Похищенный трон

Глава 8

Пустыни в южном Макуране были намного скуднее бесплодных земель в окрестностях надела Век-Руд. Плодородные же почвы были несравненно богаче.

– Налоги, которыми мы облагаем здешние земли, вдвое превышают те, что мы собираем на северо-западе, – сказал Шарбараз Абиварду, – и то некоторые министры считают нас излишне снисходительными.

– Плодородие здесь отменное, – признал Абивард. – А какие тут зимы?

– В точку попал, – кивая, отметил Шарбараз. – Я читал о зимах в степи и ее окрестностях, но на себе не испытывал, пока меня не отправили в Налгис-Краг, а потом я попал в твою крепость, что еще севернее. Здесь урожай собирают круглый год, а снег выпадает через две зимы на третью.

Вспомнив пургу и метели, иней и лед на протяжении трех, а то и четырех-пяти месяцев в году, Абивард в ответ на эти слова рассмеялся. Он не мог понять, считать здешний климат чем-то противоестественным или же, напротив, замечательным.

Не успел он прийти по этому вопросу к окончательному мнению, как к Шарбаразу подскакал разведчик Отсалютовав, он сказал:

– Величайший, к нам приближается группа всадников. Со щитом мира.

– Направить их прямо ко мне, – незамедлительно распорядился Шарбараз. Передай им, что, если они привезли с собой капитуляцию Смердиса, я с радостью приму ее.

Разведчик рассмеялся, пришпорил коня и пустил его галопом навстречу парламентерам, чтобы препроводить их к законному Царю Царей. Шарбараз обернулся к Абиварду и невесело усмехнулся:

– О да, я был бы счастлив принять капитуляцию Смердиса. Только сомневаюсь, что получу ее.

Спустя несколько минут появились посланники Смердиса в окружении целого эскадрона разведчиков. Без всякого приказа конники расположились между Шарбаразом и людьми Смердиса: никаких покушений, пожалуйста. Тот разведчик, который доложил о прибытии парламентеров, сказал хриплым от презрения голосом:

– Величайший, вот они, узурпаторские псы. Кое-кто из сторонников Смердиса беспокойно заерзал в седле, но никто из них не нарушил молчания. Это сделал Шарбараз. Указав на одного из парламентеров, он спросил:

– А, Ишушинак, все же польстился на серебро старика?

Ишушинак и сам не блистал молодостью; он был тучен и седобород, а на коне сидел так, будто уже много лет не садился в седло. Он кивнул Шарбаразу и произнес:

– О сын Пероза, Смердис, Царь Царей…

Он не успел произнести больше ничего. Некоторые из воинов Шарбараза схватились за мечи, другие наклонили копья. Один из них прорычал:

– Как ты говоришь с Царем Царей, собака?

Шарбараз поднял руку:

– Пусть говорит как хочет. Он пришел со щитом мира. Господь не прощает тех, кто нарушает перемирие. Я буду помнить 66 этом, но я уже помню, что он взял сторону человека, похитившего мой трон. Продолжай, Ишушинак.

Эти слова не очень обрадовали Ишушинака, но он собрался с духом и возобновил свою речь:

– О сын Пероза, Смердис, Царь Царей, да продлятся его дни и прирастет его царство, повелел мне прибыть сюда с моими приближенными, – он повел рукой в сторону полудюжины людей, сопровождавших его: три воина, два чиновника и маленький тощий человечек, чей род занятий невозможно было определить по его внешности, – дабы постараться уладить разногласия между ним и тобой.

– Ишушинак был у отца министром финансов, – прошептал Шарбараз Абиварду. Бывший начальник Смердиса теперь, похоже, стал его лакеем. – Он повысил голос и обратился к депутации из Машиза:

– Можете возвращаться в столицу и передать моему родственничку, что, если он откажется от притязаний на престол, и возместит нам все аркеты, которые растратил на хаморов, и согласится провести остаток своих дней в заточении, подобном тому, какому он подверг меня, возможно, подумаю о том, чтобы сохранить его жалкую жизнь. В противном же случае…

– О сын Пероза, Смердис, Царь Царей, прислАЛ меня сюда вовсе не с капитуляцией. – Вид у Ишушинака был такой, словно он мечтал, чтобы Смердис вообще не присылал его к Шарбаразу. Однако он продолжил:

– Не угодно ли тебе выслушать его предложения?

– Не очень. – И все же Шарбараз уступил:

– Раз уж ты явился с ними сюда, так давай излагай.

– Ты весьма великодушен. – Несмотря на многие годы, проведенные Ишушинаком при дворе, он не сумел придать своему голосу искренность. – В интересах избавления державы от бедствий гражданской войны Смердис, Царь Царей, готов наделить тебя титулом Царя Северо-Запада и предоставить тебе полную самостоятельность при условии ежегодной выплаты ему определенной суммы, которая будет определена и ходе переговоров.

– Смердис великодушен, – сказал Шарбараз, и Ишушинак на мгновение оживился. Но сын Пероза продолжил:

– Как благородно с его стороны наделить меня маленькой частью того, чем я и так владею, и предложить обсудить сумму, которую я заплачу за эту высокую честь. Но поскольку я могу взять все царство, я не удовлетворюсь его частью.

Один из приближенных Ишушинака, по виду воин, сказал:

– Не будь столь уверен, сын Пероза. В отличие от прошлогодней войны, в которой твой отец лишился жизни и трона, исход большинства войн не зависит от одной-единственной битвы. Шарбараз в гневе закусил губу, но ответил ровным голосом:

– Догадываюсь, почему ты, Хакаманиш, не отправился на войну с моим отцом.

Должно быть, он посчитал, что на поле брани от тебя будет больше вреда, чем пользы. Я даже не сержусь на тебя за то, что ты предпочел встать на сторону Смердиса. Такой военачальник, как ты, скорее помешает делу узурпатора, чем поможет ему.

Лицо Хакаманиша потемнело от ярости. Абивард сказал:

– Здорово ты его, величайший.

Ишушинак сказал:

– Сын Пероза, должен ли я заключить из твоих слов, что ты отвергаешь великодушное предложение Смердиса, Царя Царей?

– Тебе нет надобности ничего заключать, – сказал Шарбараз. – Я открыто заявляю об этом. Я тебя больше не задерживаю. Отправляйся и передай мои слова Смердису. Если тебе придется обедать с ним, будь осторожен – можешь проснуться в самом неожиданном месте. – Он помолчал. – И вот еще что: если ты боишься передать ему мои слова, опасаясь того, что он может с тобой за это сделать, просто передай ему, что очень скоро я сам буду в Машизе и лично дам ему свой ответ.

– Самоуверенность погубит тебя, сын Пероза, как она погубила твоего отца, – сказал Хакаманиш. – Ты не только не войдешь в Машиз, но и не приблизишься к нему.

Ишушинак неодобрительно покосился на вояку. Так же поступил и неприметный коротышка, который на людной улице мог бы стать невидимым с такой же легкостью, как ящерка геккон, которая становится темно-желтой, если посадить ее на глыбу песчаника. Хакаманиш готов был сказать еще что-то, но вместо этого резко дернул за поводья, отчего несчастный конь попятился и встал на дыбы, и ускакал прочь, даже не попрощавшись. Остальные парламентеры Смердиса последовали его невежливому примеру, хотя Ишушинак отъехал не спеша: если бы его престарелому мерину вздумалось встать на дыбы, царедворец определенно свалился бы наземь.

Глядя вслед посланникам Смердиса, Шарбараз прищурился.

– Они куда более уверены в себе, чем хотелось бы, – заметил он Абиварду. Смердис, да проклянет его Господь, по-прежнему считает, что может выиграть войну. А ведь считать так у него нет никаких оснований, если учесть, как дело шло до сего дня.

– А это значит, что он знает нечто такое, чего не знаем мы, – сказал Абивард. – Или ему так кажется. Величайший, а не проследить ли за его посланцами, чтобы узнать, не отводится ли им какая-то роль в его планах? С безопасного расстояния, разумеется.

– Неплохая мысль. – Шарбараз почесал подбородок, а потом отдал приказ двум разведчикам, добавив при этом:

– Один из вас вернется, когда стемнеет, и доложит, где они разбили лагерь и общались ли с кем-нибудь. А второй останется следить за ними всю ночь, да повнимательнее.

Конники отсалютовали и отправились вслед за Ишушинаком и его приближенными. Абивард сказал:

– Я, величайший, не ожидаю, что они выяснят что-то особенное, но…

– Лучше отправить их и ничего не узнать, чем не отправить и не узнать чего-то, что нам следовало бы знать, – сказал Шарбараз. – Я и не думал возражать тебе.

Войско продвигалось дальше. В отдалении мерцали солнечные блики, отражаясь от солончака. Чуть ближе по воздуху шла рябь, создавая иллюзию водной глади.

