Похороны чародея

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Солдат терпел общество принца Паладана до самого Сизада, где по-прежнему стоял лагерь офирийского султана, ожидающего новостей о похищенной женушке. Солдат с Голгатом везли Лунну, которая пользовалась своей лебяжьей шейкой по ее прямому назначению. Она изгибала эту часть тела под немыслимым углом, стараясь углядеть постепенно скрывающегося за хребтом дюны принца. Когда принц исчез из поля зрения и путники стали спускаться к раскинувшемуся внизу оазису, Лунна вернула шею в исходное положение и зарыдала.

Мужчинам было жаль девушку. Они совсем недавно сами испытали то, что сейчас чувствовала красавица. Впрочем, друзья прекрасно понимали, что скоро у нее все пройдет. По приблизительным подсчетам Солдата, через пару недель Лунна уже и не вспомнит о златокудром принце с характером жабовидной ящерицы и душой слизня.

Муж Лунны давно прослышал об освобождении возлюбленной и ожидал ее возвращения, сидя на паланкине, крепящемся на спине латунного слона. При приближении красавицы султан потянул за рычаг специального, спрятанного внутри слона духового инструмента, и слон воздел к небу хобот, оглушительным ревом возвещая радость султана. Нестройным хором откликнулись горны его армии. Затем, приведя в движение соответствующие механизмы чудесной машины, пышнотелый султан заставил слона опуститься на колени и мигом очутился на земле, готовый принять свою божественную супругу в распростертые объятия.

Лунна Лебяжья Шейка приблизилась к мужу и склонилась перед ним на колени, что было очень мудро с ее стороны, поскольку она была на целую голову выше султана, облаченного в широкие панталоны, выдающийся на животе балахон и широкие золотые сандалии. Лунна опустила голову, посмотрела на его маленькие жирные пальцы и пухлые стопы и разразилась потоком слез.

— Ах, дражайшая моя, — сказал султан, приподнимая рукой ее подбородок, так что теперь она видела его круглое лицо, увенчанное огромным тюрбаном, — не нужно слезы лить. Ты теперь в безопасности. Со своим любимым-прелюбимым муженьком. Давай-ка лучше поедем в Ксиллиоп на моем милом-премилом слонике и подберем тебе золотистого-презолотистого верблюдика, чтобы у слоника была пара.

Ее голова, которая по-прежнему покоилась в руке султана, обернулась назад, поглядела куда-то вдаль, и Лунна снова разрыдалась, захлебываясь от слез.

— Я хочу в Ксиксифар.

— Нет, нет, прелесть моя, — снисходительно заулыбался султан, — не в Ксиксифар. Надо говорить «Ксил-ли-оп».

Она обернулась к нему с горящими злобой глазами и прорычала:

— Я хочу в Ксиксифар, а не в Ксиллиоп, понятно тебе, жирная обезьяна?!

Радость султана разбилась как стекло. Он вгляделся в лицо Лунны. Что-то страшное произошло с его дорогой, милой супругой, что-то такое, отчего она перестала быть божественным созданием.

Султан поднял глаза на стоящих чуть поодаль воинов, что привели его ненаглядную вторую половину. Казалось, мужчин что-то беспокоит, особенно того, с голубыми глазами. Разве можно было доверять им свою жену! Ну конечно, одни в пустыне, с самой прекрасной женщиной в мире… Они не смогли устоять перед ее чарами. Негодяи надругались над его женой! Так вот почему она так несчастна! Не муж послужил тому причиной, нет — эти двое! Она, видимо, никак не оправится от произошедшего, бедняжка почти на грани помешательства, раз такое сказала ему, любимому мужу. Мерзавцы сейчас за все ответят!

Наглецы улыбались! Стояли и улыбались! Это уже слишком! В пять шагов султан покрыл расстояние, отделявшее его от негодяев, и с размаху ударил увитым кольцами кулаком воина с голубыми глазами, которого называли Солдатом.

— Прекрати улыбаться! — проревел он.

Солдат, виачале ошеломленный, пришел в себя через секунду и уложил бы обидчика на месте, если бы между ними не встал Голгат, которому тут же самому досталось от султана.

— Да что это такое? — воскликнул Голгат, отводя рукой очередной удар взбешенного владыки. — Поберегись, а то мой друг тебя зарежет, будь ты хоть царем мира.

