Поход Черного Креста

ХХIII. ДВЕРИ

Если остаться в живых было везением, то Эрилл могла считать, что ей крупно повезло.

Словно ночной кошмар, в ее памяти вставали картины налета стражников на театральный квартал. Горящие дома, перевернутые повозки и фургоны, люди, падающие под ударами клинков, даже не успевшие понять, что происходит и в чем они провинились. Боури, гневно заносящая топор и исчезающая за стеной силуэтов в кольчугах и шлемах. Череда перекошенных ненавистью лиц, боль, пронзающая все тело. Полуобморочное оцепенение при виде приставленных к запястьям гвоздей и медленно, как во сне, взлетающего в воздухе большого деревянного молотка.

У нее еще хватило присутствия духа, чтобы думать. Джарво, видимо, нашел Эскетру. Та предала его. Под пыткой Джарво выдал тех, кто укрывал его столько времени, — и вот железные гвозди впиваются в ее тело. Потеряв сознание от боли, она уже не почувствовала, как люди Кейна вынимали из ее рук и ног гвозди, как несли ее к городским воротам, как тряслась по саванне санитарная повозка.

В это утро она сидела на песчаном пляже у берега Южного Пролива. Морской ветерок приятно холодил кожу. Эрилл посмотрела на страшные шрамы на ногах — еще месяц назад она не могла сделать и шага. Такие же шрамы уродовали ее запястья — долгие недели она не могла самостоятельно даже поднести ко рту ложку. Но постепенно боль и память о боли отступили. Время лечит боль, особенно — телесную.

Через Пролив видны были утесы Южного Континента. Там, недалеко от берега, лежали развалины Карсультьяла — первого из великих городов человечества. Кейн часто рассказывал Эрилл о нем. Его меч был выкован в Карсультьяле несколько веков назад. Такого оружия осталось на земле очень мало, и стоило оно дороже золота своего веса. Никто с давних пор так и не сумел разгадать тайну карсультьяльской стали и превзойти мастерство кузнецов древнего города. Эрилл подумала, что неплохо было бы оказаться сейчас в Карсультьяле, погулять по древним улицам, выйти за ворота города и затеряться в барханах безжизненной пустыни Хэрратонлэ. Кейн утверждал, что эти пески абсолютно необитаемы, а значит, там и слыхом не слыхивали ни о каких Великих Походах и Черных Богах.

Отпустит ли ее Кейн? А почему бы и нет… Эрилл никак не могла понять, зачем она вообще нужна ему.

Она очнулась в его шатре, когда Ингольди остался далеко позади. Ее раны были смазаны и тщательно перевязаны.

Долгие мили проехала она в санитарном обозе армии Кейна. Не один раз за это время вступали его полки в кровавую битву, но Эрилл узнала обо всем этом лишь много дней спустя. Меч Сатаки был сломан, сломан внутренним расколом. Большая часть полков осталась верна своему генералу, а не безумцу из Седди. И сейчас Кейн, с обломанным Мечом Сатаки в своих ножнах, уходил на юг. Впервые Эрилл пришла в себя, когда армия разбила лагерь в крепости Интантемпри — столице последнего из Южных Королевств, покоренных армией сатакийцев.

Пробуждение вовсе не было приятным. Долго еще Эрилл пыталась загнать обратно в подсознание два горящих ледяным синим пламенем глаза, буравящих ее. Оказалось, что этот всепроникающий взгляд принадлежит реальному миру, а не царству теней.

— Ты очнулась, приходи в себя, — раздался голос Кейна.

Не в один день пришла она в себя. Не сразу вернулись к ней память и способность мыслить. Наконец как-то вечером Кейн, как обычно присев на край ее кровати, сказал:

— Я хочу, чтобы ты ответила на мои вопросы.

Если он спрашивал, она не могла не ответить. Ее воля была целиком и полностью подавлена волей ее спасителя.

— Однажды ты случайно оказалась в ловушке. Я имею в виду осажденную Гильеру.

