Поход

ГЛАВА 15 БАНДИТЫ

На этот раз Баст поднялся полным сил. Колдунья, не ожидая этого, подготовила кувшин с каким-то зельем — и правитель все равно не преминул опорожнить объемную емкость. Он сразу объявил, что завтра они отправляются в путь.

— И куда же, если не секрет, вы отправляетесь?

— поинтересовалась Свейли.

— Мы пойдем в Город пауков, — ответил Баст.

— По той дороге, которой мы только что ходили в Дельту. Поэтому вечером отведи нас к Киру.

— Хорошо, — согласилась Свейли и больше к этому вопросу не возвращалась.

Сразу после обеда они отправились к селянину. Там Баст договорился о продуктах в дорогу, щедро за них заплатил, и на следующее утро небольшой отряд был уже в пути.

К концу дня они достигли проезжего тракта, но теперь свернули по нему в другую сторону. Первый день путешествия прошел спокойно, дорога казалась совершенно пустынной. Но уже на следующий день им стали попадаться возделанные поля, небольшие аккуратные, хотя и не богатые домики и встречные повозки. На Баста и Лару, одетых в местные одежды, никто не обращал внимания, а пауки, как всегда, бежали лесом, совмещая дорогу с охотой. Камнеедки двигались намного медленнее смертоносцев, поэтому охотники не боялись отходить довольно далеко от дороги. Весь этот день Баст периодически задумывался, стоит ли останавливаться на ночь в придорожном домике, или лучше заночевать в лесу. Если он остановится в каком-нибудь жилище, хозяин сразу же признает в нем чужестранца. Хотя Пророк начал усваивать начатки местного языка, этого явно не достаточно для того, чтобы выдать себя за местного. Правитель хорошо помнил, с какой скоростью Нубус обещала навести справки, и не знал, способны ли простые люди передавать сообщения так же быстро. Если да — то служба охраны узнает о его местонахождении на следующий же день.

Вообще-то, Баст никаких преступлений, помимо побега, по-прежнему не совершал, поэтому власти могли о нем уже позабыть. В таком случае лишнее напоминание могло сослужить плохую службу.

Сейчас ему очень хотелось как можно незаметнее пробраться в город и дождаться там возвращения Найла.

Осторожность взяла верх. Ближе к закату, они свернули в редкий лесок, нашли там небольшую полянку и разбили лагерь. Еще будучи около Богини, Баст обратил внимание на то, как местные жители просят пауков оградить паутиной лагерь. Эта идея ему понравилась, и он ей уже несколько раз пользовался, когда возвращался из Дельты. Вот и сейчас он решил, что людей ему здесь вряд ли стоит опасаться, а вот от зверей это убережет. Сытые восьмилапые быстро справились с задачей, и отряд затих на ночь. Баст и Лару расположились в повозке, в то время, как пауки замерли в траве.

Пророк проснулся от нестерпимой боли и не сразу понял, что боль эта не его, а одного из пауков. Он схватил саблю, которую всегда держал под боком, толкнул ногой Лару, который, не обладая способностями Баста, спокойно спал, и выпрыгнул из повозки. Ночь была в самом разгаре. Луна если и светила, то где-то далеко за верхушками деревьев.

Степняк окинул взглядом территорию лагеря и сразу заметил несколько осторожно движущихся теней. Пауки были полностью выведены из строя. Даже если ранен только один смертоносец, второй не мог посылать парализующие импульсы, так как все чувства его были блокированы болью первого. Баст пожалел, что они с другом были одеты в белые туники — слишком заметная цель.

Какая-то тень метнулась в сторону правителя, но тот откинулся в сторону, взмахнув перед собой саблей. Послышался чей-то вскрик — но, похоже, полученная противником рана была не очень серьезной.

Однако на звук в их сторону устремились сразу две или три тени. Теперь Баст уже полностью проснулся и сумел выбросить из головы боль паука. Его глаза разглядели три ауры. Ауры были голубоватого цвета; это говорило, что у противников еще не было злости или азарта схватки: они просто бесстрастно делали свое дело… Одним прыжком Баст подскочил к ближайшему врагу и привычным ударом с оттяжкой развалил его на две части. В это время кто-то вскрикнул на другой стороне лагеря: очевидно, там начал действовать Лару, так как голос был явно не его — ниже и более хриплый. Это отвлекло внимание противников Пророка, и тот сумел нанести смертельный удар еще одному нападавшему.

