Следующий день выдался не менее утомительным. Магьер и Лисил изъездили и исходили Белу вдоль и поперек, расспрашивая все больше людей из списка, предоставленного Четником. На этот раз им не повезло — за весь день они так и не узнали ничего нового, не нашли ничего, даже отдаленно похожего на след. Мрачное удовлетворение, которое Лисил испытал после встречи с Кохином, испарилось бесследно еще до обеда.
Магьер не хотела тратиться на наемные экипажи, Лисил не желал ездить верхом — и в результате им пришлось много ходить пешком. Малец едва заметно прихрамывал — должно быть, сбил лапы о булыжник мощеных городских улиц. И все-таки больше всего бесило полуэльфа то, что в своем расследовании они не продвинулись ни на шаг.
Вернувшись в «Бердок», они, как были, в запыленной одежде уселись в общей зале, втайне радуясь тому, что наконец-то можно вытянуть гудящие от усталости ноги. Лисил снял с головы шарф и с удовольствием почесал в затылке, привольно встряхнув длинными, почти белыми волосами.
— Вы сегодня ужинать будете? — осведомился трактирщик, которого звали Милоус. — У нас нынче славная баранья похлебка и свежий хлеб, да еще только вчера доставили пару бочонков древинского пива — наилучший сорт.
— Ты мой спаситель, — с вымученной усмешкой отозвался Лисил. — Всем — похлебки и хлеба. Травяной чай у тебя есть?
— Сейчас гляну. А тебе… вам, сударыня, то же самое?
— Да, травяного чаю, — устало ответила Магьер.
— Сию минуту все принесу, — заверил Милоус и покосился на пса, изможденно растянувшегося на полу. — Э… сударь, ты вроде как заказал похлебку на всех!..
— И ему тоже, — кивнул Лисил. — Найди миску побольше да налей, вот и все. И еще принеси другую миску с водой.
Коренастый трактирщик вздохнул, покачав головой, и отправился выполнять заказ.
Огонь, плясавший в небольшом очаге, озарял залу неярким светом. Здесь было уютно и чисто, но в целом трактир напоминал честную физиономию своего владельца — симпатичный, но ничем не примечательный. Кроме Лисила и Магьер, в общей зале сидели только двое посетителей. Устроившись неподалеку от входа, старики попыхивали глиняными трубками и беседовали вполголоса, а юный Ватц исправно носил им на стареньком деревянном подносе оловянные кружки с пивом.
Лисил вдруг обнаружил, что вспоминает большой очаг, поставленный посреди общей залы «Морского льва». Перед его мысленным взором проплыли стол для игры в «фараон», Малец, кружащий вокруг очага и зорко поглядывающий по сторонам, Магьер в кожаном жилете — а быть может, и в синем платье — за длинной, натертой до блеска стойкой…
— Никакого сравнения с «Морским львом», верно? — спросила Магьер.
Лисил встрепенулся, поднял взгляд — и обнаружил, что напарница пристально смотрит на него. Должно быть, он расслабился, и она без труда прочитала его мысли по лицу.
— А что может сравниться с «Морским львом»? — отозвался он. — Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь стану скучать по дому!
Магьер долго молчала.
— Если дела будут идти так, как сегодня, — наконец сказала она, — мы еще очень не скоро вернемся домой. Нужно будет попросить Четника, чтобы вызвал нас, как только сообщат о новом нападении. Если мы быстро доставим туда Мальца, он, быть может, сумеет взять след.
Лисил нахмурился. Меньше всего на свете ему хотелось снова связываться с капитаном Четником.
— Ты хочешь сказать — если сообщат о новом нападении. И не забывай, по нашим соображениям, вампиров в Беле по крайней мере двое. Ланджов вне себя от горя, да и нрав у него не сахар, его терпение очень скоро истощится; так что, если мы хотим получить деньги, нам надо вначале отыскать аристократа, который тебе привиделся, да побыстрее. Пока что у нас нет никаких следов — верней, всего один, да и тот ведет к женщине с синими глазами.
— Тогда что ты предлагаешь?
— Не знаю. — Лисил покачал головой. — Но я думал о том, что нам неизбежно предстоит драться, и о том, как к этому приготовиться. Мы ведь можем рассчитывать только на себя. Здесь нам не удастся организовать местных жителей, а стало быть, мы не сможем устроить ловушку для вампиров. Это значит, что нам придется их выслеживать и делать все, чтоб они прежде не выследили нас.
— Это мы уже и так знаем, — возразила Магьер. — Может быть, расскажешь, зачем ты ходил к оружейнику?
