Похороны чародея

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Теперь над южной частью материка Гвендоленд появились звезды. Шагая по единственной дороге к Уан-Мухуггиагу, Солдат задумался, что бы это могло означать. Видимо, власть ОммуллуммО распространялась не повсюду. Под его контролем находилась только северная часть страны и, вероятно, южная оконечность континента. Возможно, чародей просто решил, что не имеет смысла держать в кулаке весь Гвендоленд, поскольку не собирался распространять свое влияние на страны по ту сторону океана.

Покрытая желтой коркой дорога извивалась по сильно пересеченной местности. Ветер постепенно крепчал, набирая силу и поднимая пыль. С востока тянуло горячим воздухом. Погода переменилась, но Солдат не придал этому особого значения. На его сердце лежала тяжесть. Сейчас он мог думать лишь о поисках жены. А что касается судьбы Зэмерканда — так это теперь в руках Гумбольда. Возможно, находящиеся под его подчинением имперские войска удержат город, а может, и нет. Наверняка найдутся предатели, которые откроют врагу ворота. С другой стороны, город не так-то просто взять осадой. По крытому каналу будут доставлять припасы. Если только варвары не обоснуются у морского выхода из канала, ждать капитуляции Зэмерканда им еще очень долго.

Сквозь водовороты песка Солдату удалось разглядеть небольшую рощицу чуть поодаль. Деревья откидывали в лунном свете тени на дорогу. С другой стороны рощи в черные решетки теней въехал всадник. У него на плече сидела птица, как показалось Солдату — сова. Человек с птицей ехал прямо навстречу, по той же стороне дороги. Лошадь двигалась неторопливым шагом.

Солдат взялся за меч и приготовился при первой необходимости им воспользоваться. Не стоит доверять незнакомцам, бродящим посреди ночи вдали от людского жилья. Однако всадник и не думал хвататься за оружие. Он был весь укутан в охотничье облачение, и единственным оголенным участком тела оставались глаза — сквозь узкую щелку всадник смотрел на дорогу. Солдат отступил вправо, пропуская лошадь незнакомца, поскольку сам всадник не выказывал намерения его объезжать.

Солдат и незнакомец миновали друг друга, не проронив ни слова. В последнюю секунду Солдат взглянул на лицо незнакомца. Лошадь вместе с ездоком и совой миновала Солдата, клацая копытами по сухой земле.

Ветер крепчал, песок бил по спине. Солдат втянул голову в плечи и стал размышлять, где бы ему укрыться от бури. Справа от дороги виднелось скопление крупных валунов. К тому времени, как он добрался до убежища, видимость снизилась до сотни ярдов.

Внезапно Солдат остановился — его осенило! Он обернулся и стал пристально смотреть на дорогу. То же самое сделал и встреченный несколькими мгновениями раньше ездок. Сложно было рассмотреть что-нибудь вдали из-за темноты и висевшего в воздухе песка, фигура всадника едва вырисовывалась на фоне окружающего ландшафта. Очевидно, незнакомца посетило то же открытие, что и Солдата, только раньше. Теперь они оба что-то знали, и всадник возвращался, без всякого сомнения, вооруженный. Он надеялся застать Солдата врасплох, подкравшись сзади.

Это было последнее, что увидел Солдат, — потом все скрылось в порывах разбушевавшейся песчаной бури. Солдат нашел расщелину между двух камней, развернул плащ и устроил подобие навеса, защищавшего от пыли и песка. Все это время он думал о наезднике, укутанном в холстину, и о том, кто может скрываться под слоями ткани. В первые часы ночи волшебные ножны дважды предупреждали его о присутствии врага, но в итоге так ничего и не произошло, а когда забрезжил рассвет, предупреждения прекратились.

Несколько часов спустя, когда непогода улеглась, Солдат вышел из-за скопления валунов и стал искать следы всадника. И ничего не нашел. Все скрыла буря.

Солдат снова тронулся в путь и два дня спустя добрался до Сизада.

Отыскав таверну, где оставался Спэгг, Солдат обнаружил там не только торговца руками, но еще и Голгата. Оба несказанно обрадовались при виде целого и невредимого товарища. Их самые страшные опасения не подтвердились, он вовсе не пал с другими братьями по оружию на поле боя. Солдат вкратце рассказал о том, как переправился через море и какое царит в Карфаге несчастье. Наконец повествование подошло к концу, и Спэгг протянул ему чашу с вином.

— Друзья, — сказал Солдат, — какой ужасный день.