Сразив противника, Баст присел на одной ноге, вытянув вторую в сторону и держа саблю наготове. Хотя небо было еще совершенно темным. Баст все-таки сумел разглядеть замахнувшуюся мечом фигуру. Фигура стояла совсем рядом, но, видимо, только догадывалась, где находится противник.

Правитель резко крутанулся на согнутой ноге, описав вытянутой большой круг, и подсек нападающего. Тот тяжело рухнул в траву. Баст попытался проткнуть его саблей, но та только бессильно звякнула о металл. Враг лежал на животе, и похоже, железные доспехи лишили его той подвижности, которой обладал Баст. Степняк махнул саблей так, чтобы она кончиком прошла в том месте, где, по его предположению, должны были быть сухожилия. Противник вскрикнул и завертелся по траве, даже не пытаясь встать на ноги.

Пророк сделал несколько быстрых боевых шагов в сторону от извивающегося на траве врага и начал искать глазами Лару или других нападавших. Вскоре он увидел серую тень товарища — тот, скорее всего, тоже высматривал неприятеля. Правитель тихонько посвистел, выдавая свое местонахождение другу, и они тут же сошлись спина к спине. Так путники и простояли еще минут пять — но никто на их жизнь больше не покушался. Наконец они решили, что атака отбита, и Баст пошел разводить костер, чтобы разглядеть последствия неожиданного набега.

Костер путники сложили еще с вечера, чтобы утром оставалось только поджечь его и приготовить завтрак. Баст высек искру, запалил трут, и через минуту неровное пламя осветило весь лагерь. Один паук был убит — к нему подкрались сзади и нанесли мечом удар как раз в то место, где располагается нервный центр. Удар был очень сильным, и удивительно, что паук умер не сразу, а успел предупредить своих товарищей. Второй смертоносец не пострадал: очевидно, нападавшие, сообразив, что не сразу убили первого, знали о беспомощности второго. А вот быструю реакцию людей они не учли. Лару, как и Баст, не получил ни единой царапины.

О численности врагов можно было только догадываться. Отступив — если они отступили, а не полегли здесь все до единого — они бросили пятерых. Четыре трупа и одного с перерезанными сухожилиями, которого Баст специально не убил, чтобы иметь возможность допросить и выяснить, кому помешал маленький отряд, старательно маскирующийся под местных жителей.

Осмотрев лагерь, Баст пришел к выводу, что пора взяться за раненого. Тот продолжал извиваться на траве, аура горела золотистым огнем, выдавая его страдания — а страдал бедолага не столько от боли, сколько от страха. По свечению этой ауры Баст понял, что с допросом проблем не будет: лежащий перед ним человек трусоват и плохо переносит боль. Скрывать свои мысли он тоже не умел: перед Бастом проносился сонм разных отрывочных картинок, изображающих, очевидно, и лагерь бандитов, и их деяния, и какие-то личные воспоминания. Проскочили и картинки, показывающие участь попавших к бандитам пленников, из чего Баст понял, что раненому есть чего бояться.

— Кто вы такие? — спросил Баст. — И зачем напали на нас?

Раненый то ли не увидел посланный образ, будучи занят своими переживаниями, то ли сделал вид, что ничего не понял, не желая вступать в контакт с победителями. Правитель послал новый ментальный импульс, который должен был если не снять, то, по крайней мере, значительно ослабить боль, и повторил вопрос.

— Мы — Подданные Свободы, — последовал ответ.

Баст, конечно, не мог понять самих слов, а в образах перед ним промелькнули какие-то бродяги на городских площадях и явные бандиты в лесном лагере. Баст решил более подробно вернуться к этому потом, когда можно будет уцепиться за какие-то другие мысленные представления.

— Зачем вы напали на нас? — повторил он свой второй вопрос.