— На сей раз это будет совершенно особенная охота, — сказал Лисил. — И ты увидишь — надеюсь, что очень скоро, — чего ради мне понадобился оружейник.
Магьер явно хотела продолжить расспросы, но он продолжил, прежде чем она успела вставить хоть слово:
— Нам нужно будет застичь этих тварей врасплох. Если они действуют заодно, мы должны будем отловить их поодиночке. Я хочу, чтобы у нас было численное преимущество, а это значит, что мы должны хорошо подготовиться и мгновенно менять тактику сообразно обстоятельствам.
Магьер молча, в упор смотрела на него через столик. Блики огня окрашивали ее бледное лицо теплым янтарным отсветом, зажигали алые искорки в тяжелых черных волосах. Лисил залюбовался напарницей, даже не заметив, что она смотрит на него с подозрением. Лицо Магьер, даже изможденное и осунувшееся от усталости, оставалось неизменно прекрасным.
— Точь-в-точь как в старые добрые времена, верно? — сказала она, и в ее голосе проскользнул вдруг непонятный холодок.
Лисил опешил.
— То есть?
— Ты ведь и раньше занимался чем-то подобным.
Кажется, Магьер просто подшучивает над ним.
— Что ж, в Миишке мы оба…
— Нет, — жестко перебила она. — Речь не о том.
Полуэльф совершенно растерялся:
— Что ты имеешь в виду?
— Знаешь, — сказала Магьер, — прежде, до того как мы поселились в Миишке, я и не представляла, до чего ты умен, можно даже сказать, хитроумен. Правда, ты всегда был сообразителен и проворен, и я собственными глазами видела, как ты одолел противника вдвое больше тебя ростом. Но ведь на самом деле ты знаешь и умеешь гораздо больше, так? И с этими твоими умениями как-то связано то, чем ты занимался по утрам, уходя один в лес.
Лисила бросило в жар, затем в холод. Не время, ох, не время сейчас объяснять Магьер то, что она на самом деле предпочла бы не знать!
— А уж в последнее время ты… — Магьер оборвала себя, и он увидел на ее лице мрачную решимость. — Скажи мне, Лисил, до нашей встречи ты и вправду был только вором?
Этого вопроса Магьер прежде никогда ему не задавала, ни прямо, ни намеком. В основе их прежних отношений было то, что прошлое они оставили позади и никогда о нем не вспоминали. Они жили сегодняшним днем, в крайнем случае — завтрашним, а все прочее не имело значения в той кочевой жизни, которую они вели.
— Я был другим человеком, который жил по-другому, — наконец сказал он. — Человеком, которого ты, возможно, и знать бы не захотела. А теперь я — человек, которому срочно нужен добрый арбалет.
Магьер откинулась на спинку стула.
— Что ж, ладно. Завтра и поищем. — Она рассеянно глядела на пляшущий в очаге огонь. — Приготовимся, как сумеем, а когда обнаружим логово вампиров, постараемся сделать то же, что в прошлый раз: выследить их и застичь до захода солнца. Это бы и в прошлый раз сработало, если бы мы обнаружили их раньше.
Лисил позволил себе расслабиться — но не до конца. Если уж Магьер что-то вбила себе в голову, уклониться от ее настырности не так уж легко, хотя прежде ему это удавалось.
— Да, — сказал он вслух, — если мы сделаем все как следует, нам и драться-то особо не придется.
— Или что-нибудь поджигать, — буркнула она, не глядя на Лисила.
Впрочем, в ее голосе не было упрека, а если б и был — полуэльфа это нисколько бы не задело. Магьер тогда была без сознания и истекала кровью, Рашед гнался за ними, и другого выхода у Лисила не было. Потому-то он и поджег крупнейший в Миишке пакгауз, а если понадобится снова — подожжет не задумываясь хоть королевский дворец. Прав он был тогда или нет — спорить об этом сейчас бессмысленно.
Лисил положил руки на стол, взглянул на левое запястье, где на смуглой коже и сейчас отчетливо видны были следы зубов.
— Если придется драться, если тебя снова ранят, — сказал он, желая подбодрить ее, — я буду рядом. Всегда. Теперь-то я уже знаю, что надо делать.
Он поднял голову — и обнаружил, что Магьер сверлит его горящим взглядом широко раскрытых глаз.
— Не смей! — не проговорила, а со свистом выдохнула она. — Не смей больше об этом говорить!
Пальцы ее с силой вцепились в край стола, и Лисилу почудилось, что он слышит треск ломающегося дерева. Магьер стиснула зубы, лицо ее исказили страх и одновременно гнев, и смотрела она на Лисила так, словно он был вампиром.
