Поиски Каджи

Глава 1 Появление Каджи

На заре Красный Ястреб въехал в огромный золотой Кхор.

Небеса затянул балдахин золотистого шелка, подсвеченный тут и там огненными сполохами. А величественные башни и высокие шпили имперского города ловили и отражали первые лучи погожего дня, сверкая неземной красотой.

Каджи не случайно въехал в город Дракона-Императора на рассвете. Юноша знал, что воины, которые несли стражу всю ночь, вышагивая по кругу на вершинах могучих стен, на заре думали скорее о завтраке и о мягкой теплой постели, а не о поимке преступников или замаскированных врагах.

Кроме того, в этот час в город въезжало множество путешественников: герольды в ало-серебристых имперских одеждах, несущие свитки, запечатанные в полых рогах единорогов; фермеры на скрипучих телегах, жаждущие первыми занять место на рынке; всевозможные священники в черных одеждах, колдуны — в пурпурных, предсказатели — в зеленых, служащие во всевозможных церквах, храмах, лабораториях алхимиков и библиотеках великого города.

В такой густой и пестрой толпе одинокий воин мог легко затеряться. Кроме того, Каджи использовал жирного, сопящего, старого торговца в грязной и оборванной одежде, прячась за ним от взглядов сонных и небритых стражей ворот.

Правда, ему пришлось понервничать минуту или две, когда торговец остановился перед одним из стражей и стал громко расспрашивать его о том, как проехать в лучшую гостиницу. Юноша пригнул голову, словно приводил в порядок свои леггинцы, и нащупал потными пальцами кожаные ремни топора, в то время как торговец и страж обсуждали достоинства различных гостиниц. Наконец они пришли к согласию в том, что самая лучшая из них — Дом семи лун.

А потом торговец, кивнув лысой головой в знак почтения рыцарю Рашембы, ударил голыми пятками под ребра своей кобылы, и та, цокая, пошла вперед. Следом за торговцем в город въехал и Каджи. Юноша держался за спиной торговца, пока мрачные стены золотого Кхора не остались далеко позади.

Когда же всякая опасность миновала, Каджи повернул своего коня на один из широких проспектов, которые, словно спицы колеса, сходились возле дворца, расположенного на холме в центре города, в самом сердце Кхора. Несмотря на ранний час, на улицах царила суета: смуглокожие рабы несли в паланкинах жирных, толстых кугаров, их сопровождали конные стражи и нищие, придворные дамы ехали в закрытых повозках, громко разговаривали собравшиеся компании лучников, торговцев, предсказателей. Широкий проспект был запружен сотнями мужчин и женщин. И среди этого грохота и суеты юноша-кочевник почувствовал себя одиноким и потерявшимся. Как хотел бы Каджи очутиться подальше от этого места. Он ехал по городу без всякой цели, постепенно понимая, что такое — город Дракона, в то время как Куликс — солнце этого мира все выше и выше взбиралось на лазурный купол небес.

Иногда Каджи бросал осторожные взгляды на высокие стены, сверкающие башни и золотые купола Халидура — цитадели Дракона, так называли крепость императора. Открыто искать аудиенции Шамада Самозванца было бы напрасно и глупо. Каджи должен был появиться перед Троном Дракона, воспользовавшись каким-нибудь хитроумным планом. Юноша не сомневался, что чуть позже ему придет на ум что-нибудь. А пока он ехал по городским улицам, глазея на чудеса самого великого и пышного города в мире.

Каджи никогда раньше не бывал за стенами имперского Кхора. Даже когда он со своими братьями по оружию приезжал, чтобы возвести на священный трон фальшивого Яакфодаха, он не входил под золотые ворота, а оставался за городской чертой в лагере кочевников. Теперь же он очутился в городе, причем был совершенно один!

Сердца юноши кипело, ликуя, но разум оставался холодным. Он отлично понимал, как безмерно трудно будет проникнуть в крепость Халидур, потому что за воротами, ведущими во дворец, наблюдали воины в алых одеждах, расшитых серебром, — Стража Дракона, как они себя называли. Их набирали из рыцарей Рашембы и чужеземцев из далеких королевств.

У самого основания цитадели, которая размером была с небольшой город и которую жители Кхора называли Внутренним городом, протянулся глубокий ров шириной с добрую реку. Сторожевые башни нависли над каждым из семи мостов, переброшенных через ров. Сердце Каджи упало, когда он увидел, что каждого, кто хочет войти в цитадель, раздевают и обыскивают, отбирая все, что может сойти за оружие, даже карманные ножи.

Значит, выполнить миссию будет не так-то легко.

Но отступить, так и не попробовав, невозможно.

Однако Каджи решил заняться этой проблемой позже. «То, что нужно сделать сегодня, — сделай, то, что нужно сделать завтра, — отложи на завтра», — так говорили старики Чаууима Козанга.

Сегодня Каджи удалось пробраться в Кхор, не вызвав у врагов никаких подозрений.

А раз он в городе Дракона, первая часть плана выполнена.

Глава 2 Дом семи лун

Путешествие по утреннему Кхору закончилось, когда юноша свернул в лабиринт боковых улочек и начал подыскивать себе приют. Первый постоялый двор, на который он наткнулся, имел вывеску над въездом во внутренний двор — эмблему из семи красных полумесяцев. «Должно быть, это Дом семи лун, о котором говорили торговец и стражник у ворот», — решил Каджи. Повинуясь неведомому импульсу, юноша решил остановиться именно здесь, к тому же он чувствовал себя очень усталым, голодным и замерзшим.

Гостиницы Кхора, как выяснилось, очень отличались от грубых и уродливых маленьких постоялых дворов, простых, примитивных сооружений, вроде того постоялого двора, где Каджи остановился в Набдуре. Разницу юноша увидел сразу, как только направил своего коня в ворота, над которыми висел символ семи лун.

