Похищенный трон

Глава 9

Назад нет пути, и здесь оставаться долго нельзя, – сказал Абивард Рошнани вечером, когда невеселое войско остановилось на ночлег. Выбор невелик.

– А если бы выбор был, что было бы лучше? – спросила она.

– Даже если бы мы могли выбирать одно из двух, все худо, – ответил Абивард. – Во-первых, вернувшись на западный берег Тубтуба, мы вновь столкнулись бы со всеми теми сложностями, которые загнали нас в ловушку.

Во-вторых, даже если бы здесь в нашем распоряжении были все стада, зерно и фрукты мира, что с того? Быть Царем Царей в землях восточное Тубтуба – все равно что быть мобедан-мобедом среди хаморов. Они не настолько верят в Господа, чтобы испытывать потребность в первосвященнике. Всем этим землям вполне достаточно дихгана, но никак не монарха.

– Тебе, конечно, виднее, чем мне взаперти в этом фургоне, – сказала Рошнани. В устах Динак эти слова прозвучали бы гневно; Рошнани же просто констатировала факт, предоставляя Абиварду сделать из этого те выводы, какие он посчитает нужным. – Твои слова убеждают. Оба варианта представляются скверными.

В таком случае, что если двинуться на восток?

Абивард покачал головой – это был жест бесконечной терпимости, любви и желания как можно бережнее отнестись к наивности жены.

– На восток отсюда – степь, поросшая кустарником, ничуть не лучше, чем земли между оазисами в наших краях. Чтобы остановиться и собраться с силами, это место никак не годится. А еще дальше на восток – Видессия.

Это слово он произнес с содроганием. Для него, как и для любого макуранца, Видессия была и могла быть только злейшим врагом. Но Рошнани вцепилась в эту мысль, как кошка в мышку, появившуюся из норки, которой кошка прежде не замечала:

– Отчего же нам тогда не двинуться в Видессию? Автократор – Ликиний, насколько я помню, – едва ли поступит с нами хуже, чем Смердис, хмырь хмырей, ибо хуже быть не может. – Презрительное прозвище, данное Смердису воинами, она произнесла, чуть скривив губы.

Абивард раскрыл рот, приготовившись с ходу отмести такое предложение, но замер, так ничего и не сказав. Ведь если взглянуть на это так, как предлагает Рошнани, тут есть над чем подумать. Наконец он промолвил:

– Не вижу смысла отдаваться на милость видессийца, когда у него нет резонов обойтись с нами лучше, чем обошелся бы Смердис.

Но Рошнани была не из тех, кто, придя к какой-то мысли, готов отбросить ее, не выжав из нее все, что можно.

– Почему нет резонов? Ликиний – тоже своего рода Царь Царей. Неужели он благосклонно одобрит то, что какой-то дальний родственник захватил престол, по праву принадлежащий царскому сыну? А если одобрит, то в один прекрасный день может обнаружить, что и его собственным престолом завладел дальний родственник.

– Это… – Абивард хотел сказать, что это нелепо и глупо, но сообразил, что ничего нелепого и глупого в словах Рошнани нет. Если у Смердиса хватило наглости захватить престол, то почему какой-нибудь видессиец не может поступить подобным образом? Ведь несомненно, что видессийцы – мошенники и воры по сути своей. Если один из их императоров оставит трон без присмотра, кто-нибудь, у кого на этот трон нет никаких прав, попытается его стащить. – Это… неплохая мысль, – закончил он изумленным тоном.

– Мысль-то простая: а что мы теряем, отправившись в Видессию? – сказала Рошнани. Пока Абивард искал ответ на этот вопрос, он вспомнил третью часть пророчества Таншара. – Где же еще я найду узкое море, кроме как в Видессии? произнес он.

Рошнани округлила глаза:

– Об этом я и не подумала. Если даже само пророчество убеждает нас идти на восток…

Динак просунула голову в прореху полотняной завесы, отгораживающей закуток Рошнани. Она кивнула брату и сказала:

– На восток? Как можно идти на восток? Это будет бегство, к тому же в той стороне только кустарник и пустыня.

– Там еще есть Видессия – за кустарником, – ответила Рошнани, отчего, в свою очередь, вытаращила глаза Динак.

Говоря по очереди, почти как персонажи в спектакле бродячего театра, повествующем о житии кого-нибудь из Четырех Пророков, Рошнани и Абивард изложили свои доводы, почему есть смысл искать убежища в Видессийской империи и просить помощи Автократора.