Еще один гвоздь в ее тело! Нет, не в тело — в сердце, в самые глубины души! Страшная боль, ужас…

— Ночь, — продолжал Кейн. — Сатакийцы окружили город.

Эрилл сжалась в комок, не в силах отвести глаза, прикованные к двум голубым огням.

— Расскажи мне все, что случилось с тобой в ту ночь.

— Нет! — простонала она.

— Расскажи, что произошло в ту ночь.

— Нет!

— Эрилл, ты расскажешь!

Даже когда молот вгонял гвозди в ее тело, Эрилл молчала, сжав зубы. Теперь же, под взглядом Кейна, она, не выдержав, закричала. Не в силах противиться его воле, она начала рассказ, прерываемый рыданиями и стонами.

И сейчас, много недель спустя, воспоминания о той ночи были куда страшнее, чем память о том, как ее прибивали гвоздями к забору. Вздрогнув, Эрилл встала с песка, сбросила с себя одежду и окунулась в теплую воду Пролива.

Соленые, чистые как слеза волны легко несли ее тело. Словно большие мягкие губы нежно целовали ее. Эрилл полюбила море, как только увидела его.

Кейн предупреждал ее об акулах и хищных рептилиях.

Эрилл любила море и ничего не боялась.

Кейн был странным человеком. Еще в Ингольди Эрилл удивляло то, как мало ходило слухов о прошлом такой заметной в государстве фигуры. Оказавшись в лагере его армии, она попыталась выяснить хоть что-то у его подчиненных. Но те, как и положено солдатам, знали лишь, что Кейн — отличный полководец, строгий, но справедливый начальник. И все.

Кейн оставался тайной для Эрилл, да и для всех остальных в его армии. Долгие месяцы Эрилл ломала себе голову над этой загадкой. Что-то в ее душе подсказывало: спроси она его прямо — и Кейн не откажется ответить. Но она не могла на это решиться.

— Зачем ты держишь меня здесь? — обратилась она к нему однажды.

— Я тебя не держу. Ты свободна и можешь идти куда хочешь.

— Мне некуда идти.

— Тогда оставайся.

И все же не простая привычка вела Эрилл вслед за Кейном. Она ощущала, что затишье вокруг лишь временное. Что-то наподобие штиля в центре тайфуна. Скоро, очень скоро смерч Похода Черного Креста должен будет столкнуться с ураганом армии Кейна, и ей суждено оказаться в эпицентре этого взрыва.

— Есть ли где-нибудь убежище, Кейн? — набравшись смелости, спросила она его как-то у вечернего костра.

— В этом мире убежища нет, — уверенно ответил он.

— А в другом или в других?

— Я не знаю. Мне знаком только этот мир.

— Тогда я буду искать убежища в снах и видениях, — сказала она, протягивая руку к трубке с опиумом.

— Не найдешь. Убежище в снах недостижимо и обманчиво.

— Ночной кошмар вполне реален и достоверен. Нет ли убежища в мире кошмаров?

— С кошмаром можно справиться, победить его.

— Если он не победит тебя…

Наплававшись, Эрилл вернулась на берег, оделась и стала соскребать с рук и ног едва заметный соляной налет… В другой раз она спросила Кейна:

— Зачем я тебе?

— Ты — часть загадки, которую я пытаюсь разгадать.

— Часть? Какая же?

— Ты знаешь заклинание Сатаки, вызывающее разящие тени.

— Но я ничего не знаю о колдовстве жрецов…

— Ты немало рассказала мне.

— А есть другие части, другие подходы к разгадке?

— Были. Осталось немного. Моя первая догадка оказалась ложной, и стоила эта ошибка очень дорого. Теперь я должен не догадываться, а знать. Знать все, до последнего фрагмента этой мозаики.

— И далеко ли ты продвинулся?

— Далеко. Я разгадал загадку.

— И сможешь исправить ошибку?

— Смогу.

— А сможешь ли ты объяснить мне? — Этот вопрос был задан уже в другой вечер, через много дней после предыдущего разговора.