За воротами оказался вымощенный камнями выметенный двор, и появившийся, словно по волшебству, конюх в ливрее принял поводья коня.

Главный зал гостиницы был большим, но с низким потолком. Каменные стены и колонны, оштукатуренные до белизны снега. Тут был не один, а три могучих камина с ревущим пламенем. Проворные мальчики поливали маслом, солили и перчили огромные куски мяса, которые на огромных вертелах крутились над ревущим огнем.

Несмотря на ранний час, зал оказался переполнен. Люди ели и пили, сидя за длинными, низкими деревянными столами. Они пили виноградное вино из стеклянных бутылок и закупоренных глиняных горшков, реже — крепкое пиво или темный эль из кожаных фляг. Это юноша заметил сразу же.

Хотя его кошелек был наполнен золотыми и серебряными монетами, запасы денег — не бездонны. Зароук хорошенько набил монетами его карманы, но при этом напомнил афоризм о том, что человек, который щедро платит за все, путешествует без препятствий, пока крепко держится за свой кошелек.

Толстый, сальный трактирщик с лощеной улыбкой и холодным, неприятным взглядом приветствовал юношу и предложил ему комнату на третьем этаже дома, хотя цена, которую он потребовал, заставила юношу сморщиться. Все формальности были соблюдены, и одетые в ливреи слуги отнесли седельные сумки Каджи в его комнату, а юноша-кочевник огляделся в поисках свободного места у огня и приказал подать горячего мяса, хотя мысленно и прикидывал, сколько это может ему стоить. Когда же он повторил свой заказ громче и более настойчиво, служанка объявила ему цену, которая оказалась столь велика, что Каджи едва не закричал «грабят!». А потом юноша обреченно решил, что если в Кхоре цены всюду примерно одинаковы, то ему надо как можно быстрее выполнить свою миссию или придется ночевать с пустыми карманами где-нибудь на боковой аллее.

Каджи с жадностью съел пищу, несмотря на цену, и закончил пирожными, когда шум перебранки привлек его внимание.

Еще за едой юноша заметил, как бесцеремонно появился в главном зале гостиницы правитель-кугар. Этот человек громко хлопнул дверью и с особой тщательностью стряхивал с себя снег. А потом он гордо продемонстрировал свой дорогой костюм с кружевными рукавами и золотыми пуговицами. Несмотря на то, что был уже навеселе, он потребовал вина, и так властно, что несколько служанок засуетились, спеша обслужить его. Усевшись на скамью, словно на трон, молодой кугар положил на край стола ноги в сапогах, и начал задираться в столь отвратительной манере, что Каджи удивился, как этот грубиян до сих пор жив и почему никто не научил его подобающим манерам.

В какой-то миг Каджи даже подумал о том, что, будь сейчас другое время, он бы и сам сошелся с этим кугаром лицом к лицу с обнаженным клинком в руке.

Взрыв громового рева вновь привлек внимание Каджи к этой сцене.

Кугар развалился за столом нагло, очень широко расставив ноги, заняв весь проход между длинными, низкими столами, и один из проходивших мимо парней споткнулся о них.

Вместо того чтобы принести извинения, кугар с яростным ревом вскочил на ноги и обругал на чем свет стоит безобидного человека. Подняв взгляд, Каджи увидел, что пострадавший — тощий и костлявый старик, в красной робе колдуна — маленький, робкий безобидный старик со слезящимися чуть раскосыми глазами, с выбритой головой и черной косой на затылке. Руки он прятал в просторных рукавах колдовской робы, которая была грязной, латаной и оборванной. Все это выглядело странно, потому что в Доме семи лун явно обслуживали только тех, чьи кошельки набиты золотыми монетами. Но не было времени задерживаться на этом сейчас, потому что началась настоящая ссора.

Маленький маг повалился в узкий боковой проход между скамейками, заполненными людьми, когда его тощие, костлявые ноги зацепились за вытянутые ноги шумного, красномордого неуклюжего молодого кугара. А произошло все так: старик, опустив голову на грудь, задумавшись о чем-то или медитируя, не заметил широко расставленных ног пьяного и грубого правителя и споткнулся о них. Завизжав от испуга, колдун пошатнулся, падая. Вытянув руку, чтобы защититься, он имел неосторожность задеть кугара, а молодой правитель в этот миг подносил как раз чашу, полную огненного напитка, к губам. Когда же колдун толкнул правителя под руку, чаша вылетела и дорогой пурпурный напиток брызнул во все стороны.

Кугар вскочил на ноги, невразумительно вопя от ярости, и застыл с затуманенными от жажды крови, свинячьими, косыми глазами, в то время как пурпурный напиток капал с его мокрых кружев и бархата.

Со все возрастающим беспокойством Каджи наблюдал, как бедный маленький колдун сжался под потоком оскорблений, бормоча какие-то извинения, испуганно пряча взгляд, в то время как дородный молодой правитель возвышался над ним, сжимая одной рукой рукоять кривой сабли. Едва не срывая голос, он выкрикивал самые отвратительные и грубые оскорбления в адрес старика.

Маленький колдун был смущен, сбит с толку и запинался, произнося слова извинения. А кугар, который был младше его лет на двадцать, выше на пол-ярда, смотрел на него сверху вниз — красномордый и ревущий. Его свинячьи глаза сверкали от ярости и удовольствия, как у настоящего задиры.

— Ты, вонючий урод с сердцем жабы, смердящая навозная куча! Ты посмел испачкать мои сапоги! Пнул меня, проходя мимо! Вонючий отпрыск восточной шлюхи! — ревел красномордый правитель.