Когда они закончили, Динак окинула обоих изумленным взглядом:

– Я уж решила, что нас совсем загнали в угол. Шарбараз того же мнения. Да и Смердис, конечно, тоже, – должно быть, спит и видит, как не торопясь раздавит нас. Но углу не обязательно оставаться углом – если сломать стенку и бежать туда, куда и вообразить нельзя… Абивард предостерегающе поднял руку.

– У нас нет никаких гарантий, если мы пойдем на это, – напомнил он сестре.

– Видессийцы могут оказаться такими злыми и коварными, как о них рассказывают, или же они примут нас за врагов и нападут на нас, что бы мы ни сделали, стремясь показать, что мы друзья. Или же, если на то пошло, многие из наших воинов Предпочтут уповать на милосердие Смердиса, лишь бы избежать того, что, по их мнению, ждет их в Видессии. Боюсь, мы столкнемся с повальным дезертирством.

Рошнани рассмеялась:

– Мы сидим тут и рассуждаем, что в этом решении хорошего и что плохого, а ведь мы не властны приказать войску идти на восток.

Абивард сделал глубокий вдох:

– Говорил же я, что участие женщин в походе может оказаться для нас спасительным. А теперь скажу, что мне бы и в голову не пришло искать убежища в Видессии, даже если бы я дожил до тысячи лет. Если это у нас получится, то исключительно благодаря Рошнани.

– Спасибо, муж мой, – тихо проговорила Рошнани и опустила взгляд на покрытый ковриком пол фургона, словно заурядная покорная макуранская жена, которая и помыслить не могла когда-нибудь ступить за пределы женской половины крепости.

– Спасибо, Абивард, – сказала Динак, – что у тебя хватило ума понять это и хватило честности это признать.

Он пожал плечами:

– Отец всегда полагался на мудрость матери… конечно, не в открытую, но и не делая из этого особой тайны. Разве не ты сама говорила, что если женский совет чего-то стоит в крепости, то и в походе окажется небесполезным?

– Да, я так говорила, – ответила Динак. – Другой вопрос – прислушался ли кто-нибудь к моим словам. Живя с Птардаком, я поняла одно – мужчины частенько слушают только самих себя.

– Думаю, судить обо всех мужчинах по Птардаку – все равно что судить обо всех женщинах по Ардини, – сказал Абивард, отчего Динак сердито нахмурилась, а Рошнани, немного подумав, кивнула. – Как ты думаешь, Шарбараз вечером… посетит тебя? Все еще хмурясь, Динак сказала:

– Вряд ли. С тех пор как все пошло вкривь и вкось, он не часто сюда заглядывает. Он скорее склонен предаваться мрачным думам, чем пытаться улучшить себе настроение.

– Пожалуй, ты права. – Абивард поднялся, скользнув макушкой по полотняной крыше фургона. – Пойду-ка я к нему, расскажу, что мы надумали. Если он скажет «нет» и я не сумею его переубедить, пошлю его сюда. Надеюсь, ты не станешь думать обо мне хуже, если я скажу, что жены располагают такими орудиями убеждения, которых нет у зятьев?

– Думать о тебе хуже? Ничуть, – сказала Динак. – Только зря ты напомнил мне о таких моих поступках, которые я хотела бы забыть.

– Прости меня, – сказал Абивард и поспешил удалиться.

Вокруг шатра Шарбараза несла постоянный караул охрана, включая одного из чародеев. Абивард сомневался в необходимости этого – теперь, когда Смердис побеждает обычными средствами, с какой стати ему возиться с магией? Часовые отсалютовали, когда он приблизился к шатру.

Внутри на походной кровати, обхватив голову руками, сидел Шарбараз.

– С чем пожаловал, зятек? – глухо спросил он. Судя по виду Царя Царей, ответ не особенно интересовал его.

Но Абивард сказал ему такое, чего тот явно не ожидал:

– Видессия.

– И что Видессия? – Шарбараз проявил интерес, хоть и не пылкий. – Неужели Ликиний решил принять сторону Смердиса и поспособствовать моей погибели? Это с его стороны было бы мудро – пока Смердис жив, он не побеспокоит Видессию.

– Ты не так понял, величайший. – И Абивард изложил предложение Рошнани.