Это предупреждение слегка отрезвило разгневанного супруга. Султан отступил на несколько шагов и направился к своим солдатам.

— Вы надругались над моей женой! — огласил он воздух пронзительным криком.

Солдат не на шутку удивился.

— Это Лунна так сказала?

— Нет, просто я вижу, как она опечалена.

— Это потому, что она влюблена в принца ксиксифарского, болван! — закричал Солдат. — Мы тут ни при чем.

Весь боевой пыл султана как рукой сняло, и он на глазах поник, словно воздушный шар, из которого выпустили воздух.

— Ксиксифар? Ах да, Ксиксифар. Так вот в чем дело… Вы имеете в виду принца Паладана? Этого шута?! Этого прыщавого выскочку с кудрявой головой и личиком шестилетней озорницы? Моя Лунна влюблена в него! — Глаза султана сузились. — Где она с ним познакомилась?

— Мы случайно встретили его в пустыне, — ответил Солдат. — Лунна взглянула на принца и тут же влюбилась без памяти. Он, может, и впрямь хорош собой, но я совершенно уверен, что она забудет его уже через неделю. Это просто мимолетное увлечение.

— Где Паладан?

— Примерно в миле отсюда, — ответил Голгат, — по другую сторону дюны. Только его сопровождает армия.

Закаленные в боях воины, облаченные во все черное, которые называют себя Бессмертными. Для вашего войска это слишком крепкий орешек.

Ноздри султана задрожали. Он смерил взглядом огромную возвышающуюся над оазисом дюну и отвернулся.

— Мы не заслужили благодарности? — окликнул его Солдат.

— За что? — взвизгнул в ответ султан. — За то, что не оградили мою ненаглядную от распутника? Вы от меня и гроша не получите. Отправляйся на поиски своей жены. Надеюсь, она тоже влюбится в принца ксиксифарского, и ты сам поймешь, каково это. Думаю, вы тоже не сводили с Лунны глаз, вы оба. Наверняка бедняжка умоляла вас не распускать руки. Отправляйтесь, а не то прикажу солдатам выпотрошить вас прямо у нее на глазах. Прочь!

Солдат шагнул вперед, но Голгат сказал:

— Не обращай внимания. Главное, нам известно, где твоя жена. Некоторым неведома благодарность. Мы отыграемся рано или поздно. Такие люди, как он, тоже от неприятностей не застрахованы.

Голгат с Солдатом вернулись к лагерю принца. Друзья прибыли уже к вечеру. Солнце тонуло за темно-рыжими дюнами, окрашивая воздух золотом. Паладан сидел у входа в шелковый шатер, ему прислуживала Лайана. Однако не успели путники подойти к принцу, как что-то неладное стало происходить в небе. Принц вскочил на ноги и отбежал от шатра на несколько шагов, а потом вновь поднял вверх испуганный взгляд.

— Смотри, — закричал Солдат, указывая пальцем на кружащее над головами животное, — самец крылатого льва!

Зверь кружил над головой принца. Темная грива развевалась на ветру, мех шел рябью от потоков воздуха, создаваемых его крыльями. На морде застыло выражение предельной ярости. Без всякого сомнения, бестия была исполнена ненависти к принцу. Крылатый лев сложил крылья и, подобно ястребу, камнем бросился вниз. Он спикировал прямо на принца, пытаясь схватить его когтями. Принц подался в сторону и присел. Он пронзительно кричал, призывая на помощь. Хлопая огромными крыльями, лев взмыл вверх, развернулся и вновь начал пикировать. Голгат сказал:

— Я, кажется, понял, что происходит. Это приятель той крылатой львицы, которую принц застрелил из арбалета. Зверь прилетел, чтобы отомстить.

Вся армия высыпала из шатров. Воины стояли в сгущающихся сумерках словно зачарованные и безмолвно смотрели, как крылатый лев нападает на их принца. Никто не шелохнулся, чтобы помочь своему господину. Солдаты стояли, разинув рты, кто-то показывал пальцем, но большинство не в силах были пошевелиться и только в ужасе наблюдали за разворачивающимся перед ними действом.

— Помогите! — пронзительно кричал принц, распластавшись на земле и обхватив руками голову. — Спасите!

Разгневанный лев спикировал на тело Паладана и полоснул его когтями, вырвав из головы пук золотого пуха.

— Аи! Больно! У меня кровь!

