Поход на Киев (СИ)

Глава 8 Ростислав

Он слышал, как натужно скрипит тетива на луке, этот звук преследовал его ночами во сне, эхом отдаваясь в голове. Как и всё то, что последовало потом. Быстрая стрела, стремительный полёт и поникшее тело Настасьи. Дунай снова и снова разрезал ей чрево, чтобы убедиться, что женщины не врут, что она действительно ждала ребёнка от него. Но во снах крови было больше, намного больше, а маленький плод младенца и вовсе превращался в какого-то уродца, больше похожего на лысую крысу. А затем в ускоренном темпе проносились воспоминания о пытках богатырей, о той боли, что пришлось им испытать за ту роковую ошибку своего командира. Те из них, что были кастрированы или как-то иначе искалечены, ушли в монастырь. Но их измученные, израненные тела вновь и вновь появлялись во снах Дуная. Вот и сейчас он проснулся в кошмаре. Проснулся довольно рано и обнаружил, что ему невероятно холодно. Утренняя летняя прохлада дополнилась ещё сильным ветром и небольшим дождём. Небо нахмурилось. Не было худшей погоды для военного похода, чем эта. Совершенно не хотелось выбираться из палатки. Но нужно было идти вперёд, нужно было готовиться к битве. Воины Змея Горыныча были уже совсем рядом, со дня на день должна была случиться встреча. Дунай ещё пытался заснуть, но холод не давал ему покоя, а вскоре приехала и разведка, возглавляемая наёмником Гаврюшей — старым приятелем Добрыни Никитича.

— Ну чего, нашли Ростислава? — спросил Дунай Иванович.

— Нет, не нашли воевода, — отвечал Гаврюша, — нашли кое-что похуже — самого Змея Горыныча.

— Хм, и как же вам удалось уйти живыми?

— А мы близко не подходили. Издали смотрим: он сидит, весь в чешуе, три головы, как и рассказывают. Не взлетает, не шевелится. Может спит, не знаю. Мы проверять не стали, решили сначала доложить. Всё-таки двадцать человек против одного Змея — как-то маловато.

— Ну, пойдём, посмотрим на вашего Змея, — отвечал богатырь, забираясь на коня. В такую погоду под мелкими каплями дождя меньше всего хотелось куда-то ехать. Но возможность разом прихлопнуть Змея Горыныча манила, как блеск жемчуга. Впрочем, это могла быть и какая-то ловушка. Поэтому богатыри ехали осторожно, неспеша. Пока добрались до места, все промокли до нитки. Наконец, их взорам предстал небольшой холм, на котором лежал огромный валун. Но Гаврюша убеждал, что это на камень, а самый настоящий Змей Горыныч. Богатыри и наёмники стали со всех сторон окружать холм. Когда подошли ближе, поняли, что Гаврюша прав. Здесь, на вершине действительно совершенно неподвижно сидел большой трёхглавый Змей. Человек, встав даже в полный рост, был лишь в половину роста этого чудовища, если оно вытянет три своих шеи. А сейчас эти шеи были вытянуты вверх, однако ноги были поджаты, что уменьшало рост существа. Позади торчал длинный хвост, крылья были совсем маленькие, не приспособленные для полёта, на каждой голове словно корона росли рога. Богатыри медленно забирались на холм, стараясь держать строй. Копья выставили вперёд, в любой момент были готовы к схватке. Но Змей так и остался сидеть неподвижно, словно неживой. Вблизи он был похож на какую-то искусственную куклу, не подавал признаков жизни и даже не дышал. Длинные шеи с лёгкостью колыхались на ветру, как листья дерева. Дунай зашёл спереди, чтобы взглянуть прямо в страшные хищные глаза. Но у существа не было глаз, вместо них лишь темнота. Дунай коснулся копьём длиной шеи и легко проткнул её, словно тряпочную. Внутри не было ни плоти, ни костей.

— Что это за диво? — не понимал Гаврюша.

— Это не Змей Горыныч, — промолвил Дунай, — это только его шкура. Все змеи сбрасывают свою шкуру, но я не знал, что он тоже это делает. Микула рассказывал, что Змей — оборотень. Человек в шкуре змеи. Но, видимо, он уже очень давно не обращался в человека. Змеиная шкура приросла к нему, стала как родная, и теперь он только меняет старую на новую.

— Владыка, может пойдём уже отсюда? — взмолился Гаврюша, — как-то не хорошо здесь.

