Поход на Киев (СИ)

Глава 14 Вира

За короткий срок пребывания в доме Добрыни Забава Путятишна умудрилась перессориться со всеми его домочадцами. Настроение её менялось крайне резко. То она проливала слёзы от того, что её любимый монстр не отвоевал её не назад, то наоборот начинала всех высмеивать, язвить, ругаться на слуг. Но Забаве всё это спускали с рук, поскольку все поняли главную причину такого поведения: она беременна.

— Даже не могу предвидеть, как удивится Ярослав, когда узнает, — сказал ей как-то Добрыня, — потомок Рюрика и одновременно дитя Змея Горыныча. Возможно ли такое? Хорошо, если родиться девочка. А если родиться сын?

— Это будет мальчик, — уверенно отвечала Забава, — я знаю, я чувствую это. Я рожу Ратмиру сына, и он будет сильнее всех Рюриковичей.

— Сначала ему ещё нужно родиться, а потом вырасти. Как видно, потомки Рюрика не любят делиться властью друг с другом. Сначала Ярослав пойдёт войной на Святополка, а если разделается с ним, то, вполне возможно, возьмётся и за остальных родственников мужского пола.

— И ты хочешь отдать меня ему в руки? — с тоской посмотрела Забава на богатыря.

— Это ваши семейные дела, они меня не касаются. К тому же, с твоей помощью мы объединим Новгород и сможем пойти войной на Киев. Ведь если Ярослав не пойдёт на Киев, Святополк придёт в Новгород и принесёт нам войну сюда.

И Забава, скрепя сердце, смирилась с неизбежным. Ясным зимним днём она закуталась в кунью шубу по самый подбородок, надела горностаевую шапку и с красными от мороза щеками пошла по двору. Добрыня нарядился в медвежью шубу с меховым воротником, подпоясался и уселся в запряжённые тройкой лошадей сани. К их компании присоединились двоя из Людина конца, один из которых был теперь богатый старшина Гаврюша, а другой — угрюмый бородач и тоже старшина, принимавший участие в походе. В таком составе они и отправились в Ракому, на переговоры с князем Ярославом. Хотелось верить, что переговоры эти не есть очередная уловка, как в прошлый раз, и они вернутся назад живыми. При приближении к деревянной стене все заметно занервничали. Добрыня непроизвольно держался за ручку своего боевого топора. Гаврюша, который правил лошадьми, всё чаще ругался на скакунов, а другой старшина всё поглядывал на Заставу.

— Ничего, — произнёс он, и из его рта ядовито пахнуло чесноком, — в случае чего, у нас есть заложник.

Забава и сама была еле жива от таких слов, но всё же больше рассчитывала на благополучный исход. Если Ярослав кому поручит совершить расправу, так это Путяте, а Путята — её родной отец. Ворота Ракомы со скрипом открылись, разгребая сугробы, и путники заехали в посёлок. Первым их встретил новгородский епископ — отец Иоаким, который был уже здесь. В меховой шубе и шапке он совсем был не похож на священника, по виду он больше походил на знатного человека.

— Пойдём, князь ждёт вас, — молвил он, и изо рта его повалил густой пар. Путники под скрип снега под ногами отправились в богатый терем. Лестница была покрыта тонким слоем льда, отчего подняться по ней было нелегко. Но вскоре новгородцы, отряхивая с валенок снег, оказались в сенях, избавились от объёмных шуб и прошли в просторную и тёплую горницу. Здесь на лавках вдоль стен собралось уже немало народу. Верные Ярославу бояре и наёмники, знакомые всё лица. Был здесь и толстый ростовский боярин и тысяцкий — Путята, был рыжеволосый Рогнвальд, рядом с длинной косой за плечами сидел Ставр. Князь Ярослав сидел на возвышении, на большом кресле у дальней стены, устало положив подбородок на собственный кулак. Комната была неплохо освещена, и всё же света здесь явно не хватало, а потому, видимо, настроение у всех было тоскливое. Князь будто не заметил прихода гостей и продолжил сидеть так, как сидел, с двусмысленным выражением лица выслушивая своих советников.

— Владыка, — обратился епископ, — гонцы прибыли.

Ярослав медленно выпрямился в кресле и окинул взором гостей.

— Ну и кто из вас Добрыня? — спрашивал он.

— Это я, князь, — вышел вперёд Добрыня. Даже при плохом свете было видно, что он напряжён, челюсти сжаты, взгляд хмурый.

— А вот и Забава, — взглянул Ярослав на племянницу, — что ж, Путята, встречай свою дочь, радуйся.

И Путята действительно поднялся с места и отправился к своей дочери. Забава пошла к нему навстречу, и вскоре они заключили друг друга в объятия.