Пророк даже не прислушивался к ответам, а лишь жадно ловил проскакивающие в голове картинки: разбойник и понятия не имел, как вести себя на подобных допросах. Баст с жалостью и отвращением смотрел на него и вдруг вспомнил, как его самого допрашивали степные пауки племени водогреев.

Восьмилапые тогда напали неожиданно, ночью, после обильного возлияния, позволенного себе Бастом и Егелем, встретившимся после долгой разлуки. Егелю несколько кружек вина стоили жизни, а будущий правитель спьяну вовсе ничего не успел понять. Он проснулся уже связанным, окруженный пауками. Смертоносцы очень хотели узнать, куда ушел клан, с которым он кочевал всего неделю назад. А Баст понимал, что вся его надежда заключается именно в этом племени: его товарищи могли уже этой ночью нанести ответный удар по паукам и освободить его.

В противном случае… Степняк мысленно уже видел себя на обеденном столе. Тот заслон, который он мог поставить, защищая свои мысли, не выдержал бы и первого напора куда более сильных в ментальном плане насекомых, и Баст понял, что надо забить голову чем-то посторонним, чтобы не оставить места на те знания, которые хотели получить от него победители. Кочевник судорожно искал выход — и нашел. Сквозь тонкие паучьи лапы он увидел обнаженную рабыню, которая занималась какими-то хозяйственными делами. И вспомнил одну из своих наложниц, Лаум.

Эту девушку Баст и не собирался покупать: ему ее буквально всучили купцы в качестве платы за охрану каравана. Они уверяли, что это чуть ли не единственная дочь какого-то дальнего правителя. Баст махнул рукой и согласился. Зная, что в степи далеко в одиночку не уйдешь, он предоставил рабыне полную свободу. Девушка тут же попыталась бежать, но уже наутро вернулась назад, перепачканная, перепуганная и голодная. Бежать от кочевников можно было только с помощью купцов, но для этого, во-первых, нужны деньги, а во-вторых — даже с деньгами не было никакой гарантии, что в первом же городе ее попросту не продадут в наложницы следующему хозяину. И она смирилась со своей участью.

Как оказалось впоследствии, Лаум была вовсе не дочерью некоего мифического правителя, а рабыня по рождению, обученная древнейшему ремеслу наложницы, причем обученная хорошо. Она умела доставлять удовольствие. И когда они нашли с Бастом общий язык, Баст в этом убедился.

Как раз воспоминаниями о развлечениях с наложницей кочевник и забил себе голову. Если бы вместо пауков были люди, то они, наверное, не смогли бы долго выдержать и бросились бы к своим рабыням проверять полученные знания. Но пауки ждали довольно долго — несколько дней. Они, держа Баста в оцепенении парализующим лучом, пытались воздействовать на него другими импульсами, вызывающими неприятные ощущения. К счастью, восьмилапые не могли воспользоваться болевыми импульсами: во-первых, те в какой-то степени воздействовали бы и на них самих, а во-вторых, боль могла затмить в голове допрашиваемого все другие мысли. В общем, смертоносцам это надоело. Они знали, что люди от страха частенько сходят с ума, и сочли пленника безнадежным безумцем. А следующей ночью ему удалось бежать.

Пленник Баста не умел ничего подобного.

Из промелькнувших в голове раненого картинок Баст понял, что их хотели убрать как опасных свидетелей нападения банды на паломников. Подданные Свободы уже не раз совершали такие вылазки, и каждый раз это сходило им с рук. Осечка произошла впервые.

Насколько Баст понял, их сначала искали на той дороге, на которой и произошло нападение, потом в лагере паломников. И только после длительных розысков отряд головорезов напал на верный след.

— Кто ваш предводитель? — поинтересовался Баст.

При этом вопросе страх выбил у бедняги из головы все образы, покрыв их алым покровом. Пленник только замотал головой в ответ.

— Скажешь, — покачал головой Баст.

Это было сказано с такой задумчивой грустью, которая оказалась страшнее самых яростных угроз. Но пленник зря боялся: Баст сам без труда увидел в его сознании лицо бородатого мужчины со шрамом, рассекающим лицо слева направо.