— Попытаюсь, — ответил Кейн. — Помнишь, о чем мы с тобой говорили в Логове Ислсль?

— Я решила, что ты смеешься надо мной. Кейн улыбнулся:

— А что, помимо шуток, отложилось в твоей памяти?

— Мир — зал в большом дворце или замке. Чтобы попасть в другие комнаты, нужно пройти мимо Ислсль, который поджидает решившихся на это в соседнем коридоре или чулане за дверью.

— Ну что ж, — кивнул Кейн, — сравнение примитивное, но пока что сойдет.

— Что общего между Ислсль и Ортедом?

— Не забывай: замок огромен, быть может, бесконечен. В нем множество комнат и залов. Во многих из них живут… существа, назовем их для удобства богами или демонами. Одно из них — Ислсль. Другое — Сатаки.

Кейн хмурился, явно ощущая недостоверность избранной им метафоры. Пробормотав что-то на незнакомом Эрилл языке, он продолжал:

— В нашем зале есть множество тайных дверей, за которыми ждут нас эти существа. Башня Ислсль — одна из таких дверей в другой мир. Умение открывать эти двери и управлять скрытыми за ними силами — великое тайное искусство и опасное ремесло. Один неверный шаг или лишнее слово грозят смертью.

— Как демон и магический круг?

— Согласен, — кивнул Кейн. — Здесь вполне подойдет сравнение с колдуном и его пентаграммами. Но дело в том, что обычно колдунам удается завлечь в наш мир существа, которым нет никакого дела до комнаты, которую мы называем Вселенной. А есть немало таких, которые смотрят на наш зал голодными глазами, щелкая челюстями и — не знаю, что еще… хлеща себя по бокам чешуйчатым хвостом. Их двери в наш мир становятся проклятыми местами, мудрые люди стараются обходить их стороной.

— Как Башню Ислсль.

— Или как алтарь Сатаки под Седди. «Седди» на одном из древних языков и означает «алтарь». Этот алтарь и начертанный на нем диагональный крест — тоже двери в другой мир, как солнце со щупальцами на верхней площадке Башни Ислсль. Много веков назад жрецы разгадали тайну замка, открывающего эту дверь, научились управлять скрытой за ней силой и создали на основе этого знания мрачный культ Сатаки.

— А кто же построил эти двери?

— Никто… Нет, скорее, сами эти потусторонние силы. По крайней мере я думаю так. Это структуры, происходящие из них самих. Что-то вроде паутины или ловушки муравьиного льва, только гораздо сложнее. Западни, выстроенные хищниками, готовыми наброситься на угодившую в них жертву. Похожи ли Ислсль и Сатаки — я не знаю. То, что их двери в наш мир оказались рядом друг с другом еще ни о чем не говорит. Так, на земле есть горы, в которых пышут жаром десятки вулканов и гейзеров, есть спокойные хребты, есть и одиноко стоящие бурные вулканы. Различие между двумя потусторонними существами в том, что Ислсль не создал вокруг себя культа со сложным ритуалом. Сатаки это удалось, хотя его культ никогда не был особо значимым в истории Земли.

— До тех пор, пока на алтарь Сатаки не взошел Ортед, — прошептала Эрилл.

— Да, до тех пор… Вот здесь-то и начинается загадка. Несколько минут они просидели молча, слушая завывание ветра.

— Я просчитался, — вздохнул Кейн, — полагая, что главарь банды просто прикрывается религиозной истерией, ведет Поход Черного Креста лишь ради того, чтобы построить свою империю. Оказалось, что я не прав. Ортед именно тот за кого выдает себя и за кого его держат жрецы Сатаки Он человек, в плоть которого вошел бог… или же, если тебе так больше нравится, одержимый дьяволом.

Эрилл вспомнила, как задрожала в тот вечер, услышав эти слова. Ей и сейчас стало не по себе, и она поспешила вскарабкаться на дюну, за которой люди Кейна вели раскопки Амертири — города, в незапамятные времена уничтоженного в войне с колдунами Карсультьяла.