— Ну вот и ладно, — молвил Ярослав, — семья воссоединилась. А вот Новгород ещё расколот. Что же мы будем с этим делать?

— Ты убил моего отца, — молвил Добрыня, — а я спас твою племянницу. Теперь, князь, ты должен мне.

И все поразились дерзости новгородского боярина, но никто не мог сказать, что он говорит несправедливо.

— Чего же ты хочешь? — немного смутился Ярослав, — моей смерти? Думаешь, Новгороду будет лучше без князя, или Святополк будет лучшем князем, чем я?

— Если бы я хотел твоей смерти, я бы не стоял сейчас здесь, — отвечал Добрыня, — но я пришёл к тебе без войска и отдал тебе Забаву, которую до этого вырвал из лап Змея Горыныча. Я хочу добра и мира для Новгорода. Это выше наших личных счётов.

— И всё же, я не люблю оставаться в долгу, — молвил Ярослав, — я заплачу тебе виру за убитого отца, и всем пострадавшим от моего гнева. Перед Богом я уже покаялся, и владыка Иоанн отпустил мне мой страшный грех. Если ты, Добрыня, сказал правду и хочешь мира для Новгорода, будь моим другом.

— Нет князь, другом я тебе не стану никогда, — отвечал юный боярин, — а соратником стать могу. Я буду сражаться на твоей стороне во славу Новгорода, против Святополка.

— И на том ладно, — едва заметно скривил лицо Ярослав. — Но этого мало. Мне нужен весь Новгород: и Славенский, и Людин конец. Всё ополчение. Только так у нас появится шанс на победу. Ведь теперь с нами нет варягов. Поможешь мне объединить город перед лицом общей беды?

— Помогу, — отвечал Добрыня, — но Новгород хочет вернуть себе старого посадника — Константина Добрынича, которого ты убрал с этой должности.

— Что ж, Константина я уважаю, да будет так. Какие ещё условия выдвигают бояре?

— Мне они велели передать только это.

— Что ж, Добрыня, уже стемнело, оставайся здесь на ночлег, будешь моим гостем в Ракоме, а завтра вернёшься в Новгород.

— Как тебе угодно, владыка. Пусть же твой человек — Ставр проводит меня в моё временное жилище.

— Ставр? — слегка удивился Ярослав и взглянул на своего юного помощника, — ну, пусть будет Ставр.

В душе Добрыня радовался, а его спутники дивились его дерзости и тому, что она сошла ему с рук. С другой стороны, не стоило удивляться, ведь он и Змея Горыныча однажды заставил поступить по-своему. Ставр оставался внешне спокоен, когда через тёмную заснеженную улицу вёл послов в их избу.

— В избе уже натоплено, — указал он на поднимающийся из трубы дым, — так что не замёрзнете. А хотите, велим и баньку затопить. Отшлёпаем веником ваши голые задницы.

— Ты, — вдруг обернулся на него Добрыня и схватил за грудки. В шубе и с бородой он был похож на медведя, изо рта валил густой пар.

— Ступайте, братцы, мы вас догоним, — обернулся боярин к своим, — а нам со Ставром нужно наедине потолковать.

И едва они исчезли за углом, Добрыня с силой надавил на купца и прижал к ближайшей избе.

— Ну что, Ставр, ждал нашей встречи? — гневно спросил он, — не страшно помирать молодым?

— Ничего ты мне не сделаешь, — отвечал Ставр. Добрыня приблизился, чтобы разглядеть его лицо и вдруг увидел, что купец улыбается.

— Думаешь, испугаюсь Ярослава? — пуще прежнего гневался боярин.

— Нет, не Ярослава. Просто, думаю, в глубине души ты мне благодарен за то, что я сделал.

Добрыня в ярости ещё сильнее прижал его к круглым брёвнам и даже немного поднял над землёй. Ставр в ответ натурально расхохотался, чем привёл боярина в недоумение.

— Сила у тебя есть, — молвил купец, — это видно, а вот умения применить её нету. Эх, мне бы твою силу, да к моей хитрости и беспринципности. Но судьба несправедлива и в высшей степени случайна. Одному она даёт силу, но не даёт умения ею пользоваться, другому даёт умение, но не даёт силы.

— О чём это ты?

— А всё о том же, Добрыня. Если бы мы были вместе, если бы мы были друзьями, как раньше, мы могли бы горы свернуть. Вспомни, без меня ты не одолел бы Рогнвальда. Когда мы вместе, мы непобедимы.

— Значит, Ставр, ты хочешь быть моим другом?

— Именно так.

— И поэтому ты предал нас и погубил моего отца?