Спэгг кивнул, оглядывая товарища с ног до головы.

— Да уж, тебя здорово потрепало. Только взгляни!.. Меч побит не хуже сковородок моей мамочки, одежда в сплошные лохмотья превратилась, а в волосах пыль с доброй половины материка собралась, остальная — к лицу прилипла. Тебе неплохо бы желудок прочистить. Я бы предложил еще и молоденькую дамочку в придачу, но знаю тебя и твои странные принципы — для жены себя бережешь или как ты это там называешь…

Солдат покачал головой:

— Да уж, повеселился на славу. Если говорить по правде, я бежал. Бежал с поля боя. Настоящий воин остается с товарищами и погибает в бою со своим шатром. А я бежал.

— Битва была проиграна, командующий пал, все закончилось, — твердо возразил Голгат. — Не терзайся. Никому бы ты не помог, если бы остался на поле, когда варвары добивали раненых. Назови это отступлением.

— И все же я бежал.

— Знаешь, тебе неплохо было бы отдохнуть, — сказал Голгат. — Нам всем сейчас несладко. Одно утешение — город не сдался. Канал все еще открыт. Я по нему и выбрался. Брат назвал меня трусом, но я все равно поехал, потому что знал: если ты жив, тоже направишься сюда.

Солдат по-дружески сжал его кулак и отвел взгляд.

Вконец измотанный, он откинулся на тахту в углу комнаты и разрешил Спэггу снять с него доспехи.

— Пару ночей назад мне по пути встретился один человек. На дороге в Карфагу.

— И что? — спросил Голгат.

— Я заглянул в его лицо, освещенное лунным светом, когда мы миновали друг друга. Я не сразу понял, в чем дело. А когда понял, было поздно — началась песчаная буря. Похоже, он тоже кое-что заподозрил, даже раньше меня, потому что развернулся и стал возвращаться.

Спэгг глядел на Солдата, разинув рот. Голгат кивнул.

— И что вы оба увидели?

— Это был призрак, — осенило Спэгга, — он хотел сожрать тебя.

— Нет. Голубые глаза. У него были голубые глаза.

— А я думал, что ты в этом мире один такой голубоглазый, — сказал Спэгг. — Ты хочешь сказать, что незнакомец прибыл из твоего мира?

— Не знаю, — устало ответил Солдат. — Если да, то мы враги. Я не могу этого объяснить, я просто чувствую, уверен. А теперь мне надо поспать. Простите, друзья, я столько дней…

Предложение он не закончил. Спэгг укрыл Солдата одеялом и приложил к губам палец, но Голгат и сам понял, что лучше не шуметь. Гутрумитский воин вышел из комнаты и направился вниз, чтобы выпить и поразмыслить, что к чему.

Ястреб камнем падал на Ворона. Черная птица резко свернула в сторону и бросилась вниз, к волнам. Дул сильный ветер, и высокие волны катились по беспокойному, белому от пены морю. Внизу было небезопасно: у самой поверхности охотились хищные рыбы. Они выпрыгивали из воды, хватая птиц на лету. Ворон частенько видел, как это происходит. Чайки и глупыши исчезали в глотках акул и морских щук. Глядишь, вот он, летит свободный и вольный, а в следующий миг его уже утащили под воду и съели.

Ястреб вырулил из траектории падения и взмыл вверх, держась над Вороном, но теперь не торопясь нападать.

— Ага! Испугался промахнуться! Да уж, водица-то близко, — поддразнивал его Ворон. — Как же хозяин не наделил тебя особыми способностями вроде храбрости и дерзости?

Ворон уже понял, что ястреба послали с ним расправиться. ОммуллуммО приказал хищникам — орлам, ястребам, соколам — уничтожить всех воронов в мире, полностью истребить их как вид. Однако хитрые вороны умеют выживать. Будет жестокая бойня, но многие спасутся от уготованной им участи.

Ворон взмывал вверх и опускался к водным кручам, не забывая следить за летящим в небе преследователем. Обе птицы уже начали уставать и подверглись нападению чаек, когда летели над побережьем. Морским птицам не нравится, когда на их территорию вторгаются птицы континентальные. Подобная агрессия сплачивает их, и они, отбросив на время мелкие дрязги, объединяются и атакуют нарушителя границ своих владений. Большого ястреба и ворона долго еще преследовали в море, пока наконец чайки не устали и не повернули к берегу.