Никто не знал, что делать. Один или два лучника пускали стрелы в безумно кружащего льва, но безнадежно промахивались. Это была не та несчастная львица, что медленно летела по прямой. Крылья разъяренного самца были в два раза сильнее, чем у его незадачливой спутницы жизни. Он неистово маневрировал в небе, и в него практически невозможно было попасть. За то время, которое требовалось на полет стрелы, лев уходил в сторону. Даже лучший лучник страны не смог бы подстрелить зверя, кроме как по счастливой случайности. И когда казалось, что принцу грозит неминуемая смерть, из шатра вышла Лайана. В руке она держала длинный пастуший кнут. Не задумываясь о своей собственной безопасности, девушка твердо встала рядом со скорчившимся на земле принцем. Она стояла, смелая и восхитительная, в лучах заходящего солнца, и щелкала длинным кнутом перед самым носом пикирующего зверя. От резких звуков лев терял ориентацию.

Хищник был сбит с толку. Три или четыре раза подряд он подныривал в воздухе, пытаясь напасть на женщину, которая, широко расставив ноги, крепко стояла на земле. Каждый раз, когда лев опускался, Лайана ловко щелкала кнутом над самой головой зверя, даже не касаясь его, но заставляя менять направление. Некоторое время лев продолжал атаковать, но, когда стало уже совсем темно, отступился и направился в звездную высь. Люди смотрели на парящий на фоне луны силуэт и гадали, вернется ли он.

Солдат немедленно подошел к жене.

— Здорово придумала. Ты очень храбрая.

— Нужно было хоть что-то предпринять.

— И ты решила взять это на себя. — Солдат подхватил Лайану на руки и поцеловал. Девушка несколько смущенно поцеловала его в ответ. Она сомневалась, имеет ли она право обнимать этого человека — незнакомца, который всего несколько дней назад вошел в ее жизнь. Но ей было приятно лежать в крепких объятиях, и она не стала сопротивляться. В груди Лайаны потеплело — такого чувства она не испытывала уже очень давно. Ей нравилось, как пахнет его кожа, причем его запах был до странного знакомым. Лайана предавалась неге.

Принц Паладан неловко поднялся на ноги, ощупывая ссадину на голове — там, где волосы были вырваны с корнем. Он с тревогой обнаружил на пальцах кровь.

— Ну хватит, — резко сказал принц, отряхиваясь. — Девчонка, быстро в мой шатер. Сбегай принеси бальзам или какую-нибудь лечебную мазь. Что, не видишь — я ранен. Только о себе думаешь, растяпа!

— Все, — прорычал Солдат, — с меня достаточно. Это моя жена. И тот факт, что она обо всем забыла, ничего не меняет. Мы уходим. Прямо сейчас.

— Нет, никто не уходит. Я сейчас… Аи!

Солдат подошел к обидчику, вытащил его собственный меч и вонзил меч в ногу принца, пришпилив его к земле. Паладан заверещал, как перепуганная лесным пожаром обезьянка. Бессмертные сгрудились и двинулись вперед, на защиту господина, но Солдат, схватив Лайану за руку, огромными шагами скрылся вместе с женой в темноте. Голгат поспешил следом, готовый прикрывать их отступление.

Принц продолжал громко кричать нечто нечленораздельное, требуя предать Солдата смерти. Воины кинулись за удаляющейся троицей, которая торопливо взбиралась на хребет. За ним открывался оазис султана. Воины принца рекой вылились из лагеря, они торопливо взбирались по песчаной дюне. Казалось, беглецов нагонят, не успеют они и полмили пройти.

Так и случилось бы, если бы не одно обстоятельство. По другую сторону дюны к гребню взбиралась другая армия — армия султана. Они шли войной на принца Паладана.

В отсутствие Солдата и Голгата султан долго сидел, снедаемый ревностью, а Лунна Лебяжья Шейка всхлипывала не переставая и требовала, чтобы ее пустили к принцу, ни на миг не сомневаясь, что он — ее вторая половина. Наконец злоба пышнотелого султана перелилась через край. Загудели рожки, забили барабаны, на равнине перед оазисом собралась армия. Воины были в некотором замешательстве — дело шло к ночи, и вдруг они должны совершить боевую вылазку. Бессмыслица какая-то.

