Этой ночью, после того как доставили письмо для Торета, Чейн поднялся по лестнице к комнате Сапфиры. Испытывая отвращение при мысли о том, чтобы войти в ее спальню, он постучал в дверь.
— В чем дело? — донесся изнутри голос Торета. Чейн осторожно отворил дверь, но остался стоять на пороге. Торет сидел на застланной атласным покрывалом кровати рядом с дамой своего сердца и полудюжиной роскошных ночных сорочек разного оттенка, которые он заказал, чтобы Сапфира, оправляясь после недавних ранений, могла потешить себя разнообразными нарядами. Сама дама сердца в изысканном пеньюаре цвета морской волны возлежала, опираясь на гору пышно взбитых подушек.
— Я не могу причесываться сама, — ныла она. — Торет, ты должен нанять мне камеристку.
— Любовь моя, это слишком опасно, — терпеливо, как ребенку, и явно уже не в первый раз отвечал Торет.
— Но у меня все локоны развились. Ты только погляди, на кого я похожа!
И в самом деле, как отметил Чейн без малейшего сочувствия, всегда искусно завитые кудри Сапфиры превратились в белокурую копну, в беспорядке рассыпавшуюся у нее по плечам.
— Пришло письмо, — сказал Чейн. — Хочешь, чтобы я его тебе прочитал?
Торет по-гусиному вытянул шею, торопливо огляделся и протянул руку.
— Нет, я сам, — быстро ответил он.
К несчастью, это означало, что Чейну придется все же войти в комнату и вручить письмо хозяину в собственные руки.
— Ты меня слушаешь или нет? — капризно вопросила Сапфира.
Торет развернул письмо, уставился на него немигающим взглядом и снова сложил.
— Чейн, — сказал он, — останься и развлеки свою госпожу.
— Здесь? — уточнил Чейн, не веря собственным ушам.
— Само собой, здесь, а где же еще? Попозже мы с тобой отправимся в город, а я не хочу, чтоб она скучала одна всю ночь. Выполняй все, что она ни пожелает, только держись подальше от гостиной. Мне нужно побыть одному.
Торет вышел, закрыв за собой дверь. Глядя на Сапфиру, Чейн с трудом сдерживал отвращение. Его низвели до положения лакея!
Сапфира сладко улыбнулась, и глаза у нее широко раскрылись и заблестели — точь-в-точь как у кошки, которая вдруг обнаружила в своих когтях мышь.
— И что же ты придумаешь, чтобы меня развлечь? — осведомилась она.
Чейн предложил бы свернуть ей шею, да сомневался, что Сапфиру это развлечет.
— Мне скучно, — продолжала она, — и ребра у меня все болят, а еще Торет обещался доставить мне для кормления хорошенькую девушку. Смотри, чтоб он об этом не забыл.
— Ну да, — сказал Чейн, — разумеется. Какую-нибудь юную аристократку. Это же такая безделица. Где мы добудем подобный деликатес, моя госпожа? — Ему пришлось сделать над собой неимоверное усилие, чтобы произнести два последних слова. — Молодые люди из приличных семей по ночам, знаешь ли, сидят дома.
— Ну, тебя-то мы с Торетом разыскали. — Сапфира расплылась в улыбке. — Стало быть, ты был не такой уж и приличный?
Взгляд ее блестящих глаз скользнул по рубашке Чейна, расстегнутой на груди. Когда принесли письмо, он был в своей подвальной комнате, готовился переодеться, чтобы выйти в город по поручению Торета.
— Ты и сегодня-то не очень приличный, — сладким голосом добавила она.
Отвращение Чейна сменилось страхом. Если он сейчас повернется и уйдет — Сапфира, чего доброго, начнет визжать. Прибежит Торет и попросту прикажет ему остаться, или же, что хуже, заподозрит что-нибудь непристойное. В любом случае виноватым окажется именно Чейн.
— Может быть, сыграем в карты? — поспешно предложил он.
Сапфира заморгала, и на ее круглом лице отразилось искреннее изумление.
— Ты со мной поиграешь? Правда? Ох, я целую вечность не играла в карты! — Она ткнула пальцем в угол. — Можно взять вон тот белый подносик, поставить на кровать и на нем раздавать карты.
— Мне еще нужно найти карты, — сказал Чейн. — Разве что у тебя найдется колода?