Правда, это знание ему абсолютно ничего не говорило. Однако, и здесь была своя доля полезной информации: этих врагов они нажили случайно, и ни к Посланнику Богини, ни к той миссии, которую выполнял Пророк, они отношения не имели.

— Зачем вам эти младенцы? — полюбопытствовал Баст.

Но, похоже, на этот вопрос пленник действительно не мог ответить. В его голове опять появилась бородатая рожа. Понятно, приказ.

Баст уже махнул рукой и хотел отойти от пленника, но тот буквально выстрелил фейерверком картинок, изображающих просьбу не оставлять его здесь умирать, а взять с собой и передать на излечение в первый попавшийся по пути дом. Сначала Баст подумал, что подкинуть такой подарок в мирное жилище — это все равно, что подбросить в гнездо кукушонка. От племен, живших в лесах у священного озера, он слышал рассказ, что в лесу водится птица кукушка, которая подкидывает свои яйца в чужие гнезда. Со временем вылупившийся птенец, чтобы избавиться от конкурентов в получении пищи, выбрасывает из гнезда все своих названных братьев и сестер… Но тут Басту пришла в голову другая мысль: а что если взять этого пленника с собой и использовать его как разменную монету в переговорах с людьми Посланника Богини? К тому же, предъявленный пленник снимет с них всякое подозрение в соучастии в нападении на паломников.

Баст кивнул головой и велел Лару перевязать разбойнику раны. Пока Лару накладывал повязки, Баст обыскал трупы остальных бандитов, но ничего интересного не нашел: обычная мелочевка, оружие и небольшое количество денег. Он вытащил трупы с территории лагеря и выбросил их в лес. Останки паука они вместе с Лару похоронили на месте стоянки. Пока его соратник возился с завтраком, Баст срубил несколько молодых деревьев и сплел из них колодку. Он посадил пленника в повозку и закрепил самодельные кандалы. С таким устройством разбойник явно был незнаком, и оно повергло бедолагу в шок. Чтобы не задохнуться, колодку надо было постоянно держать обеими руками, узник в ней не мог самостоятельно даже есть. Зато на побег у пленника не оставалось никаких шансов.

Позавтракав, путники тронулись в путь. Этой ночью ни Лару, ни Баст толком не выспались и опять наверстывали упущенное по очереди в дороге. Пленник попробовал было стонать, но Баст нарисовал ему такую ясную и впечатляющую картинку повешенного на дереве раба, что тот сразу же забыл и про боль, и про свое плачевное положение.

Жадр бежал, не разбирая дороги, продираясь сквозь кусты и спотыкаясь о корни. Он даже не подумал о том, что надо мчаться туда, где оставлены верховые тараканы, что, как только он вскочит на скакуна, его будет уже не догнать. Он просто и бессмысленно удирал.

Подобное состояние разбойник пережил впервые в жизни. До сих пор они просто резали беззащитных паломников, пользуясь тем, что Гарт наводил на них оцепенение. Может быть, попади он раньше хоть в одну схватку, из которой они бы вышли победителями, Жадр бы так не испугался. Но этой ночью он в темноте ясно слышал, как где-то в стороне вскрикнул Фагард, и почти тут же рядом с ним упал еще кто-то из их команды. Он видел, как степняк рванулся ко второму его товарищу, а в это время сзади снова раздался крик боли и отчаянья. Больше Жадр ждать не стал: он пустился наутек.

Он бежал, пока у него оставались силы, а потом просто повалился на землю и стал ждать смерти.

Но смерть не наступала. Потребовалось минут пять, чтобы он окончательно понял, что жив, и никто за ним не гонится. От этого сразу стало легче. Теперь он вспомнил про тараканов, но, к своему ужасу, понял, что совершенно не представляет, в какой стороне их искать. Он решил дождаться рассвета и только потом попробовать поискать то место, где они разбили свой последний лагерь.

Гарт уверял их, что никакой трудности с этими двумя чужестранцами не будет, что в давешней стычке на дороге просто никто не ожидал от них сопротивления. Все рассчитывали, что они парализованы. Теперь разбойники знают — парализующий импульс на эту парочку не действует, и доберутся до них, когда те будут спокойно спать. Но у Жадра сложилось впечатление, что их противники не спали, а сидели в засаде и ждали появления бандитов. А, может, так оно и было?