Старшие офицеры настоятельно рекомендовали султану не предпринимать наступления ночью, мотивируя это тем, что в темноте сильно снижается видимость и подчас две роты одного полка сражаются между собой. Уже известны случаи, когда битва заканчивалась тем, что армия побеждала сама себя. Но султан был непреклонен. Он не мог ждать до утра, ему хотелось покончить с этим златовласым шутом немедленно. Принц околдовал возлюбленную Лунну и поплатится за это. Султан не готов смириться с тем, что его жена плачет по другому мужчине. Ни за что. Его армия нападет сегодня же. Они воспользуются эффектом неожиданности.

Он не будет высылать ни послов, ни герольдов. Враг ничего не должен знать о готовящейся войне.

— Никого не посылаем, никакого предупреждения. Бить без пощады, пленных не брать, — заявил решительно настроенный султан. — Перережем их в постелях, они даже не поймут за что. Принц горько пожалеет, что сделал меня рогоносцем. Я вырву его сердце, вытащу его через рот и насажу на свое копье. Заниматься любовью с моей женой?! — Султан едва не захлебнулся от ярости.

— Но он меня и пальцем не коснулся, — заплакала Лунна. — Даже не посмотрел на меня ни разу. Сказал, что я чистенькая и гладкая и на вид ничего, но ему не нужна…

От этих слов султан разъярился еще сильнее. Его жена, самая прекрасная женщина в мире, с презрением отвергнута каким-то высокомерным мальчишкой, который и шматка грязи на ее сандалиях не стоит!

— Бейте в цимбалы! — кричал султан, выхватывая свою кривую саблю. Множество рук тем временем подхватили его и водрузили в седло белого боевого коня. — Раскручивайте трещотки! Мы выступаем!

Далеко идти не пришлось. По пути армии султана встретились Солдат с Лайаной и Голгатом, которые спускались навстречу по склону огромной дюны. Лучники тут же открыли огонь по тем, кто преследовал беглецов. Попав под град стрел, солдаты принца быстро сообразили, что на них напали. Кое-кто повернулся и побежал обратно в лагерь, с губ их слетал призыв хватать оружие. Многие падали, зарубленные насмерть, не добежав до своих какие-то считанные метры. Обе армии зажгли факелы, и вскоре два океана огненных светлячков сошлись вместе.

Солдат, Лайана и Голгат некоторое время наблюдали за происходящим с вершины дюны. Приторный запах крови поднимался на песчаный холм, где в тишине теплого вечера стояли путники. Если бы они сами участвовали в той бойне, все воспринималось бы совсем иначе, но они были только сторонними наблюдателями, а не обезумевшими от страха и возбуждения воинами. Друзья в ужасе смотрели на кровавое побоище, освещенное огнем пылающих шатров, слышали крики, видели, как мужчин и женщин накалывают на острые предметы, отсекают головы… Когда стоишь на чистом воздухе, наполненном ароматами целебных трав, и любуешься приятным вечером, такое зрелище кажется особенно отвратительным.

— Пошли, — сказал Солдат и взял Лайану за руку. — Переночуем в Сизаде, а утром двинемся в Карфагу.

Той ночью Солдат с Лайаной не спали. Они сидели у костра, и Солдат рассказывал жене обо всем, что произошло в ее отсутствие. Он поведал, кем Лайана была раньше и какое бедствие снизошло на родной город. Она внимательно слушала, старалась все понять и осмыслить, но сама ничего не помнила.

— Ты мне нравишься, — сказала Лайана, — думаю, я могла и влюбиться в тебя, несмотря на твои странные глаза, которые проникают в самую душу. Мне нужно заново все постигать — только постепенно, — и тогда я снова стану самой собой.

Во всем произошедшем был и положительный момент. Приступы безумия ее больше не беспокоили. Болезнь покинула Лайану вместе с памятью. И это свидетельствовало о том, что причиной так долго мучавших ее приступов помешательства являлось проклятие. Ведь излечить болезнь ума не просто, это не случается в один день, как произошло с Лайаной. А вот проклятие, напротив, может быть снято разом.

— Мы теперь с тобой одинаковые, — сказал Солдат; они сидели, обнявшись, и глядели на яркие звезды. — Мы оба потеряли прошлое. Я не помню, что было со мной до того, как я попал в Гутрум. Ты потеряла память совсем недавно, и теперь нас связывает отсутствие воспоминаний. От этого мы еще ближе друг другу.