— Магьер, я только хотел сказать…
— Знаю я, что ты хотел сказать!
Она с силой оттолкнулась от стола. Лисил увидел, что пламя гнева в ее глазах погасло, но на смену ему пришла тайная, мучительная боль.
— Устала я, — шепотом проговорила Магьер. — Пойду спать.
— Тебе надо поесть. Послушай, я только хотел тебя подбодрить. Честное слово! Я просто хотел, чтоб ты знала: я всегда буду с тобой, чего бы это ни стоило.
— Не будь идиотом! — проворчала она уже с привычным раздражением в голосе. — Я бы в жизни со всем этим не справилась, не будь тебя… и Мальца.
Сердце Лисила гулко забилось в груди, но он лишь кивнул. Он не очень понимал, что происходит, но сейчас явно не время было пускаться в расспросы.
— У меня есть идея, — сказал он вслух. — Бела — большой город, крупнейший порт в этой части побережья, а мы с тобой целыми днями заняты только делом — и больше ничем. Ну ее, эту баранью похлебку! Наверняка в округе найдется первоклассный трактир или харчевня, где подают блюда повкуснее. Все равно до утра нам делать нечего, так почему бы не позволить себе поразвлечься?
— Разве ты не устал? — удивилась Магьер.
— Так устал, что ноги вот-вот отвалятся, — ухмыльнулся Лисил. — И все равно, пойдем, а?
Хмурое лицо Магьер смягчилось, и хотя Лисил редко пробовал испытать на ней свое пресловутое обаяние, он понял, что его радостное возбуждение передалось и ей.
— Мы ведь еще не знаем, как долго нам придется пробыть в Беле. — Магьер задумчиво покачала головой. — Денег у нас немного, но их хватит надолго, если мы будем бережливы.
Лисил рухнул ничком на стол и громко застонал.
— Ладно, хватит разыгрывать сцены, — усмехнулась она. — Ты ведь договорился с кузнецом, что за исполнение заказа дашь ему что-то там взамен, стало быть, у тебя остались те деньги, что ты взял у меня на шхуне. Вот их, я полагаю, мы вполне можем потратить на развлечения.
У Лисила перехватило дыхание. Стараясь не покраснеть от стыда, он поднял голову и невинно взглянул на Магьер.
— Хм… А разве я тебе не сказал?
— Ты их проиграл? — быстро спросила она. — Неужели все? Тем матросам?
— Ну, надо же мне было заплатить им за выпивку, а потом я сыграл пару конов в карты, просто из вежливости. Я уже выигрывал, когда Малец залаял, и…
— Ты был так пьян, что не мог драться! — закричала Магьер и так грохнула кулаком по столу, что стол подпрыгнул. — Я видела, как ты дрался, когда все лицо у тебя было исполосовано, но в карты ты играешь паршиво даже трезвый!
— Вовсе нет!
— Поверить не могу, что ты не сказал мне об этом раньше! — продолжала она. — Ты проиграл наши деньги шайке пьяных матросов?!
— Ну, не все, — пробормотал Лисил, — пара монет осталась…
Магьер с минуту хватала ртом воздух, явно подыскивая подходящие слова, затем встала так резко, что опрокинула стул. И направилась к лестнице, даже не оглянувшись на Лисила.
— Тогда у тебя осталось на что поразвлечься, — на ходу процедила она. — И в следующий раз постарайся рассказать мне правду прежде, чем у тебя не останется другого выхода!
Она поднялась наверх, перепрыгивая разом через две ступеньки, и Лисил услышал, как с грохотом захлопнулась дверь ее комнаты. Он поглядел на Мальца.
— Уж конечно, расскажу, — ядовито проговорил он, — ведь она у нас такая добрая и понимающая!
Малец в ответ заворчал. Прежде чем Лисил успел понять, что это означает, пес поднялся и бодро затрусил к лестнице.
Полуэльф смотрел ему вслед, не веря собственным глазам. Конечно, ему не следовало так долго скрывать свой проигрыш, но когда бы он ни покаялся, Магьер на него все равно накричала бы. Что ж, так ей и надо — не узнает прелестей столичной ночной жизни. Сейчас он больше, чем когда-либо, заслужил немного отдыха.
Вернулся трактирщик, неся кружки с чаем.
— Сейчас принесу похлебку, — сообщил он и огляделся. — А где же твоя спутница и собака?
Лисил что-то проворчал себе под нос, предпочитая не пускаться в неприятные объяснения.
— Отнеси ей ужин в комнату. Я сегодня буду ужинать не здесь. Не посоветуешь какое-нибудь стоящее заведение?
Трактирщик насупился.