Чем дольше он говорил, тем больше оживлялся Шарбараз; когда Абивард закончил свои речи, законный Царь Царей был похож на самого себя – впервые со дня вынужденной переправы через Тубтуб.

– А может получиться, ей-Богу, может, – наконец проговорил он. – Как ты сказал, мы можем при этом потерять часть войска, которая откажется следовать за нами. Мы можем потерять значительно больше – несомненно, за любую помощь, которую нам окажет Ликиний, придется платить. Но и в этом случае…

– О да, и в этом случае, – повторил Абивард и добавил:

– Пока мы не выступили в поход, я даже имени Автократора не знал. Я и теперь почти ничего о нем не знаю. У него есть сыновья? Если он хочет, чтобы трон перешел к одному из них, он, возможно, проявит больше желания встать на твою сторону. – У него четверо сыновей, – ответил Шарбараз. – Неплохо для видессийца – у них ведь у каждого только по одной жене. Он постоянно воюет с кубратами, это на северо-восток от города Видесс. Смею предположить; что именно поэтому он натравил на нас хаморов – чтобы помешать нашему вторжению в его западные провинции, пока сам он занят на противоположной границе.

– Он преуспел, – скорбно сказал Абивард. Законный Царь Царей хмыкнул:

– Еще бы! – Он низко поклонился Абиварду. – Я нарушил бы обычай, если бы лично засвидетельствовал госпоже Рошнани свою глубочайшую признательность.

Поэтому я полагаюсь на тебя – передай ей мою благодарность. О том же я попрошу и твою сестру. – Он направился ко входу в шатер, явно намереваясь выйти.

– Ты желаешь посетить ее сейчас? – спросил Абивард.

– А как же? – И Шарбараз исчез в ночи. Через мгновение Абивард тоже покинул царский шатер. Он не стал возвращаться к фургону, откуда пришел. Но если Шарбараз решил посетить Динак, хотя воздерживался от этого с тех пор, как дела пошли плохо, значит, надежда, помимо всего прочего, стала для него очень мощным стимулом.

Войско Шарбараза – точнее, оставшиеся две трети или около того набросилось на оазис, словно стая голодных волков на одного-единственного цыпленка. Источник, небольшой клочок поля и рощица финиковых пальм – идеальное место для караванов, пересекающих засушливые земли между Макураном и Видессией.

Люди Шарбараза съели все, что попалось им на глаза, и ему пришлось поставить возле источника вооруженную охрану, чтобы они не погубили его.

Когда через два дня, отдохнув. Дав отдых лошадям к наполнив водой все бурдюки; они тронулись дальше, Абивард заметил:

– – Если бы до Видессии было полегче добираться, мы бы много чаще с ней воевали.

– Войска, что наши, что видессийские, как правило, идут через Васпуракан, – ответил Шарбараз. – Тамошние горные проходы – наилучший путь. Но пока нее складывается против нас, мы не можем и надеяться добраться туда, выйти на их сторону и при этом сохранить, хоть какое-то войско.

– Интересно, что подумают видессийцы, когда мы покажемся на их границе? сказал Абивард. – Может быть, решат, что мы начали, вторжение. – В его улыбке не было веселья. – Когда-нибудь… но не сейчас.

Абивард посмотрел по сторонам. Даже поредевшее из-за поражений и дезертирств, войско Шарбараза насчитывало несколько тысяч человек. Если вся эта сила в лоб обрушится на видессийцев и захватит их врасплох, то сможет их здорово потрепать, прежде чем будет разбита. Но, как он уже заметил раньше, с этим придется повременить. Если они хотят вернуть себе Макуран, без помощи Видессии им не обойтись. Шарбараз смотрел на восток:

– Если карты и проводники не врут, в двух днях пути отсюда есть еще один оазис, а еще через пару дней пустыни – Серрхиз, другое государство, другой мир.

– Величайший, ты говоришь по-видессийски? – спросил Абивард. Сам он немного разбирал хаморские наречия, но они были родственны макуранскому. О видессийском языке он не имел представления.

Шарбараз бойкой скороговоркой произнес несколько фраз на плавном мурлыкающем языке, напомнившие Абиварду звуки, издаваемые вином, когда его выливают из узкого кувшина – глюк, глюк, глюк. К его большому облегчению, Царь Царей вновь перешел на макуранский:

– Да, меня обучали видессийскому; отец считал, что это мне следует знать.

