Поиск пути

Глава 20

Император ромеев Мануил Комин взирал с башни своего императорского дворца на залив Золотого Рога. Почему-то, в его голову приходили мысли о том, что было бы неплохо воссоздать ту цепь, которая перегораживала залив во времена буйства молодого русского государства. Тогда раз за разом ладьи русичей подходили к Царьграду. Князь Олег, после Игорь, до них еще были попытки русских овладеть Константинополем, не говоря уже о той полноценной войне, которую Византия вела с русским князем Святославом. Неужели, подобное может вновь повториться? Мануил потряс головой, прогоняя наваждение.

Император заслушивал доклад своего протасикрита — главы императорской канцелярии — Иоанна Зонара. Может потому василевс и вспомнил о прочитанных историях про русичей под стенами Константинополя, что доклад касался нынешнего положения Русской Земли.

— Твой вассал галицкий князь Володимирко Володаревич скромно и верноподданически спрашивает, а как ему поступать. Наш русский вассал вынужденно поддержал кандидатуру самопровозглашенного митрополита Руси Климента… — продолжал свой доклад старик Зонара, стараясь возбудить в императоре интерес и, хотя бы, повернуть его, а то Мануил стоял спиной к старику и вроде бы как и не слушал.

— Скажи, а почему у нас на Руси лишь только галицкий князь принял вассалитет и полное мое первенство? Почему новый киевский князь Изяслав до сих пор не прислал мне письмо с сообщением, что он взошел на Киевский престол? Вячеслав Ольгович такое письмо присылал, — император-василевс резко развернулся и явил старому секретарю-историку, готовившемуся уже уйти в монастырь, свой гневный взгляд.

Комнины славились своей, с одной стороны, взвешенной и удачливой политикой, направленной на возрождение былой славы империи ромеев. С другой же стороны, вспыльчивость бывших военных, ставшими василевсами, также была широко известна, особенно ближайшим подданным. В канцелярии василевса все прекрасно знали, что подготовленный доклад о состоянии дел на Русской Земле, вызовет в лучшем случае недоумение, но, скорее, гнев императора.

Вялотекущие события на русских землях, когда сами князья погрязли в усобицах, но при этом влияние Византии, особенно через церковь, велико, несколько усыпляло политическую бдительность василевса на русском векторе имперской политики. Все внимание Комнинов было направленно на восточное, чуть меньше западное, направления.

Турки-сельджуки — вот основная головная боль византийского престола. Мигрени у василевса вызваны также действиями крестоносцев. Мануил много внимания и сил уделяет тому, чтобы постараться хоть что-то урвать для своей империи от действий крестоносцев. Когда-то именно как помощь воспринимался первый крестовый поход, но появление крестоносных государств на принадлежавших некогда Византии территориях, оказалось еще одним ударом по авторитету империи ромеев. И пока, кроме прямых грабежей ближнего Востока, византийцам серьезно продвинуться в делах не получается. Осколки халифата все еще не столь безобидные, чтобы ими пренебрегать, а крестоносцы становятся конкурентами. И когда столько вопросов и вызовов для Византии, еще какие-то непонятные события происходят на Руси!

— Старик, я сейчас расскажу тебе о том, как я представляю мою политику на Руси. Ты же просто поправь меня, в чем я ошибаюсь, — сказал Мануил после долгого и канцелярского стиля изложения доклада.

Хотя, Иоанн Зонар обладал отличным художественным стилем изложения и описания событий, то, что он зачитывал было сухой канцелярщиной, заинтересовать которой императора сложно. Но не он составлял доклад.

После смерти любимой супруги Зонар готовился стать монахом и чаще проводил время в беседах со священниками и монахами, чем занимался делами канцелярии, а вот выпестованные им ученики оказываются не столь опытными, чтобы доносить в правильной форме информацию василевсу. Не цифры должны звучать, нет места здесь и пространственным рассуждениям. Камнины любят, чтобы им предоставляли уже готовые решения, пару-тройку вариантов на выбор. И делали это в художественном стиле, словно рассказывая интересную историю, по примеру «Истории Прокопия Кесарийского». В докладе этого как раз-таки не было.