Это был чистой воды блеф, но Чейн мог побиться об заклад, что вряд ли у Сапфиры окажется колода карт.
— Нет… вроде бы нету, — растерянно ответила она.
— У меня в комнате есть карты, — сказал Чейн. — Я использую их в некоторых опытах. Колода довольно старая, но для игры подойдет. Правда, тебе придется подождать, пока я за ними схожу.
— А ты надолго? — с некоторым подозрением осведомилась она.
— Думаю, что нет, но вдруг колода отыщется не сразу. — Чейн вручил Сапфире оловянный гребень и положил рядом с ней овальное зеркальце. — Лучше пока причешись и уложи свои волосы. Развитые локоны тебе совсем не к лицу.
При этих словах Сапфира схватилась за зеркальце и с нешуточным испугом воззрилась на свое отражение.
— Ох ты, и впрямь кошмар! Ну, иди, иди за своими картами!
Она занялась прической, и Чейн бесшумно выскользнул из комнаты.
Он не мог спуститься вниз по парадной лестнице, опасаясь, что Торет услышит его шаги, а потому крадучись прошел в конец коридора, к лестничной площадке. Носком сапога Чейн надавил на уголок пола, и часть стены беззвучно выдвинулась вперед — ровно настолько, чтобы можно было ухватиться за край. Чейн открыл потайную дверь и скользнул внутрь. Порой он задавался вопросом, для чего прежний владелец особняка пожелал иметь запасный ход на все три этажа дома и в подвал. Аккуратно прикрыв за собой потайную дверь, Чейн мелкими шажками двинулся вперед. В узком ходе царила тьма, непроглядная даже для его нечеловечески зорких глаз. Одолев три пролета крутой каменной лестницы, он всем телом налег на стену, и она приотворилась. Чейн вышел в подвал.
Он предпочитал сохранять это просторное помещение незахламленным. Здесь у дальней стены была стойка с оружием — длинные мечи, маленькие круглые щиты и один короткий меч. Здесь Чейн проводил занятия с Торетом и здесь же, когда позволяло время, упражнялся сам. Чего стоит острый ум при размякших мускулах? Окинув мимолетным взглядом подвал, Чейн торопливо зашагал к своей комнате.
Вот уж ее-то никак нельзя было назвать «незахламленной». Вдоль стен на полках ветхих книжных шкафов теснились бесчисленные книги. Узкая железная кровать с тощим тюфяком и без одеяла казалась в этом окружении случайным и неуместным предметом обстановки. Истинным центром комнаты был рабочий стол, заваленный гусиными перьями, выцветшими от времени пергаментами, хрустальными шарами, крохотными деревянными шкатулками и очередными томами, которые он прилежно изучал. На дальнем краю стола стояла клетка с крупной крысой.
Чейн открыл клетку, от души надеясь, что Сапфира все еще возится со вторым или третьим локоном. Выудив крысу из клетки, он отнес животное к подножию парадной лестницы и сосредоточился, отрешенно касаясь при этом бронзового сосуда, который висел у него на шее.
На краю сознания он ощутил мелкие и беспорядочные мысли крысы. Животное нужно будет направлять, но не повредит вначале поместить в его сознание образ того, кого он должен отыскать. Зверек пошевелил длинными усами и потянулся. Чейн поднялся вместе с ним по лестнице из подвала, приоткрыл дверь и опустил крысу на пол. Та проворно шмыгнула в щель.
Чейн отстранился, закрылся от своих чувств, и теперь его сознание наполняли только мысли крысы. Зверек прошмыгнул крадучись через кухню и столовую, пробежал короткий коридор и замер на пороге гостиной. Глазами фамильяра Чейн увидел две пары обутых в сапоги ног. Крыса проворно метнулась под диван и там затаилась.
— Она пронзила колом сердце моей подруги! И она за это поплатится!
Голос Торета — первое, что услышал Чейн ушами крысы. Но с кем же он разговаривает?
Чейн осторожно направил взгляд животного вверх.
В нескольких шагах от Торета стоял незнакомец. Средних лет, одетый изысканно и чисто, по виду и манере держаться — настоящий аристократ, вот только искусно пошитые ботфорты поношены и грязны, точно их обладателю пришлось проделать долгий путь. Темно-каштановые волосы тщательно зачесаны назад, на висках белеют пятнышки седины.