И действительно, от вида шкуры Змея всем стало жутковато. Вероятно, где-то рядом находился и настоящий Змей Горыныч. Возможно, он ещё как-то связан со своей потерянной шкурой. Могучий зверь с разумом человека, способный летать, извергать пламя и замораживать воду, так же по слухам способный даже управлять силой молнии. Он один мог сражаться против целой армии. И единственный способ выжить в борьбе со Змеем — это бежать врассыпную, в расчёте не то, что монстр не сможет погнаться за всеми одновременно.

— Думаю, Змей Горыныч сейчас далеко, — поделился Дунай своими соображениями на привале, — а эта его шкура — что-то вроде пугала. Чтобы никто не шёл против Ростислава. Люди говорят, что Ростислав сражается своими силами, без помощи своего могущественного отца. Змея Горыныча здесь не видели. Видимо, ему лень даже вмешиваться. На людские войны он смотрит, как на возню муравьёв.

— Если убьём его сына, думаю, он вмешается, — предположил Гаврюша.

— Вряд ли. У него очень много сыновей. Говорят, больше сотни. Большинство ещё малые дети, но те, что выросли, уже начинают между собой бороться за власть и место рядом со своим отцом. Но и сами они — угроза для Змея Горыныча, поскольку могут сплотиться и убить его. Микула многое мне поведал про Змея Горыныча, когда он был знаком с тем человеком, что скрывается под оболочкой этого чудовища.

Пожалуй, больше всего Дуная ужаснуло то, что в глубине существа Змея Горыныча жила человеческая душа, и не просто человеческая, а принадлежащая человеку, который принял монашеское послушание и готовился стать монахом. Но вместо этого он стал чудовищем. Микула Селянинович знал его, когда в том ещё не победило звериное начало, и было много человеческого.

— Нужно понимать, что он не просто человек, он — оборотень, — говорил Микула Дунаю и Добрыне, когда те гостили у него, — в нём живёт два существа. Две стороны, два начала. Я знал и его худшую, и его лучшую стороны. Человеческое его имя — Ратмир, сын Вышеслава. Жил он в Новгороде, в Людином конце. Был влюблён в Милану — дочь князя Владимира, которая сейчас жена Путяты — нашего тысяцкого.

— А Путята об этом знает? — спрашивал Добрыня.

— Знает и очень боится Змея. Когда жил в Ростове, говорят, даже готовился к обороне против Горыныча. Но никто ему не захотел помочь в этом. Тогда Путята сделал кое-что другое. Вступил в сговор с упырями. С кровососущими скотами, куклами, лишь внешне похожими на людей. Упыри собрали своё войско, Путята обеспечил им свободный проход, но даже они не смогли сокрушить Змея Горыныча. Правда, некоторые говорят, кровососы его всё-таки убили, но Змей каким-то чудом восстал из мёртвых и отомстил. Это было как раз тогда, когда вы были в Литве.

— Что же, выходит, его нельзя убить? — спрашивал Дунай.

— Можно, — уверенно отвечал Добрыня, — есть одно пророчество, которое говорит, что однажды Змей будет повержен.

— Не слышал о таком пророчестве, — честно ответил Микула, — зато слышал о том, что Змей Горыныч — это страж, который охраняет Калинов мост. Мост этот соединяет мир живых и мир мёртвых. С той стороны мост сторожит дух, равный богам — Симаргл, крылатый пёс, божественный мытарь. В нашем мире мост охраняет Змей Горыныч. Охраняет от упырей, которые всё хотят найти дорогу к мосту и сделать так, чтобы их уже вообще никак нельзя было убить. Всё это, конечно, языческие россказни. Но если на миг предположить, что всё так и есть, то получается, что тот, кто убьёт Змея Горыныча, должен стать не его место. У Калинова моста всегда должен быть страж в нашем мире.

— Глупости, — возразил Дунай, — на христиан это не распространяется. Для нас все языческие боги — сатана, и Симаргл ваш вместе с ними. А Змей Горыныч простой демон. С помощью Христа мы его одолеем.

— Что ж, удачи тебе, богатырь, — вымолвил Микула Селянинович, — но, если не твоя возьмёт, мой тебе совет — сошлись на меня, некогда я заключил дружеский союз с Ратмиром.

— Ты заключил союз со Змеем Горынычем?

— Не со Змеем, а с Ратмиром. И до сих пор, больше 15-ти лет он своего слова не нарушал. А сейчас сын его — Ростислав, пошёл с войной на наши земли, нарушив слово своего отца. Видимо, от Ратмира уже ничего не осталось. Он стареет, дряхлеет, а плоть Змея не стареет, всегда обновляется. И человеческая воля в нём ослабевает, а воля монстра усиливается.