— Я действительно хочу приблизиться к тебе, мне с тобой спокойно, хотя я не до конца тебе доверяю.

— Ты правильно сказала: постепенно все придет. Сердце само подскажет тебе дорогу.

— Когда ты так говоришь, я и впрямь начинаю в тебя влюбляться.

Спэгг несказанно обрадовался возвращению друзей. Он успел утомиться от своей дородной возлюбленной, или, скорее, она успела утомить его. Спэггу не терпелось двинуться в путь.

— Я ужасно здесь мучился, — сказал он друзьям. — Блохи, жара, пыль. Вы-то неплохо провели время. Представляю себе: скачешь по пустыне, окрестности рассматриваешь… не то что я. Посмотрите на эту комнату, по одному ее виду можно понять, как плохо здесь обстоят дела. Да в этом городе найти прачечную — все равно, что искать золотую пыль в кармане у нищего. А еда и вовсе гадость.

На следующий день все четверо — Солдат, Спэгг, Голгат и Лайана — тронулись в путь, в Карфагу. По прибытии они обнаружили, что население решительно настроилось дать отпор неприятелю. Люди начали отходить после первого потрясения, когда карфаганская армия была разгромлена ордами варваров. Мужчины и женщины активно тренировались с тех пор, как Солдат уехал на поиски Лайаны. Новая армия заметно помолодела. В рекрутах недостатка не было, потому что почти каждого юного карфаганца с самого рождения воспитывали воином. Эта профессия считалась самым благородным занятием; затем следовали художники, купцы и ремесленники были на третьем месте, а в последних рядах уважаемых профессий стояли доктора, кудесники и артисты. Однако у карфаганцев была одна проблема: старый военачальник Джаканда погиб в битве у ворот Зэмерканда, и теперь требовался новый главнокомандующий. Сенаторы никак не могли решить, кого назначить. Одни были слишком юны, другие слишком стары, а всем прочим недоставало опыта. Карфаганские вельможи были наслышаны о Солдате и его подвигах, а также о его заслугах в Красных Шатрах. И потому, когда до сенаторов дошли известия о том, что Солдат вернулся в Карфагу, за ним немедленно послали. Он предстал перед сенатом, и его попросили подробно рассказать о своем боевом опыте.

— Я не могу рассказать вам всего, — начал Солдат, — ибо первая половина моей жизни стерта из памяти. Но я точно знаю, что в прошлом был воином. Я солдат всю свою жизнь.

Сенаторы, вполне удовлетворенные словами Солдата, спросили, не согласится ли он возглавить военную операцию по освобождению Гутрума.

— Мы должны вернуть утраченную репутацию, — объяснили сенаторы. — Мы — военная держава. Войной мы зарабатываем себе на жизнь. Клеймо позора нелегким грузом лежит на наших плечах. Как государства теперь будут доверять нам охрану своих границ? Уничтожить армию, которая сейчас осаждает Зэмерканд, — для нас дело чести.

— Я согласен возглавить операцию, — сказал Солдат. — Но почему выбрали меня?

— Я сказу тебе честно, Солдат, — ответил старший из сенаторов. — Мы выбрали тебя, потому что ты иноземец. Если ты проиграешь, это будет твоя вина, а не вина карфаганской армии. Только ты несешь ответственность за поражение. Ты один.

— А если я одержу победу?

— Это будет победа воинов, которых ты поведешь в бой, Красных Шатров. Тогда все узнают, что карфаганцы — лучшие солдаты на земле, потому что любой может победить с такими воинами, как они, даже иноземец.

— Так что неудача — моя, а слава — ваша.

— Именно так.

Сенаторы ждали ответа, даже не сомневаясь, что Солдат откажется.

— Я принимаю ваши условия, — тихо произнес он после некоторого раздумья. — Мы должны уничтожить армию ОммуллуммО и возвести на трон его сына.

Сенаторы, удивленные таким решением, молча кивнули. Главный сенатор протянул ему маршальский жезл. Теперь Солдат командовал Красными Шатрами.

Голгат возликовал, услышав новости.

— Ну все, мы вернемся и разгромим ханнаков!

— Или сами погибнем, — сказал не столь окрыленный Солдат, у которого было время поразмыслить. — Не забывай, однажды варвары нас уже разбили, когда ОммуллуммО воодушевил их своим появлением. Сначала нужно одержать победу в сердце.