Интересно, будут ли чужестранцы искать его, Жадра, или нет? У разбойника не было сомнения, что степняки знают, сколько человек на них напало. Ему начало казаться, что странные чужеземцы знают, вообще, все на свете. Подумав об этом, он даже похолодел. Конечно, если они знают все, то наверняка сидят сейчас в засаде около их лагеря и ждут его возвращения. Эта мысль заставила Жадра подняться и побрести глубже в лес.

Наступивший рассвет вовсе не обрадовал одинокого путника. Идти искать тараканов он не рискнул, до лагеря Подданных Свободы надо было скакать верхом не меньше целого дня, а на то, чтобы добраться туда своим ходом, уйдет, наверное, вообще, целая неделя. И как добираться пешком? Припасов в дорогу у Жадра нет, дорогу он знает только приблизительно, выйти и попросить помощи у местных крестьян нельзя, те сразу заподозрят в нем разбойника. От таких мыслей у молодого бандита не то, что портилось настроение, — он просто впадал в панику.

В кустах что-то зашуршало — Жадр попытался схватиться за оружие и с ужасом заметил, что бросил нож и клинок на поле боя. К счастью, в кустах оказался какой-то мелкий зверек, но….. кто там может появиться в следующий раз? К горлу снова подступила горячая волна паники. Бандит отбежал немного в сторону, огляделся.

«А может, такой оборот дела и к лучшему?» — неожиданно пришло ему в голову. Без оружия он уже наполовину не разбойник. Вот что бы только придумать с одеждой… Хотя, в принципе, она и не отличалась от туник обычных граждан. Просто от постоянных ночевок по лесам и лагерям изорвалась, провоняла и вся выпачкалась. При встрече с людьми это обязательно вызовет вопросы. В нем сразу же заподозрят или вора, или беглеца с фермерских полей.

Когда его выпустили из детского приюта, в котором ученый Шабр проводил свои опыты по селекции, он попал в каменоломни, в трех днях пути от Города пауков. Вообще-то, на такие работы из детского приюта посылали в основном так называемых «недоумков» — нормальных двуногих направляли чаще всего в моряки или в крестьяне, но его почему-то не взяли. Почему — он и сам не знал до сих пор.

По старой традиции, как в детском доме, так и в каменоломне, надзирательницами были женщины. К мальчикам они относились сурово и пренебрежительно, но за хорошее поведение иногда вознаграждали своим телом.

Он помнил свою первую и единственную такую «награду» — Жадр бился на вальяжно раскинувшейся охраннице, а она, глядя в потолок, похлопывала его по ягодицам и приговаривала: «Надо хорошо себя вести, тогда и любить тебя будут чаще».

С этого момента он возненавидел женщин и во время своих рейдов с Подданными Свободы с большим наслаждением резал в первую очередь именно их…

Когда один из приятелей, так же как и он попавший в каменоломни, по секрету ему сообщил, что поблизости есть люди, живущие вольной жизнью, без надсмотрщиц и смертоносцев, Жадр с радостью согласился бежать. К побегу они готовились почти неделю. Все это время подростку снилась вольная жизнь. Он представлял, как будет расхаживать по Городу пауков, и даже солдаты станут смотреть на него с завистью. Но все оказалось куда менее романтично: жили они в лагере, в городах показываться боялись. Все захваченное у паломников уходило за бесценок. Им, правда, платили за младенцев, которых главарь вместе с особо доверенными людьми куда-то отвозил, но за еду и прочие необходимые вещи драл потом с них три шкуры. Сытная, спокойная и безопасная жизнь сперва на острове детей, а потом в каменоломне, мягкая чистая постель, теплый дом, сменная туника вспоминались теперь, как сладкий сон.

После года вольной жизни у него скопилась лишь горстка медяков, которая и составляла все его состояние. Начать новую жизнь в стороне от города с такими деньгами было нереально. Пойти в город он боялся. Если люди заподозрят его в принадлежности к бандитам, то пригласят на допрос паука — а от смертоносца, насколько он знал, скрыть что бы то ни было невозможно.