— Может быть, «Рябиновая роща»? — предложил он. — Там есть игорная зала — одна из самых больших в Беле.
— Замечательно, — сказал Лисил.
Чейн с набитой покупками сумкой дожидался на крыльце, покуда Торет отопрет парадную дверь особняка. Вечер выдался на редкость скучный и утомительный, и в ушах у Чейна до сих пор звенело от неустанных жалоб и упреков хозяина.
Сразу после захода солнца они отправились обходить захудалые лавчонки и магазинчики, и повсюду Чейн скрупулезно приобретал все, что могло ему понадобиться. Все это время Торет в крайнем раздражении задавал одни и те же вопросы. Почему Чейн тянул с покупками до последней минуты? Почему он не отправился за покупками сам, чтобы его хозяин мог спокойно отдохнуть дома? Почему не заказал все нужные материалы заранее, чтобы их доставили на дом, а ему тогда оставалось бы выбирать то, в чем возникнет нужда?
И всякий раз Чейн — более или менее терпеливо — объяснял одно и то же. Одни ингредиенты годятся, только когда они свежие, другие необходимо подбирать на месте, интуитивно, оттого-то ему и понадобилось присутствие Торета.
Первая причина была доподлинной правдой. К тому же ингредиенты лучше всего было закупать как можно быстрее и в разных местах, чтобы не оставить ненужных следов. Некоторые аптекари становятся крайне подозрительны, когда покупатель спрашивает те или иные снадобья. Магия не запрещена законом, подобно чародейству, но и не так приветствуется, как чудотворство, и далеко не так почитается, как прорицательство.
Вторая причина была, само собой, ложью. Чейн вовсе не нуждался в присутствии Торета, однако настоял на нем со вполне конкретной целью. Чейн был твердо намерен — хотя и не знал покуда, как именно, — отыскать способ избавиться от власти своего создателя и господина. Между тем невредно было почаще нервировать Торета, выводить его из равновесия и подогревать ту загадочную тревогу, которая все сильней снедала его с той самой ночи, когда принесли таинственное письмо. Чейн до сих пор сокрушался, что той ночью так и не смог ничего подслушать. После того как он покинул особняк, сопровождая Сапфиру, явно произошло кое-что весьма любопытное. Когда Чейн незадолго до рассвета вернулся в особняк, Торет был совершенно вне себя, однако о причине такого состояния не сказал ни слова, Вместо этого он дал Чейну два поручения: во-первых, подготовить то, что они собирались осуществить сегодня вечером, во-вторых, применить свои особые умения, дабы отыскать в городе двоих — женщину с черными волосами и бледной кожей и ее спутника-полукровку.
Ко всему прочему нынешние скитания по магазинам и лавкам, хотя и изрядно вымотали нервы Чейну, хорошо послужили его будущим замыслам. В следующий раз, едва он заикнется о подобном предприятии, Торет без малейшей заминки отпустит его одного.
Вслед за Торетом Чейн вошел в просторный вестибюль особняка, который служил им пристанищем. Они сняли плащи, и тут с лестницы, которая вела наверх, донесся восторженный визг — такой пронзительный, что у Чейна мгновенно заныли зубы. Передернувшись, он поднял голову — и остолбенел.
Вниз по лестнице спускалась Сапфира. Распутный огонек горел в ее густо накрашенных глазах, на губах, щедро покрытых алой помадой, играла необузданная улыбка. Впрочем, внимание мужчин привлекло не только и не столько ее лицо.
— Ну разве я не восхитительна?! — воскликнула она.
Платье, которое «надела» Сапфира — Чейну даже и гадать не хотелось, каким образом держится на ней этот наряд, — было из черного бархата с алой кружевной отделкой и весьма недвусмысленно подчеркивало ее зрелую фигуру. От бедер юбка ниспадала пышными оборками до самого пола. Корсаж без бретелек поднимался по бокам до ключиц, зато посредине, как раз между грудей, был глубокий разрез. Когда Сапфира, с деланным изяществом выставив ногу, спускалась на нижнюю ступеньку, оборки платья всколыхнулись, как черная приливная волна, обнажив ее стройную мертвенно-белую ногу до самого колена.
Нарочито покачивая пышной, практически обнаженной грудью, Сапфира подплыла к Торету и театрально положила руки ему на плечи.
— А теперь скажи, что ты без ума от моего нового платья! — потребовала она.
— Ты… — Торет судорожно сглотнул, — ты не выйдешь из дома в этом!
Лицо Сапфиры тотчас исказилось гневом.