Пена и брызги летели в глаза и мочили перья Ворона. Он намок и теперь стал тяжелее, чем раньше. Ему требовалось немало сил, чтобы продолжать полет, не сбиться с курса. Ястреб поначалу отстал, но теперь снова умудрился нагнать Ворона и летел высоко над ним, придерживаясь правой стороны.

Вскоре впереди показалась небольшая группа островов. Ворон боролся с искушением опуститься на клочок суши и перевести дух, собраться с силами, прежде чем совершить последний рывок до Гвендоленда. И все же он пролетел мимо этих островков песка и камня, прекрасно сознавая, что, лишь только он попытается приземлиться на какую-нибудь подходящую ветку, на него тут же спикирует ястреб.

Наконец показался долгожданный континент. Ястреб стал снижаться и попытался применить стратегический маневр, которые используют гончие псы. Он молнией пронесся над гребнями вздымающихся волн и, резко развернувшись, подрезал Ворона в полете. Но ястребу не хватило простого мастерства собрата по охоте — гончего пса. Для смертельного удара ястребу требовалось увеличить свой вес за счет ускорения, которое он приобрел бы, спикировав с высоты.

И потому хищник начал подниматься в небо, чтобы предпринять последнюю попытку убить Ворона.

Он достиг только половины желаемой высоты. Полет давался ему с трудом, ястреб поднимался все медленнее и медленнее, остановился в воздухе и завис в кобальтовой сини. Затем крылья хищника сложились, он камнем полетел вниз и рухнул в море. Обессилевшая птица билась в воде, изредка хлопая крыльями. Жизнь медленно покидала ее. А затем произошло неизбежное: из морских глубин вынырнула полная острых зубов пасть и прекратила страдания неудавшегося охотника. Одинокое серое перышко колыхалось теперь на водной глади, напоминая о случившемся.

— Поделом тебе, когтистая куча перьев.

Ворон, довольный, что отделался от преследователя, полетел вдоль береговой линии, где его вновь некоторое время преследовали чайки, а затем нашел деревце, на котором можно было спокойно присесть и передохнуть.

— У меня послание. ИксонноскИ просил передать тебе, что находится в безопасном месте. Ему жаль, что вы проиграли; как только он станет Королем магов, дикие племена северян вновь будут подавлены. Так, что еще? — Ворон почесал голову когтистой лапкой. Трое зрителей взирали на этот акробатический номер раскрытыми от изумления глазами. — Ах да, еще он рад, что тебе удалось спастись, и желает удачи в поисках жены.

Солдат кивнул:

— Значит, насколько я понял, он не побоялся рассказать тебе, где прячется?

— Только потому, что я однажды предал тебя, не надо думать, будто я буду теперь предавать всех и вся.

— Нет, конечно. Но не исключаю, что ты на это способен. — С некоторой долей разочарования Солдат добавил: — Значит, тебе он доверился, а мне — нет.

— Я посланник. Я должен знать, куда доставлять почту. Слушай, ты все никак не можешь забыть о том, что я тебя предал. Так вот знай, что я жизнью рисковал, доставляя тебе это послание. ОммуллуммО выслал за мной ястреба. Кровожадная бестия хотела выпустить мне кишки. И вот вся твоя благодарность?

Спэгг спросил:

— А что случилось с ястребом?

— Умер у меня на глазах — не выдержал гонки. Рухнул с неба камнем. Застрял в пищеварительном тракте акулы. Если тебя кто-нибудь спросит, кто из птиц сильнее, ястреб или ворон, можешь смело говорить, что вороны способны творить чудеса, когда надо показать стойкость духа, а ястребы вообще ни на что не годны.

Ворона поблагодарили за послание, накормили и отправили на все четыре стороны.

Солдат все еще был подавлен из-за поражения, хотя и начал потихоньку смиряться. Он решил, что нельзя забивать себе голову такими проблемами в то время, как жена сидит где-то замурованная в темницу, а может, даже страдает от жестокой руки деспота. Пора браться за дело.

Голгат организовал встречу с офирийским султаном. Спэгг остался в таверне, а Солдат и Голгат взяли провожатого и направились к оазису, что располагался вдали от города, в самой пустыне. В первый раз Солдат путешествовал на верблюде.

— На верблюде надо ехать, перекатываясь, — объяснил Голгат. — Представь, будто ты на корабле.

— Стараюсь, — ответил Солдат, который не испытывал особого восторга от езды на верблюде, — но каждый раз, когда эта бестия поворачивается вправо, я качусь влево. Горб слишком мягкий, удержаться на нем невозможно. Такое чувство, что я вот-вот упаду.