Трудность заключалась еще и в том, что Жадр плохо ориентировался и еще хуже знал, куда ему идти, чтобы попасть в лагерь. Когда они отправлялись в рейды за младенцами, всегда был кто-то, кто руководил ими и знал дорогу. А сам он так далеко от лагеря никогда не уходил. Да еще после боя Жадр бежал, куда глаза глядят, не задумываясь о направлении. Куда теперь возвращаться? После недолгих размышлений, он решил пойти на восток, так как ему показалось, что когда они ехали сюда, то солнце вставало у них за спиной.

Около двух часов пробирался бандит по лесу, пока, к великому своему ужасу, не очутился на том самом месте, где потерял своих товарищей. Сначала от страха он даже оцепенел и стоял минут десять, не в силах сделать ни шага. В нескольких шагах впереди, сваленные в кучу, валялись его недавние соратники. Вид их был ужасен: Фамут и Гарт разрублены пополам, у двух других глубокие раны на груди. Пятый, Кроп, нигде на глаза не попадался. Еще до того, как Жадр попал в банду, он где-то достал легкие доспехи, и видимо, именно они его и спасли. Значит, тоже бродит где-то в лесу?.. То, что остался еще хоть кто-то живой и где-то поблизости, Жадра очень обрадовало. Только вот где его искать?

Стараясь не глядеть на трупы товарищей, разбойник отошел в сторону, сел под большим деревом и затаился, надеясь услышать шаги своего приятеля. Теперь он понял, что чужеземцы не устраивали засады рядом с тараканами: судя по всему, они просто тронулись дальше, своей дорогой. А вот Кроп, наверное, пошел именно к скакунам. Хорошо бы застать его там!

Жадр закрутил головой, судорожно прикидывая, в какой стороне они оставили тараканов. Потом он вспомнил об оружии. Оружие чужестранцы не взяли, а кинули рядом с горой трупов. Стараясь не глядеть на обезображенных товарищей, бандит выбрал меч, кинжал и, не оборачиваясь, припустил в лес.

Тараканов он сумел найти только перед самым закатом. К его удивлению, они все оказались на месте. Это значило, что Кроп сюда не возвращался. Ехать ночью, в темноте, плохо зная дорогу, смысла не имело. Поэтому Жадр, съев несколько знакомых корешков, которые нашел тут же, неподалеку, свернулся калачиком под большим деревом рядом с тараканами и попробовал уснуть. Это оказалось не так просто: во-первых, его пугали ночные шорохи, во-вторых, его мысли постоянно возвращались к вопросу: «что же теперь делать?»

Вернуться к Подданным Свободы — это, конечно, хорошо. Но еще бы лучше продать тараканов, — а это деньги немалые! — и обосноваться во владениях князя Граничного. Но такая затея связана со слишком большим риском.

Утром Жадр все же решился выпустить пятерых тараканов на вольный выпас, а самому вернуться в банду. Он в очередной раз прикинул направление и пустился в путь.

На этот раз ему повезло: уже к вечеру он нашел дорогу. Теперь оставалось ехать по лесу по натоптанной вдоль тракта тропе, и, вполне возможно, уже завтра к вечеру он доберется к своим. К страху наткнуться на патруль дорожной стражи прибавился голод, который тоже начал подгонять одинокого человека. Беглец не рисковал ни охотиться, ни собирать корешки или траву. И то, и другое требовало времени, которое он не хотел терять, и было связано с опасностью. Ко всему прочему, и охотник он был никудышный. Только к концу третьего дня, в поздних сумерках, умирая от голода и жажды и всерьез опасаясь, что заблудился, он увидел огоньки родного лагеря.

Когда Гаржапак, главарь банды, увидел Жадра, его глазки зло заблестели, а шрам на лице приобрел малиновый оттенок.

— Что ты здесь делаешь один? — прорычал он. — Где все остальные?

Но Жадр, который за эти дни натерпелся страха больше, чем за всю предыдущую жизнь, молча сполз с таракана, сел под ближайшее дерево, прислонился спиной к стволу и только после этого сказал:

— Они всех убили. Я чудом сумел убежать.

— Как — всех? — не поверил своим ушам Гаржапак. — Ты хочешь сказать, что вы напали из засады, и они тут же уложили на месте пятерых бойцов?