После Микула ещё долго говорил с Добрыней и уверял его, что на торжище всё было подстроено, что Ставр заплатит за свой обман. Добрыня тогда ему поверил и смягчился. Уже не так горько было на душе оттого, что он потерял Василису. Ведь тогда у него ещё была Зоя.

— Вот что, богатырь, — говорил боярин, когда остался с Дунаем наедине, — посадник велел тебе в помощь наёмников снарядить. Давай-как я сам помогу их тебе собрать. Так надёжнее будет. Я среди них многих знаю ещё с Литвы. Я бы и сам с тобой пошёл, да нельзя.

Так Гаврюша с товарищами попал в войско Дуная, и сам при этом был приставлен лично к воеводе, как когда-то был приставлен к Добрыне. Богатыри быстро оценили его опыт и смекалку, и теперь зачастую отправляли вперёд войска на разведку. Так Гаврюша и обнаружил кожу полинявшего Змея. На следующий день он снова отправился с товарищами в дозор. Всадники быстро рассеялись на местности, договорившись встретиться в условленном месте. Гаврюша гнал своего бурого скакуна через лес, пока не выбрался к большой долине. Низина вся была заполнена вооружённым людьми. Над ними развевалось знамя со знаком змея. Сомнений не было — это они, воины Змея Горыныча. Вскоре Гаврюша разглядел и самого главного — самого безобразного из всех. Лицо его даже издалека мало напоминало собой человеческий лик, не понятно было, сколько вождю лет, хоть по слухам, он был ещё очень молод, сейчас он был одет в кольчугу и шлем, в руке держал большой меч, издали напоминающий собой палку. Всё указывало на то, что это и есть тот самый Ростислав Змеевич. Вскоре к нему привели человека в одной рубахе и поставили на колени. Издали его лица разглядеть было невозможно, зато всё остальное Гаврюша разглядел очень хорошо. Ростислав высоко поднял над собой меч и срубил несчастному голову, словно срезал гриб. Разведчики, увидев это, в страхе забрались на коней и поехали назад, к условленному месту. Здесь они расстроили Гаврюшу ещё пуще прежнего. Рассказали, что обнаружили себя и долго убегали от воинов Змея. Но одного разведчика чародеи поймали и казнили. Стало быть, Гаврюша видел смерть своего человека. Нужно было немедленно сообщить об этом воеводе.

— Выходит, теперь они знают, что мы где-то рядом, — задумчиво промолвил Дунай, — что ж, может, оно и к лучшему. Не будем прятаться и дадим им бой. Если Змей Горыныч почтит нас своим присутствием, попытайтесь смешаться с его головорезами. Тогда ему придётся убивать своих.

И богатырское войско вместе с новгородцами двинулось в сторону врага. Гаврюша стал во главе наёмников на правом крыле войска. Поскольку все новгородцы попали сюда, правое крыло оказалось большим и растянутым, именно на него была возложена задача начать окружение противника. Всем остальным войском командовал Дунай лично. Очень быстро они прошли тот путь, который проделала разведка, и наткнулись на уже построенное в боевой порядок змееево войско. Перед ним на коне разъезжал конный всадник, раздающий приказы. Теперь Гаврюша смог поближе разглядеть это лицо. Оно было бледно и покрыто какими-то буграми и шишками. Говорили, что Ростиславу не было и 20-ти лет, но при этом он был невероятно безобразен. Глаза все настолько красные, будто в них полопались все сосуды, волосы длинные и сухие, словно солома, и такого же жёлтого цвета. В целом Ростислав был похож не на человека, а на какую-ту безжизненную куклу, злой эксперимент, насмешку Змея Горыныча. В руке сын Змея держал огромный меч, которым размахивал, словно жезлом, отдавая команды. Богатыри меж тем уже спустились в долину и стали спешиваться и выстраиваться к атаке. Едва они успели закончить построение, как воины Змея с дикими криками рванули в атаку. Заломались копья, пролилась первая кровь. Дунай, как и Гаврюша стоял в одном ряду со своими воинами. Ростислав вдалеке разъезжал на коне.

— Дай мне, дайте мне! — прокричал он ужасно грубым, хриплым голосом. И к нему тут же подвели одного раненного богатыря, которого уже успели обезоружить.