— Разумеется, — спокойно согласился незнакомец. — Именно поэтому я тебя и предостерег.
— Тебе-то что за дело до всего этого? — огрызнулся Торет.
— Счастливый случай — счастливый, по крайней мере, для тебя — судил, чтобы наши цели на некоторое время совпали. Каково бы тебе пришлось, если бы ты даже понятия не имел, что она в городе?
Торет шагнул ближе, и теперь Чейн глазами фамильяра видел обоих собеседников. До чего же нелепо выглядел его хозяин рядом со своим загадочным гостем! Он как был, так и остался вульгарным замухрышкой, а в лиловой тунике и черных, вычищенных до блеска сапогах походил на лакея, которому вздумалось переодеться господином.
— Ладно, и что же ты предлагаешь? — сдаваясь, спросил наконец Торет.
— Она и ее напарник остановились в трактире «Бердок», в южном торговом квартале. Тебе известно, что она может выстоять против мастера меча. Рашед был сильным и опытным воином, но это ему не помогло. Зато она никогда не сталкивалась с магией и с Рашедом сражалась один на один. Выстави против нее своего мага. Сотвори себе новых слуг. Пускай у нее будет побольше противников.
Торет кивнул:
— Это я как раз уже собрался сделать.
Чейн пока еще не знал, как отнестись к тому, что в особняке появятся новые обитатели. Он ничего так не желал, как освободиться от власти Торета, однако помнил, как слаб был хозяин в первые ночи после того, как превратил Чейна в вампира. Если Торет сотворит не одного, а двух-трех слуг, он настолько истощит свои силы, что Чейну, быть может, подвернется случай вырваться на свободу.
Судя по всему, разговор в гостиной подходил к концу. Как ни хотелось Чейну услышать все до последнего слова, ему нужно было еще время, чтоб добраться до спальни Сапфиры задолго до того, как туда вернется Торет. Усилием воли Чейн пробудил свое сознание и отозвал крысу. Когда зверек добрался до двери в подвал, Чейн отнес его назад в комнату и вернул в клетку.
Он порылся в своих вещах, заглянул во все шкатулки и кошели, покуда не нашел колоду карт. Вернувшись к потайной двери в нодвале, Чейн проворно поднялся по тайному ходу на третий этаж.
Отчего Торет не расспросил подробно незнакомца о том, почему тот так охотно предлагает свою помощь? Этот человек намекнул, что у него имеется своя цель. Будь Чейн на месте Торета, он и пальцем бы не шевельнул, не то что послушал совета, пока не узнал бы точно, чего добивается его собеседник. Торет же вел себя так, словно больше привык исполнять приказы, нежели отдавать их другим.
Чейн выбрался из потайного хода на третий этаж и направился к комнате Сапфиры. Когда он вошел, подруга Торета все еще возилась со своими локонами. Услышав шаги, она вопросительно глянула на Чейна:
— Нашел?
Чейн показал ей колоду, и она бурно захлопала в ладоши.
— Во что сыграем? — жадно спросила Сапфира.
— В «два короля», — сказал Чейн. — И сдавать буду я.
Из дома Торета Вельстил, подгоняя кучера, направился прямиком в скромный, но респектабельный трактир под названием «У Калабара», который располагался внутри второго крепостного кольца. Ланджов посылал за ним, а он не хотел заставлять своего влиятельного знакомца ждать. Как обычно, советник сидел за столиком, который они всегда занимали в этом трактире, вот только вид у Ланджова был не такой, как прежде, — за последние недели он сильно сдал, осунулся, на лбу и возле глаз пролегли глубокие морщины.
Вельстил, однако, сразу подметил, что сегодня советник как-то необычно напряжен — словно над ним тяготело еще что-то помимо недавней утраты. Ланджов ерзал в кресле, озирался по сторонам, как будто опасаясь, что его узнают. Вельстила он заметил не сразу.
— Мне показалось, что ты хотел видеть меня срочно, — ровным тоном проговорил Вельстил.
Ланджов слабо, но с явным облегчением улыбнулся — и тут же отвел взгляд.
— Именно так, друг мой, — сказал он. — Присаживайся, выпей со мной.
Вельстил уселся напротив.
— Что случилось? — напрямик спросил он.