Лайана не стала предсказывать исход битвы. По правде говоря, она вообще очень мало говорила. Единственное, что она сказала, звучало как требование:

— Я хочу купить доспехи.

— Что? — переспросил Солдат.

— Я тоже хочу сражаться со всеми…

— Уж увольте, ваше высочество, — воскликнул Спэгт, — меня не считайте, я не собираюсь во всякую заварушку лезть с этими сумасшедшими.

Лайана упрямо вздернула голову.

— Я все равно намерена драться.

— Не стоит, — сказал Солдат, — ведь у тебя нет никакого опыта.

— А откуда тебе знать?

— Я знаю только…

— Помнишь, ты сам говорил, что просто почувствовал, что раньше был воином. Я тоже чувствую, что пригожусь в бою.

— Но тебя могут убить.

— Тебя тоже.

Какие бы Солдат ни выдвигал аргументы, ни один из них не мог сломить решительного настроя Лайаны. Наконец Солдат отвел ее к оружейнику, и тот подобрал принцессе специальную карфаганскую кольчугу. Она была не единственной женщиной в армии. Среди карфаганок было много рядовых и младших офицеров. Солдат сказал Лайане, что она будет при нем в штабе, но шатер под ее командование не выделят.

— Все карфаганцы, записываясь в армию, начинают рядовыми. И со мной так же было. Поэтому ты для начала побудешь обычным солдатом. От меня не отходи ни на шаг, чтобы мы могли друг за другом приглядывать.

— Надеюсь, ты не станешь ограждать меня от битвы?

— На это времени не останется, даже не сомневайся. Дел будет по горло, только успевай рубить направо и налево. Если выживем — считай, повезло. Ханнаки и люди-звери в Зэмерканде укрепились, и победить их не так-то просто.

— Что-нибудь еще?

— Я связался с бхантанскими принцами и пообещал им выдать голову Гумбольда, если они нападут на врага с тыла и отрежут варварам пути к отступлению.

— Да, это самое меньше, что ты мог сделать.

Так и решили. Солдат отправился в гавань, чтобы проконтролировать погрузку военных кораблей, на которых его армия переправится на другую сторону Лазурного моря и пристанет к берегам Гутрума.

Несколько дней спустя, когда флотилия уже была готова к отплытию, прилетел Ворон.

— Вы только поглядите! Маршальский жезл тебе к лицу. Только не зазнавайся. Тебя нелегко отыскать в последнее время.

— А где ты меня искал?

— Я все до последнего ярда обшарил в Уан-Мухуггиаге, побывал в Сизаде и сразу направился сюда.

— Что нового?

— Ханнаки и люди-звери сошли с холмов, собрались у города и готовятся к обороне. А ведь из нор вытянуть их может только запах предстоящей битвы.

— Им известно, что я возглавляю военную экспедицию?

Ворон покачал черной пернатой головой.

— Нет, этого даже я не знал. Я случайно в Сизаде услышал об их маневрах.

— А что там нового?

— Султан Офирии разгромил войско Паладана. Теперь голова принца красуется на палке возле большого оазиса. Он просто милашка.

— А Лунна Лебяжья Шейка как себя чувствует?

— Умерла от разбитого сердца.

Солдат был потрясен, для него эта новость оказалась полнейшей неожиданностью. Он не сомневался, что Лунна немного поплачет и успокоится, а тут…

— Умерла?

— Впала в меланхолию и угасла за неделю.

— Люди даже от голода за неделю не умирают. Странники — те месяцами постятся.

— Ее что-то глодало изнутри. Глаза Лунны перед смертью совсем ввалились и помутнели, тело высохло, она постоянно плакала. Говорят, сквозь ее ладонь просвечивала зажженная свеча. И однажды утром жизнь просто покинула бедняжку. Султан места себе не находит от горя. Приказал положить ее в хрустальный гроб, из которого удалили воздух, чтобы тело не разлагалось. Хрустальный гроб стоит в гробнице со стеклянными стенами, и он возле него днюет и ночует. Сам стал худым, как зимняя лисица. Вокруг этой печальной пары потихоньку сооружают парк, полный экзотических деревьев, кустарников и цветов. Султан посылает во все четыре стороны света за обезьянами, фазанами и леопардами, чтобы заселить его.

Солдат покачал головой:

— Никогда бы не подумал.

— Видишь, не все на свете ты знаешь.