— Свежее мясо! — вымолвил Ростислав и рубанул своим мечом. Голова несчастного богатыря слетела с плеч, из шеи вверх забила струя крови. Но даже тогда змеевцы не дали ему упасть, держали тело на ногах. А Ростислав вытянулся вперёд и принялся ловить ртом ту кровь, что била фонтаном из обрубленной шеи. Гаврюша на мгновение похолодел от ужаса и даже чуть не выронил своё копьё. А Ростислав, испив чужой крови, с перепачканным в крови лицом поднял вверх свой меч и прокричал:

— Ещё! Ещё мяса!

И к нему уже повели нового пленного, который бился и сопротивлялся, как мог. В результате его понесли на руках, но как только попытались поставить на ноги, он рухнул на землю.

— Пощади, прошу! — услышали новгородцы голос своего собрата. Но змеевцы снова подняли его на ноги и теперь обхватили крепче некуда. Новгородец снова попытался упасть, в итоге меч рубанул ему не по шее, а по голове и застрял где-то в области носа. Ростислав с трудом вынул лезвие и рубанул во второй раз, уже по шее.

— Гаврюша! — послышался голос Дуная, от которого вождь наёмников вдруг опомнился и пришёл в себя, — окружай их, не бойся. Нужно окружать, а я пойду прямо на Ростислава, отвлеку его.

Гаврюша взглянул в лица напуганных до полусмерти наёмников, сжал в руке копьё и прокричал:

— Окружаем!

Вождь новгородцев сам сделал несколько опасных шагов вперёд, и воины пошли за ним. Дунай с богатырями в это время пытался прорваться к Ростиславу. Это действительно на время отвлекло сына Змея, и он прекратил своё ужасное жертвоприношение. Гаврюше это позволило максимально растянуть свой фланг и уже начать его поворачивать для окружения. При этом сам вождь наёмников шёл в первых рядах, в результате чего тут же встретил яростное сопротивление врага. С разных сторон копья направились в проворного наёмника. Некоторые, и очень многие удары Гаврюша смог отразить, но два копья всё-таки угодили в цель. Одно проткнуло слегка его ляжку, другое с силой проскользило по рёбрам и оставило порез. Порез был не глубокий, крови было мало, но, судя по всему, от удара некоторые рёбра были сильно повреждены и, возможно, даже сломаны. Это заставило Гаврюшу отступить назад, вместе с ним стали отходить и прочие наёмники. Первая попытка окружения провалилась. А меж тем Дунай уже совсем близко подобрался к Ростиславу. Прорыв был быстрым и стремительным, и, вполне возможно, что он мог увенчаться успехом, если бы новгородцы не отступили или отступили бы чуть позже. Но теперь основные чародейские силы принялись защищать своего вождя. Богатыри несли большие потери. Ростислав же теперь сам поехал к ним навстречу, размахнулся своим мечом и со спины рубанул одному витязю по шее. Голова его отлетела на его товарищей. Богатыри от этого стали ещё яростнее, но они были уже окружены. Дунай был уже весь изранен и истекал кровью, но всё равно продолжал отбиваться и наносить удары чародеям. Его товарищи один за другим падали замертво на землю. Богатырей становилось всё меньше. И тут Дунай краем глаза заметил, что огромный меч летит прямо на него. Вот-вот проклятый сын Змей отрубит ему голову. В последний момент богатырь присел и нанёс в ответ удар копьём. Меч промахнулся, а вот копьё прорвало кольчугу и пробило плоть Ростислава. Дунай изо всех сил надавил на древко, почувствовал на себе весь вес тела омерзительного змеёныша и скинул его с коня на землю вместе со своим оружием, застрявшим во вражеской плоти. Дело сделано. Но богатырь остался безоружным, он истекал кровью, чародеи в миг схватили его.

— Уходите сейчас, — произнёс Дунай, — и можете уйти живыми. Пока у нас нет сил, чтобы вас преследовать.

— Уходить? — рассмеялись чародеи, — по-твоему, мы проиграли?

— Ваш вождь мёртв.

— Ты уверен в этом?

Но Дунай был уверен, он разорвал внутренности этому змеёнышу, он тяжело ранил его. Он не поверил своим глазам, когда Ростислав поднялся на ноги и под крик ликование чародеев сам вынул из себя вражеское копьё.

— Меня нельзя убить, — молвил он, — так уже вышло, что я уже мёртв.

И Дуная подвели к безобразному сыну Змея. Ростислав открыл свой рот, из которого доносилось зловоние сырой плоти. Огромные белые клыки впились в шею богатыря, сын Змея прижался к артерии и принялся пить кровь. Дунай стремительно терял силы, сознание его угасало. В конце концов исчезло всё, последним рассеялся прекрасный образ Настасьи Филипповной. Боль, наконец-то прошла.