— Что бы я для тебя ни делала — ты ничего не ценишь! — прошипела она. — Я сижу тут взаперти, как дура, весь день и весь вечер напролет, а ты шляешься невесть где с Чейном, покупаешь ему всякую вонючую дребедень невесть для чего! Мне скучно, скучно! Помираю со скуки! Какой прок от нового платья, если его даже никто не оценит!
— Я не выпущу тебя из дому в таком виде, — твердо повторил Торет. — Нам нельзя привлекать лишнего внимания. А теперь иди и переоденься во что-нибудь… э-э… попроще.
Вместо того чтобы беситься от ревности, Торет говорил вполне спокойно и здраво — настолько здраво, что Чейн удивился не на шутку. С той самой ночи, когда Торет получил таинственное письмо, он стал непривычно возбужден и насторожен. Вполне вероятно, что кого-то из них уже приметили в городе, и именно потому Торет так торопится завершить дело, которое они наметили на нынешнюю ночь.
Сапфира круто развернулась и взбежала вверх по лестнице. На лестничной площадке она на миг остановилась, из-за плеча одарила Торета мрачным взглядом — и побежала дальше.
Торет устало провел рукой по лицу. Чейн благоразумно помалкивал — что бы он ни сказал сейчас, для хозяина это был бы только повод выместить на нем свою ярость. Куда полезней дать Торету хорошенько побеситься.
В сознании Чейна вдруг промелькнуло хлопанье крыльев — словно тень пронеслась перед его мысленным взором. Он поспешно пересек гостиную и подошел к окну, выходившему на улицу.
— Что такое? — спросил, подходя к нему, Торет.
— Тихко, — кратко ответил Чейн.
Голос Торета зазвенел от нетерпения:
— Он что-нибудь обнаружил?
— Сейчас узнаем.
Раздвинув занавески, Чейн откинул щеколду, и створки окна открылись вовнутрь, точно врата храма. Затем он распахнул наружные ставни — и тут же на подоконник рядом с ним тяжело опустился большой черный ворон.
Переминаясь с лапы на лапу и расправляя крылья, ворон склонил голову набок. Чейн протянул ему руку ладонью вниз, и ворон перепорхнул на его запястье.
— Что он видел? — спросил Торет.
— Пожалуйста, хозяин, подожди еще минутку. — И с этими словами Чейн целиком переключил свое внимание на птицу.
«Тихко» по-белашкийски означало «тишина, молчание». Сейчас, когда ворон оказался совсем близко, Чейн ощутил, как из крохотного бронзового сосуда, который он всегда носил на цепочке на шее, исходит покалывающее тепло. Он закрыл глаза, усилием воли ограждая свое сознание от окружающего мира; мысли его прояснились. Возвращение Тихко означало, что фамильяр обнаружил нечто связанное с порученным ему делом.
Когтистые лапы ворона плотнее охватили запястье Чейна.
Он ощутил вокруг движение воздуха, и в темноте под плотно сомкнутыми веками медленно выплыло видение. Чейн заставил крохотный разум Тихко сосредоточиться, извлекая из сумерек птичьей памяти одну картину за другой.
Глядеть на мир глазами Тихко было для Чейна все еще ново, непривычно и увлекательно, хотя воспоминания ворона были по большей части беспорядочные и расплывчатые. С высоты птичьего полета Бела казалась такой крохотной и незначительной. Паря над ночными крышами, Чейн-Тихко озирал пустынные дороги и улицы. Людей в это время было внизу немного, и с огромной высоты они казались скорее разноцветными пятнами, скользившими через круги света от уличных фонарей.
Узнавание…
Городские крыши прянули в лицо Чейну, и на миг его замутило, как от приступа морской болезни.
Он парил в потоке свежего ночного ветерка, на высоте вдвое больше самого высокого здания в городе. Слева Чейн увидал на холме окруженный стенами королевский замок. Этой приметы было для него довольно: теперь он знал, что скользит над торговым кварталом в южной части города, внутри среднего крепостного кольца.
С высоты он издалека разглядел светлые волосы, куда более светлые, чем у большинства людей. В поле зрения Чейна появился человек, шагающий по улице. Его смуглая кожа в свете фонарей отливала золотом. На ходу человек поднял руки и принялся повязывать что-то вокруг головы. Наконец его волосы совершенно скрылись под повязкой.
Картина задрожала, расплылась, и взгляд Чейна-Тихко на миг устремился в ночное, усеянное звездами небо, а затем обратился к северной части города. Итак, это было все, что видел Тихко, — и именно то, из-за чего птица вернулась.
Чейн открыл глаза, и ворон заерзал, поудобнее устраиваясь на его руке.
— Ну, как? — не выдержал Торет. — Он и вправду что-то нашел?