— Нелегко разгадать загадку, — сказал ей Кейн в тот вечер. — Многие фрагменты мозаики отсутствовали и мне пришлось восстанавливать их самому. Но теперь мне все ясно. Культ Сатаки дышал на ладан. Он и раньше-то не был особо распространен, а в наши времена лишь горстка безумных фанатиков продолжала исполнять его ритуалы, время от времени принося своему божеству жертву — затащенного в Седди пьяного нищего, юродивого или ребенка. Так они пытались спасти обреченный на вымирание культ.

Каким-то образом им удалось заполучить Ортеда. Скорее всего, он был ранен во время налета на Ярмарку. Ослабев, он оказался загнан преследующими его стражниками в казематы Седди. Жрецы схватили его и положили на s алтарь. Но на этот раз Сатаки не забрал жертву в свой мир, а сам ворвался в нашу Вселенную, войдя в тело Ортеда.

Я только не знаю, почему так произошло. Может быть, повлияло редкое положение звезд на небе, может быть — что-то еще. Вполне возможно, что Сатаки, истощенный от недостатка поклоняющихся ему, решил воспользоваться последним шансом, вселившись в здоровое, сильное тело, недюжинный ум и властную душу Ортеда, наделенную редкой силой воли. А может быть, именно эта сильная душа Ортеда, словно губка, втянула в себя ослабевшее божество из другого мира.

Двери были распахнуты лишь на краткий миг. И лишь часть божественного — или демонического — естества Сатаки влилась в тело и душу Ортеда Ак-Седди.

Что касается похищенной тени, взамен которой Ортед получил неуязвимость от стали, то это вовсе не редкое явление в мире сверхъестественного. Вампиры не отбрасывают тени и не отражаются в зеркале или воде, эту особенность с ними делят другие существа, слишком тонкие, почти бесплотные и потому не создающие своим телом препятствия для света. Но, сдается мне, все это — лишь грандиозный трюк, разыгрываемый Ортедом. Если бы его тело всегда и везде оставалось неуязвимым, если бы не существовало сил, оружия или заклинаний, способных противостоять этой неуязвимости, почему славный Пророк не возглавил свою героическую армию в походах? Мне кажется, что Ортед не дурак, он не хочет искушать судьбу и не слишком-то уверен в своей неуязвимости.

— Значит, его все же можно ранить и даже?..

— Не железом и сталью. Но силу удара он ощущает — я это видел. Посланные мной к нему в спальню убийцы были вооружены серебряными кинжалами, обожженными на углях копьями из твердого дерева, каменными молотами. Я не говорю уже о ядах или удавках. Нет, если бы Ортед не боялся какого-либо оружия, он сейчас лично возглавил бы свою армию в битве против меня.

— Он может послать вместо себя армию разящих теней, — напомнила Эрилл.

— Для этого ему придется поймать меня в ловушку, — ответил Кейн. — Спору нет, этим кнутом он держал меня в повиновении. Только глупец не испугается восставшей против него собственной тени. Но я сумел разгадать эту тайну, и в этом ты очень помогла мне.

— Я? Но чем же?

— Никакое колдовство не совершается с бухты-барахты. Нужно выполнить определенные условия, исполнить подобающий ритуал. Ни один колдун не вызывает демонов одним движением руки. Это так же нелепо, как если бы воин отправил на тот свет своего противника, только попросив того умереть. Нет, колдовство жрецов Сатаки тоже во многом ограничено. Часть ритуала и заклинаний я узнал от тебя, часть от других свидетелей. Если бы не все это, зачем Ортеду понадобилась бы армия, которую он создавал, понимая, что рискует в один прекрасный день оказаться лицом к лицу со своим детищем, восставшим против него?