Ланджов знаком заказал трактирщику две кружки вина и лишь потом ответил:
— Завтра я откажусь от услуг дампира. Я хотел, чтобы ты первым узнал об этом. Именно ты помог мне отыскать эту женщину, и мне не хотелось бы, чтобы ты счел мое решение проявлением неблагодарности.
— Откажешься от услуг дампира?! — Вельстил откинулся в кресле, совершенно сраженный таким неожиданным оборотом дел. — Неужели ты отказался от мысли найти и предать правосудию убийцу Чесны?
— Нет, конечно же нет! Но, видишь ли… эта особа вбила себе в голову, что убийца Чесны — аристократ и… что моя дочь была с ним знакома. Ведь нелепа даже сама мысль о том, что вампир мог бы сойти за одного из нас!
Вельстил сложил руки на столе.
— И что же привело ее к такому заключению?
— Некое видение, которое якобы посетило ее, когда она и ее напарник-полукровка были в моем доме. — Ланджов помолчал с минуту, и его передернуло от неприкрытого отвращения. — Дело ведь не только в том, что она не права. Одержимая этой идеей, она вмешивается в частную жизнь достойнейших граждан нашего города. Вчера — этот омерзительный скандал в «Рябиновой роще», причем городскому совету придется оплатить все убытки; сегодня она явилась в мой банк и во всеуслышание объявила, что желает со мной встретиться. Благодарение Небесам, что в банке тогда не было сколько-нибудь крупных клиентов! У меня как раз был на приеме лорд О'Шийн, и у нас не оставалось иного выхода, как только провести эту женщину в мой кабинет. Она задумала допросить всех сановников или членов совета, которые были знакомы с Чесной, и потребовала у меня их список! Лорд О'Шийн поддержал меня — и ты, надеюсь, тоже поддержишь, — что эту бессмыслицу надо пресечь на корню! — В глазах Ланджова мелькнул почти безумный огонек. — Этого нельзя допустить, иначе я лишусь своего места в совете!
Служанка принесла кружки с вином, поставила их на стол. Ланджов торопливо расплатился с ней и махнул рукой, отсылая ее прочь.
— Если ты прогонишь охотницу — кто же тогда уничтожит убийцу твоей дочери? — спросил Вельстил.
— Ради всего святого! — почти взмолился Ланджов. — Нельзя же, чтобы городских советников подвергали таким бесцеремонным допросам! Сама эта идея бессмысленна и не принесет ничего, кроме всеобщего возмущения. Вот капитан Четник разбирается в таких делах. Может, он и не дампир, но он, по крайней мере, знает, где следует, а где не следует искать вампиров!
— И что же будет, если он их все-таки найдет? — осведомился Вельстил. — Сможет он на равных сразиться с вампиром? По плечу ли это его подчиненным? Если ты откажешься от услуг охотницы, то убийца Чесны сможет и дальше безнаказанно преследовать жителей Белы.
Ланджов с силой провел ладонью по лицу, затем прижал пальцы ко рту и наклонился над столом, подавшись ближе к Вельстилу.
— Советник Батак оказывает нам услуги стряпчего, — прошептал он сквозь пальцы. — Женат он на племяннице королевы, но у него есть любовница. Если в ночь, когда погибла Чесна, Батак был у этой женщины — разве сможет он доказать свою невиновность? Советник Амроговиц — наследный лорд южной провинции, однако он спустил изрядную часть своего состояния в игорных залах, и этот постыдный факт почти никому, кроме меня, не известен. Это ведь никак не умаляет его голос в совете, однако мы не желаем, чтобы его… э-э… пристрастия получили широкую огласку.
Вельстил одарил его тяжелым немигающим взглядом, и Ланджов снова заерзал в кресле.
— Если ты прогонишь дампира, — медленно проговорил Вельстил, — то, во-первых, ты выставишь себя глупцом, а во-вторых, будут новые и новые жертвы. Неужели душевное спокойствие нескольких людей для тебя важнее, чем безопасность вверенного твоим заботам города?
Ланджов напрягся, и ответ его прозвучал твердо, даже жестко:
— Я объяснил тебе причины своего решения только из уважения к твоим добрым намерениям. Согласен ты с этим или нет, а совет лорда О'Шийна — отказаться от услуг этой женщины — это наиболее верный выход из положения.
Вельстил смотрел все так же, не мигая, и на миг по лицу Ланджова промелькнули подозрение и страх. Затем советник встал.