Такое случалось и в окрестностях Век-Руда, правда, нечасто. Если поверишь, что там и вправду есть вода, и отправишься за ней, вполне можешь умереть от жажды.

Опустились сумерки. По оценке Абиварда, лагерь растянулся фарсанга на полтора. Если бы у Смердиса по соседству были войска, они могли бы нанести рассредоточенным силам Шарбараза смертельный удар. Расположение великой армии, которая вступила в Пардрайянскую степь под водительством Пероза, было организовано ничуть не лучше. Абивард призадумался, нельзя ли как-нибудь исправить это.

Но подумать об этом всерьез он не успел, поскольку в темноте чуть не налетел на Шарбараза. Законный Царь Царей возвращался с обхода лагеря.

– Что говорят разведчики, величайший? – спросил он, – Не собираются ли подручные Смердиса превратить нас всех в верблюдов?

Шарбараз рассмеялся, но тут же посерьезнел:

– Знаешь, зятек, не могу тебе ответить. Разведчик-то так и не вернулся.

Абивард взглянул на восток. Круглая луна, почти полная, поднималась над горизонтом и заливала пустынный пейзаж бледно-желтым светом.

– Тяжело потерять войско, да? Улыбка совсем сошла с лица Шарбараза.

– Да. А ты как считаешь? Думаешь, наших перехватили люди Смердиса?

– Мне не показалось, что у людей Смердиса хорошие кони, – возразил Абивард. – А если твои разведчики не смогли ускакать от таких лихих вояк, каких мы с тобой видели, значит, разведкой у нас занимаются не те люди.

– Тут ты прав, – сказал Шарбараз. – Но что тогда остается? Несчастный случай? Возможно, конечно, но вряд ли. Как ты сам говоришь, разведчики должны хорошо знать, что делают и как.

– Может быть, магия. – Абивард сказал это почти в шутку, но слово «магия» буквально повисло в воздухе. – Может, нам лучше не испытывать судьбу с магией, величайший? Смердис ведь вполне мог отправить своих людей посмотреть, не удастся ли купить тебя, а если ничего не получится, то…

– …он натравит на меня колдуна, – закончил за него Шарбараз. – Да, это разумное предположение, и оно вписывается в его портрет. Поступить так – вполне в его духе, если можно назвать духом то, что он проявил за время своего так называемого царствования. Что же мы предпримем, чтобы сорвать его планы? – На свой вопрос он ответил сам:

– Мы пошлем людей, чтобы они обнаружили лагерь противника, посмотрели, что гам происходит, и, если это то, чего мы опасаемся, стерли его с лица земли. – Он повысил голос и призвал к себе разведчиков.

– Найти приспешников Смердиса будет нелегко, особенно ночью, – сказал Абивард. – И кто знает, чем и как долго занимается их колдун – если, конечно, с ними есть колдун. – Он вышел из шатра Шарбараза, схватил кого-то за локоть и сказал:

– Знаешь, где раскинули шатры прорицатель Таншар и другие сведущие в магии? Обычно они все держатся вместе, рядом с обозными фургонами.

– Истинно так, повелитель, – ответил воин. – Я намедни ходил к одному из них, не Таншару, другому, не помню, как звать. Он посмотрел на мою ладонь и сказал, что скоро я получу большую награду.

– Ступай, Приведи Таншара и остальных сюда, к шатру Царя Царей, как можно быстрее, и ты убедишься, что пророчества сбываются, – сказал Абивард. Воин моргнул, почесал голову и вдруг стремглав бросился прочь. Должно быть, он не сразу понял, что имеет в виду Абивард, но как только до него дошло, он не стал тратить время попусту.

Абивард поднял взгляд на луну. «Если неотрывно смотреть на нее, – подумал он, – кажется, что она неподвижно стоит на небе. А раз луна не движется, значит, и время остановилось». Но шум в лагере не пихал, а сделался даже громче, когда отряд разведчиков оседлал коней и отправился в освещенную луной даль.

Из шатра Шарбараза тоже донесся шум. Это были не слова, не крики, вообще этот шум чем-то отличался от всего, что Абиварду доводилось слышать. Он наклонился и нырнул в шатер через незастегнутый полог. Когда он выпрямился, в шатре с треском рухнула походная кровать, ничем не отличающаяся от кроватей других командиров.

Шарбараз метался по полу в отчаянной схватке с чем-то, видимым ему, но не видимым Абиварду. Абивард бросился на помощь. Ориентируясь на хватательные движения рук Шарбараза, он попытался оттащить в сторону соперника Царя Царей, хотя и не мог это соперника видеть.

Но рука его свободно прошла сквозь пространство отделявшее его от Шарбараза, словно в этом пространстве находилась лишь пустота. Однако для Шарбараза это явно было не так. Он дергался, извивался, молотил руками и ногами, и, когда его удары достигали цели, звук был такой, словно они приходились по голому телу.

– Господи! – воскликнул Абивард. – Что за безумие?!

Произнеся имя Господа, он услышал стон, исходивший не от Шарбараза, похоже, это восклицание причинило нападавшему невидимке боль. Но его это не остановило, он – или оно – продолжал схватку. Он начал душить Шарбараза.

Сопротивляясь из последних сил, законный Царь Царей оторвал руки соперника от своего горла – если у этого невидимого существа вообще были руки.

– Господи, – повторил Абивард. На этот раз никакого воздействия он не заметил, возможно потому, что намеренно использовал имя Господа в качестве оружия, а не призвал Бога в тяжелую минуту. Глядя, как Царь Царей борется за жизнь, и оказавшись не силах ничем помочь ему, Абивард вновь испытал то унизительное чувство полной беспомощности, которое он познал, когда, лишившись коня, смотрел, как Пероз и весь цвет макуранского войска падает в ров, выкопанный хаморами.

– Повелитель Абивард, величайший?

Еще никогда Абивард не был так счастлив услышать дрожащий голос старика. Сюда, Таншар, быстрее! – крикнул он. Таншар ворвался в шатер Царя Царей, тяжело дыша, – он бегом примчался сюда из своего шатра. Прорицатель недоуменно уставился на пол, где Шарбараз не на жизнь, а на смерть бился с врагом, неосязаемым для всех прочих. У него вырвалось то же восклицание, что и у Абиварда, – впрочем, в такой ситуации это воскликнул бы любой макуранец:

– Господи!

Незримый враг, стоном ответивший на выкрик Абиварда, завопил, словно его огрели раскаленной кочергой. Он по-прежнему боролся с Шарбаразом, но теперь, катаясь по полу. Царь Царей оказывался наверху не реже, чем его соперник.

Таншар не стал тратить время на повторное обращение к Господу, а выхватил из сумы, висевшей у него на поясе, склянку с порошком и посыпал Шарбараза и то, с чем он боролся. Нет, не с чем, а с кем – теперь Абивард разглядел чуть заметные очертания очень мускулистого голого человека.

– Бей! – крикнул Таншар. – То, что можно видеть, можно и убить!

Абивард выхватил меч из ножен и рубанул по видневшемуся как в тумане противнику Шарбараза. На этот раз он понял, почему несостоявшийся цареубийца заорал от боли, – брызнувшая кровь была видима. 0н ударил еще и еще раз;

Шарбараз же схватил соперника за горло. Они поняли, что убили врага, когда его тело внезапно стало совершенно отчетливым.

Шарбараз всмотрелся в окровавленное лицо человека, пытавшегося убить его.

Обернувшись к Абиварду, он спросил:

– Это не из тех ли воинов, что сопровождали Ишушинака?

– Не могу точно сказать, величайший, – ответил Абивард. – Не так легко разглядеть лицо под кольчужной сеткой, а кроме того, я больше смотрел на, тех, кто говорил. Но если ты так утверждаешь, у меня не достанет нахальства спорить с тобой.

– Это правильно – я ведь Царь Царей. – Смех Шарбараза отдавал дрожью. Он потрогал свою шею. – Мерзавец был силен, как медведь. Синяков наставил, наверное. Я тоже не видел его до того мгновения, как он схватил меня за горло.

– И я, величайший. – Абивард покраснел от стыда. – Должно быть, он проскользнул в шатер мимо меня, когда я выходил отдать приказ привести сюда Таншара.

Шарбараз покачал головой и сморщился – шея действительно болела.

– Не упрекай себя. Твою бдительность победила магия. Мог ли ты увидеть что-то, защищенное магическим заклятием? А кроме того, все могло быть совсем не так, как ты говоришь. Мы же не знаем – а вдруг он затаился неподалеку несколько часов, притворяясь воздухом? А потом ты вышел, и у него появилась возможность нанести удар.