— Да, да, да. Именно поэтому. Вспомни, кто всегда был причиной нашего разлада? Твой отец — Никита. Это он всегда порицал нашу дружбу, когда мы были мальчишками. Ведь я же простой купеческий приёмыш, сын Садка-антихриста. А твои принципы. Они же целиком взяты тобой у твоего отца. Они не твои, их навязали тебя. А я избавил тебя от того, кто тебе их навязал. Я сделал тебя свободным.

— Похоже ты одержим демонами, как и твой отец. После того, как ты разделил ложе с родной сестрой, которую я любил, как могли мы быть с тобой друзьями?

— Я тебя умоляю, Добрыня, отец ни за что в жизни не позволил бы тебе на ней не жениться. Я просто избавил тебя от пустых надежд. Лучше быстрая боль, которая в миг излечит сердце, чем долгая и тлеющая боль, разъедающая душу.

— Кстати, насчёт боли, — произнёс Добрыня и с силой ударил Ставру кулаком в живот. Ставр согнулся пополам и закашлялся, но очень быстро пришёл в себя.

— Ты ещё мне спасибо скажешь, — хрипло молвил он, — а убить ты меня всё равно не убьёшь. Ты ведь мой должник, помнишь? Я помог тебе одолеть Рогнвальда.

И на лице его снова появилась самодовольная улыбка.

— Не убью, — отвечал Добрыня, — но могу рассказать Рогнвальду, кто меня обучил тогда скандинавским танцам.

— А я могу рассказать Ярославу, что Забава беременна от Змея. И тогда твой подвиг превратиться в позор.

— Откуда ты знаешь? — удивился Добрыня, — отец Иоаким рассказал? Но я ему вроде не говорил.

— Нет, не он. До того, как ты это подтвердил, я и не был уверен. Странное дело, но я это видел во сне.

— Во сне?

— Да, мой отец — Садко рассказал мне. При этом так странно, он пришёл не в образе человека, а в образе крылатого бога, как Симаргл. И поведал мне, что Забава Путятишна ждёт ребёнка от Змея Горыныча, а ещё велел беречь её, а особенно этого ребёнка, как родного. Зачем, не сказал. Но сон, оказывается, был вещий. Странно, не правда ли?

— С тобой не странно, — отвечал Добрыня, — ты вечно в какой-нибудь блудняк влезаешь, с самого детства. То к тебе упырь в дом ломится, то оборотень в лесу мимо пробегает, то русалки купаться зовут.

— Есть такое дело, нечистая сила меня любит. Но и ты теперь дружишь с нечистой силой — со Змеем Горынычем.

— Змей — не нечистая сила. Он просто страж между живыми и мёртвыми, его место между светом и тьмой. Постой-ка, а откуда ты это узнал?

— Про твою дружбу со Змеем? Всё из того вещего сна.

— Хм, любопытно.

— И что интересно, я же совсем не помню своего отца, а тут увидел его совсем как живого. Лицо, борода, кольцо в ухе, а за спиной лебединые крылья.

— И что же теперь будет с Забавой? — спрашивал Добрыня.

— Уговорю Ярослава спрятать её в монастырь на время. Там она, даст Бог, и родит. А потом посмотрим.

— Ну, ладно, Ставр, живи пока, — отпусти его Добрыня, — но знай, что, если я захочу, я ни на что не посмотрю и легко тебя прикончу, меня никто не остановит. После встречи со Змеем я стал другим.

— Точнее, ты получил новое оружие, меч-Молнию, — снова поразил его своими познаниями Ставр, — смотри друг, аккуратнее с этой силой. Меч постоянно требует крови и новых жертв, а если ты не кормишь его, он теряет свою силу и постепенно превращается в обычную железку.

Последние слова Ставра заставили Добрыню задуматься, и он простоял какое-то время на одном месте и даже не заметил, как собеседник его уже куда-то улизнул. Боярин же побрёл в избу, отведённую ему для ночлега, тьма уже почти полностью скрыла помещение. Добрыня вошёл слегка обеспокоенный и немного злой, скинул шубу и шапку прямо на пол и сел на лавку возле печи. В доме был лишь один людинский старшина, Гаврюши здесь почему-то не было.

— А где Гаврюша? — спросил у старшины Добрыня.

— Ушёл, князь вызвал к себе.

— Князь Ярослав? — удивился юный боярин.

— Ярослав, а какой же ещё.

— Гаврюшу?

— Гаврюшу.

События принимали всё более непонятный оборот, но Добрыня решил не занимать свою голову лишними мыслями в надежде на то, что вскоре само всё прояснится. Гаврюша в тот момент действительно возвращался в княжеский терем, чтобы переговорить с князем Ярославом. Никто ничего ему не объяснил, да, видимо, и сами служилые не очень понимали, зачем князю понадобилась эта встреча. На этот раз Гаврюша оказался в маленькой, плохо освещённой комнате. На дубовом столе стоял красивый металлический подсвечник с тремя свечами — вот и всё освещение. Кроме князя Ярослава и пары стражниковздесь никого не было, и вскоре он велел им оставить его наедине с гостем.