Кейн прикоснулся к рукоятке меча, поправил клинок на поясе и продолжал говорить:

— Чтобы осуществить вызов меньших божеств из мира Сатаки, нужно соблюсти несколько условий. Нужны темнота, освященный символ алтаря Сатаки и читаемые нараспев заклинания. Поначалу жрецы использовали эти силы против отдельных людей. Так один мой шпион оказался растерзан собственной тенью, когда по глупости и трусости позволил темноте обступить себя. Его подкараулил в этот момент один из жрецов, давно следивший за ним.

Количество последователей культа выросло — выросла и мощь заклинаний. Жрецы смогли накладывать заклятия и бросать разящие тени на группы людей и небольшие участки местности. Помнишь караул у ворот? И все же для этого требовалось участие пешки. Пешки, которая пронесла бы символ алтаря туда, куда не смог бы пройти ни один жрец, чтобы произнести там последние слова заклинания.

Могущество жрецов растет с увеличением количества верующих и участвующих в ритуальных песнопениях. Кульминацией стало уничтожение Ортедом Сандотнери — в наказание и назидание неверным. Пророк прибыл к осажденному мной городу во главе огромной орды сатакийцев, но сам даже не участвовал в ритуале.

Страшное, могущественное заклинание вызывает тени Сатаки. Но я был бы полным идиотом, если бы позволил жрецам колдовать. Ко мне не подберется в темноте ни подосланный убийца, ни жрец с разящей тенью за пазухой. А моя кавалерия разнесет любую толпу, затянувшую по соседству со мной свои заклинания. Джарво в свое время преподнес сатакийцам урок, который они запомнят надолго.

Глаза Эрилл потемнели при упоминании имени Джарво.

Кейн заметил это, но не стал ничего говорить. Он уже знал, что Эрилл выходила и приютила Джарво в Ингольди, сумев спасти его от неминуемой смерти. Теперь до Кейна доходили слухи о том, что Джарво снова повезло: он выжил в ночь праздника, перешедшего в кровавую резню, сумел выбраться за пределы Шапели и пробраться в еще не завоеванные Кейном Южные Королевства. Поговаривали, что Джарво собрал новую армию, чтобы идти войной на Пророка и его генерала.

Кейн ни разу не упрекнул Эрилл в том, что она своим милосердием продлила жизнь столь опасному для него, да и для нее самой человеку. Он понимал, что у распятой Эрилл было время поразмыслить о совершенной ею ошибке.

— Что ты собираешься делать теперь? — спросила она.

— Ждать. Ждать восстания в Шапели. В саванне Ортед не сможет противостоять мне. Все оставшиеся верными ему части Меча Сатаки я разбил в течение последних месяцев. Южные провинции империи — под моим контролем. Ингольди перенаселен, людям некуда деваться… Если же восстание не начнется… что ж, придется прорываться к столице Шапели. Оставлять Ортеда в живых нельзя. Он слишком опасен. Придется похоронить его под обломками его крепости. — Помолчав, Кейн усмехнулся и добавил: — Я не говорю, что это будет легко.

— А что будет делать Ортед?

— Подогревать фанатизм согнанных в Ингольди и окрестности бесчисленных толп из покоренных мною королевств. Ортед получил огромное преимущество, собрав вокруг себя такую массу людей.

— Разве ты не говорил, что переселять покоренные народы глупо, что лучше было бы оставить правоверных сатакийцев в тылу твоей армии?

Кейн рассмеялся:

— Это была моя последняя ошибка. Я опять недооценил Ортеда. Я был уверен, что целью Ортеда — хитрого политика или религиозного фанатика — является собственная империя. Нет! Ему нужно вовсе не это. Вот почему я не мог предугадать, просчитать его действия.

— В чем же его цель?

— К цели он идет, добиваясь ее своими методами. Но эта цель не его. Это цель Сатаки! Ему нужны миллионы и миллионы верующих. Все это — ради последнего исполнения ритуала, ради последнего заклинания. Я не знаю только одного — сколько еще обращенных в его веру душ нужно Пророку, чтобы собрать воедино количество энергии достаточное для того, чтобы открыть двери. Пришествие Сатаки отныне и навсегда в наш мир — вот цель Ортеда!