— Богрянородный василевс, я человек уже старый и многое повидавший. А также я уже начал писать историю империи ромеев, которую знаю. Потому могу предположить, как поступили бы в такой ситуации иные, конечно, менее великие владыки и правители Константинополя, чем ты, василевс, — начал свою витиеватую речь Зонара, но был перебит относительно молодым императором.

— Спасибо, старик, но я не считаю себя более великим, чем дед мой Алексей Комнин. Когда придет тот час, что турки-сельджуки сложат свое оружие и зарежут последних своих боевых коней, вот тогда и будет величие мое истинным. Впрочем, то, что ты говоришь, мне нравится, — сказал василевс, которому явно пришлись по душе льстивые речи.

За всего два с половиной года своего правления, Мануил еще не насытился лестью, и только начинает ее распознавать.

Турки — сила, которая может вовсе сточить империю ромеев. Иоанн Зонара был убежден, что победить сельджуков Визанстийской империи уже не суждено, в таких войнах нужен совсем другой подход, когда все ресурсы государства направляются на противостояние. Но империя ромеев уже не такое государство, чтобы сплотить народ и воевать на уничтожение противника. При том, что до Алексея Комнина было еще хуже, новая династия немного, но навела порядок в державе. Но это временно, Византия обречена на упадок. Однако, разве о таких панических мыслях можно сообщать василевсу?

— Ты теряешь Галич, василевс. Без деятельной поддержки князю Галичскому Владимирко, ему просто не удержать власть. Новый киевский князь Изясвлав всегда был против влияния твоей империи на Русь. Вот он и поставил Климента Смоленского на митрополичий стол… — доступными словами, используя некоторые чуть заметные приемы, позволяющие подталкивать Мануила к нужному решению, говорил Зонара.

Как человек уже почти церковный, Иоанн не мог безучастно смотреть на то, что русская православная церковь постепенно, но неуклонно отдаляется от Византии. Вот и настал тот момент, когда русские решились и посадили своего митрополита, не дождавшись ответа из Константинополя. Но как скинуть митрополита, которого поддержали большинство епископов Руси, греков, между прочим?

— Твоим другом, великий василевс, ранее поспешил назваться Ростовский князь Юрий Владимирович, — сказал Зонара и сделал небольшую паузу, чтобы увидеть реакцию императора, по которой можно понять степень внимания и интереса Мануила к словам старика.

— Да он, этот князь, рассчитывал на то, что объявляя о дружбе со мной, он добьется для себя митрополита в Ростов, — напрягая собственную память, говорил император. — Но это было с моим отцом. Я лишь принял поздравления от ростовского наместника.

Император намеренно порой называл русских князей «наместниками». В целом, при дворе василевса считалось, что Русь — то некое эфемерное образование, в той или иной степени, но находящиеся в подчинении Константинополя. Однако императору официально присягнул, на манер принципов европейского вассалитета, только галицкий князь, Володимирко.

— Все так, василевс, но нынче же нет реакции Юрия Владимировича на то, что Климент из Смоленска стал митрополитом. Он признал киевского митрополита, или затаился настолько, что внешне не показывает свою позицию. И должно быть пристальное внимание к тому, что именно на землях Ростово-Суздальского князя… наместника расположилось христианское Братство, — сказал Иоанн Зонар и вновь сделал паузу.

Он не обманулся. Конечно же, император, который уже выглядел уставшим от разговора, вновь оживился. Старик знал, как подавать информацию, чтобы василевс был постоянно во внимании и проявлял интерес.

— Не томи, старик! Что еще за братство. Мне говорили, что русичи создали Орден по примеру того, как это организовывают паписты. Так ли это и насколько это Братство сильное? — проявлял нетерпение василевс.

Иоанн Зонар намеренно сделал еще одну небольшую паузу. И, как только старик почувствовал, что император готов взорваться, он поспешил сказать:

— Они пока не столь сильны, как тамплиеры или госпитальеры. Но, мой повелитель, это братство может расти и становиться могущественной структурой. Даже твой вассал галицкий князь, и тот даже отправил какую-то помощь братству. Я спрашивал у священников, которые бывали на Руси. Они все говорят, что иноков-воинов по монастырям и русским храмам можно собрать более тысячи. Нынче в братстве может быть и более пяти сотен воинов, — докладывал Зонар, подталкивая императора к определенному решению.