— Господин высокородный дворянин, — протестовал робкий коротышка, заикаясь от волнения и шаря по залу взглядом, словно ища помощи. — Клянусь Богами, я не хотел причинить вам вреда! Этот маленький, незначительный инцидент никак не может оскорбить вашу гордость! Приношу десять тысяч извинений! Прошу… умоляю вас… примите их, позвольте старику пройти и понежить свои старые кости в постели!

Его голос тонул в бычьем реве кугара. И когда они вот так стояли лицом к лицу, что-то говоря и не слыша никого, испуганный взгляд маленького колдуна остановился на Каджи.

— Дать тебе пройти, вонючая груда дерьма! Дать тебе улечься в кровать? Нет, похоже, что сегодня ты, восточная свинья, ляжешь в могилу!

И кугар сжал руку на рукояти сабли, а потом попытался вытащить ее из ножен маслянистой кожи. Но это ему не удалось. Рука, сжавшая его запястье и помешавшая обнажить клинок, была словно из стали — рука Каджи.

Глава 3 Гордость Кунба Джашпода

В комнате стало тихо, как в склепе, если не считать напряженного сопения людей, втягивающих воздух сквозь крепко сжатые зубы. Через мгновение раздался приглушенный шорох — люди отодвигались подальше, освобождая место.

— Ты коснулся меня… ты посмел положить свою руку!.. — лицо молодого кугара побледнело от удивления. Выкатив глаза, он уставился на Каджи.

И тогда Каджи заговорил тихим, спокойным голосом, к тому же очень вежливо:

— Умоляю вас, господин, пусть этот бедный старик идет своей дорогой. Вы совершите доброе дело, приняв его извинения за то, что он споткнулся о ваши ноги. И я прошу у вас прощение за вмешательство, но посмотрите, мой господин, этот старик в отцы нам годится, и у него нет оружия. Уверен, молодой господин вроде вас не станет нападать на беззащитного старика, который не может себя защитить!

Взгляд маленьких свинячьих глазок кугара переместился на юношу, и он по-прежнему с удивлением повторил:

— Ты коснулся меня рукой… Ты посмел положить свою грязную лапу на руку дворянина… Ты, поганый ушамтарский пес! Эй-й-й!

С воплем правитель вырвал свою руку из захвата Куджи и дал юноше звонкую пощечину.

Губы Каджи побелели, потому что такой удар считался самым грязным из всех оскорблений. Он понял, что должен сражаться. Отступив, он вытащил из-под одежды Топор Фом-Ра, потому что не носил другого оружия. Юноша поцеловал его, безмолвно вознеся молитву Принцу Войны из Богов за то, что вынужден был обнажить священное оружие по такой малозначащей причине, и со всем почтением отдал салют кугару.

— Я высокородный лога из Юазан, наемник кочевников ушамтара, — произнес он формальное приветствие, назвавшись фальшивым именем.

Кугар рассмеялся, сплюнул и сорвал с себя шелка и кружева, обнажив бронзовый, мускулистый торс. Вытащив из ножен саблю, он демонстративно поцеловал ее, а потом прорычал приветствие на свой пренебрежительный и беззаботный манер.

— Я — высокородный Кунба Джашпод из дома Джашподов, — усмехнулся он и без всякого предупреждения со всего размаха рубанул Каджи по горлу. Но легко, как танцовщица, юноша отскочил, и клинок, скользнув мимо, впился в край деревянного стола, причем с такой силой, что Джашпод покачнулся, едва устояв на ногах.

В этот миг Красный Ястреб мог убить кугара, потому что молодой дворянин никак не мог высвободить свой клинок из твердого дерева. Но Куджи так не сделал. Вместо этого он встал в стороне с топором наготове, наблюдая за усилиями кугара, который, приложив невероятное усилие, наконец, высвободил свою саблю.

Потом взбешенный мягкими словами и вежливыми манерами молодого кочевника, правитель прыгнул на Каджи, обрушив на него настоящий вихрь ударов. Сталь зазвенела о сталь, эхом отражаясь от стропил и наполнив зал музыкой боя. Снова и снова без всяких усилий стройный воин Козанга уворачивался от рубящих ударов кугарской сабли. И вскоре тяжеловесный дворянин, выпивший и обладавший дряблыми мускулами, раскраснелся от напряжения. Он ревел, выплескивая мерзкие оскорбления на безмолвного юношу, хотя вместо этого ему следовало бы беречь свое дыхание. Вскоре лицо его налилось кровью, он стал задыхаться, пошатываться. Его торс блестел и лоснился от пота.

Напротив, Каджи был спокоен, молчалив, дышал ровно, не выказывая никаких усилий. Не однажды мог он нанести смертельный удар огромным боевым топором, но всякий раз сдерживал себя, лишь защищаясь или отводя в сторону выпады противника. Каджи действовал согласно клятве, которую мысленно принес Богам перед тем как встрять в спор, хотя, конечно, никто, кроме него, этого и не знал. Каджи считал, что не должен использовать святой Топор в подобных схватках, хотя вынужден был защищаться им, но не хотел им убивать.

Сражаясь, молодые люди двигались вокруг длинного стола. Джашпод задыхался, а юный кочевник двигался безмолвно, как подкрадывающаяся пантера. Каджи провел много времени, тренируясь в схватках с топором, мечом и саблей, но обоюдоострый боевой топор был одним из любимых видов оружия кочевников Козанга. Он знал, что топор дает определенное преимущество в схватке с противником, вооруженным саблей — тонкой и чуть изогнутой, которая может использоваться лишь как рубящее оружие. Каджи выжидал подходящего момента, чтобы использовать топор наилучшим образом.

И вот он настал. Каджи поймал саблю противника, крутанул топор, позволив сверкающему чуть изогнутому клинку проскользнуть вдоль лезвия топора до крюка на его кончике, затем, заклинив саблю, он резко крутанул топор в другую сторону.

Узкий изогнутый клинок сломался пополам с громким звоном, от которого загудел весь зал. Джашпод оказался обезоружен.