– Может быть, – с благодарностью согласился Абивард. – Пока он был жив, я мог увидеть его и сразиться с ним только с помощью волшебного порошка Таншара.

Прорицатель ответил громовым смехом:

– О величайший и ты, повелитель Абивард! Я не воспользовался волшебным порошком, потому что у меня его не было. Это просто мелкая соль, которой я присыпаю мясо.

Абивард изумленно уставился на старика:

– Тогда как же тебе удалось преодолеть заклятие Смердисова чародея?

– Понятия не имею. Возможно, ты сам уничтожил заклятие, – ответил Таншар.

– Во всяком случае ты уничтожил того, кого это заклятие защищало. Этого вполне достаточно.

– Но… – Абивард с трудом облек свою мысль в слова:

– Когда я помянул Господа и потом, когда это сделал ты, этому сыну шлюхи явно было больно. Что ж это было, если не магия?

– Скорее всего, магия, – согласился Таншар. – Воззвав к Господу, мы разорвали цепочку – несомненно порочную цепочку, – с помощью которой колдун Смердиса управлял волшебной силой, приведенной им в действие. Вероятно, мы разрушили заклятие – не до конца, но достаточно, чтобы этот негодяй почувствовал боль, а колдун не успел обрести утраченную силу. По ми, я могу только догадываться – такая магия мне под силу.

– И все же ты помог нам одержать над ней верх. Точно так же, вопреки ничтожным шансам, ты помог мне освободиться из Налгис-Крага, – сказал Шарбараз.

– По-моему, ты явно себя недооцениваешь. Я не стану повторять твоей ошибки.

Когда Машиз вновь станет моим, тебе останется только выбрать себе награду.

– Величайший, даже ты не сможешь вернуть мне тридцать лет жизни или зрение моему глазу. – Таншар показал на глаз, затуманенный катарактой. – У меня нет больших потребностей, и я прожил достаточно лет чтобы у меня не осталось и больших желаний.

– Не знаю, жалеть тебя или завидовать, – заметил Шарбараз. – Что ж, будь по-твоему. Но знай, что всегда готов выслушать тебя, если окажется, что я все таки могу быть тебе чем-то полезен.

Таншар поклонился:

– Щедрость величайшего безмерно превосходит мои заслуги. А теперь, с твоего позволения, я хотел бы вернуться в свой шатер… – Прорицатель подождал, когда Шарбараз кивнет, снова поклонился и вышел в ночь.

Когда он ушел, Шарбараз перестал храбриться. Пнув ногой тело напавшего на него злодея, он сказал – Плесни-ка мне вина, зятек, будь добр. Этот сын тысячи отцов едва не отправил меня на тот свет.

– Слушаюсь, величайший. – На складном столике, который каким-то чудом уцелел во время схватки стояли кувшин и несколько чаш. Две из них Абивар наполнил до краев, одну протянул Царю Царей, а другую высоко поднял и провозгласил:

– За твое здоровье!

– Хороший тост. За это я с радостью выпью. Шарбараз поднес чашу к губам, глотнул и поморщился:

– Болит. Проклятый убийца, – он еще раз пнул труп, – был силен, как мул, а ручищи у него покрепче, чем у кузнеца Ганзака.

В последнем Абивард сильно сомневался, но в ответе своем это сомнение приглушил:

– Металл, который кует Ганзак, покрепче твоей шеи.

– С этим спорить не буду. – Шарбараз снова отпил, на этот раз осторожнее, но все равно не смог сдержать гримасу боли. Он хрипловато произнес:

– Ты спасаешь меня уже в третий раз… Если бы не ты, Смердис сидел бы преспокойно на троне, а я… я, пожалуй, медленно сходил бы с ума, сидя под замком в Налгис-Краге.

– Служить Царю Царей – большая честь, – сказал Абивард.

– Чести ты достоин, это несомненно. – Шарбараз осушил чашу и протянул ее Абиварду:

– Налей еще, да и свою осуши и наполни снова. Ей-Богу, я имею право напиться сегодня, пусть даже моя глотка от вина горит огнем, и не желаю делать это в одиночку!

– Только сначала я вытащу эту падаль. – Абивард взял убийцу за ноги и выволок из шатра Царя Царей.

Лагерь затих на ночь, никто не вскрикнул при виде трупа. Вернувшись, Абивард сказал:

– Оставим его там. Пусть псы и стервятники полакомятся.

– Мысль правильная. А теперь, будь любезен, налей.

Они выпивали по четвертой или по пятой – Абивард с трудом вел счет, так что, скорее всего, по пятой, – когда в лагерь, грохоча копытами, возвратились конники.

– Величайший! Величайший! – Крик перекрывал стук копыт и, по всей вероятности, перебудил добрую половину спящего войска.

Шарбараз потянулся к мечу.

– Над-до… зассы… защищаться… если это не мои… разведчики. – Он еле ворочал языком. Абивард опасался, что с мечом Царь Царей будет представлять большую опасность для себя, нежели для врагов. Он тоже выхватил меч. Одного кандидата в цареубийцы он сегодня уже уложил. Почему бы не укокошить еще одного? Вино, сделавшее его движения медленными и неуклюжими, высказало свое мнение весьма красноречиво.

Бок о бок Царь Царей и Абивард вышли навстречу приближающимся всадникам. В лунном свете Абивард узнал сотника, который сообщил о прибытии парламентеров от Смердиса. Тот увидел Шарбараза и воскликнул:

– Величайший, мы избавили тебя от скорпионьего гнезда предателей!

Шарбараз и Абивард переглянулись.

– Это – ик! – замечательно! – сказал законный Царь Царей. – Рассказывай сейчас же, что случилось. – Абиварду он шепнул:

– Пусть поторопится, а то я сейчас описаюсь.

К счастью, разведчик этого не слышал. Он сказал:

– Мы ехали, пока не обнаружили лагерь, где Ишушинак – да бросит Господь его в Бездну! – остановился на ночевку со своими приспешниками. Рядом с лагерем, на месте, с которого можно наблюдать, оставаясь незамеченными, мы также нашли тех двоих, которых ты отправил следить за посольством.

– Почему ни один из них не вернулся сюда с докладом, как я приказывал? властно спросил Шарбараз. Вмешался один из разведчиков:

– Величайший, они словно окаменели.

– Точно сказано, – согласился сотник. – Они были теплые и дышали, но всем прочим мало чем отличались от камней. Один из тех, кто сопровождал Ишушинака, определенно был колдуном.

– Мы это и сами выяснили, – сухо заметил Шарбараз. – Но продолжай свой рассказ.

– Слушаюсь, величайший, – ответил командир разведчиков. – В общем, когда мы хорошенько рассмотрели, что этот сын змеи сделал с беднягами Тярдутом и Андеганом, мы так разозлились, что света белого невзвидели. Сели на коней и ворвались прямо в лагерь. Кое-кто из наших, скорее всего, боялся, что колдун сделает с нами то же самое, но никто не пытался отсидеться за спинами товарищей, и это истинная правда.

– Не знаю, слыхал ты или нет, но атака с яростью в сердце – лучшее, что вы могли сделать, – сказал Абивард. – Волшебство не действует на человека, одержимого страстью. Поэтому любовная и боевая магия так ненадежны. – Он знал, что говорит словами Таншара, но кому, как не Таншару, знать о действии магии.

– Как скажешь, господин, – ответил разведчик, – Во всяком случае, мы обрушились на лагерь, словно волки на антилопу, отрезанную от стада. Теперь там не осталось ничего живого, только падаль. Наши потери – двое раненых, кажется, несерьезно. И вот еще что: отправляясь назад, мы увидели, что оба разведчика ожили. Наверное, убив того колдуна, мы уничтожили его чары.

Шарбараз вздохнул:

– Теперь Смердис будет проклинать меня за то, что я вырезал посольство. И знаешь что, зятек? Я от этого бессонницей мучиться не буду, ведь он, прикрываясь посольством, пытался убить меня с помощью колдовства.

– Величайший, меня здесь беспокоит лишь одно: мы-то с тобой знаем, что это так, но остальной народ может этого и не знать, – сказал Абивард.

Шарбараз презрительно махнул рукой, показывая, как мало его заботит, что знает народ и чего не знает.

– Скоро весь Макуран будет моим. И тогда народ будет знать то, что я захочу.

Вершины Дилбатских гор перешли в невысокие пологие холмы – войско Шарбараза еще на несколько дней пути продвинулось на юг. Теперь продвижение через горы больше не означало штурм узкого, надежно защищенного перевала.

Достаточно было лишь свернуть на восток, а потом на север.

В первый же день перемена направления привела Абиварда в некоторое замешательство.

– Я привык видеть, как солнце восходит из-за гор, и не садится за ними, сказал он Шарбаразу.