— Возможно, — медленно ответил Чейн. — Это мог быть полукровка или же чистокровный эльф. В этих краях эльфы встречаются редко, но сейчас в дальней части порта стоит на якоре эльфийский корабль — вполне вероятно, что этот эльф именно оттуда. Ничего нельзя сказать наверняка, кроме того, что это был мужчина и что в жилах у него течет эльфийская кровь.
— Где ты его увидел? — настойчиво спросил Торет. — Как он был одет? Что делал?
Чейн пожал плечами.
— В торговом квартале в южной части города. Он шел по улице. Я не знаю, откуда он вышел и куда направлялся, не разглядел, как он был одет. Он что-то обвязывал вокруг головы, возможно шарф, — вот и все, что удалось увидеть Тихко.
Чейн умолк, глядя, как Торет бесцельно мечется по комнате, наморщив узкий лоб. Вдруг он остановился, приложил руку к груди, словно ощутил что-то неприятное внутри.
— Это он, кто же еще? — пробормотал Торет. — Проклятый полукровка… Но откуда они могли узнать, что я здесь?
— Кто — они? — спросил Чейн.
Торет его словно и не услышал, но потом все же взглянул на Чейна.
— Потом объясню, — отрывисто бросил он. — А сейчас отправь свою птицу летать до зари, и пусть отыщет место, где ночует полукровка.
Чейн снова распахнул окно и пересадил ворона на карниз. Тихко склонил голову набок, глядя на него одним глазом. Чейн сосредоточился, вошел в его сознание и передал ворону образ беловолосого человека, велев ворону отправляться на поиски и на сей раз не возвращаться, пока не начнет светать.
Тихко сорвался с карниза и комком черных перьев унесся во тьму. Чейн едва успел вновь запереть окно, когда в сводчатом проеме гостиной раздались нарочито громкие шаги.
— Ну вот, я переоделась! — объявила Сапфира. — Теперь-то меня повезут развлекаться? — Сейчас на ней было лиловое шелковое платье более скромного покроя и не с таким глубоким вырезом, хотя груди все равно высились над корсажем соблазнительно округлыми холмиками. Торет заколебался, явно не в силах определить, чем новое платье приличней прежнего.
— Да, так лучше, — наконец объявил он. — Однако тебе придется подождать. Нам с Чейном нужно еще закончить одно дело, и сейчас мы никак не можем тебя сопровождать.
Сапфира открыла было рот, но прежде чем начался очередной визгливый скандал, вмешался Чейн.
— Я мог бы нанять экипаж, который доставит госпожу Сапфиру точно в назначенное место, — сказал он, — и тогда она отправилась бы в город одна. — Чейн выразительно поглядел на Сапфиру. — Если, конечно, она обещает не покидать это заведение, пока мы к ней не присоединимся.
Торет явно собирался возразить, но Чейн с нажимом добавил:
— Мы должны сосредоточиться на предстоящем деле, а госпожа Сапфира ничем не сможет нам помочь.
И он, подняв бровь, взглянул на Торета, надеясь, что у хозяина достанет ума уловить намек.
Торет на секунду растерялся, но потом все же неуверенно подтвердил:
— Да, пожалуй, это можно устроить.
Сапфира метнулась к Торету и пылко обвила руками его шею, но все же успела послать Чейну кокетливый взгляд.
— Ах, я хочу в «Рябиновую рощу», в «Рябиновую рощу»! — проворковала она, легонько покусывая Торета за ухо и при этом не сводя глаз с Чейна.
Тот ответил коротким вежливым кивком. Хорошо уже и то, что сегодня придется иметь дело только с одним болваном.
Торет сидел на грязном полу погреба, сжимая обеими руками крохотный бронзовый сосуд, который вручил ему Чейн, и по его тщедушному телу пробегала едва заметная, но непрестанная дрожь. Причиной тому были не холод, не крупный серый волк, который лежал перед ним, связанный, прикованный цепями к полу и в наморднике, и даже не магический ритуал, который Чейн вот-вот должен был совершить над Торетом и волком. Дрожал он от страха за свое нынешнее, безбедное и сытное существование.
Где-то в городе затаились сейчас проклятый полукровка и эта бледнокожая стерва — дампир.
Торет был уверен в этом, хотя фамильяр Чейна и не сумел хорошенько разглядеть мужчину с белыми волосами. Но что же могло привести их именно в Белу, как они узнали, что он, Торет, здесь? Он всегда был так осторожен, хотя Сапфиру иногда очень трудно удержать. Что ж, она еще молода и неопытна, со временем всему научится. В этом Торет не сомневался. Да и Чейн чересчур надменен и педантичен, чтоб бездумно привлекать к себе излишнее внимание. И все же охотница и ее спутник явились в Белу, чтобы выследить Торета и обратить его в пепел и прах, как Тишу и Рашеда.