Довольно много народу из знати и купцов, особенно в юго-восточных областях, говорят по-видессийски. А некоторые из видессийских вельмож знают макуранский.

– Приятно слышать, – сказал Абивард. – Я боялся, что, когда мы попадем туда, я буду не лучше глухонемого.

– Нет, у тебя получится, – сказал Шарбараз. – Видессийским овладеть нетрудно, только вот некоторый звуки даются с трудом. – Он зашипел и зашепелявил, показывая, что имеет в виду. – Зато видессийцы не выговаривают «ш», так что мы квиты. Их язык очень хорош для передачи тонких оттенков смысла.

Не знаю, оттого ли это, что они так активно используют его для споров об истинной природе их бога Фоса, или же они ведут эти споры потому, что видессийский это позволяет. Что было раньше – курица или яйцо?

– Не знаю, – честно ответил Абивард. – Я не рожден мудрецом; когда я начинаю думать о всяких мудреных вещах, у меня мозги скрипят, как мельничное колесо, забитое грязью.

Шарбараз расхохотался.

– В большинстве случаев чем проще, тем лучше, – согласился он. – Но если бы все в жизни было просто, я сел бы на отцовский трон, и вся история. Но так просто не бывает, поэтому придется нам погрузиться в видессийские хитросплетения.

Абивард показал на едва заметное облако пыли, поднимающееся над горизонтом:

– Не пришлось бы нам встретиться с ними раньше, чем ожидали. Что это?

– Не знаю, – глухо проговорил Шарбараз, – но я сказал бы, похоже на войско. – Он стукнул кулаком по прикрытому доспехами бедру. – Откуда они узнали, что мы идем? Мы пока не в состоянии задать трепку неприятелю, готовому к встрече с нами.

Разведчики уже поскакали вперед, чтобы оценить размеры надвигающейся угрозы. Через несколько минут один из них галопом возвратился к войску.

Абиварда поразило, что разведчик едва не лопается от смеха.

Шарбараз тоже заметил это и побагровел от ярости.

– С ума сошел?! – заорал он на разведчика. – Они выколотят нас, как коврики, а ты смеешься?

– Величайший, умоляю простить меня, – сказал разведчик, не прекращая смеяться. Он даже пустил слезу, оставившую чистый след на его грязном, пропыленном лице. – Впереди нет никакого войска, величайший, просто огромный табун диких ослов пылит, будто кавалерия.

Шарбараз от изумления раскрыл рот, потом и сам расхохотался пронзительным тонким смешком, выражавшим, как показалось Абиварду, высшую степень облегчения.

– Ослы, говоришь? Господи, да они нас самих выставили сущими ослами!

– Так пусть ответят за свою наглость! – воскликнул Абивард. – В конце концов, это ведь свежее мясо, а мы его давненько не едали. Устроим охоту и накажем их за то, что до смерти нас напугали.

– Быть посему! – сказал Шарбараз. К стаду, устремившемуся в бегство по бескрайним зарослям кустарника, поскакали лучники. Глядя на удирающих в ужасе ослов, Абивард испытал острое желание, чтобы всех врагов можно было одолеть с такой же легкостью.

Абивард так и не понял, когда же войско перешло границу и углубилось на видессийскую территорию: новый бесплодный ландшафт ничем не отличался от прежнего. Однако, когда воины вышли к деревне, все сомнения испарились: среди беспорядочно разбросанных каменных домиков стояло строение побольше с золоченым куполом, увенчанным деревянным шпилем, – Храм Фоса, видессийского бога добра.

Вместе с сомнениями испарились и местные жители; лишь клубы пыли в отдалении указывали направление, в котором они бежали.

– Приятно сознавать, что кто-то даже сейчас может принять нас за победоносное войско, – заметил Абивард.

Заль, ехавший рядом, поцокал языком:

– Надо же, слышать такое от доверчивого юного господина, который впустил в свою крепость сборщика налогов, даже не проверив, насколько у того острые клыки. Ты возмужал на войне, парень. – Он усмехнулся, показывая, что не имел в виду ничего обидного.

– Пожалуй, ты прав, – ответил Абивард. – Стоит несколько раз испытать, как разгорается и гаснет надежда, и ты уже не так уверен в наилучшем исходе, как прежде.

– Да уж! – согласился Заль. – Очень плохо, конечно, только так оно и есть.