– Я видел и то и другое, – откликнулся Шарбараз, – и, что касается меня, одно ничем не отличается от другого. Вот Машиз я хочу видеть. – В голосе его звучал неутолимый голод.

– До него еще далеко? – спросил Абивард. Он тоже хотел видеть Машиз, и не только потому, что вступление в столицу означало бы победу, но и потому, что ему было любопытно, как выглядит настоящий город. Некоторые из городков, выросших возле крепостей на юге Макурана, были намного больше и оживленнее городка в его наделе, но существенно ничем от него не отличались. Абивард хотел увидеть, насколько отличается от них Машиз.

– Отсюда – дней десять-двенадцать, – ответил Шарбараз. – Но это если мы будем только скакать, а я полагаю, что очень скоро придется и драться. Если Смердис сейчас не бросит на меня все силы, что у него есть, он проиграет.

– Чтоб ему проиграть в любом случае! – сказал Абивард, и Царь Царей согласно кивнул. Теперь они уже не столь часто говорили о дезертирстве из войска Смердиса, как в начале похода, когда их энтузиазм еще не подвергся испытаниям. Абивард давно уже определил для себя, что большинство сторонников Смердиса останутся верны ему до конца. Если Шарбараз намерен победить, придется ему обходиться теми силами, с которыми он начал войну. От этого их цель не становилась невозможной, но достижение ее отнюдь не облегчалось.

– Пока мы побеждаем, все хорошо, – сказал Шарбараз. Вероятно, он тоже старался не думать о дезертирстве из вражьего стана, которого не было. Как только его войско покинуло северо-запад, массовый приток добровольцев прекратился. Если он сумеет побить Смердиса с тем войском, которым располагает, вся держава признает его правителем. Но если не сумеет… Об этом Абивард старался не думать.

Спустя три дня после того, как дружина Шарбараза свернула на север, они встретились с еще одним войском Смердиса. На сей раз разведчики, принесшие эту весть Шарбаразу, смеялись во все горло.

– Величайший, у Смердиса, наверное, кончились боевые кони, – сказал один из них. – Половина войска пешие, если не больше.

– Жители Тысячи Городов, – произнес Абивард. Шарбараз кивнул:

– Не сомневайся. Мы проскачем прямо сквозь их строй и развеем их, как мякину; один такой урок – и они поймут, что не стоит воевать на стороне узурпатора.

«Истинный сын Пероза», – подумал Абивард, а вслух сказал:

– А не мудрее ли обойти их с флангов? Движемся мы быстрее, чем они, и если атакуем их, пока они перестраиваются, чтобы настигнуть нас, у нас будет больше шансов нанести тот смертельный удар, о котором ты говорил.

Но законный Царь Царей покачал головой и махнул рукой на восток:

– Там пока пустыня. Мы еще не вышли к Тубтубу и Тибу. У нас будут трудности с фуражом и водой. А кроме того, я не хочу, чтобы все видели, что я обхожу войско Смердиса стороной. Я желаю показать всему царству, что мои люди сильнее и отважнее.

– Надеюсь, величайший, что это так, – отозвался Абивард. Более открыто критиковать решения монарха он не осмеливался. Шарбараз сердито посмотрел на него, а потом крикнул, чтобы вызвали Заля и других командиров, и принялся отдавать приказания к лобовой атаке. Никто ему не возражал и не выказывал никаких опасений.

Закончив, он обернулся к Абиварду:

– Не окажешь ли мне честь сопровождать меня при наступлении?

– Разумеется, величайший. Дай тебе Господь всяческого успеха, и пусть Он знает, что я от всей души этого желаю. – Как ни старался Абивард погасить в себе обиду, саркастический вопрос Шарбараза больно ужалил его. Он не считал, что монарх поступает правильно, но как же сказать об этом Шарбаразу, если тот ничего не желает слушать? Ответа он не нашел. Значит, остается идти вперед и надеяться, что законный Царь Царей принял правильное решение.

Под звуки военной музыки войско выстраивалось в боевые порядки. По всем шеренгам прошел слух, что им противостоит пехота. Воины были уверены в своих силах и настроены пренебрежительно.

– Мы, повелитель, раздавим их в лепешку, – заявил один из всадников, и окружавшие его воины кивнули. Тревога Абиварда немного улеглась. На войне уверенность значит очень много. Если воины считан и себя непобедимыми, победить их непросто.

Вдали показалось войско Смердиса. Как и сказал разведчик, оно состояло из пехоты и кавалерии – конные на флангах, пешие в центре. Абивард выкрикнул имя Шарбараза. Войско разразилось боевым кличем. Воины Смердиса ответили тем же.

Невообразимый шум поднялся до голубых небес.

Рожки протрубили наступление. Абивард опустил копье и пришпорил коня. Стук тяжелых копыт отдавался в его теле, словно сильный, наполненный пульс.

Вражеские конники двинулись на них с флангов, намереваясь взять в кольцо.

Пехота Смердиса стояла на месте. Когда Абивард подскакал ближе, он заметил, что она прикрыта заслоном из колючего кустарника. Сквозь оглушительный конский топот и рев боевых кличей слышались чистые ноты тростниковых свистков.

Абивард нахмурился под своей кольчужной сеткой: этот сигнал был ему неизвестен.

Но для пехоты он что-то значил. В одно мгновение воздух заполнился стрелами один залп, второй, третий. Они тоже свистели, и достаточно громко, чтобы заглушить звук, отправивший их в полет. Грациозные, словно птицы, они описывали крутую дугу в небе и падали на атакующих конников.

У Шарбараза тоже были лучники, и они открыли ответный огонь по пехотинцам, но далеко не столь плотный и регулярный. Люди и лошади падали, а упав, перекрывали дорогу остальным. Атака захлебнулась.

В поднятый щит Абиварда вонзилась стрела и, гудя, застыла там. На одну ладонь в сторону – и она пробила бы ему ногу. Теперь заслон из кустарника был совсем близко. Конь Абиварда со всего маху вломился в .него. Тело коня было защищено доспехами, но колючки царапали неприкрытые ноги. Конь остановился и недовольно заржал.

Абивард с силой всадил ему шпоры в бока, более сильной болью заставляя его подчиниться своей воле.

– Вперед, будь ты проклят! – закричал он. Конь двинулся вперед, но как-то неуверенно. Абивард успел рассмотреть пехотинцев по ту сторону кустарника: смуглые, приземистые, в кожаных куртках, длинные темные волосы завязаны узлом на затылке. Некоторые из них с сильным акцентом выкрикивали макуранские ругательства, а другие кричали что-то не сильно похожее на комплименты на родном гортанном языке. И все продолжали выпускать стрелы. В дополнение к колчанам за спиной у ног каждого лежало по запасному колчану.

Если бы кустарник был укреплен кольями, он составил бы более серьезное препятствие. А так войско Шарбараза пробило в баррикаде несколько брешей и помаленьку просачивалось через них в расположение противника. Они устроили страшную бойню; помимо луков в распоряжении пехотинцев имелись только ножи и палицы.

Абивард ткнул копьем поверх кустарника, метя в лучника, и в тот же момент лучник выпустил в него стрелу. Возможно, они напугали друг друга, только оба промахнулись. Они уставились друг на друга через преграду. Лицо лучника выглядело усталым и озабоченным, лицо Абиварда ниже линии глаз было скрыто кольчужной сеткой. Оба кивнули, выразив этим если не взаимное уважение, то взаимное признание принадлежности соперника к роду человеческому. По негласному соглашению после этого оба выбрали себе других соперников.

Сзади напирали, вжимая коня Абиварда в самые колючки, хотя ему явно не хотелось двигаться в этом направлении. Ветки скребли по защищенным броней бокам животного, по железным кольцам, прикрывавшим ноги Абиварда. Наконец он прорвался через кустарник, и за ним тут же устремилась группа конников Шарбараза. В ушах Абиварда звенели торжествующие вопли – и возгласы страха и отчаяния пехотинцев Смердиса.

Некоторые из наиболее отчаянных пехотинцев бросились наперерез коням, пытаясь стащить всадников на землю. Большинство из них было пронзено копьями, не успев подобраться ближе. По рядам лучников стремительно распространилась паника. Многие побросали луки, чтобы побыстрее бежать.

Но им было не обогнать конницу. Абивард колол и колол своим копьем, пока оно не заходило ходуном в его руках. Оно сделалось алым почти по самую рукоятку. Тогда он выхватил меч и принялся рубить убегающих противников.

Потом он никогда не вспоминал об этом эпизоде битвы с гордостью – задним числом он воспринимал его не как бой, а как убийство. Когда пал центр, кавалеристы, которых военачальники Смердиса поставили на фланги, тоже были вынуждены отступить, чтобы их не отрезали от основных сил и не перебили поодиночке. Погоня продолжалась, пока сумерки не вынудили Шарбараза прекратить ее.