— Привыкнешь.

Верблюд, на котором восседал Солдат, повернул голову, взглянул на своего неловкого седока и с чувством плюнул огромным шматком жвачки в стену ближайшей хижины. Слюна с силой ударила в дверь, обдав ее брызгами. Заметив это, взбешенный обитатель жилища выглянул из окна и наградил Солдата жестом, который в любой культуре истолковывается однозначно. Солдату очень хотелось послать тому ответное пожелание, но Голгат вовремя его остановил:

— Все закончится потасовкой, а у нас еще полно дел.

День был в самом разгаре, когда друзья добрались до дрожащего в горячем воздухе оазиса. Из-за пальм вышел огромный золотой зверь, сверкавший так ярко, что у Солдата защипало глаза. Это существо бежало и трубило огромным длинным хоботом, будто предупреждало о том, что вот-вот протаранит приближающихся верблюдов. Сопровождающий тут же дал деру, оставив своих подопечных на милость атакующего слона. А поскольку верблюды не подчинялись им, Солдат с Голгатом были беспомощны. Они просто сидели и ожидали неизбежного.

Неизбежное оказалось лучше, чем можно было предположить. Прямо перед ними слон резко остановился, по-прежнему трубя и топая ногами. Теперь стало ясно, что он изготовлен из желтой меди и весь покрыт странными символами, а яростный огонь, что пылал в его глазах, оказался искусственным.

На спине механического чудища крепился удивительной красоты латунный паланкин — воистину произведение искусства — с зарешеченными оконцами и четырьмя роскошными флагштоками, на каждом из которых крепился цветной треугольный флажок. Как и сам слон, паланкин был отполирован до блеска. При ближайшем рассмотрении на металлической «шкуре» слона стали различимы маленькие дверцы без ручек — без сомнения, ячейки, за которыми скрывалось секретное содержимое. Ноги слона — округлые медные ножны, точно подогнанные друг к другу, которые складывались наподобие подзорной трубы, так что ноги машины сгибались и разгибались при ходьбе.

Одно из окошек паланкина открылось, и из него высунулся толстый улыбающийся человек. Тут же поднесли золотую лестницу, по которой человек спустился со спины латунного слона. Заметив, какое впечатление его транспорт произвел на странников, обладатель желтого слона рассмеялся.

— Восхитительная игрушка, правда? Из самого Ксиллиопа, города латуни, что лежит в жарких песках пустыни Джа-джа. В Ксиллиопе все сделано из латуни. Там есть маленькие-маленькие игрушки и большие-большие часовые механизмы. Тамошним литейщикам и плавильщикам нет равных. Они могут сравниться в мастерстве с великим Создателем мира — богом, который сделал всех людей и зверей на суше, птиц в небе и населил рыбами все десять внешних морей и два внутренних.

Голгат сразу понял, что их пытаются вызвать на спор: один бог создавал мир или несколько. И если он все-таки позволит втянуть себя в дискуссию, то укажет на то, что сотворение мира — работа слишком большая для одного бога. Идея, что мир вообще был сотворен, кажется нелепой образованному человеку. Самые рациональные философы сошлись во мнении, что мир уже существовал, когда на него прибыли боги и обосновались на горных вершинах, а потом сделали людей и заселили ими долины и низменности. А если мир и был кем-то сотворен, как заявляли величайшие из философов, тогда его выплюнула гигантская ильная рыба.

— Прекрасный зверь, — сказал Солдат и провел ладонью по латуни, горячей, как раскаленная плита. — Вы просто счастливчик.

Владелец замечательного слона просиял от удовольствия.

— Идите сюда. Я султан Офирии. Приглашаю вас в свой шатер. Составьте мне компанию. Попьем горячего-прегорячего чаю с сухим печеньем.

Султан был одет в зеленые воздушные шелка, на голове его возвышался огромный белый тюрбан, к которому был пришпилен драгоценный камень размером с кулак Солдата. Пальцы босых ног султана были унизаны кольцами, лодыжки были украшены бусами. На золотом поясе болтался инкрустированный алмазами клинок. В ямочке на подбородке сиял изумруд.

Одна рука султана была сделана из чистого золота, внутренние части ее были механическими. Голгат успел поведать Солдату, что руку откусил крокодил, когда султан еще ребенком играл в протекающей по дворцовому парку реке. Теперь тот самый крокодил был его домашним животным, и султан с ним никогда не расставался. Он возил его с собой повсюду в хрустальном аквариуме, который стоял на повозке, запряженной шестью прекрасными буйволами мышастой масти.