— Тебя ведь зовут Гаврюша? — спросил князь.

— Да, владыка, — отвечал Гаврюша.

— Как архангела? Но это не настоящее твоё имя. Его ты принял при крещении в христианство, когда был ещё ребёнком. А мать твоя называла тебя иначе.

— От тебя ничего не скроешь, владыка.

— Ты присядь, не стесняйся. Я тоже присяду, братец. Расскажи мне, как тебе удалось столько лет скрывать от всех, что ты сын князя Владимира?

Гаврюша вытаращил глаза на князя, но с лавки не поднялся.

— Я ничего не скрывал, — отвечал, наконец, он, — просто не рассказывал никому, вот и всё.

— А почему не рассказывал? Стыдился нашего великого отца?

— Да мне бы и не поверил никто. Да если бы я и доказал, меня бы только стали бы все тихо ненавидеть, завидовать, не понятно чему, а может и прирезали бы однажды ни за что. Я уже давно забыл о своём происхождении. Так легче жить, я просто выживаю, как могу, и ни на что не претендую.

— Ты и не можешь ни на что претендовать, — вымолвил Ярослав, — твоя мать не была ему женой, она была у отца наложницей. Таких наложниц у него было великое множество, и ещё больше теперь по свету ходит его незаконных детей, вроде тебя.

— Как знать, владыка.

— Что «как знать»?

— Отец наш, великий князь тоже ведь считался сыном рабыни, но смог стать властелином в Киеве.

— Мать отца не была рабыней, когда родила его, она была уже женой нашего деда. У него было много жён, но именно сын Малки был посажен княжить в Новгороде, а оттуда прибрал уже к рукам Киев. У Владимира в свой черёд родились законные дети от греческой Анны и от полоцкой Рогнеды. От Анны — Глеб и Борис, теперь убиты, остались только сыновья Рогнеды.

— Как скажешь, князь, — отвечал Гаврюша, — я лишь хотел сказать, что мне не нужна власть, я не стану тебе помехой.

— И всё же, ты мой брат, а в Киеве сидит другой наш брат, который хочет отнять у меня всё, может даже и жизнь. В этой войне победит только один. История повторяется, всё, как с нашим отцом. Он тоже был князем в Новгороде и воевал против своего брата — князя Киевского. А одержу ли я победу? Или паду? Как отцу удалось победить?

Братья теперь сидели друг напротив друга и смотрели один на другого через подсвечник. Но лицо Ярослава всё равно по большей части было в тени, и Гаврюше казалось, что князь печален.

— Я не помню то время, — произнёс брат из Людина конца, — но мне рассказывали. Молодой робичич, сын Святослава, словом, выскочка. Подумали, Святослав — наш дед решил унизить Новгород, раз прислал ему в князья сына рабыни. Но со временем отца очень быстро полюбили. Он своими милостями смог завоевать любовь даже Людина конца. Он примирил и воссоединил Новгород. Когда он стал князем в Новгороде, он очень многим безземельным раздавал земли, иных людинцев взял даже в дружину. Богатые бояре за это Владимира невзлюбили, но появились новые богачи из его близких друзей, которые были верны ему. Отец рос в деревне, он с детства привык к хуторской жизни, поэтому он хорошо понимал нужды простого народа. И потому, когда он пошёл войной на Киев, весь Новгород пошёл за ним. В этом секрет его победы. Простые воины из Людина конца, совсем не знатные, боготворили его, а он давал им земли, титулы и прочие милости. Войско готово было умереть за него. Когда отец взял Киев, он продолжил делать тоже самое. Многих новгородцев, сотни семей он переселил в Киев, и они там зажили совсем другой, знатной жизнью.

— Что ж, вот она, видно, в чём моя беда, — развёл руками Ярослав, — я не рос в хуторе, я рос в Киеве, с детства в золоте и сытый. Ещё ребёнком я получил своё маленькое княжество. Скажи мне, Гавриил, как мне стать другом простого народа?

— Людин конец хочет одного — равенства со Славенский концом. Дай нашим людям новые земли, дай право входить в дружину и выбираться на должности.

— Что ж, братец, да будет так. Пообещай всё это от моего имени Людину концу, а уж я в долгу не останусь.

— Как скажешь, владыка.

— Мы должны выиграть эту войну, — взял его за плечи Ярослав, — пойдёшь со мной на войну, братец?

— Пойду, — без колебаний ответил Гаврюша.

— Ну вот и добро, — вымолвил Ярослав, — будем надеяться, что Бог тоже на нашей стороне.