С этого часа Шарбараз приказал разведчикам носить щиты мира, чтобы видессийцы как можно скорее поняли, что он пришел не как захватчик, а как проситель. Эта мера очень скоро оправдала себя. Уже на следующее-утро разведчик вернулся не с докладом о табуне диких ослов, а с видессийским сотником.

Как и многие из воинов Шарбараза, Абивард с любопытством разглядывал первого увиденного им видессийца. Тот восседал на довольно сносной лошадке, в довольно сносной кольчуге и кожаных штанах. Под рукой у него был лук, за спиной колчан, а на поясе – кривой меч.

Шлем его представлял собой нечто среднее между привычным макуранским конусом и полушарным куполом. Шлем не был дополнен ни кольчужной сеткой, ни забралом, так что Абивард хорошо рассмотрел лицо видессийца. Кожа у него была чуть светлее, чем у большинства макуранцев, нос несколько тонковат, а почти треугольное лицо сужалось от широкого лба к хрупкому, почти женскому подбородку. На подбородке и на скулах прорезался легкий пушок.

– Ты говоришь на моем языке? – спросил Шарбараз по-макурански.

– Да, немного. На этой границе все говорят. – Видессиец неплохо владел макуранским, хотя из-за акцента некоторые слова понять было трудно. Его бровь настолько тонкая и выгнутая, что Абивард подумал, уж не выщипана ли она, удивленно поднялась. – Но здесь мне положено задавать вопросы. Для начала, кто ты такой и что делаесь в моей стране, притасив с собой целое войско? – Он прошелся по рядам всадников цепким, чуть презрительным взглядом, говорившим, что ему доводилось видеть войска и получше – каждый день, а то и дважды в день.

Он спросил:

– На чьей же ты стороне в васей гражданской войне?

– Я Шарбараз, законный Царь Царей Макурана, и я воюю на своей собственной стороне, – заявил Шарбараз. Абивард с удовлетворением заметил, как у видессийца отвисла челюсть, словно у жабы, пытающейся заглотить муху. Шарбараз продолжил:

– Я прибыл в Видессию, дабы заручиться поддержкой Автократора Ликиния в моем восстановлении на престоле, принадлежащем мне по праву. Не сомневаюсь, что он понимает важность сохранения легитимной династической линии.

Прежде чем ответить, видессиец молчал почти минуту. Только позднее, когда Абивард увидит, что видессийцы вообще не способны молчать ни при каких обстоятельствах, он прочувствует, о какой степени изумления свидетельствовало это молчание. Наконец видессийцу удалось выжать из себя:

– Э-э-э, господин Сарбараз…

Как и сказал Шарбараз, видессийцы не выговаривали звук «ш». Но Абивард возмутился отнюдь не акцентом.

– Говори «величайший», как твоему императору, – прорычал он.

– Величайсий, – незамедлительно вымолвил видессиец. – Величайсий, я не полномочен вести с тобой переговоры, всеведуссий творец тому свидетель. – Он горестно рассмеялся. – Но я не могу и помесать тебе. Когда крестьяне примчались в Серрхиз, вопя, что сюда движутся все армии мира, эпаптэс – по-васему, градоправитель – ресил, что это распоясалась сайка степных бандитов, и послал меня сюда разобраться с ними. У меня отряд в пятьдесят человек, не больсе.

– Кто же тогда полномочен говорить со мной? – спросил Шарбараз. – Этот ваш эпаптэс – обладает ли он достаточно высоким званием, чтобы обсуждать вопросы государственной важности?

– Нет, – сказал видессиец и прибавил:

– величайсий. Но я слыхал, что по западным провинциям путесествует старсий сын Ликиния, поддерживая здесь порядок, пока Автократор, благослови его Фос, воюет с язычниками-кубратами.

Хосий сможет говорить с тобой.

– Так. – Шарбараз царственно кивнул. – Он прибудет в Серрхиз? И если да, то когда именно?

– Бросьте меня в лед, если я знаю, – ответил сотник. Такой клятвы Абиварду слышать не доводилось. – Если он и не собирался заехать туда по пути, я полагаю, что он пересмотрит свои планы, когда старик Каламос… прости, величайсий, градоправитель отправит ему письмо с известием, что ты прибыл в империю.

– Пожалуй, ты прав, – сказал Шарбараз и засмеялся вместе с видессийцем этому излишне сдержанному высказыванию.