Тогда он бежал из Миишки, а вот теперь не побежит. Теперь у него есть что терять. Два с лишним месяца прошло, с тех пор как он в последний раз сражался с полукровкой, — а он до сих пор чувствует, как кромсает его внутренности острый обломок стилета.
«Квиты!» — как наяву, услыхал он торжествующий выдох полуэльфа.
Торет помнил, как узкие клинки вонзились в его бока, с двух сторон вспарывая грудную клетку, до сих пор слышал, как хрустнули его ребра, когда полукровка вывернул стилеты вниз и правое лезвие сломалось внутри его тела.
— Квиты, да? — прошептал Торет. — Это мы еще поглядим…
— Это о чем? — спросил Чейн, усердно растиравший в ступке какое-то снадобье.
— Ни о чем, — буркнул Торет. — Заканчивай поскорее. У нас сегодня еще много дел.
Когда Сапфира отбыла развлекаться, Торет рассказал Чейну, кто такие на самом деле те двое, которых сейчас разыскивает ворон. Чейн слушал внимательно, не упустив ни слова. Торет особо подчеркнул, как сильна охотница-дампир, неукротим и злобен ее пес, как хитроумен полукровка, прячущий в одежде ножи и стилеты.
Погреб в ширину и в длину был почти таких же размеров, как фундамент дома. С одной стороны его была каменная лестница, ведущая наверх, с другой располагалась стойка с оружием для уроков фехтования. Рядом со стойкой они разобрали часть стены и прорыли ход, который вел прямиком, в городские катакомбы. В дальней стене погреба, как раз за спиной Торета, находилась дверь в комнату Чейна. Рослый слуга Торета предпочитал ютиться в этом темном и сыром закуте, вместо того чтоб занять любую свободную комнату на втором этаже особняка.
Торет мало интересовался магическим искусством и не испытывал к нему ни малейшей склонности, хотя некоторые умения Чейна бесспорно им пригодились. В прошлом ему несколько раз довелось столкнуться с «волшебниками» — от захудалого знахаря до болтливо-высокопарного алхимика, который всю свою жизнь пытался разгадать секрет приготовления золота. Магия, которую изучает Чейн, — совсем другое дело. О такой магии Торет не знал ровным счетом ничего.
— Пора начинать, — промолвил Чейн и присел на корточки рядом с Торетом. В руке его был серебряный кинжал с костяной рукоятью.
Торет покосился на крохотный бронзовый сосуд, который он по указанию Чейна все так же сжимал в руках:
— Что я должен делать?
— Только то, что я тебе скажу, — ответил Чейн. И, — развернувшись к волку, опустился на одно колено. — Не более и не менее.
Он одной рукой ухватил животное за загривок. Волк отпрянул и заметался, из пасти, стянутой кожаными ремнями, исторглось глухое рычание. Чейн ловко — погрузил кинжал в косматый загривок зверя, затем медленно, осторожно извлек лезвие наружу и сразу повернул плашмя, чтоб не уронить на пол каплю волчьей крови, дрожащую на острие кинжала. С кинжалом в руке он повернулся к Торету.
— Дай мне свое запястье, — приказал он.
Торет вытянул руку. Не накреняя лезвие, Чейн провел острием кинжала по запястью Торета, взрезав кожу. Черная кровь поползла из неглубокой ранки, смешалась с каплей красной крови на острие. Тогда Чейн слегка наклонил кинжал, и часть смеси влилась в ранку. Торет ощутил едва заметное жаркое прикосновение живой крови.
— Будь ты смертным, хватило бы и связующего ритуала, — сказал Чейн, — однако наша бессмертная суть лишь пожрала бы весь дух животного, вместо того, чтобы сохранить его часть, что, собственно, я и собираюсь сделать. Вот почему нам необходим этот бронзовый сосуд — он послужит и хранилищем, и проводником. Если потеряешь сосуд — лишишься и фамильяра.
Он снова выровнял кинжал, затем накренил его острие над горлышком сосуда. Капля волчьей крови, смешанная с кровью Торета, стекла с лезвия в бронзовый сосуд.
Чейн отступил к своему ветхому столу, взял с него зажженную свечу. Вернувшись к Торету, он наклонил свечу над сосудом и держал ее так до тех пор, пока расплавленный воск не заполнил горлышко сосуда. Убрав свечу, Чейн взял в руки ступку с растолченным снадобьем и узкогорлую склянку — темного, совершенно непрозрачного стекла.