— Старик, не томи меня. Что предлагаешь делать? — спросил василевс после того, как Зонар ходил вокруг да около проблемы, больше ее описывая, чем помогая решать.

— Путь первый простой, великий василевс… — начал предлагать решения Иоанн Зонар.

Среди предложений были, как самые простые, например, оставить все, как есть, как и более сложные в стиле и традициях Византии. Императору Мануилу понравился вариант, по которому следовало потребовать от братства участия в делах не столько русских, сколько всего православного мира, следовательно именно в делах Византии.

— Значит, старик, сперва ты предлагаешь им помочь? Дать серебра, тканей, оружия, их руководству отдельные дары? — подводил итог разговора Мануил. — А еще послать к ним людей верных мне дабы понять, что это за братство, вырвать его из лап киевского митрополита-самозванца, а после того, как этот православный Орден станет сильным, отправить его, скажем, в Египет, воевать за наши интересы.

— Или против венгров, или против печенегов, что до сих пор выше по Дунаю кочуют. Если удастся перехватить идею у русских князей и самозваного митрополита, сделать Братство подчиненным Константинопольскому патриарху напрямую, мы получаем такой рычаг давления на Русь, еще больший, чем сама церковь. Русские княжества станут приносить тебе клятву вассалитета, — подливал масла в огонь Иоанн Зонар.

— Вот это ты все и сделаешь, а после представишь мне твоего преемника протасикрита по делам Руси. И только после этого отправишься в монастырь, старик, — сказал василевс и жестом показал, что разговор закончен.

Мануил и сам думал ранее над тем, чтобы основать христианский православный Орден, который мог бы хоть что-то противопоставить латинским орденам. Но система государственного управления в Византийской империи не могла допустить наличие такой силы, как некий воинствующий орден. И без этого хватает потрясений и попыток государственных переворотов в империи. А вот где-то на периферии, а Мануил вопреки здравому смыслу считал Русь периферией Византийской империи, существование воинствующего ордена вполне возможно. Главное, чтобы эта организация не была направлена против Византии.

Но, почему он буквально два часа назад вспоминал те хроники византийских авторов, где описывались походы русов на Византию?

*…………….*………….*

Войдя в дом, я сразу обратил внимание на то, что внутри горниц-комнат было много росписи на стенах. Цветочные орнаменты на штукатурке исполнены очень даже красиво, я бы сказал, что профессионально. Именно это более всего меня заинтересовало. Я еще особо не встречал проявления художественного творчества в этом времени.

Вернее, не так. В том же Киеве храмы были расписаны, и даже неплохо, но и архитектура, и роспись — все это связывали с византийскими мастерами, никогда с русскими. Митрополиты, присылаемые на Русь из Константинополя, привозили с собой зодчих, художников, при этом иконопись так и не развили на русских землях. Но здесь, почитай, в захолустье, я увидел профессиональные, или же талантливые рисунки, не по канону, а по фантазии и творческому порыву творца, что было отчетливо видно в замысловатых узорах.

— Владислав! — воскликнул Арон, который сидел за столом в самой большой горнице.

— Вот, как и обещано было, прибыл твой… Вызволитель, — усмехнулся Кучка, пытаясь меня взять за плечо, чтобы подтолкнуть вперед.

Я увернулся от такого панибратства, а рука боярина потянула все его тело вперед. Степан Иванович пошатнулся, сделал шаг, но удержал равновесие. Последовал гневный взгляд, который я без труда выдержал.

— Ты помни, что гость, может быть, и не гостем вовсе, — прошипел Кучка.

— Ты прав, боярин, так бывает, — спокойно отвечал я.

Пришло понимание понимание: тактика и модель поведения, что были выбраны мной ранее, не могут работать. Нужно срочно перестраиваться. А все потому, что боярин слишком многое позволяет себе. Есть вещи, которые нельзя никому оставлять безнаказанными.