Никто не мог сказать, какие отношения связывали султана с его питомцем. Кто-то говаривал, что владыка день и ночь пытает несчастное существо. Другие считали, что, поскольку в крокодиле находится часть самого султана, то он по праву должен пользоваться всеми правами, положенными правителю Офирии. Одно было известно наверняка: султан никогда не скармливал крокодилу врагов — это была привилегия его излюбленных собак. И потому логично было бы предположить, что близость султана и крокодила завязана на мистическом родстве душ.

Султан направился к своему шатру, и вокруг владыки засуетились слуги и рабы — точь-в-точь деловитые муравьи. Они безмолвно создавали удобства на пути султана: мужчины несли над его головой огромные зонтики от солнца, женщины разворачивали под его ногами ковры, чтобы украшенные драгоценными камнями стопы не касались земли. Рядом бежали дети с прозрачными, покрытыми капельками росы освежителями воздуха и дули в антилопьи пузыри, прикрепленные к проколотым бамбуковым шестам.

Шатер был огромен — почти такой же величины, как военные шатры карфаганской армии; его темно-синюю ткань украшали колокольчики, которые на разные голоса позванивали на легком ветерке. От края шатра на двадцать метров в стороны отходили навесы, дававшие тень прекрасным мужчинам и женщинам, чьи пышные одеяния говорили об их принадлежности к знати.

Едва друзья поравнялись с деревьями, Солдат стал свидетелем одной смерти.

Телохранители султана крепко схватили какого-то человека, зажав руками его рот и нос. Несчастного держали так до тех пор, пока его глаза не вылезли из орбит, а лицо не посинело. Затем, к немалому потрясению Солдата, в глотку пленника быстро втиснули осиное гнездо, единственным отверстием внутрь. Бедолага сделал рефлекторный вдох и с силой втянул в себя воздух, а вместе с ним целый рой ос. Насекомые тут же стали жалить его в глотку и легкие.

Человека швырнули на землю; он некоторое время бессвязно стонал и вскоре задохнулся от того, что внутренние органы раздулись до чудовищных размеров.

— Что он сделал? — спросил Солдат.

Султан плюнул на тело и прошипел:

— Он смотрел на мою жену.

— И только?

— Моя драгоценная Лунна Лебяжья Шейка купалась. Этот дьявол сделал себе костюм из собачьей шкуры и прокрался к краю бассейна. Она приняла его за одну из гончих. Мерзавец увидел мою дражайшую, в чем ее родила замечательнейшая из матерей. Знал ведь, что умрет ужасной смертью, и все равно не мог устоять перед чарами Лунны! Она так прекрасна, что мужчины теряют головы и все готовы отдать, лишь бы взглянуть на нее хоть одним глазком. Это произошло год назад. С тех пор нечестивца каждый день понемногу пытали. А сегодня по доброте душевной я даровал ему избавление от мук.

С неподдельной искренностью в голосе Голгат сказал:

— Вы очень добры, о повелитель.

Султан развел руки.

— Ну конечно же. Ведь я султан.

— Совершенно верно.

Султан проводил гостей в шатер и пригласил их рассаживаться. На каждый из многочисленных ковров можно было купить маленькое королевство. В тени, в глубине шатра, виднелись тусклые очертания продолговатой хрустальной емкости, из которой иногда доносился плеск воды.

Потягивая чай, Солдат попросил султана об услуге, объяснив, что его дорогая жена находится в плену в Уан-Мухуггиаге и ему требуется помощь султана в ее поисках.

Султан с энтузиазмом откликнулся на просьбу Солдата.

— Сами звезды послали тебя ко мне с этой бедой, — начал он взволнованно, — потому что моя собственная милая любимая жена тоже пропала и находится в плену у этого разбойника, у этой свиньи, Халифа Сильнейшего. Он устроил налет на мои дворец, когда меня не было. Той ночью я вырвал на себе все волосы и поклялся, что он умрет. Помоги мне вернуть мою любимую женушку, и я помогу тебе найти твою.

Солдат не слишком долго обдумывал это предложение, потому что знал, что от него ожидают быстрого ответа.

— Я сделаю все возможное, чтобы вырвать вашу жену из лап вора и похитителя Халифа.