Теперь согласно дуэльному кодексу, как это было принято в Империи Дракона, победитель имел право убить врага. Вместо этого Каджи учтиво отдал салют и убрал топор, повернулся и, взяв за руку старого колдуна, проводил его до его комнаты. Он оставил кугара безоружным, едва стоящим на ногах от усталости, дрожащим от немой ярости.

И пока Каджи и его спутник поднимались по деревянной лестнице, старик восторгался героизмом Красного Ястреба. Юноша отвечал ему любезно, но сдержанно.

Вот так в первый свой день в городе Императора-Дракона Каджи, Красный Ястреб из кочевников Козанга, обрел друга.

И врага. Потому что он оскорбил гордость Кунба Джашпода, а такую обиду можно было смыть только кровью.

Глава 4 Акфуб

На следующий день Каджи продолжил знакомство с городом, и даже безнадежность его миссии не уменьшили его восторгов. Город, раскинувшийся перед ним, был поистине великолепен. Тридцать столетий императоры золотого Кхора правили этими землями, и все эти века город питали реки золота, льющиеся из рук купцов и землевладельцев. Император за императором прибавляли новые драгоценности в его корону, до тех пор пока он не превратился в пышное хитросплетение арок и форумов, храмов и театров, колоннад и гробниц. Широкие, прямые проспекты были уставлены героическими скульптурами, мемориалами в честь легендарных воинов, памятниками давно умершим монархам и погибшим династиям.

К вечеру Каджи вернулся в Дом семи лун, но перед тем, как он объехал четверть города, ему повезло увидеть человека, убить которого было его миссией и священным долгом, возложенным на его плечи вождем клана Чаууима Козанга.

Взревели золотые трубы. Герольды с церемониальными кнутами проскакали по улицам, и толпа горожан быстро расступилась. В этой толпе был и Каджи. А через мгновение мимо проехал отряд конных ярко разодетых дворян. Они смеялись, шутили. Среди них был высокий человек с золотистыми волосами. Он казался умиротворенным и прекрасным: холодное, словно вылепленное скульптором лицо и ледяные серые глаза. Когда он смеялся, а делал он это часто и громко, Каджи показалось, что смеются только его губы. Его взгляд оставался замороженным, внимательным и высокомерным. Каджи наблюдал, как тот, кого величали Яакфодахом, святым Императором-Драконом, проехал по улице в облаке трепещущих знамен, в самом зените своей славы.

Торопясь то ли на пирушку, то ли в театр, то ли на ипподром, император случайно обратил свой высокомерный, ледяной взгляд на Каджи. На мгновение их взгляды встретились, взгляды предателя и мстителя. И юный кочевник заметил, что холодное, прекрасное лицо императора имеет странный изъян. Прямо под уголком рта у него было ярко-красное родимое пятно в форме листа тариска.

А когда император миновал то место, где стоял Каджи, юноша округлившимися от удивления глазами уставился на ужасное существо, которое притаилось за спиной императора.

Это был не человек, а настоящее чудовище с плечами великана, длинными, могучими, свисающими руками и короткими, кривыми ногами обезьяны. Тварь была голой, если не считать набедренной повязки, и с удивлением Каджи разглядел, что тело чудовища покрыто сверкающей, сапфирово-синей змеиной чешуей. Огромная, широкая безволосая голова сидела прямо на согнутых плечах. У твари не было ни шеи, ни носа. Глаза, утопленные глубоко в глазницах, горели тусклым красным светом. От удивления Каджи вскрикнул.

Человек, стоявший рядом с Каджи в толпе, хихикнул, услышав отвращение в голосе юноши.

— Нечего бояться, молодой господин. Это всего лишь Замог из святой императорской семьи. По крайней мере, мы так зовем его. Он — человекодракон из страны болот. Говорят, он разумен, как обычный человек, и невероятно предан своему господину.

Каджи повернулся, чтобы пробормотать благодарность за разъяснение, и увидел, что говорил с ним не кто иной, как восточный колдун, которого он накануне вечером спас от задиристого Кунба Джашпода.

Увидев, что его узнали, колдун усмехнулся и кивнул:

— Конечно, молодой господин. Я знаком с вами лишь мельком и не могу помочь разговорами, поскольку я мелкий и ничтожный, но я благодарен вам за ваше любезное, благородное вмешательство. Я — Акфуб из Зула, младший практик колдовства и магии, прибывший сюда, чтобы представить мое скромное и невыразительное искусство перед святым императором, потому что, как говорят, он развлекается, наблюдая магические фокусы, и щедро платит тем, кто сумеет развлечь его. Но пойдемте, если вы, конечно, направляетесь в нашу гостиницу, и, быть может, вы позволите присоединиться к вам во время ужина, с тем чтобы мы могли беседовать дальше, в ваше свободное время…

Каджи обнаружил, что болтливый старый колдун — занятный и всезнающий собеседник. Во время великолепного обеда из заливного угря и пряных трав он наслаждался обществом старика. Акфуб, как его звали, раньше тоже никогда не бывал в золотом Кхоре, но хорошо знал его, благодаря разговорам с магами своего ордена. Как и все люди с Востока, колдун был несдержан на язык, и Каджи оказалось нетрудно направить разговор в интересующее его русло. Представив себя лоджем из Юазана, наемником, явившимся из земель кочевников Ушамтаров, Каджи выразил любопытство касательно города и императора, точно так же, как сделал бы любой чужеземец или вновь прибывший в столицу.

Акфуб, как узнал юноша, уже встречался с управляющим императора для того, чтобы получить разрешение пройти через внутренние ворота Халидура и представить свою магию перед двором императора. Этот должно было произойти через две ночи.