Когда Абивард возвращался назад через поле недавней брани, к горлу его подступила тошнота. Коню пришлось выбирать дорогу, чтобы не наступать на тела павших пехотинцев. И все же, несмотря на все предосторожности, он наступал на труп через каждые несколько шагов. Тогда он тревожно ржал – мертвецы шевелились под его копытами.

Абивард миновал смятую баррикаду и увидел, что сделали лучники с его товарищами. Когда колол и рубил беспомощных пехотинцев и потом, когда видел их тела, выпрямленные смертью, он испытывал к ним острую жалость. Но сейчас он осознал, что они тоже были воинами. Они нанесли войску Шарбараза значительно больший урон, чем удалось кавалерии Смердиса в двух предыдущих битвах.

Он осмотрелся, разыскивая глазами знамя законного Царя Царей. В сумерках разглядеть его было нелегко, но Абивард все же обнаружил знамя и подъехал к нему. Шарбараз стоял рядом с конем, протянув вперед руку.

На ней колдовал лекарь.

– Ты ранен, величайший! – воскликнул Абивард.

– Стрела пробила доспехи и мою плоть. – Шарбараз пожал плечами и поморщился, явно помимо воли. Он старался придавать своей ране как можно меньше значения. – Ничего серьезного. Пока что твоей сестре не придется искать мне замену.

Вспомнив, что совсем недавно он сам точно так же старался не принимать собственное ранение всерьез, Абивард повернулся к Какии за подтверждением.

Лекарь сказал:

– Величайшему повезло – стрела пробила бицепс и наконечник вышел наружу, так что нам не пришлось вытаскивать или проталкивать его, причиняя величайшему дополнительную боль. Если рана не загноится заживет без последствий.

– А ты уж постарайся, чтобы она не загноилась, сказал Шарбараз.

– У меня как раз для этого есть особое снадобье. – Какия достал из кошеля, висящего у него на поясе, заткнутую пробкой склянку. – Здесь ярь-медянка,. свинцовый глет, квасцы, деготь и смола, настоянные на смеси уксуса и масла.

Если величайший соблаговолит подержать травмированную руку спокойно…

Шарбараз постарался доблестно выполнить эту просьбу, но когда Какия вылил мутное густое снадобье на рану, он зашипел, как раскаленное железо, опущенное в воду.

– Господи, да ты мне руку сжег! – воскликнул он и прикусил губу.

– Нет, величайший, а если даже и так, лучше перетерпеть совсем маленький огонь сейчас, чтобы в дальнейшем избавить себя от большего и смертельно опасного огня заражения.

– Это зелье избавит от чего угодно, – с чувством произнес Шарбараз, когда Какия перебинтовывал ему руку. – Медь, свинец, квасцы, деготь и смола – если бы я это выпил, а не позволил вылить на себя, несомненно отравился бы.

– Вне всякого сомнения, величайший, но то же самое можно сказать о многих панацеях, предназначенных для наружного, а не внутреннего применения, – с которой суровостью ответил Какия. – Скажем, твой кафтан очень хорош, облекая твое тело, но согласишься ли ты съесть его в рубленом виде с огурцами? Всему свое место и свое применение.

Шар6араз, у которого теперь рука болела не только от раны, но и от лечения, не был настроен на философский лад. Повернувшись к Абиварду, он сказал:

– Что ж, зятек, на сей раз ты, похоже, вышел из боя с целыми мозгами.

Завидую тебе. – Воистину сегодня мне повезло. Победа за нами. – Абивард оглядел жуткую картину, оставленную битной. – Да, за нами, но куплена она дорогой ценой.

На лице Шарбараза внезапно проступила бесконечная усталость. Кожа туго натянулась; Абивард без труда мог представить, как Царь Царей будет выглядеть к старости – если, конечно, доживет, что вообще-то никому не гарантировано, а особенно увязшему в жесткой гражданской войне претенденту на макуранский престол.

– С каждой битвой все тяжелее и тяжелее, – устало сказал Царь Царей. Поначалу я думал, что сторонники Смердиса разбегутся после первой битвы, но с тех пор они дали мне еще два сражения, значительно более ожесточенных. Не понимаю, как его сотникам удается поддерживать дисциплину и боевой дух. Нам вновь придется драться на подступах к Машизу, и если Смердис тогда окажется сильнее, чем сейчас… – Он явно не желал продолжать.

– Ты не ожидал, что он вступит в бой раньше, чем мы подойдем к самой столице. – Не успев договорить эти слова, Абивард уже пожалел, что произнес их.

Ни к чему напоминать Шарбаразу о прошлых ошибках, которые теперь не исправишь..

Но Шарбараз не рассердился, а только кивнул – Мой седобородый родственничек, прокляни Господь его подлую душу, оказался похитрее, чем я думал. Это его не спасет, но очень затруднит нашу задачу.

И вновь Абивард позавидовал умению Царя Царей вытаскивать себя из пучины печали исключительно силой воли. Он спросил:

– Как по-твоему, сколько еще пехотинцев он сможет выставить против нас? Я и представить себе не могу что они сумеют нанести нам такой урон.

– И я, – согласился Шарбараз. – Что ж, вот и еще один урок: нельзя в лоб атаковать лучников, у которых есть укрытие, если только я не хочу угробить больше людей, чем требует необходимость. – Он сложил ладонь раненой руки в кулак. Абивард был рад что он на это способен. – Остается надеяться, что заплатили за этот урок не чрезмерную цену.

– О да, – отозвался Абивард. – Многое будет зависеть от боевого духа. Если воины решат, что одержали очередную победу на пути в Машиз, все будет хорошо.

Надо позаботиться, чтобы они не сочли сегодняшнюю битву поражением.

– Ты абсолютно прав. Если кто-то считает себя проигравшим, скорее всего он и в самом деле проиграл. – Вид у Шарбараза был нерадостный. – Мне казалось, что Смердис давно должен был посчитать себя побежденным.

– Что ж, величайший, если он так не считает, надо его убедить, – сказал Абивард, надеясь, что его слова прозвучали оптимистически.

Страна Тысячи Городов оказалась для Абиварда полным откровением. В его собственном наделе земля не могла прокормить один сколько-нибудь крупный город, не говоря о тысяче. Но в речных долинах, на невысоких холмах над грязной плоской низиной, возвышалось множество городов.

Когда Абивард спросил, откуда взялись холмы на такой плоской местности, Шарбараз усмехнулся:

– В этом повинны сами города. – Увидев, что Абивард ничего не понял, он пояснил:

– Это города возникли в незапамятные времена, и с тех самых пор жители выбрасывают на улицы мусор. Когда улица становится намного выше входной двери в дом, хозяин разрушает свой дом. Они ведь строятся не из камня, а из саманного кирпича. Потом он выстраивает себе новый, на том уровне, до которого поднялась улица. Проделай это несколько веков подряд – и тоже окажешься на холме.

С той поры Абивард начал по-другому смотреть на эти холмики – как на зримое воплощение времени. Сама эта мысль внушала ему благоговейный ужас. Холм, на котором гнездилась крепость Век-Руд, был естественным – в любом месте на глубине в пол-локтя кирка упиралась в сплошную скалу. Ему и в голову не могло прийти, что люди способны сами создавать холмы.

– А что в этом особенного? – спросила Рошнани как-то вечером, когда он заговорил об этом в ее закутке. И довольно едко добавила:

– Судя по тому, что я видела, эта земля – сплошная грязь, и ничего кроме грязи. Собери эту грязь в кучу, дай ей просохнуть – вот тебе и холм.

– Гм, – сказал он; в словах его главной жены была правда, и от этой правды его восторг перед жителями Тысячи Городов поубавился. Пожалуй, он был несколько разочарован: рукотворные холмы впечатан ли намного больше, чем кучи грязи. – Но чтобы но строить хоть один из этих холмов, нужно очень много грязи.

– А тут и есть очень много грязи. – Несмотря на свой добрый нрав, в спорах Рошнани была цепкой, как барсук. Абивард сменил тему, негласно признав ее победу в этой стычке.

Грязи сопутствовала обильная влага; ирригационные каналы разносили Воды Тубтуба и Тиба вдоль русел и по всему междуречью. Ганаты были бы экономичнее, но их через грязь не пророешь.

На орошаемых площадях земля обильно плодоносила: зерно, фиги, лук, дыни, бобы – всего и не перечислишь. Крестьяне работали на полях в одних набедренных повязках и соломенных шляпах, защищающих от палящего солнца. Варясь заживо в своих доспехах, Абивард всей душой завидовал им. В нескольких шагах от берега канала земля становилась серой и пыльной, и росли на ней разве что колючки, да и то не везде.

Народ Тысячи Городов разбегался и прятался за городскими стенами при приближении армии Шарбараза.