Еще немного «игры в гляделки» и Кучка, усмехаясь каким-то своим мыслям, все же переводит ситуацию в шутку.

— Это вот какие молодые нынче пошли! Никакого почета к старикам, — усмехнулся Кучка.

— Какой же ты, боярин, старик? В своем расцвете нынче, — сказал я, отзеркалив улыбку Степану Ивановичу.

Холодная война предотвратила горячую фазу. Я для чего-то нужен Кучке, ну а он пока мне. Так что будем любезничать, но уже прекрасно понятно, и мне и моему оппоненту, что нам предстоит стать врагами. Может так быть, что Кучка просто не хочет обострять отношения с Братством. Моя смерть в его доме не оставляет шансов Братству остаться в стороне. Все я тысяцкий.

— Я оставлю вас, говорите! А люди твои пусть идут в трапезную и там отобедают, — сказал боярин, бросил взгляд на одного из воинов, который был внутри горницы, и ушел.

Не наедине он оставил нас с Ароном, а под присмотром. А я чувствовал себя не тем, кто приходит в тюрьму навестить товарища, а уже, пожалуй, заключенным.

— Ты как, купец? — спросил я у Арона.

— Как в клетке зверь какой диковинный. Кормят от пуза, иногда разговаривают, но клетку закрывать не забывают. По какому праву он меня держит тут? Я к тебе шел, — стал возмущаться Арон, а я приложил палец ко рту, показывая, чтобы он не говорил громко.

Пусть соглядатаи напрягают свои уши, стараясь расслушать суть разговора, нечего им облегчать жизнь.

— От Рахиль вести есть? — спросил я.

— Да… — сказал Арон и пристально на меня посмотрел.

— Не томи, купец! — потребовал я.

— Не праздна она, о том в грамотке писано, которую доставили из Шарукани половецкого, — сказал Арон и было видно, что он пытался изучить мою реакцию на сказанное.

Нет, особых эмоций, излишних движений и слов я не сделал, не проявил. Дети — цветы жизни, даже, если растут на чужом огороде. И, пусть я стал более черствым, чем в иной реальности, пусть более всего ориентируюсь на циничный и жестокий прагматизм, даже в отношении детей, но, если мой ребенок, моя кровь, — за него я горой. При этом я не стану бить себя в грудь кулаком и кричать: «Да я!..» Я просто сделаю, что должно — поспособствую вызволению из рабства Рахиль. При этом, если получится сохранить собственные средства и сделать это за счет Арона, то и, пожалуйста.

— Ты понял, Владислав, что это твое дите она под сердцем носит? — после продолжительной паузы, когда купец не смог рассмотреть в моей реакции ожидаемого эффекта, спросил Арон.

— Такая вероятность есть, — ответил уклончиво я. — Но, что же ее муж?

На мой взгляд, это закономерный вопрос. Рахиль-Ирина венчаная была с кем-то… с Горыней, так вроде бы звали ее мужа. И этот самый муж клятву перед Богом давал, что станет оберегать, охранять жену. Так, почему не занимается этим? Отец нынче и вовсе не в ответе за свою дочь. Все, он отдал ее другому мужчине под опеку.

— Как ей вовсе показываться на глаза мужу своему, если она обрюхатилась, когда он уже более двух месяцев был в отъезде? Да и до того… Горыня не делил кровать с женой, — сказал Арон и поник.

Проблемка. Отец с дочерью хотели заполучить ребенка, после представить наследника купцу Горыне, а тут вышел самый что ни на есть блуд. Со мной? Получается, что да, но…

— Ее насильничают у половцев? — спросил я.

— Нет, пишет, что никто не трогает и она под опекой хана, — отвечал Арон, но глаза не подымал, потупив свой взор в пол.

Ладно, я отец или нет, это суть дела не меняет.

— Сколько выкуп просят и сколько ты заплатишь за то, что я отправлю своих людей ее вызволять? — спросил я и увидел, из-за чего в будущем возникло выражение «глаза вышли из орбит».