— Мы напали не из засады, — покачал головой юноша. — Мы подкрались к ним глубокой ночью. Убили одного паука. Убили сразу, чтобы он не успел подать сигнал. Но тут они напали на нас из засады. Фамута и Гарта разрубили пополам, остальных зарезали. Я только не знаю, что случилось с Кропом.

К этому моменту кто-то из товарищей поднес Жадру кувшин с вином, тот жадно выпил почти половину, после чего рассказал все еще раз, но уже более подробно.

— Значит, Кропа среди мертвых ты не нашел? — на всякий случай уточнил Гаржапак. — И куда же он мог подеваться?

— Не знаю, — растеряно моргая, пожал плечами Жадр. — Может быть, он заблудился в лесу и не нашел тараканов, а может, умер в лесу от ран.

Ярость Гаржапака уже несколько улеглась, теперь его больше волновало, что предпринять?

— Не говори ерунды, — одернул он молодого бандита. — Заблудиться в лесу Кроп не мог. Он не такой сосунок, как ты. Умереть от честно полученных ран — мог. Но в таком случае, думаю, пока ты бродил вокруг того места, где вас перерезали, и где вы оставили тараканов, ты должен был на него наткнуться. Значит, они взяли его с собой. Теперь нам всем может настать конец.

Последняя фраза была сказана так многообещающе, что сердце у Жадра вновь ушло в пятки.

— А может, он просто сбежал? — выдавил юнец из себя более подходящее предположение.

— Бежал!? — прорычал Гаржапак так, что собравшиеся вокруг бандиты вздрогнули. — Он не такой сопляк, как ты! Его жадность родилась на десятилетие раньше его самого! В таком случае он бы забрал и тараканов, и оружие, а ты бы до сих пор, как брошенный матерью слизняк, ползал бы по лесу.

Замечание выглядело вполне резонным.

Гаржапак смачно сплюнул и, расталкивая собравшихся вокруг бандитов, направился к хижине, которую он избрал себе для жилья.

Эту заброшенную лесную избушку они нашли несколько лет назад и разбили лагерь вокруг нее. Хижина была небольшой и напоминала те, в которых жили Тивар и Свейли — если, конечно, не считать того, что вид у нее был далеко не столь ухоженный, а от сада или цветника вокруг не осталось следа. Гаржапак, на правах главаря, отвел дом для себя, а остальные по трое-четверо ютились в наспех сооруженных шалашах.

Бандит вошел в комнату. Две девочки, которых он прихватил во время одного из набегов и сделал своими наложницами, завидев мрачное настроение хозяина, забились в дальние углы, а Гаржапак, не обращая на них никакого внимания, сел за стол, придвинул к себе кувшин с вином и налил полную кружку.

Все складывалось из рук вон плохо. Сначала его люди наткнулись на этих чужестранцев и оставили их в живых. С этого момента появились свидетели, которые могли объяснить, куда деваются караваны с паломниками. Он отправил отряд, чтобы уничтожить свидетелей, но вместо этого чужестранцы, вообще, получили живого пленника. А в том, что они его захватили, Гаржапак теперь не сомневался: если бы Кроп сбежал, то, несомненно, прихватил бы все, за что мог получить хоть ломаную медную монету. Уполз бы он раненый в лес — мальчишка на него непременно бы наткнулся. Он уже понял, что маленький ублюдок в лесу тыкался по сторонам, как слепой щенок, брошенный среди поля. Жадр, вне всякого сомнения, сделал несколько кругов и рядом с местом схватки и у того места, где были оставлены тараканы. Кровавый след раненного человека обязательно привлек бы его внимание.

Если с прошлым все ясно, то последствия событий покрыты мраком. Зачем чужестранцы взяли Кропа с собой? Если они хотели у него что-то выведать, то могли бы сделать это на месте, а потом со спокойной душой прирезать пленника. Зачем таскать лишнюю обузу? И тем не менее, они его забрали. Зачем?