Покончив с едой, Каджи сонно зевнул. Когда они расставались, старый волшебник пожелал молодому воину хорошенько отдохнуть, после чего направился в свою комнату, а Каджи — в свою. Но юноша никак не мог уснуть. Колдун подробно рассказал о сотнях бдительных и настороженных лучников и воинов, охраняющих каждый портал Халидура. На следующий день Каджи проснулся очень поздно, так как большую часть ночи обдумывал и отвергал один план за другим. Наконец, почувствовав себя совершенно беспомощным, он погрузился в чуткую, неспокойную дрему.

Казалось, не существовало способа проникнуть во дворец и убить самозванца.

Глава 5 Девушка с гривой огненных волос

На следующий день заря была тусклой. Рубиновый свет с трудом пробивался сквозь падающий снег. Воздух был морозным и жег холодом. Харал переминался с ноги на ногу и тихо ржал, дыхание вырывалось изо рта облаками пара, когда Каджи выводил его из стойла. Копыта захрустели по скрипучему снегу.

Каджи вновь отправился кружить по городу, продолжая свои исследования. В этот день он решил осмотреть ворота города, счесть их число и запомнить расположение, подъезды к ним и попытаться узнать, как они охраняются.

Вернувшись на закате, когда Куликс превратился в красновато-золотой диск, висящий над башнями западных кварталов Кхора, юный кочевник совершил странное открытие.

Когда он повернул своего коня на длинный проспект Гиппогрифов, который вел прямиком к Дому семи лун, следом за ним в достойном принцессы паланкине, занавешенном шелком, могучие рабы в золотисто-пурпурных ливреях пронесли девушку.

Чрезмерно любопытный молодой человек стал внимательно разглядывать дворянку Кхора. Каджи знал, что кугары — жадные землевладельцы, не пользуются ливреями, будучи богатыми, но не имеющими право носить герб. Император позволял им иметь лишь белые, пустые, гербовые поля. Только дворяне старой императорской семьи выделялись разноцветными ливреями. Конечно, тут не надо брать в счет прислугу многочисленных гостиниц и постоялых дворов, которые одевались кто во что горазд. Пурпур и золото, насколько было известно Каджи, носили дворяне, особо приближенные к ныне правящему изменнику, хотя, по мнению юного кочевника, таких совсем не осталось.

Простое любопытство привлекло его внимание к этому занавешенному паланкину и, решив рискнуть, Каджи попытался разглядеть то, что в иных обстоятельствах пропустил бы без внимания.

Когда он приблизились, рабы, несущие паланкин, заскользили по обледенелому, влажному снегу. Одна из занавесей качнулась, открыв ту, кто ехал внутри.

На мгновение Каджи оцепенел, уставившись в глаза цвета мутного янтаря, обрамленные темными ресницами. У незнакомки оказалось лицо правильного овала и пышная грива огненно-золотистых волос.

Это была та самая девушка, которую Каджи встретил в Набдуре!

Глаза юноши округлились от удивления, и, до того как полог вновь запахнулся, он заметил удивление на лице незнакомки. Она, без сомнения, тоже узнала его.

Натянув поводья черного фридунского коня, Каджи долго смотрел вслед паланкину, с трудом продвигающемуся вперед. Но девушку, которую юный кочевник встретил в Набдуре, сопровождал всего лишь чудовищный серый волк. И носила она рваные, мешковатые одежды, словно бродячая цыганка. А эта девушка ехала словно принцесса, и ее стройное тело было закутано в дорогие шелка, украшенные жемчужинами — огромными светлыми жемчужинами Низамара, вплетенными — словно укутанными в паутину — в ее великолепное платье. Огромный зеленый опал мерцал на ее челе.

Была ли это одна и та же девушка, или просто две очень похожие друг на друга?

Повинуясь неожиданному импульсу, Каджи направил Харала чуть в сторону, следуя на расстоянии за занавешенным паланкином. Вскоре тот свернул в заросший двор, где тянули ветви к небу останки одичавшего сада — черные и изломанные, засыпанные снегом.

За огороженным стеной садом ярусами поднимался роскошный, богато украшенный особняк — фактически дворец. Его фасад украшали гирлянды мертвых виноградных лоз; искусная резьба балконов и архитравов несла на себе следы непогоды. Только годы запустения могли стать причиной такого упадка и разрушения… словно особняк пустовал и оставался без ухода долгие годы.

На углу улицы, где находился особняк, Каджи обнаружил небольшую винную лавку. Привязав дрожащего коня к деревянному брусу у двери, юноша вошел и заказал большую кружку эля, внимательно следя, как тает содержимое его кошелька.

Постоянные посетители винной лавки, грумы и землевладельцы, садовники и слуги, отдыхали, являя собой неиссякаемый источник сплетен. К тому же Каджи развязал им языки, купив выпивки всем присутствовавшим, притворившись пьяным и веселым наемником. Почти сразу же он узнал, что этот особняк — дом Турмалина; что дворец в самом деле пустовал много лет со времен смерти последнего императора Азакоура, а случилось это лет двадцать назад. Госпожа Турмалин покинула город во время борьбы за престолонаследие и все это время прожила в далекой провинции.

— Но, определенно, дворянка, которую я только что видел мельком, слишком молода для того, чтобы покинуть Кхор двадцать лет назад! — воскликнул Каджи.

Один из грумов подмигнул, а потом кивнул юноше.

— Конечно. Это — ее дочь, госпожа Тьюра, только что приехавшая из провинции.

Это все, что смог узнать Каджи. Далеко заполночь, борясь со снегом, который валил во всю, он вернулся в Дом семи лун. Была ли девушка в паланкине оборванкой, которую он встретил в городке далеко на юге? Они были похожи как сестры, и, более того, Каджи был уверен, что это одна и та же девушка.

Но почему это так волновало его, он не мог понять. Какое дело ему было до таинственной красавицы, которая несколько дней назад побывала в Набдуре, а теперь перебралась в Кхор?