– Как же нам вытащить их оттуда? – спросил Абивард на военном совете.

– А нам и не надо их вытаскивать, – ответил Заль. – Если мы будем осаждать каждый городишко, то навсегда застрянем в стране Тысячи Городов и никогда не доберемся до Машиза. Мы попросту пройдем мимо: возьмем с полей все, что нам надо, и пойдем дальше.

– После этого они нас невзлюбят, – заметил Абивард.

– А они и так нас не любят, – сказал Заль. Это было несколько цинично, но совершенно справедливо. Абивард вопросительно посмотрел на Шарбараза.

– Заль прав, – сказал Шарбараз. – Если победим Смердиса, мы заручимся преданностью Тысячи Городов. Если же нет, то какая разница? – Он с горечью рассмеялся. – Так что возьмем все, что нам нужно.

Спустя десять дней после битвы с лучниками, которых выставил против них Смердис, войска Шарбараза еще. раз повернули на запад, из долины Тубтуба и Тиба вновь к Дилбатским горам. Впереди лежал Машиз.

А перед ним расположилось войско, собранное Смердисом, чтобы помешать сопернику войти в город. Дым от его походных костров застилал небо. До армии Смердиса оставалось все меньше и меньше фарсангов.

– Вынуждает нас приблизиться к нему, – сказал законный Царь Царей, когда его войско остановилось на ночлег. – В Машиз ведет только одна дорога широкая, прямая. У караванов есть и другие пути, но те проходы можно заблокировать горсткой вооруженных людей. Я вышлю разведчиков проверить, но сомневаюсь, что Смердис оставил эти проходы открытыми.

– Могут ли его воины атаковать с одного из этих проходов? – спросил Абивард.

Когда Заль ответил, голос его звучал не слишком весело:

– Это может случиться, повелитель. Нам будет труднее сдерживать его, чем ему – нас. Но до сих пор он не проявил себя напористым военачальником, способным одновременно решать две боевые задачи. Есть хорошие шансы – не отличные, но хорошие, – что и дальше все пойдет таким образом.

– Поскольку мои шансы обрести свободу и начать эту войну были вовсе мизерны, я удовлетворюсь и просто хорошими шансами, – заявил Шарбараз. Остается решить главный вопрос: как выиграть генеральное сражение наилучшим образом. И теперь, боюсь, нам вновь остается только пойти на противника в лоб.

Он употребил слово «боюсь» – в сознании его прочно удерживались картины жестокой битвы, когда его войско в лоб атаковало лучников. Но, вопреки этому он был готов лицом к лицу сшибиться с врагом. Как в свое время у его отца, его представления о стратегии сводились к тому, что надо сблизиться с любым противником и размолотить его в клочья.

Это внушало Абиварду сильные опасения, но ему приходилось молчать. Он не знал рельефа местности перед Машизом, а потому не мог предложить своего варианта. Заль прежде служил в столице. Этот крепкий, седобородый командир сказал:

– Да, если они собираются стоять на месте, у нас не остается выбора только постараться выбить их оттуда. Если мы попытаемся взять их измором, заставить спуститься и атаковать нас, то получится игра в орлянку – у кого первого разразится эпидемия. А поскольку вода с Дилбатских гор чище, чем та, которую пьем мы, то, скорее всего, мы эту игру и проиграем.

– Тогда вперед, – решительно заключил Шарбараз. – Как только столица окажется в наших руках, то все царство увидит, кому на самом деле место у его кормила.

– Вперед! – отозвались командиры, в том числе и Абивард. Как сказал Заль, остальные варианты казались хуже, а еще одна победа даст Шарбаразу Машиз и весь Макуран. Если смотреть с этой позиции, их шансы действительно представлялись неплохими.

Машиз! До всей этой истории с Шарбаразом Абивард даже не воображал, что когда-нибудь увидит столицу державы. Он родился на границе и рассчитывал прожить там всю жизнь, там же и умереть. Но сейчас его взор различал серую громаду дворца Царя Царей, крошечную на расстоянии, но все же четко видимую, а рядом с дворцом – великое святилище Господа. Во всем мире с ним мог сравниться только главный Храм в Видессе – так говорили знающие люди.

Но увидеть чудеса Машиза – это совсем не то, что с триумфом войти в город.

Между этими чудесами и Абивардом стояло войско Смердиса, на тех позициях, которые выбрали для обороны его командиры. Чем ближе подходил Абивард к этим позициям, тем сильнее тревога теснила грудь и тем больше опасений возникало в сознании. На первый взгляд, ни одно войско, состоящее из простых смертных, не могло пробиться через оборонительные порядки Смердиса. И все же сделать такую попытку было жизненно необходимо.

Затрубили рожки. «Стрелки, вперед!» – закричали сотники. Тяжелая кавалерия, цвет макуранского войска, не могла сегодня играть свою обычную роль, поскольку Смердисовы военачальники, сделавшие, возможно, выводы из своего недавнего поражения на юге, разместили лучников за укрытием из камней, глины и бревен. А копью не поразить того, до чего оно не может дотянуться.

И поэтому конные стрелки, одетые не в дорогие кольчужно-пластинчатые доспехи, а в дубленую кожу, выехали перед строем копейщиков в надежде вытащить пехоту Смердиса из-за укрытия. Стрелы полетели в обоих направлениях.

Пронзительно закричали пронзенные ими люди и лошади. Конные разъезды подвозили из обозных фургонов новые пучки стрел, чтобы стрелки не прекращали стрельбу.

Заграждение Смердиса не перекрывало все подходы к Машизу. На обоих флангах замерла в ожидании кавалерия узурпатора. Когда стрелки Шарбараза полностью включились в перестрелку с пехотинцами, в атаку рванулись копейщики Смердиса.

На этом узком пространстве конные стрелки не могли противостоять напору своих закованных в латы противников. Одних копьями выбили из седел, другие беспорядочно отступили. Но Шарбараз был готов к этому. «Копейщики, вперед!» крикнул он. Эту команду повторили все сотники и трубачи его войска.

«Наконец-то можно подраться!» – подумал Абивард, чувствуя одновременно восторг и страх. Он опустил копье и пришпорил коня. Противник, на которого он обрушил свой удар, так и не заметил его приближения; копье вонзилось ему пониже правого плеча. Когда Абивард вытащил копье, несчастный издал хлюпающий звук. Из раны, из носа и изо рта хлынула кровь, а сам он повалился вперед, на шею коня.

Заваруха перед заграждением сделалась всеобщей. Лучники Смердиса продолжали обстреливать эту кучу мечущихся всадников, хотя многие стрелы попадали в своих. Все участвующие в схватке на стороне Смердиса люди и кони были в доспехах, а в войске Шарбараза многие не имели доспехов, так что стрелы лучников Смердиса могли с большей вероятностью поразить противника, а не своего.

Абивард оказался в самой гуще схватки. «Шарбараз!» – вновь и вновь выкрикивал он. По обе стороны от него всадники выкрикивали имя того Царя Царей, на стороне которого сражались. В такой неразберихе только по этому признаку можно было отличить сторонников Смердиса от сторонников Шарбараза.

Какой-то воин обрушился на Абиварда с криком «Смердис!». Абивард принял на щит удар его меча и ответил ударом. Мечи их скрестились. Железо било о железо, высекая искры. Они обменивались ударами до тех пор, пока общее движение битвы не растащило их в разные стороны.

Кавалерия Смердиса понемногу отступала к краям заграждения, за которым стояли лучники. Некоторые из конников Шарбараза разразились победным кличем.

Кричал и Абивард – пока хорошенько не осмотрелся. То, что они оттеснили вражескую конницу, совершенно ничего не значило. До тех пор пока заграждение не давало войску Шарбараза прорваться и устремиться на Машиз, победа оставалась недостижимой.

Конные стрелки Шарбараза вновь принялись обмениваться стрелами с пехотинцами Смердиса. Это не могло решить стоящую перед Шарбаразом и его войском задачу, даже если бы перестрелка затянулась на неделю. Пока лучники узурпатора удерживали свои позиции, воины Шарбараза не могли подобраться к заграждению достаточно близко, чтобы разрушить его. А для победы было необходимо именно это, но Абивард не знал, как это сделать.

У Шарбараза возникла идея. Показывая налево от заграждения, он воскликнула – Мы прорвемся туда. У нас больше копейщиков, чем может бросить против нас Смердис. Тогда мы зайдем этим проклятым лучникам во фланг, вместо того чтобы колотиться лбами об их стенку.

Рожки и кричащие сотники постепенно начали выстраивать войско Шарбараза для той атаки, которую он задумал. Абивард не знал, получится ли из этого что-нибудь, но этот маневр внушал больше надежд, чем все, до чего мог додуматься он сам. Он чуть не вывалился из седла, но успел подхватить копье, выпавшее у кого-то из рук.