Ответ напрашивался сам собой: чтобы отомстить. Собрать своих товарищей, если они у них есть, или сдать пленника властям, и тогда сюда будет направлен отряд стражниц, которые покончат с бандой. В обоих случаях, надо уходить. Ко всему прочему, бродит слух, что княжна Ямисса ищет этих чужестранцев. И не просто ищет, а приглашает их к себе во дворец. Если это действительно такие важные шишки, то карательная экспедиция будет быстрой и безжалостной. Хорошо еще, что шерифа Поруза нет в городе. Впрочем, это все равно не спасет. Против всего государства не попрешь.

Гаржапак колебался несколько часов. Он хотел бы проиграть в уме все возможности, но на собственном опыте знал, что это невозможно. В любом случае, жизнь внесет свои коррективы, и возникнут один или два варианта, которые не мог предусмотреть никто. Больше всего главаря мучил вопрос: почему нападение на чужестранцев закончилось так плачевно? Мальчишка уверяет, что они были предупреждены и все знали заранее. Считает их колдунами.

Но это самое простое объяснение на все случаи жизни! Во-первых, мальчишка оказался трусом, в атаку он шел в последних рядах. Значит, как убивали паука не видел. Вполне возможно, произошла осечка, и смертоносец успел послать предупреждение. В таком случае внезапного нападения не получилось. Во-вторых, мальчишка говорит, что они долго выслеживали чужестранцев. Значит, крутились поблизости и вполне могли возбудить подозрения. И это опять означает, что фактор неожиданности перешел к врагу. А теперь остается простая арифметика. Шесть человек плюс внезапность против двух — явная победа. Два человека плюс внезапность против шестерых — равные силы. Минус трус-мальчишка — и вот вам результат.

В конце концов, Гаржапак пришел к следующему выводу: до Города пауков путникам осталось около трех дней. Надо сейчас же собрать отряд из шести самых отчаянных бойцов и послать на перехват. Причем, наказать им устроить засаду и нападать только из засады! Никаких ночных налетов, никаких попыток подобраться к врагу по-тихому: выскочить из-за кустов и свалиться с деревьев. Даже если в результате такой акции попадется кто-то еще, хуже не будет. А остальным надо уходить, уходить как можно дальше. С посланным отрядом достаточно просто договориться о месте встречи. Никто не должен знать, куда уходит банда: восьмилапые слишком хорошо умеют докапываться до истины.

С этим решением он вышел на крыльцо своей хижины.

Гаржапак подозвал к себе Нургана, одного из самых своих доверенных головорезов. Нурган, так же как и Фамут и Гарт, обладал даром посылать и чувствовать мысленные импульсы. К тому же он, пожалуй, лучше всех представлял всю сложность ситуации. Если большинство видело здесь только опасность быть раскрытыми, то помощник главаря понимал и другую сторону случившегося: при большом шуме покупатель мог отказаться от их услуг. Тогда пропадал всякий смысл нападать на караваны: детей никто покупать не будет, а просто разбоем особо не разживешься. Когда подошел коренастый плотный мужчина, Гаржапак пригласил его внутрь хижины, что делал довольно редко, и там, за кружкой вина описал свое решение.

— Возьми с собой лучше всего тех, кто согласится на дело сам, — сказал он своему помощнику. — Расскажи им, насколько важно для нас разделаться с чужестранцами. Отправляйтесь немедленно. Сейчас вы еще можете перехватить их до прихода в город Пауков, но с каждым часом этот шанс уменьшается. Учти и то, что чем ближе вы будете к городу Пауков, тем труднее устроить засаду. Не мне тебе объяснять, что если нам некуда будет продавать детей, то лучше будет разойтись в разные стороны и никогда не вспоминать, что мы были вместе. О том, как мы будем прозябать поодиночке, рассказывать тебе тоже ни к чему…

Нурган согласно кивнул.

Выйдя из хижины, Нурган довольно быстро обошел лагерь. Бойцов в отряд он выбирал сам, но и желание учитывал. Надо сказать, что трое из тех, кому он предложил пойти на важное рискованное дело, от этого отказались. И все же через час после его беседы с Гаржапаком он собрал отряд даже не из шести, а из семи человек.

Отряд выступил в погоню за чужестранцами уже через три часа после возвращения Жадра в лагерь.