— Мне очень жаль, что ты на меня сердит, — сказал он, — но это ничего не изменит. Решение мое твердо: завтра же она покинет Белу.
Вельстил лишь сейчас осознал, что позволил себе потерять самообладание, и торопливо вскинул руку.
— Прости меня, — сказал он примирительно. — Сядь, выпей, и поговорим, как друзья. Быть может, есть и другие способы довести до конца это дело.
— Уже поздно, — пробормотал запинаясь Ланджов, — да и день сегодня выдался длинный. Как-нибудь в другой раз, друг мой. Пей свое вино, и спасибо тебе за то, что согласился встретиться со мной в такой поздний час.
С этими словами он поспешно вышел в ночь, и Вельстил остался в одиночестве.
Хотя главным мотивом многих поступков Торета было страстное желание оберечь и спасти Сапфиру, сейчас, пробираясь вместе с Чейном по глухим закоулкам прибрежной части внешнего кольца Белы, он напрочь выбросил из головы все мысли о своей возлюбленной.
Он намеренно не кормился с той самой ночи, когда в его доме впервые появился незнакомец, рассказавший, что охотница, едва не уничтожившая его в Миишке, вновь напала на его след. Пускай Торет не обладал многими способностями, присущими Рашеду и Тише, в одном он их безусловно превзошел: сотворил себе слуг. Он, конечно, предпочитал не думать о Сапфире как о своей служанке, однако от правды не уйдешь — на деле она целиком в его власти. Вот Чейн — самый что ни на есть доподлинный слуга, и притом весьма ценный. Торет упивался тем, что подчинил своей власти богатого вельможу. Теперь же ему нужны были сильные, очень сильные слуги — чтобы у проклятой девки-дампира прибавилось достойных противников.
Что ж, сегодня он превзойдет себя самого — сотворит сразу двух вампиров за одну ночь.
— Ты понял, что нужно делать? — спросил Торет у Чейна, когда они, укрывшись в темном проулке, наблюдали за грязной улочкой, на которой располагалась низкопробная таверна. Шлюхи, которые видели лучшие дни, теснились в дверях таверны, пытаясь за пару медных грошей запродать свои сомнительные прелести.
— Понял, — ответил Чейн, — но учти, что первый попавшийся выпивоха для твоих целей не годится. Лучше всего подходят те, кто вооружен мечом, или любым другим, не столь внушительным оружием. Выбирай тех, кто изрядно выпил, но не пьян. Настоящий боец почти никогда не позволит себе напиться до беспамятства.
Если бы полгода назад, в Миишке, Рашед вздумал прочесть Торету подобную лекцию, тот в ответ только зашипел бы от злости. С тех пор он сильно переменился, и не только в том, что стал сам себе господин и купался в роскоши. Сейчас он прилежно слушал советы Чейна, ловя каждое слово.
— Ты когда-нибудь помогал отцу выбирать телохранителей? — спросил Торет.
Щека Чейна чуть заметно дернулась.
— Да.
Торет не стал развивать эту тему и снова перевел взгляд на улицу. Они оба оделись как небогатые торговцы, чтобы не выделяться из толпы, если вдруг придется выйти на освещенную улицу или даже зайти в таверну. Торет надел выцветшую синюю тунику, а голову прикрыл чем-то вроде капюшона — накинул плотный зеленый шарф, обмотав его вокруг шеи и закрепив концы. Впервые за много месяцев он чувствовал себя в своей тарелке. Ему нравилась просторная, даже мешковатая туника, нравилось и то, что капюшон скрывал его вечно разлохмаченные волосы.
Все его существо кричало от голода, требуя крови и жизни, однако он с любопытством следил за тем, как Чейн высматривает подходящего человека.
— Нашел кого-нибудь? — спросил он.
— Нет еще. Хочешь, чтобы я подобрал сразу обоих и обездвижил их, прежде чем ты примешься за дело?
Торет замялся. Он не очень хорошо знал, что такое «обездвижить», но сообразил, что Чейн хочет знать, надо ли подготовить к обращению двоих людей или же сначала обратить одного, а потом искать второго.
— Да, обоих, — вслух ответил он и оперся рукой о выщербленную кирпичную стену, чувствуя себя до странности уютно в этом глухом и малоприятном местечке. — Знаешь, я никогда прежде не был в этой части города, а ты?
