановок? Пятьсот-шестьсот киловатт! А эта система даст более тысячи. Вот и все, что я хотел вам доложить. Все данные вы видите на схеме.
Каринский снова легким движением обвел карандашом по контурам рисунка и замолчал. Молчали и другие участники совещания. Александров увидел, как побледнел Терехов, как, опустив голову, о чем-то напряженно стал размышлять Трубокуров.
— Прошу высказываться, — сказал наконец академик Никольский.
Но молчание продолжалось еще минуту-две. Наконец Терехов не выдержал, вскочил и почти закричал:
— Не согласен! При всем моем уважении к Борису Борисовичу, не согласен! Какой же это прогресс, когда дело использования энергии ветра в высоких слоях атмосферы откладывается на неопределенное время! Надо ведь испытать предложенный новый принцип на моделях. Надо построить новую систему. На это уйдет год-два! Не согласен! Я протестую! Категорически!
— Вы говорите о другом, — тихо сказал академик Никольский, когда Терехов закончил свою взволнованную и не совсем связную речь. — Вопрос стоит иначе: не о сроках, а о технической сущности и качестве системы. Понятно?
— Все равно, — взмахнул руками Терехов. — Протестую!
— Успокойся, Миша, — положив ему на плечо руку, поднялся профессор Трубокуров. — Так нельзя воспринимать критику. — И, обращаясь к Каринскому, продолжал: — Я думаю, что вы высказали интересную мысль.
Терехов стряхнул руку Трубокурова с плеча и яростно взглянул на друга.
— Говорю тебе, успокойся, Миша, — повернулся к нему Трубокуров. — Скажу тебе прямо — ты неправ. Наш проект СЭС-2 надо…
— Похоронить? — воскликнул Терехов.
— Не думаю… Вероятно, улучшить. Что же касается проекта товарища Каринского, то, повторяю, он интересен, оригинален. У нас же в Советской стране есть закон — помогать новому, прогрессивному и прислушиваться к критике.
— Все равно не согласен! Тысячу раз не согласен!
— А согласиться придется, — улыбнулся академик Никольский. — Профессор Трубокуров к месту напомнил нам, что мы обязаны всегда помогать новому, прогрессивному. Я предлагаю детально обсудить проект профессора Каринского, а затем немедленно провести опыты с моделями. Но не потому я задержал реализацию проекта СЭС-2. Профессор Каринский определяет мощность своей системы в два раз большую, чем наша. Неужели и мы не сможем получить от СЭС-2 такую же мощность?
Терехов мешком опустился в свое кресло
У Александрова сжалось сердце. Ему стало очень больно за Терехова, которого он полюбил, как, вероятно, и большинство знающих его, за яркость характера, юношескую непосредственность, талант… Опять препятствие для скорейшей реализации мечты! Однако, как же подниматься на таком аппарате-роторе?
На минуту-две на террасе воцарилось молчание. Затем заговорил Каринский:
— Должен вам честно сказать, товарищи: в моей конструкции самое узкое место — это устойчивость системы в воздухе. И, конечно, надо сначала построить вашу СЭС, но добиться все же большей мощности.
Терехов снова вскочил на ноги:
— Есть предложение! Давайте поставим на ферму вместо многолопастных ветроколес быстроходные, типа пропеллеров. Это даст выигрыш в мощности процентов на тридцать. И как это мы раньше не учли!
— Договорились! — распушив усы, широко улыбаясь, сказал академик Никольский. — Великое дело — коллективное творчество! Я был уверен, что выход будет найден наилучший. Есть ли у кого-нибудь другие предложения?
Трубокуров поддержал идею Терехова.
— Надо будет срочно произвести все расчеты по предложению товарища Терехова, изготовить чертежи, — подвел итог совещания академик. — Тогда в августе-сентябре начнем… то есть продолжим испытания.
— Ура! — крикнул Николай Дубников и опрометью кинулся помогать Каринскому сворачивать чертеж.
На шум, поднявшийся на террасе, прибежал дежурный врач. Окинув взглядом столпившихся в кучу возбужденных гостей и своих пациентов, он укоризненно покачал головой. Затем подошел к академику Никольскому, вынул из кармана синий бланк телеграммы и протянул ему.
— Прислали полчаса назад, — сказал он. — Но я не хотел вас беспокоить.
Академик Никольский раскрыл бланк и нахмурился.
— Мм-да, — протянул он. — Мм-да… — И, спрятав телеграмму в карман, поднял руку: — Внимание, друзья! Внимание! Я получил следующее указание: прекратить все работы по постройке стратосферной электростанции.
— Это невероятно! Прекратить все работы? Почему? Вы ошиблись, или я ослышался! — закричал Терехов.
— Спокойно, — сказал академик. — Да, прекратить все работы до тех пор, пока не будет найден способ изучения тех вихревых потоков на больших высотах, которые послужили причиной аварии нашей первой СЭС…