Конники Смердиса сплотили ряды, приготовившись отразить врага. Но еще до того, как раздался сигнал к атаке, тревожно и вразнобой затрубили рожки на правом фланге Шарбаразова войска. Вместе с ними послышались крики страха и отчаяния.

– Что стряслось? – крикнул Абивард и чуть не вывернул шею, чтобы разглядеть самому.

И тут он понял, почему им показалось, что в войске Смердиса так мало кавалерии. Военачальники узурпатора разделили ее, направив часть в одно из узких ущелий, откуда они неожиданно выскочили и зашли войску Шарбараза во фланг, повторив маневр Абиварда в одном из предшествующих сражений.

И результат оказался примерно такой же. Правое крыло войска Шарбараза было смято и отброшено. Даже Заль, командовавший правым флангом, не смог предотвратить разгром. Расстроив порядки противника, воины Смердиса, готовые обороняться, сами перешли в наступление. Их крики вновь исполнились уверенностью и яростью.

Шарбараз тоже закричал. Ярость переполняла его голос, но уверенности в нем не было.

– Назад! – приказал он так, словно ненавидел само это слово. – Отступить и перегруппироваться. Сбор, Господи, трубите сбор! Мы им еще покажем!

Его войско не поддалось панике и отчаянию. Большую часть его составляли новобранцы, познавшие пока только победы. Абивард не мог предугадать, как они перенесут поражение, если потерпят его. Будут драться еще упорнее? Он надеялся на это, но рассчитывать не осмеливался.

Но упорство и отвага в бою – еще далеко не все. Правый фланг смят, враг атакует и в лоб и во фланги, приходится отступать и только отступать – иначе противник отсечет от основных сил целые отряды, которые будут захвачены или перебиты. Через некоторое время отступление набрало ход.

Войско Смердиса преследовало противника без особого упорства. Да и зачем?

Победу они и так одержали: Шарбараз не войдет в Машиз парадным маршем – – более того, Шарбараз вообще не войдет в Машиз, по крайней мере в обозримом будущем. И как только весть об этом разлетится по Макурану, многие из тех. Кто предпочитал выжидать, не принимая сторону ни одного из соперников, встанут на сторону того, кто удержал столицу.

В трех фарсангах к западу от поля боя Шарбараз приказал войску остановиться на ночлег. Основная часть войска, или того, что от него осталось, подчинилась приказу, но небольшая группа – не совсем поток, но и не струйка потекла дальше на юго-восток.

– Первые блохи, бегущие с коня, которым кормились, – с горечью заметил Абивард.

– Неудачное сравнение, – сказал Шарбараз, словно критикуя творение трубадура. – Блохи бегут с лошади, когда она околеет. А мы пока живы.

– Так точно, величайший, – сказал Абивард, но подумал: «Шарбараз храбрится. Не вызвано ли это просто желанием показать, что все хорошо, и не столько другим, сколько самому себе?» Он опасался, что дело обстоит именно так.

Повстанцу нужно идти от победы к победе, пока он не захватит власть. Теперь законному Царю Царей приходится думать, как собрать остатки войска и превратить свое право на трон в реальное обладание им.

– Утром снова пойдем в наступление, – сказал Шарбараз, – только на этот раз перекроем все горные тропы.

– Слушаюсь, величайший, – как положено ответил Абивард, ни на миг не веря, что это возможно. Фраортиш Старейший, самый пламенный из Четырех Пророков, и тот не смог бы повести войско в новое наступление, даже пообещав, что сам Господь, пройдя сквозь Бездну, будет сражаться бок о бок с воинами Шарбараза.

Да и сам Шарбараз, похоже, почувствовал, что слова его прозвучали неубедительно.

– В общем, утром поглядим, что предпринять, – заключил он.

Абивард устало поплелся к обозу, мысленно благодаря Господа за то, что войско Смердиса не упорствовало в погоне за отступающими; если бы они продолжили наступление, то вполне могли бы захватить обоз – и фургон с Динак и Рошнани.

Сестра и главная жена встретили его появление возгласами радости и облегчения. Таким же образом они отреагировали на весть, что Шарбараз остался цел и невредим.

– Но что же дальше? – спросила Рошнани. – Путь на Машиз перекрыт, и что нам делать?

– Величайший задумал новое наступление на завтра, – сказал Абивард.

Рошнани закатила глаза, а потом притворилась, будто не делала этого. Даже Динак, которая во всем поддерживала Шарбараза, что было для нее столь же естественным и бессознательным, как дыхание, на сей раз промолчала. Уж если Динак не верит, что из этого наступления что-то выйдет, оно обречено.

Рошнани вызвала одну из служанок, которая принесла Абиварду кувшин вина.

Он осушил его, растянулся на коврике в закутке Рошнани, намереваясь передохнуть минутку, и крепко заснул, не успев даже осознать, что засыпает.

Утреннее наступление состоялось, но предприняли его не отряды Шарбараза.

Возможно, воодушевленная победой кавалерия Смердиса – стрелки, но преимущественно копейщики – всю ночь шла по следу противника и обрушилась на него, едва забрезжил рассвет. У Шарбараза было численное превосходство, но это не помогло. Войско было деморализовано вчерашним поражением и дезорганизовано ведь пришлось наспех разбивать лагерь после отступления, явившегося полной неожиданностью.

Некоторые воины бились хорошо; другие спасовали и бросились бежать, как только рядом прошипели первые стрелы. Войско в целом удерживало позиции примерно до середины утра. Потом воины начали снова отступать, несмотря на отчаянные крики Шарбараза и сотников. Почуяв победу, воины Смердиса усилили напор, атакуя там, где видели слабину.

К исходу дня войско Шарбараза было отброшено в Страну Тысячи Городов, на равнину между Тубтубом и Тибом. Законный Царь Царей был потрясен до невменяемости – он, похоже, и вообразить не мог, что на него обрушится подобное несчастье. Абивард тоже не мог вообразить такого и подозревал, что и сам выглядит так, будто не совсем в своем уме.

– Вряд ли я смогу сразу бросить войско в бой, – мрачно сказал Шарбараз. Пожалуй, самое лучшее будет отступить в земли, где знать и народ всецело Поддерживают нас, собраться там с силами, а потом выступить снова.

Он имел в виду отступление на северо-запад, то есть по существу то, что предлагал ему Смердис, прежде чем напасть на него с помощью магических чар.

Тогда Шарбараз ответил презрительной усмешкой. Но на том этапе гражданской войны он выигрывал сражения, а Смердис проигрывал. Однако, потерпев несколько поражений, Шарбараз, по всей вероятности, решил, что лучше сохранить малую часть, чем потерять все.

– Согласен, величайший, возможно, это самое лучшее, – сказал Абивард.

Шарбараз прав. Возглавляемое им войско потеряло боевой дух, а армия Смердиса, несомненно, обрела его. В таких обстоятельствах рваться в бой означало идти навстречу гибели. К тому же, хоть для законного Царя Царей возвращение на северо-запад и было равносильно изгнанию, для Абиварда оно означало возвращение домой. Ему очень хотелось знать, как поживает брат, как обстоят дела в его наделе. С самого начала похода он не получил из дома ни одной весточки.

На другое утро Шарбараз приказал войску повернуть на юг, чтобы снова обогнуть Дилбатские горы и двинуться в северо-западном направлении к землям, население которых более симпатизирует ему, нежели жители Страны Тысячи Городов.

Отряды Смердиса висели у них на хвосте – но не в таком количестве, чтобы целесообразно было ввязываться с ними в бой. Они постоянно маячили неподалеку, следили за каждым движением и докладывали о нем начальству.

Воины Шарбараза, не проехав и фарсанга, обнаружили, что в каналах разрушены все запруды и залила равнину, – двигаться дальше было невозможно.

С другого берега за ними, сидя на своих конях, наблюдали воины Смердиса, испытывая явное удовольствие при виде затруднительного положения противника.

Абивард погрозил им кулаком.

– Куда теперь, величайший? – спросил он. – Они перекрыли нам путь домой.

– Знаю. – Шарбараз выглядел не менее затравленным, чем ощущал себя Абивард. – Здесь, в долинах Тубтуба и Тиба, мы словно мухи, пытающиеся выбраться из паутины. А паук может утянуть нас в любой уголок этой паутины, какой ему угодно, а потом не спеша подойдет и вонзит клыки в остатки нашего войска.

– Приятная картина. – Абивард почувствовал, как к горлу подступает тошнота. – Есть ли у нас возможность передвигаться по собственной воле, а не по воли Смердиса?

– Может быть, если мы рванем на север и перейдем два больших канала, прежде чем они сломают плотины и откроют шлюзы. Это осуществимо – через крупные каналы переброшены мосты и налажены лодочные переправы.