Серрхиз произвел на Абиварда странное впечатление – он показался ему чем-то средним между крепостным городком и настоящим городом. Серрхиз был укреплен по всему периметру стеной, выше и прочнее крепостной стены Век-Руда.

Внутри на самой высокой точке стояла массивная цитадель, куда воины могли отступить, если падет внешняя стена.

– Сильная крепость, особенно если учесть, что стоит в чистом поле, заметил он Шарбаразу. Законный Царь Царей усмехнулся?

– Видессийцы возвели здесь крепость только по одной причине – чтобы защитить свою землю от нас.

Абивард, подумав над этими словами, кивнул. Принадлежность к народу, способному заставить соседа принять такие меры предосторожности, вселила в него гордость.

Судя по тому, насколько охотно эпаптэс взялся за снабжение продовольствием войска Шарбараза, можно было подумать, что к нему ежемесячно заезжают в гости макуранские дружины. Часть зерна поступила из кладовых, оборудованных в подвалах крепости. Вскоре вьючные лошади привезли еще зерна с востока. Ручья, снабжавшего город водой, с трудом хватало для внезапно увеличившегося числа обитателей. Стражники-видессийцы зорко следили за тем, чтобы никто не брал воды больше положенного. Они действовали сурово, но, как вынужден был признать Абивард, справедливо.

Хосий прибыл через две с небольшим недели после того, как поредевшее войско Шарбараза вошло в Серрхиз. Эпаптэс, пухлый коротышка, расхаживал по всему городу, заражая всех нервозностью: если в процедуре встречи старшего сына Автократора и претендента на макуранский престол возникнет какая-то заминка, то вся вина падет на него, поскольку обе встречающиеся стороны обладали слишком высоким саном – выше возможных упреков. На месте Каламоса Абивард бы тоже нервничал.

Кстати, он нервничал и на своем месте, и примерно по тем же причинам, что и градоправитель. Прийти в Видессию придумала Рошнани, а он внушил эту мысль Шарбаразу; если этот шаг не даст ожидаемых результатов, Шарбараз ему припомнит.

С другой стороны, если нужный результат не будет достигнут, Шарбаразу не хватит власти сделать свое недовольство ощутимым.

Церемония, разработанная эпаптэсом, была замысловата и официальна, как бракосочетание. Хосий выехал из города в сопровождении Каламоса и почетного караула числом в двадцать человек. Одновременно из палаточного городка, выросшего по соседству с Серрхизом, выехал Шарбараз – с Абивардом и двадцатью воинами-макуранцами.

– Ага, – вполголоса заметил Шарбараз, когда старший сын Автократора подъехал поближе, – на нем красные сапоги. Видишь, Абивард?

– Вижу, что красные, – отозвался Абивард. – Это означает что-то особенное?

Шарбараз кивнул:

– У видессийцев свой церемониал, не проще нашего. Только Автократор имеет право носить совершенно красные сапоги, без черных полосок или чего-то в этом духе. Иными словами, Хосий – полноправный младший император. Так что я встречаюсь с равным себе, по крайней мере, теоретически.

Этого Абиварду объяснять было не нужно. Реальная власть принадлежала Ликинию, и все решения принимал только он. Абивард сказал:

– Хорошо, что Хосий говорит по-макурански. Иначе от меня здесь было бы не больше проку, чем коню от пятой ноги.

Шарбараз сделал ему знак замолчать – Хосий был уже достаточно близко и мог услышать. Сын Ликиния выглядел ровесником Абиварда, с характерным для видессийца узким подбородком. На лице его выделялись шрам от меча на щеке и глаза, оставлявшие такое впечатление, будто они уже все на свете повидали.

Золотой венец не мог полностью скрыть наметившиеся залысины.

Поскольку Шарбараз прибыл в Видессию, он начал первым:

– Я, Шарбараз, Царь Царей, добрый и мирный, счастливый и благочестивый, получивший от Господа великое богатство и великую державу, человек, сотворенный по образу Господа, приветствую тебя, Хосий Автократор, брат мой!

Хосий слегка наклонил голову – очевидно, он был знаком не только с макуранским языком, но и с витиеватой риторикой, процветающей в царстве Шарбараза, – и сказал:

– От имени Ликиния, Автократора Видессии, наместника Фоса на земле, я, Хосий Автократор, приветствую тебя, Шарбараз, Царь Царей по праву рождения, брат мой!