Снег валил все гуще. Большие группы кугаров двигались по грязным улицам во всех направлениях, словно покидали свой квартал, который, словно половинка луны, приютился возле Халидура. Весь день Каджи наблюдал, как кугары стекались в столицу, но ничуть не задумывался о происходящем, лишь смотрел, как бы не столкнуться с высокородным Кунбой Джашподом.

Куджи в одиночестве пообедал, в то время как за окном поднялась настоящая снежная буря. Он долго прислушивался, как она завывает за окнами, закрытыми жалюзи. В этот вечер Акфуб, восточный колдун, так и не появился. А так как тощий и болтливый маленький колдун стал почти другом, единственным другом, которого Каджи приобрел в этом огромном многолюдном городе, юноша-кочевник чувствовал странное одиночество.

Вдруг с улицы раздались крики, мимо гостиницы пронеслось множество всадников, а где-то далеко затрубили охотничьи рога, но Каджи, пестовавший небольшой горшочек эля с полным желудком у теплого очага, не обратил на происходящее никакого внимания. Потом, через час после полуночи, двери гостиницы с грохотом распахнулись, впустив облако ледяного воздуха и яростно клубящихся снежинок, и появился Акфуб, с ног до головы засыпанный снегом. Кончик его носа посинел от холода, а раскосые глаза слезились. Он изо всех сил дул на замерзшие руки и натряс целый сугроб снега со своего подбитого мехом плаща.

— Присаживайся, дружище, согрейся у огня, выпей эля, ведь ночь такая холодная и длинная, — приветствовал его Каджи.

Однако казалось, колдун едва сдерживает волнение. В его раскосых черных глазах плясали искорки.

— Ночь холоднее и темнее, чем вы думаете, молодой господин, — тихим голосом, ответил маленький колдун.

— Что ты имеешь в виду?

— Кугары восстали. Святой Яакфодах лежит мертвей мертвого в Халидуре, зарезанный кугарским ножом. И с этой ночи золотым Кхором правит совет кугаров.

Глава 6 Смерть Дракона

К заре новость облетела весь Кхор, и даже самый несчастный нищий, дрожащий под навесом для скота, знал, что последний законнорожденный из правящей династии убит и что великий Дом Азакоура наконец погас, а в империи Дракона вновь наступило мрачное и кровавое время. Дикая и беспощадная борьба началась заново, а ведь многие из жителей Кхора могли рассказать об ужасных днях, последовавших за смертью Азакоура Третьего двадцать лет назад, когда все народы равнин ввязались в гражданскую войну, где каждый за себя. Кровь лилась, пока не появился законный наследник — пусть даже такой, как Яакфодах, который теперь лежит мертвым в Тронном зале.

Легко было понять, что скрывается за этими кровавыми, быстро разворачивающимися событиями. После смерти императора Азакоура кугары вновь обрели силу, и только армия рыцарей Рашембы защищала лицемера Яакфодаха, так как его поддерживал его крестный отец Верховный Принц Бауазин. Именно он не давал алчным кугарам развернуться во всю мощь. Воины-кочевники с великих равнин тоже участвовали в этой войне, именно они помогли Яакфодаху взойти на святой трон его отца. А потом переменчивый император решил, что нуждается в дружбе и толстых кошельках кугаров для того, чтобы продолжать вести веселую жизнь, и разрешил им вернуться, встретил с распростертыми объятиями богатых и могущественных землевладельцев. Но от этого получилось только хуже. Началось противостояние, потом обвинения, а потом война с гордыми кочевниками.

Но кугары не удовольствовались достигнутым. Они боялись влияния Бауазина, который держал на крючке падкого до удовольствий Яакфодаха. Последние новости гласили, что сам Бауазин во главе армии могучих рыцарей Рашамбы движется на Кхор, вместо того чтобы гоняться за кочевниками Козанга, что и вынудило завистливых и трусливых кугаров поднять бунт. Яакфодах был заколот убийцей ночью в собственном Тронном зале, кугарские наемники захватили крепость Халидур, и теперь готовили Кхор к осаде принцем Бауазином.

Вот в эту суматоху и хаос, который происходит в любом из миров во время свержения династий и борьбы за власть, попал молодой Каджи, Красный Ястреб из кочевников Чаууима Козанга. Он недоумевал, как же ему поступить с его святой миссией отмщения человеку, который провозгласил себя истинным императором и попрал честь клана Козанга?

В самом деле, как быть? Получилось так, что клинок кугара выполнил задачу, которую дед возложил на его плечи.

Каджи необходимо было быстро принять какое-то решение, потому что поговаривали, что уже к полудню город окажется в осаде.

— Акфуб, а у тебя остался пропуск в Халидур?

Старый колдун пожал тощими плечами.

— Ваш покорный слуга держит его в этом кошеле, молодой господин, но что толку? Я так и не воспользуюсь им, так как святой Император-Дракон, перед которым я должен был продемонстрировать свое скромное искусство, лежит окоченевший и холодный, словно утренний бекон…

— Описана ли в пропуске цель твоего визита в крепость? — продолжал настойчиво допрашивать Каджи.

— Нет, там только сказано, что Акфубу из Зула дано разрешение пройти в Халидур и войти в Тронный зал.

— А дата есть?

— Конечно, молодой господин, но к чему все эти расспросы? Хотя должен сказать, там стоит завтрашняя дата, как я и говорил вам…

— Ты имеешь в виду сегодня! Совсем недавно стемнело, но для жителей Кхора новый день начинается сразу после полуночи, ведь так? — подгонял старика Каджи.

— Тогда, пожалуй, пропуск и впрямь выписан на сегодня, но почему вы задаете мне такие вопросы?..

Зловещий замысел читался в светлых глазах юноши.