Выпучив глаза, Арон моргал, то и дело приоткрывая рот. Неужели он действительно считал, то я брошусь спасать Рахить только потому, что… спал с ней? Ребенка, вероятного, пока не берем в расчет. Пусть родится, посмотрим.

— У меня есть тысяча и еще сто гривен серебром, это все, что осталось. Забирай, но дочь верни. Я начну все сначала, я знаю, как вести торг. Но без дочери, мне не нужна моя жизнь. Она была для меня всем, — Арон в буквальном смысле начал рыдать.

— А сын? — спросил я.

— Он ушел со своей семьей от меня. Я дал ему половину от всего, что имею, и он ушел, отказался быть со своим отцом, уехал к ляхам, — говорил Арон.

Я только сейчас увидел, понял, что передо мной сидел старый одинокий человек. Он цепляется за дочь, как за надежду, чтобы не остаться одиноким до окончания своего жизненного пути. Не совсем правильно из человека, который все это чувствует, тянуть деньги. Но, разве кто-то говорил, что в жизни нужно всегда поступать правильно? Говорили, и часто, но я, видимо, в это время отсутствовал. Для меня правильно — это чтобы платили за риск, но при этом была идея, которая позволяет идти под пули, ну или под стрелы.

Идея одна — защита Руси. Не Рахиль, или старика-Арона, а Руси в масштабе. Бегая за отдельной дамой, пусть и очень красивой — это пусть в никуда. На самом деле, не настолько я скотина, надеюсь. Откажись старик бедным и без возможности оплатить выкуп, я сам бы это сделал.

У меня были планы на Арона. Точнее сказать, нужен мне управляющий, который хорошо ориентируется в деньгах, умеет договариваться, спорить, торговаться. И сейчас я хотел провернуть такой прием, когда нужно сначала сделать почти невозможным вызволение Рахиль, а после, якобы поддавшись уговорам или, если Арон не станет упрашивать, все же нехотя, но согласиться.

Тем самым, я рассчитывал создать у купца впечатление, что он мне должен. А еще у него не останется денег, а я сделаю предложение вполне финансово выгодное, но для того, кто оказался у разбитого корыта.

— Я сам отправлюсь за своей дочерью. Найму охрану и уеду, — взяв себя в руки, вспылил купец.

Я промолчал. Еще раньше он мог бы это сделать, но не сейчас. Арон, по сути, во власти у Кучки. Уверен, боярин отпустит купца по его первому требованию или просьбе. Вот только даже коня не даст с собой, отобрав все имущество.

— Кучка замышляет неладное, — начал шептать мне прямо в ухо купец. — Он покупает всех дружинных. Иных иноков, что идут к вам в братство, разворачивает обратно, берет сбор с торговых людей. У него скопилось уже много обозов, даже строит новые хранилища.

— Я знаю, — шепнул я на ухо Арону и похлопал купца по плечу.

Я, действительно, знал, что Кучка настолько зарвался, что перехватывает часть обозов для братства, а также «стрижет» купцов. Северо-Восточная Русь сейчас начинает свое становление. Сюда направляется немало купцов. А также через Оку и Москва-реку можно идти в булгары или подниматься севернее с выходом на новгородские земли. Место очень выгодное. Все же недаром Москва в иной истории стала центром объединения русских земель.

Объемов награбленного Кучкой я не знал, но мог предположить, что многочисленные постройки в виде амбаров сооружены не зря. Кучке уже просто некуда девать свои богатства.

Наш разговор прервал воин, вошедший в горницу.

— Боярин-властитель нынче в мыльню пошел. Ждет тебя Владислав тысяцкий, — мой чин, вошедший в горницу воин произнес с явным пренебрежением.

— Червь, ты посмел со мной разговаривать неподобающе, — сказал я, но не стал предпринимать каких-то активных действий, не начинать же просто всех резать, надеюсь это произойдет позже.

Но и воин был не столь умен, чтобы быстро сообразить, как именно действовать. С одной стороны, меня боярин зовет в баню, а это — признание за равного, с другой же стороны, воин должен был мне ответить. Оскорбление «червем» должно быть обидным.