— Никогда. — Чейн был, как всегда, немногословен. Спору нет, слуга он полезный, а вот собеседник — никакой.
Кто-то вошел в таверну, кто-то вышел, однако Чейн не проявил к этим людям ни малейшего интереса. Вдруг, к изумлению Торета, он сказал:
— Сапфира хочет получить для кормления красивую молодую девушку. Она тебе говорила об этом?
— Само собой, говорила, — вздохнул Торет. — Я понятия не имею, где можно отыскать такую добычу, да и потом, сейчас у нас есть дела поважнее.
— Что ж, когда закончим с важными делами, я отправлюсь за второе крепостное кольцо. Думаю, что хорошенькая дочь купца в приличном платье ей тоже подойдет.
Торет искоса глянул на Чейна. Никогда прежде его слуга не вызывался сам, по доброй воле сделать что-то для Сапфиры.
— Да, — кивнул он, все еще озадаченный, — пожалуй, что подойдет.
— Вот они, — Чейн указал на улицу. — Смотри.
Из таверны вышли два рослых, с обветренными лицами матроса. У одного на поясе был кривой меч, у другого в ременных ножнах на спине — два длинных кинжала. Оба оказались настолько трезвы, чтобы без скандала обойти торчащую в дверях толстую и наглую шлюху.
— Они явно вместе, — заметил Чейн. — Это удобно, да и сомневаюсь, что здесь найдется кто-то более подходящий для нашей цели.
Торет согласно кивнул.
— Оставайся здесь, — велел он.
И вот нынешний Торет превратился в давнишнего Крысеныша, уличного оборвыша, который превосходно усвоил науку выживания и лучше всего на свете умел прятаться и оставаться незаметным. Эту часть себя Торет всегда презирал — и все же без малейших усилий вернулся в шкуру Крысеныша. Сняв с себя капюшон, плащ и кошелек, он растопыренными пальцами старательно растрепал свои волосы. Чейн отступил в глубь проулка, тонувшую в темноте. Когда матросы прошли мимо, Торет вынырнул из проулка и бесшумно уронил на мостовую кошелек.
— Судари, эй! — позвал он, сутулясь и подгибая колени, чтобы выглядеть еще меньше ростом. — Вы тут кошелек обронили!
Матросы разом обернулись, хватаясь за оружие, но тут же успокоились, увидав всего лишь тощего и грязного мальчишку-оборвыша.
Торет поднял кошелек, шагнул к матросам, стараясь, однако, не удаляться от входа в проулок.
— Вот, — сказал он, протягивая к ним руку с кошельком, — это вы обронили.
— Не я — это точно, — ответил матрос с мечом. — Это не мой кошелек.
— Сударь, вы уверены? Я же видел — он упал, как раз когда вы проходили мимо.
На лицах матросов отразилось любопытство. Они шагнули ближе, и Торет немного попятился, как бы опасаясь подпускать их близко, а на деле — заманивая матросов ко входу в проулок. Матрос с мечом без опаски последовал за Торетом и наклонился к нему, пытаясь разглядеть кошелек.
— Нет, — сказал он, — я вижу, ты парнишка честный, но все-таки это не мой…
Торет прыгнул на него, одной рукой зажал ему рот, второй обхватил его шею. Прежде чем матрос успел дотянуться до меча, Торет увлек его за собой в проулок и потащил в темноту.
В тот же миг, когда Торет бросился на первого матроса, Чейн стремительно выпрыгнул из темноты и схватил второго, без малейшего труда оторвал его от земли и точно так же железной рукой зажал ему рот. Круто развернувшись вместе со своей добычей, он нырнул в проулок. Второй матрос ударился о кирпичную стену, обмяк и затих.
— Чейн! — отчаянно крикнул Торет, пытаясь удержать неистово отбивающуюся жертву.
Чейн молниеносно занес кулак и нанес первому матросу сокрушительный удар в челюсть. Матрос рухнул без чувств.
— Полегче! — буркнул Торет. — Так и убить можно.
Матрос застонал, и Чейн покачал головой:
— Жив покуда.