— Сильнейшего. Халифа Сильнейшего. В пустыне очень много Халифов. Ты должен найти именного того, кого нужно, иначе мне попадется уродливая жена, и я не буду знать, что мне с ней делать. Если ты украдешь наложницу Халифа Лютого, мне придется отослать ее обратно, что будет унизительно для нас обоих. Если возьмешь любовницу Халифа Рыжего, мне придется бросить ее на съедение крокодилам, что ранит мои нежные чувства. Если украдешь возлюбленную Халифа Мучителя, моего брата, ты навлечешь на мою семью войну, и много людей падут жертвами меча. Нет-нет. Моя Лунна Лебяжья Шейка, самая прелестная женщина в мире, именно у Халифа Сильнейшего.

Солдат мельком взглянул на Голгата, на лице которого застыло блаженное выражение паломника, только что вернувшегося из похода по святым местам.

— Запомнил: Халиф Сильнейший. Я найду твою жену Лунну. А Лунна только одна, или их тоже много? Лунна Газелья Шейка, к примеру?

Султан был потрясен.

— Нет, конечно же, нет! Есть только моя Лунна.

— А в каком направлении лежат владения Халифа Сильнейшего?

— К западу. — Султан пристально посмотрел на лицо Солдата. — Да, я слышал, что у тебя синие глаза, каких не сыскать. Странно, очень странно. Хотя на прошлой неделе я слышал о человеке с точно такими же глазами, который ехал на восток. Караванщики встретили его по пути. Он говорил на странном-престранном языке. Ты слышал о нем?

— Я слышал о нем, но его личность остается для меня загадкой. Я даже видел его. Думаю, он хотел меня убить.

— Да, говорят, что он ищет человека с такими же глазами, как у него. Но все равно он направился на восток, а ты отправляешься на запад. Скорее всего, вы никогда больше не встретитесь. Мне рассказывали, что у него жестокое-прежестокое лицо — не такое, как у нас с тобой, а преисполненное злобой. Горькие мысли исказили его черты. Его сердце, мне сказали, полно ненависти.

— Не такое, как у нас с вами, мой повелитель.

— Нет. Мы милейшие из людей и ни на кого не держим зла. Мы исполнены добротой, как эти кубки наполнены вином. Впрочем, пора. Так пей же, пей, ведь облака, что ввечеру плывут, охотником накинут петлю света на башню во Дворце султана.

Трое мужчин поднесли к губам золотые кубки и испробовали вино, которое заставило бы и соловья петь ради еще одной капли.

— Последние твои слова… — промолвил Солдат. — Кажется, я где-то их уже слышал. Похоже на стихи. Мне это что-то смутно напоминает, что-то пробуждается в глубине сознания…

— Мне тоже, — пробормотал Голгат, и глубокая морщинка прорезалась между его бровей.

— И мне, — сказал потрясенный султан, — а ведь у меня плохая память на стихи.

Все трое стали размышлять о величии прекрасных слов. Затем последовали три глубоких вздоха — ни один из присутствующих не смог вспомнить, где услышал эти строки в первый раз. Султан сказал, что здесь кроется одна из величайших загадок жизни и, без сомнения, один из них проснется посреди ночи и выкрикнет имя поэта, но забудет его еще до того, как утро выкатится из темного кубка ночи.

И вновь все трое потрясенно замолчали, погруженные в раздумья.

Солдат проснулся незадолго до рассвета и понял, что заснуть не сможет. Ему снилась Лайана, и он очень расстроился, не обнаружив ее рядом.

Остальные пока спали, и он пошел прогуляться по песчаным дюнам. Как только лучи солнца коснулись высокой дюны, Солдат увидел двух демонов, которые шагали по самому гребню. Они шли не спеша, рука в руке, и весело потешались над забавным случаем — один из демонов вошел в человека и заставил его броситься со скалы.

Демоны подходили ближе, и глаза их превратились в желтые щелочки на длинных страшных мордах. В подобных обстоятельствах человек должен быть готов к тому, что его разорвут на куски. Демонам не нравится, когда их прогулки прерывает своим появлением смертный.

Но когда они приблизились, выражение лица одного из демонов изменилось, и он бросил мимоходом:

— Я не видел тебя случайно на похоронах чародея?

— Видел, — уверенно ответил Солдат, понимая вдруг, насколько ему повезло. — Помню, мы даже перекинулись парой словечек.

— Да, я тебя сразу узнал. У меня хорошая память на лица.

И с тем демоны продолжили прогулку, все еще посмеиваясь над недавней встречей, которая закончилась самоубийством глупого человечишки. А Солдат пошел своим путем, удивляясь собственному везению и любуясь наступающим днем.