— Ты ведь мой должник, Акфуб, потому что я спас тебя от рук того кугара, Джашпода, а ведь ты мог распрощаться со своею жизнью, ведь так?

— Да, да… Будьте уверены, молодой господин, что я не…

— Но сдается, что теперь я должен попросить тебя рискнуть. У меня есть веские причины действовать именно таким образом, и все будет в порядке, если мы все сделаем правильно. А теперь я попрошу тебя, помня о твоем долге, покровительствовать мне…

— Покровительствовать? Что за покровительство, молодой господин? — огоньки любопытства загорелись в черных раскосых глазах колдуна.

Каджи быстро объяснил, что он задумал, и любопытство старика постепенно сменилось недоверием, потом удивлением, а под конец ужасом.

Глава 7 Дважды обманщик

Войти в Халидур оказалось на удивление просто. Мосты через ров оказались опущены. Врата и порталы, через которые проезжали колдун и Каджи, хорошо охранялись, но стражи эти были не дородными, красномордыми рыцарями Рашембы (большую часть из которых, как решил Каджи, зверски вырезали в первые кровавые часы после убийства императора, а те, кто выжил, находились под стражей или бежали), а нервными, грубыми кугарскими наемниками.

Странно было и то, что лишь раз взглянув на них, стражники пропускали их до следующего поста, чаще всего не задавая никаких вопросов. Для этой прогулки Каджи надел тусклые одежды, которые не выдавали в нем ни кочевника Казанга, ни придуманного им ушамтарского наемника.

Готовясь к визиту во дворец, он сказал старому магу, что сам выберет себе одежду самого неколдовского вида: тусклую и неопределенную, но, несомненно, одежду, отличающуюся хорошим вкусом.

После всех проверок, выстояв под испытующими взглядами, они оказались под сводами залов Халидура.

Объяснение сверхъестественной легкости, с которой они миновали все посты, было в в том, что требования к часовым Халидура оказались слишком просты. Династия пала через час после заката, и сейчас, в первых утренних лучах, новый режим еще не освоился. Сотни людей входили и выходили из королевской крепости, важные правители из кугаров спешили на советы, молодые правители, воины и наемники шагали взад-вперед, и у всех были приказы и записки, распоряжения и меморандумы. Невозможно было остановить кого-то одного для расспросов, потому что у стражей не имелось четких указаний… в это беспокойное, непонятное время нельзя было обидеть кого-то и чувствовать себя при этом безнаказанно. Самый незначительный, выглядевший самым что ни на есть отребьем, завтра мог оказаться человеком, решающим вопросы жизни и смерти в империи… Только поэтому Каджи и колдун быстро миновали всех часовых.

Большая часть древнего Халидура гудела от разговоров, которые велись шепотом по углам, шагов торопящихся пажей и вестников, переполошенных важных правителей. В этой толпе, где каждый был занят собственным делом, никто не обратил внимания на два незнакомых лица, так как многие вошедшие в эту ночь во дворец появились тут впервые.

Не рискуя останавливать прохожих, чтобы спросить у них, как пройти, Каджи и старый Акфуб пробирались через темный лабиринт коридоров огромной крепости, надеясь на удачу и собственное вдохновение. Потратив не слишком много времени, они, наконец, очутились у входа в великий Тронный зал.

На всю свою жизнь Каджи запомнил этот момент. Однако достаточно странно было то, что он отлично запомнил и сам зал — одно из удивительнейших в мире помещений, с устремленными ввысь колоннами, похожими на лес каменных деревьев, громадным куполом, выложенным сверкающими плитами черного мрамора. На мгновение колдун и кочевник забыли, зачем явились сюда. А потом их внимание оказалось приковано к тому, кто в золотисто-алых одеждах лежал у подножия трона.

Трон, как тому и должно быть, приковывал к себе взгляд, как место, где с древних пор восседали великие правители империи. И в самом деле, он казался совершенно безупречной формы, был отлит из золота — подношения одной из провинций. Рука какого-то давно умершего гения щедро разукрасила его барельефами. Сам же трон по форме напоминал свившегося кольцами, сверкающего дракона, чьи выгнутые аркой крылья поднимались на невероятную высоту и чья голова была рычащей, ужасной, клыкастой маской с яростно сверкающими глазами, мерцающими, словно огненные шары. Эти глаза выточили из двух гигантских рубинов, подобных которым не существовало. Но Каджи, казалось, не видел всей этой красоты, потому что взгляд его был прикован к тому, кто лежал у подножия трона на нижнем из девяти каменных дисков (на самом верхнем и самом маленьком был установлен сам трон).

Когда колдун и Каджи вошли в зал, они увидели, что над телом у подножья трона склонилась женщина. Взяв колдуна за руку, юноша увлек его в тень колонны, откуда они могли бы наблюдать за происходящим, оставаясь незамеченными.

Женщина чуть сдвинула в сторону гобелен, накрывавший тело, словно желая удостовериться, что перед ней мертвый император. Долго всматривалась она в лицо мертвеца, игнорируя стражей, которые с равнодушными лицами стояли у трона. Наконец она вернула ткань на место, быстро встала и стремительно покинула зал.

Проходя по залу, она попала в полосу золотистого света, исходящего от массивных свечей, и у Каджи от удивления перехватило дыхание. Девушка оказалась Тьюрой! Таинственная незнакомка, которую впервые он увидел несколько дней назад в одеждах бродячей цыганки, в маленьком городке Набдур; девушка, которая, как он видел, ныне разъезжала по улицам Кхора как принцесса!

Какой секрет скрывала эта огнегривая дева, и почему их пути так часто пересекались? Загорелое лицо юноши помрачнело: он вновь столкнулся с тайной. Тем не менее ему ничего не оставалось, как беспомощно наблюдать за девушкой, которая тем временем покинула Тронный зал.