Торет опустился на колени, склонился над своей жертвой и на миг заколебался. Немыслимый голод терзал все его существо, однако он не мог позволить себе ни малейшей неточности, чего бы ему ни стоила каждая секунда промедления. Он сотворял себе слуг, сообразуясь с тем, что слышал когда-то от своего творца и хозяина лорда Кориша. Сам Торет никогда не видел, как Кориш обращал смертного в вампира, однако за долгие годы слышал от него достаточно, чтобы ясно представить себе эту процедуру.
Сжав пальцами затылок матроса, он впился в его горло и принялся жадно пить, чувствуя, как кровь и жизненная сила жертвы неудержимым потоком хлынули в его тело. Торет затем и постился, чтобы выпить больше, чем обычно, и сейчас вовсю наверстывал упущенное. Это было прожорливое насыщение изголодавшегося тела, насыщение, в котором не было и следа обычного наслаждения. Кровь и жизненная сила переполняли, распирали Торета, грозя перехлестнуть через край.
Он остановился в тот же миг, когда почуял, что сердце матроса вот-вот перестанет биться. Жертва должна была умереть мгновенно, разом выплеснув из себя весь запас жизненных сил, чтобы оказаться за порогом смерти, прежде чем наступит сама смерть. Дальше Торет действовал наугад, но ведь, в конце концов, с Сапфирой и Чейном это сработало.
Он выдернул клыки из горла матроса, полоснул ногтями по своему запястью и с силой прижал рану к губам жертвы. Матрос судорожно сделал последний вдох — и с ним проглотил черную кровь Торета.
И тут же его сердце перестало биться.
Торет упал, корчась от боли.
Мир перед его глазами помутнел, в ушах отдавался, слабея, шорох его собственных конвульсий. «Вот поэтому, наверное, нас так мало», — промелькнула в гаснущем сознании неуместная мысль.
Торет умирал вместе со своей жертвой, переживая смерть матроса как свою собственную. В этот миг он и его новый слуга были единым целым.
Страшнее всего было в первый раз, когда он обратил Сапфиру и вновь пережил умирание. Что случилось бы, если б он не устоял, позволил себе целиком погрузиться в бездну, из которой нет возврата? Неужели он и вправду умер бы?
Плоть его, казалось, вот-вот разорвется, лопнет изнутри. Торет со всей силы ударил кулаком по стене. Руку пронзила боль, но он не позволил себе отстраниться, отрешиться от нее, как пристало Сыну Ночи. Он раскрылся навстречу боли и снова ударил по стене. Удар… еще удар… И вот наконец Торет в полном изнеможении перевалился на спину.
Булыжники впились ему в спину, он с готовностью принял и эту боль. Все, что угодно, лишь бы помогло ему удержаться на грани сознания, не соскользнуть в бездонную пропасть смерти.
Когда зрение наконец вернулось к нему, он обнаружил, что Чейн сверху вниз с любопытством разглядывает его.
Торет попытался заговорить, но не смог и только приподнял повыше дрожащую руку. Чейн повиновался, рывком поднял его на ноги, и он, пошатываясь, двинулся в глубь проулка, чтобы извергнуть выпитое.
Он выпил не всю кровь матроса, потому что это было физически невозможно, но, поскольку жертву надлежало убить быстро, он вынужден был проглотить такое количество крови, что больше в него не поместилось бы ни капли, а ведь на очереди была вторая жертва. Торет поднатужился — и его желудок точно вывернуло наизнанку. Кровь ручьем хлестала изо рта, брызгами летела во все стороны, темной лужей расползаясь у него под ногами.
Потом он двинулся назад, спотыкаясь и держась одной рукой за стену. Мир перед глазами ходил ходуном. Первый матрос неподвижно валялся на мостовой, его широко раскрытые глаза остекленели, рот разинулся в последнем беззвучном крике. Чейн смотрел на хозяина все с тем же небрежным интересом.
— Он мертв? — спросил он.
— Да, — ответил Торет, наконец обретя дар речи, и помолчал с минуту, окончательно собираясь с силами. — Скоро его тело извергнет всю лишнюю влагу, и к концу этой ночи он станет уже одним из нас, но только сегодня ему нужен будет отдых. Завтра ночью он уже будет готов служить нам.
Чейн окинул Торета оценивающим взглядом:
— Не думаю, чтобы ты сумел проделать все это еще раз.