Войско предприняло такую попытку. Добравшись до канала, пересечь который намеревался Шарбараз, они увидели, что все лодки отогнаны на противоположный берег. И там же стояли новые отряды Смердиса. Они ждали, отважится ли Шарбараз на переправу. Но воины Шарбараза скоро обнаружили, что канал глубок и вброд его не перейти.

Шарбараз вздохнул:

– Если я прикажу людям переплыть канал, с конями или без, получится, что мы сами напрашиваемся на избиение. На юг нам нельзя, на север нельзя, за спиной у нас войско, которое не даст нам возвратиться на запад… даже если мои люди захотят выполнить такой приказ.

Шарбараз рассуждал с точки зрения стратегии. Абиварду же приходили на ум более обыденные материи, о которых так часто приходилось задумываться дома, в родном наделе.

– Они нас пасут, – сказал он.

– Вот именно, и брось меня в Бездну, если я знаю, как из этого выпутаться, – сказал Шарбараз и показал на другой берег канала:

– Мне до этой своры предателей не добраться… и на юге тоже, и если даже я прикажу войску повернуть оружие против той шайки, которая преграждает нам путь к Машизу, те даже не снизойдут принять бой, это мне ясно уже сейчас. Они просто отступят и откроют еще несколько каналов, чтобы мы завязли окончательно. Им легче сломать их, чем нам восстановить.

– Опасаюсь, что ты прав, величайший, – сказал Абивард. – Мы уже пересекли главное русло Тиба. А что будет, если они вынудят нас пересечь и Тубтуб? Что там, по ту сторону Страны Тысячи Городов?

– Кустарник, за ним полупустыня, а дальше – Видессия. – Шарбараз сплюнул.

– Ничего такого, что мне хотелось бы посетить, уверяю тебя.

Однако, вопреки желаниям Шарбараза, войску приходилось двигаться на восток. Нигде они не могли оставаться дольше чем день-два. Потом истощались запасы продовольствия и фуража. Отряды Смердиса и поврежденные каналы перекрывали дорогу во всех иных направлениях. Обитатели Тысячи Городов отсиживались за своими стенами и не желали иметь никаких дел с Шарбаразом.

– Можно подумать, что я видессийцев привел! – возмущался Шарбараз. – Я готов щедро заплатить местным – деньгами, а потом и уменьшением подати, – лишь бы они помогли мне залатать каналы и дать нам возможность маневра… Но они и слушать не хотят.

Эту тираду Царя Царей случайно услышал ехавший рядом Охос. Он сказал:

– Величайший, когда ты сядешь на трон, как тому в следует быть, ты, разумеется, отомстишь им так, что и через тысячу лет трубадуры будут слагать об этом песни, а злоумышленники – трепетать.

– Ну, когда этот день настанет, кое-кто из правителей городов недосчитается головы, уж не сомневайся, – заверил Шарбараз брата Рошнани. – Но что до всех прочих, то какой смысл в мести? Перебьешь крестьян и ремесленников – и откуда казна будет брать налоги?

Охос недоуменно вытаращил глаза. Для него в новинку было и управление наделом, что уж говорить о всей державе! Через мгновение он спросил:

– Неужели налоги значат больше, чем честь?

– Иногда, – ответил Шарбараз, что изумило Охоса еще сильнее. Законный Царь Царей продолжил:

– Кроме того, крестьяне и ремесленники всего лишь выполняют приказы своих правителей. Как же я могу поставить им это в вину? Я сам рассчитывал бы на их беспрекословное повиновение, если бы эти правители были назначены мною. Кровопролитие представляется мне непозволительной роскошью. Я отомщу, естественно, но только в разумных пределах.

Охос задумался над этим, словно усваивал преподанный наставником урок.

Наконец он сказал:

– Величайший очень мудр.

– Величайший чертовски устал, – пробормотал Шарбараз. – Если бы я был таким мудрым, то сейчас сидел бы в Машизе, а не шлепал по Стране Тысячи Городов. – Ему на щеку уселась муха. Шарбараз хлопнул по ней, по муха улетела до того, как ладонь коснулась щеки. – Эти речные долины надо было назвать Страной Миллиарда Мух. Их здесь больше, чем чего-то другого.

– Ну, не знаю, величайший, – сказал Абивард. – По моему скромному суждению, комаров здесь все-таки больше. – Он почесал волдырь на руке.

Шарбараз фыркнул. Смех его был невесел – но все же он смеялся, едва ли не в первый раз после разгрома под Машизом.

– Признаю, зятек, не исключено, что ты прав.

Воспользовавшись относительно добрым настроением монарха, Абивард сказал:

– Позволь мне высказаться, величайший. – Шарбараз кивнул, и он продолжил:

– С твоей стороны было бы мудро проявить умеренность не только в отношении мести жителям Тысячи Городов. Твой отец бросил всю армию в лобовую атаку и потерял все; такие же действия принесли большой урон и тебе.

Недовольная гримаса Царя Царей не удивила и не огорчила Абиварда – часто ли Шарбаразу доводилось выслушивать критику? После долгого молчания Шарбараз медленно кивнул:

– Не исключено, что и в этом ты прав. Я стремлюсь нанести врагу наибольший урон как можно быстрее. Иногда тем самым я врежу и себе – могу ли я это отрицать? – Он обвел рукой широкую пойму, по которой было вынуждено перемещаться его несчастно? войско.

Как ни старался, он не находил способа вырваться из паутины затопленных каналов, враждебно настроенных городов и неприятельских сил, напиравших со всех сторон. Судя по всему, Смердис и думать не хотел о решающей атаке, если он мог добиться желаемого и бег нее. Не выпустив почти ни одной стрелы, его войско загоняло Шарбараза все дальше на восток.

– Скоро мы выйдем к Тубтубу! – бушевал Шарбараз. – И что тогда? Он что, считает, что мы утопимся, чтобы оказать ему любезность?

– Не сомневаюсь, ему бы этого очень хотелось; это было бы для него наилучшим исходом, – ответил Абивард. – Он воюет как человек, привыкший руководить чеканкой монеты: не тратит ничего сверх того, что совершенно необходимо. Это скупердяйство дорого обошлось ему к западу от Дилбатских гор, но здесь оно служит ему хорошую службу.

Шарбараз ответил ругательством и в ярости ускакал. Абивард задумался, что же будет, когда они выйдут к Тубтубу. Он был готов биться об заклад, что река окажется слишком широкой, глубокой и быстрой для перехода вброд. Если войско Смердиса прижмет их к реке, у Шарбараза не останется иного выбора, кроме как бросить свое войско па те полки Смердиса, которые окажутся поблизости. Абивард не рассчитывал на победу в такой битве, но он без колебаний последует за человеком, которого избрал своим монархом. Каковы были шансы у Шарбараза выбраться из Налгис-Крага? Если уж это удалось, то всякое может случиться.

Абивард утешался этой мыслью, пока не осознал, насколько тонка черта, отделяющая «может быть» от «будет».

Теснимые со всех сторон, не имея возможности закрепиться на каком-либо рубеже, поскольку их злейшими врагами были голод и поврежденные каналы, а не лучники и копейщики, люди Шарбараза вышли к Тубтубу через три дня. Абивард ожидал, что здесь им придется занять оборону и приготовиться к последней отчаянной битве. Как бы то ни было, ему, первому из сторонников Шарбараза, вовсе не улыбалось попасть в лапы Смердиса.

Он горько сожалел, что Рошнани и Динак сумели уговорить его взять их в поход. Там, в крепости Век-Руд, женщины были бы в достаточной безопасности, что бы ни случилось с их мужьями. А здесь…

Но, к его удивлению, разведчики, проскакавшие вверх и вниз по течению, сообщили, что плавучий мост, составленный из лодок, по-прежнему переброшен через реку.

– Мы перейдем, – тут же сказал Шарбараз. – На том берегу Тубтуба мы сможем двигаться куда захотим, и нас не будут преследовать войска Смердиса.

Коню Абиварда не понравилось, как доски, переброшенные через лодки, ходят под его ногами. Он фыркал и переступал вбок, пускаясь на все ухищрения, лишь бы не идти вперед. Наконец Абивард не выдержал и с такой силой всадил в него шпоры, что конь уже ни на что не отвлекался.

Дальний берег Тубтуба мало чем отличался от ближнего. Но как только войско Шарбараза перешло реку, подъехали воины Смердиса и подожгли лодочный мост Поднимающийся дым заставил Абиварда подумать – слишком поздно! – о том, сколько же лодок осталось на восточном берегу, чтобы облегчить войску Шарбараза возвращение. Он не знал ответа, но у него возникло чувство, что правильным ответом будет – ни одной.