Потом, держа за руку трясущегося от страха старика, Каджи быстро пересек зал, подошел к трону, к тому, кто лежал у его подножия. Тело растянулось на самом нижнем из дисков, и небрежно наброшенный богатый гобелен скрывал мертвеца от любопытных взглядов. Каджи шагнул к трупу вопреки трусливым увещеваниям Акфуба, не обращая внимание на попытки колдуна высвободиться. Каджи всего лишь хотел убедиться, что это тот самый человек, которого весь мир называл Яакфодахом, хотя для молодого кочевника он был Шамадом Самозванцем. Лицо мертвеца закрывал гобелен, и молодой кочевник отогнул его угол, открыв голову и грудь трупа.

Акфуб побледнел и даже жестикулировать стал как-то вяло, но Каджи, словно не замечая этого, наклонился еще ниже, пытаясь разглядеть лицо покойника в тусклом света далеко стоящих свечей.

Охранять тело у трона поставили кугарских наемников, но они смотрели куда-то вдаль и не обращали на Каджи никакого внимания. Их ничуть не волновало, кто пришел взглянуть, посмеяться или надругаться над телом святого императора. В эти смутные времена они, как и часовые у ворот, боялись рассердить незнакомых им людей, которые могли вскоре оказаться могущественными и злопамятными.

Так что Каджи беспрепятственно отвернул край гобелена и взглянул в лицо покойника.

Лицо мертвеца оказалось белым как мрамор. Однако смерть отобрала у него всю красоту. Рот скривился в гримасе ужаса, гнева или изумления. Кто мог теперь сказать? А взгляд невидящих глаз навсегда запечатлел неведомое Каджи лицо убийцы.

Множество ножей совершили свое ужасное дело… А может, нож был один, но его использовали множество раз. У трупа оказались ужасные раны на груди и плечах, животе, горле, боках. Он лежал в луже засохшей крови, вязкой, клейкой и мерзкой.

На лице Яакфодаха темнела только одна рана, на щеке. Нижняя часть лица оказалась разрублена и окровавлена, но Каджи заметил, что рана находится как раз в том месте, где днем раньше, когда император проезжал по улице, он видел алое родимое пятно в форме листа.

— Посмотри-ка, — подтолкнул он Акфуба.

Старик вздрогнул и завертел глазами, но не посмел вслух протестовать, так как стражи находились совсем рядом. Он все же приблизился к тому месту, где стоял Красный Ястреб, и испуганно взглянул на окровавленный ужас, скрытый под тканью.

— Это — Яакфодах? — спросил юноша низким голосом.

— Конечно… А кто еще это может быть?

— Точно? Посмотри внимательно, ты видел его вчера, также как и я.

Акфуб пожал плечами и попытался улизнуть.

— Кем бы он ни был вчера, сегодня он — кусок мяса… Давайте-ка лучше пойдем из этого проклятого места, молодой господин. Умоляю.

— Минуточку. Посмотри снова… Посмотри на его челюсть, — приказал молодой кочевник.

— Что это? У священного императора не было времени побриться, прежде чем они… они… может, мы пойдем, пока с нас не содрали кожу? Но что с того, что человек не побрился?

— Возможно, ничего, — нахмурился Каджи. — Но… кажется странным, что его борода такая длинная. Вчера, когда мы видели его в седле, император был чисто выбрит… А этот человек не брился дня два или три… Не было ли кого-нибудь при дворе императора, кто сильно походил на него?

— Послушайте… Боги!.. Мы стоим здесь и говорим, когда в любой момент нас могут… Откуда я знаю? — капризно проворчал колдун.

— Спасибо, — продолжал Каджи. — По меньшей мере, ты недавно побывал в Халидуре и тебя принимал канцлер, так что ты мог получить позволение предстать перед двором. Видел ли ты кого-нибудь, кто внешне походил на императора?

— Ладно… Да, теперь когда вы напомнили мне… Этот мертвец и в самом деле напоминает одного незначительного чиновника… красивого очень бледного юношу со светлыми глазами… Он выглядел похожим на святого Императора-Дракона. Помню, я в тот раз подумал об этом, хотя потом это совершенно вылетело из головы…

Каджи вернул гобелен на место и, повернувшись, задумчиво побрел через зал. Стражи по-прежнему не обращали на него никакого внимания. Прежде чем выйти из зала, юноша пронзительно вскрикнул и повернулся.

— Что теперь? — застонал колдун.

— Где Замог? — нетерпеливо спросил Каджи.

— За… человекодракон? Почему…

— Да! Королевский уродец, который прикрывает спину своему господину. Определенно отправился с императором. Иначе убийце пришлось бы вначале убить эту тварь.

Теперь и в глазах Акфобута появилось понимание.

— Может быть?..

— Яакфодах был убит прямо здесь, там, где лежит его тело. А тело Замога из человекодраконов находилось бы где-то рядом, если бы он был мертв. Но где? Тела нет! Почему же они решили унести труп синечушуйчатого? Бросить его в углу и забыть о нем, пусть лежит… Именно так они бы решили поступить в водовороте быстро развивающихся событий! Если же Замога нет здесь, значит, чудовище не убито, а если оно не убито…

Казалось, возбуждение передалось и Акфубу.

— Что вы говорите! Могу ли я решить, что вы…

— Да. Это тело не Яакфодата, а тело другого человека. Человек, которого ты знаешь как Яакфодах — самозванец, и зовут его Шамад. Однако он жив, он бежал… Без сомнения, он уже покинул город.

Каджи рассмеялся по-мальчишески, безрассудно, а это было очень опасно в мрачном, полном слухов месте, где полным-полно чужих глаз и ушей. Потом, вытянув полусогнутый палец в сторону трупа, он громко сказал:

— Мертвец — двойник самозванца… а Шамад жив!