Серебряным кинжалом Чейн начертил на грязном полу вокруг Торета двойной треугольник. В полосе между треугольниками он начертал путаную вязь каких-то знаков и символов и каждый из них наполнил вязкой темно-зеленой жидкостью из склянки. Жидкость тотчас впиталась, и знаки стали выпуклыми, лоснящимися, черными. Чейн отступил назад, начертил на полу вокруг себя и волка двойной круг, также заполнил промежуток знаками и посыпал их порошком из ступки.
Потом он взял свечу и уселся, скрестив ноги, на полу — так, что волк оказался между ним и Торетом.
— Не шевелись и не выходи из треугольника, — велел он и, вытянув перед собой руки, положил их на колени ладонями вверх. Взгляд его был неотрывно устремлен в глаза Торета.
Торет сидел недвижно, стараясь не шелохнуться. Все его тело оцепенело от этого усилия. Чейн все так же, не мигая, смотрел на него, губы его зашевелились, беззвучно, но непрерывно произнося заклинание.
Торет изнывал от мучительной неподвижности. Казалось, прошло полночи, не меньше, прежде чем его рослый слуга наконец-то закрыл глаза.
Волк снова ожил.
Он метался, бился в путах, рычал, звеня цепями. Он извивался так, словно хотел вырваться из собственной шкуры. Затем он откинул голову набок, и из пасти поползла струйка слюны.
Чейн резко хлопнул в ладоши, загасив огонек свечи, и этот звук отозвался во всем теле Торета оглушительным грохотом. Изо всех сил он вцепился в бронзовый сосуд.
Бронза вдруг стала обжигающе горячей, но Торет этого не замечал. Волк открыл глаза и смотрел на него, а он смотрел на волка — волк-Торет и Торет-волк…
Окружающий мир дрогнул, заколебался. Торет одновременно видел противоположные стены погреба. Его окружал затхлый сырой воздух, тело его туго сдавили цепи. Он открыл рот… и в то же время ощущал запах сырой кожи, стянувшей его челюсти.
— Готово, — объявил Чейн.
Торет смотрел на волка, и волк в упор смотрел на него. Все поплыло, замутилось в глазах. Он видел волка и его глазами — себя. В висках застучала боль. Тошнота прихлынула к горлу, и Торет упал навзничь.
Лежа на полу, он увидел над собой усмехающееся лицо Чейна.
— Никогда не смотри на себя глазами фамильяра, когда смотришь на него, — сказал Чейн. — Так можно потерять контроль над собой. Это первое, чему учатся все хозяева фамильяров.
Торет сел, поглядел на бронзовый сосуд, который протягивал ему Чейн, и повесил его себе на шею. Воск уже застыл и надежно запечатал горлышко сосуда.
— Не потеряй сосуд, — предостерег Чейн, — иначе потеряешь власть над фамильяром. Опять-таки, если сосуд долго будет вне пределов твоей досягаемости, фамильяр может вырваться на свободу. Помни также, что смерть фамильяра может быть опасна для его хозяина. — Торет понимающе кивнул и не без труда поднялся на ноги.
Волк был уже освобожден от пут и цепей и теперь стоял, неуверенно переминаясь с лапы на лапу. Торет попытался заставить его сесть, но ничего не вышло. Чейн, похоже, догадался, что он хотел проделать.
— Чтобы полностью овладеть фамильяром, нужно время и практика, — сказал он. — Старайся не столько приказывать, сколько предлагать, и все время помни, каково это — пребывать внутри сознания животного, однако не проникать в его ощущения. Не дави на фамильяра, иначе он будет сопротивляться, и тем труднее будет подчинить его.
— Ладно, — сказал Торет, — на сегодня достаточно. Нам нужны и другие слуги.
— Не сейчас. Ты пока еще слишком слаб после ритуала. Тебе нужна кровь.
— Нет, — отрезал Торет. Да, ему нужна кровь, но еще больше ему нужно спешить, чтоб его не застали врасплох. — Я должен выпить жизнь из жертвы так быстро, чтоб увлечь ее в посмертие.
— Как пожелаешь. — Чейн принялся собирать с ветхого стола свое снаряжение. — Тогда, быть может, поскорее присоединимся к твоей даме?
И он направился к двери в свою комнату.
Торет медленно положил руку на голову волка, первого из своих будущих слуг. Зверь негромко заворчал, но не отстранился. Что ж, когда Торет отыщет полукровку и его бледнокожую девку-дампира, этим двоим суждено пережить немало интересного. Последние бои в Миишке покажутся им тогда заурядной трактирной потасовкой.