Пропустив эти слова мимо ушей, Торет склонился над вторым матросом. Обхватив пальцами его затылок, он припал к горлу и снова начал жадно пить. Когда неудержимый поток чужой крови и жизни хлынул в него, он едва не захлебнулся. Услыхав, что сердцебиение жертвы замирает, Торет резко отпрянул, и полумрак проулка завертелся вокруг него, точно ярмарочная карусель.
— Да помоги же ты! — прошипел он.
Чейн схватил его запястье, рывком прижав ко рту второго матроса.
Тьма мгновенно вспухла в голове Торета и поглотила его целиком.
Клочья воспоминаний истончались, бледнели, истекая из него, точно кровь в потоке тепловатой воды.
Глинобитная лачуга в нищенском квартале иль-Нер-Секиля, лачуга, где лежала его больная мать, покуда он клянчил и воровал еду на рынках и всегда втайне гадал, кто был его отец и куда он подевался.
Матерински строгий, с мягким упреком взгляд Тиши, которая обрабатывала его раны.
Холодное тело, ледяное прикосновение лежащей рядом Сапфиры… А над ними, высоко над крышей их дома, уже восходит убийственно-жгучее солнце.
Ужас охватил Торета, сомкнулся вокруг него, замораживая текучий поток воспоминаний.
Он открыл глаза и обнаружил, что лежит ничком на мостовой, прижавшись щекой к булыжнику. Он корчился до тех пор, пока кровь опять не хлынула струей изо рта. Из последних сил Торет приподнялся на локте, а желудок, уже давно опустевший, все содрогался в конвульсиях, пытаясь извергнуть из себя ничто.
Когда все закончилось, Торет так ослабел, что не мог идти. Чейн поднял его на ноги, прислонил к стене и оглянулся на обильно залитую кровью мостовую.
— Да, — заметил он сухо, — теперь я понимаю, почему ты не хотел проделывать это в доме.
Торет пропустил его слова мимо ушей. Ему приходилось обеими ладонями упираться в стену, чтобы снова не сползти наземь.
— Обшарь проулки, — едва слышным голосом велел он. — Ищи большие бочки, ящики, брезент — все, что годится, чтобы упрятать тела. Потом найди экипаж. Мне нужно отвезти их домой.
— Отлично, — отозвался Чейн. — Я погружу их в карету, и ты повезешь их домой, а я попытаюсь найти для твоей дамы сердца хорошенькую девушку, которую ей так хочется отведать. Только не здесь, пожалуй, а в кварталах побогаче. Хватит у тебя сил, когда доберешься домой, самому вытащить их из кареты?
Торет кивнул, и Чейн бесшумно растворился в темноте проулка.
Поздний гость терпеливо ждал, стоя около дома лорда О'Шийна во внутреннем крепостном кольце. Он затаился в тени, не замеченный никем из богатых и знатных соседей суманца. Скоро его терпение было вознаграждено — к воротам особняка подъехала карета.
Лорд О'Шийн вышел из кареты и зашагал к крыльцу, а карета обогнула дом и скрылась за утлом, там, на заднем дворе, располагались конюшни. В городе, где население росло быстрее, чем прибавлялось места для него, иметь собственную карету и кучера было верхом роскоши даже для богачей. Лорд О'Шийн и впрямь жил на широкую ногу.
Когда он приблизился к крыльцу, поздний гость выступил из тени, бесшумно нагнал его и тихонько окликнул:
— Позвольте на пару слов.
О'Шийн с легким раздражением обернулся, всем своим видом показывая, что не настроен вести разговоры среди ночи, но затем узнал гостя и остановился.
— А, — сказал он, — добрый вечер. Что вас привело сюда в такой поздний час?
Гость подошел к нему вплотную, как бы опасаясь лишних ушей, и рука, затянутая в перчатку, стиснула сзади горло О'Шийна.
Прежде чем суманский аристократ успел даже вскрикнуть, ночной гость вонзил клыки в его шею, вспорол горло, обнажив кровоточащие вены и разорвав трахею.
Лорд О'Шийн умер почти мгновенно, и в его остекленевших глазах застыл ужас.
Убийца с силой встряхнул безжизненное тело, и кровь потоком хлынула на белоснежную рубашку и отвороты красного халата. Чалма О'Шийна, размотавшись, сползла на ступеньки. Помедлив, убийца для пущего эффекта разорвал до пояса рубашку жертвы и лишь тогда швырнул на крыльцо безжизненное тело.