Он протянул руку. Шарбараз подогнал Коня на пару шагов и стиснул ее – без колебаний, но и без особой радости. Абивард это понял. У видессийцев был собственный цветистый церемониальный язык, но он понял истинный смысл, вложенный в слова «Царь Царей по праву рождения». Звучало неплохо, но ничего не сулило. Если в неопределенном будущем Ликиний сочтет разумным признать Смердиса, он сможет сделать это с чистой совестью, поскольку Царь Царей по праву рождения – это отнюдь не то же самое, что просто Царь Царей.

Шарбараз выпустил руку Хосия и представил ему Абиварда. Абивард поклонился в седле:

– Величайший…

– Меня титулуют высочайшим, чтобы отличать от отца, – перебил его Хосий.

– Прошу прощения, высочайший. Я хотел сказать, что никогда не надеялся, что мне выпадет честь лицезреть Автократора Видессии, разве только на поле брани – а тогда знакомство было бы огранено железом, а не словами. – Воистину, и острее, чем любому из нас хотелось бы, это несомненно. – Хосий разглядывал Абиварда всепонимающими глазами, по которым, и еще по шраму, Абивард понял, что они повидали не одно поле брани. Скорее всего, с какими-нибудь кубратами. Для Абиварда это было не более чем название.

Шарбараз сказал:

– Ты прекрасно понимаешь, Хосий, – его сан давал ему право обращаться к младшему Автократору без всяких титулов, – что я и сам с большим удовольствием встретился бы с тобой на ратном поле. Если бы я сказал иначе, ты понял бы, что я лгу. Но поскольку судьба принудила меня явиться к тебе просителем, я признаю, что никем иным и не являюсь. – Он склонил гордую голову перед Хосием.

Молодой Автократор вытянул руку и положил ее на плечо Шарбаразу:

– Тебе и твоим людям, Шарбараз, ничто не угрожает в Видессии; если я лгу, пусть Фос, великий и мудрый повелитель, бросит меня в лед на веки вечные. Как бы ни обернулось дело, я обещаю тебе особняк в городе Видесс, поместья в сельской местности и надлежащие жилища по всей империи для тех людей, что пришли сюда с тобой.

– Ты великодушен, – сказал Шарбараз, вновь не совсем от всего сердца. И опять Абивард без труда понял его: Хосий предложил рассредоточить макуранское войско, словно растворить щепотку соли в огромной бочке воды. После краткой паузы, призванной показать, что он понял смысл предложения Хосия, Шарбараз продолжил:

– Однако я пришел сюда не в поисках новой родины для себя и своих соратников. Я пришел искать помощи, чтобы я мог возвратиться в Макуран, где моя родина и мой дом.

– Я знаю, – спокойно ответил Хосий. – Если бы это было в моей власти, ты сию же минуту получил бы то, чего просишь. Но моя власть, хоть и немалая, до этого не простирается. Тебе придется подождать решения моего отца.

Шарбараз еще раз наклонил голову:

– Отцу твоему выпало большое счастье иметь такого сына. Дай Господь, чтобы он понимал это.

– Ты великодушен ко мне, насколько это возможно в твоем незавидном положении, – улыбнулся Хосий. – Надо быть воистину очень смелым человеком, чтобы только помыслить пойти против воли моего отца. Как и моя власть, моя смелость велика, но не настолько.

Эпаптэс Каламос, находящийся рядом с ним, энергично закивал. Его уважение к власти Автократора было безгранично. Абивард отметил это с одобрением. Жаль, что некий управитель монетного двора в Машизе не проявил такого же почтения к власти Царя Царей.

– Разрешите задать вопрос, величайший, – негромко обратился он к Шарбаразу. Получив в ответ кивок, он обратился к Хосию:

– Если Ликиний обладает такой властью и такой смелостью, как говоришь ты, высочайший, то что же может помешать ему прийти нам на помощь?

Он не знал, на какой ответ рассчитывал, но явно не на тот, который получил от Хосия:

– Две вещи приходят мне на ум, высокочтимый. Во-первых, твой властитель может не согласиться на уступки, достаточно серьезные, чтобы нам имело смысл восстанавливать его на престоле. А во-вторых, война с кубратами нанесла существенный урон нашей казне. У Видессии может попросту не хватить денег, чтобы поступить так, как вы желаете, сколь бы нам ни хотелось пойти вам навстречу.

– Мы в Макуране называем Видессию страной купцов, – сказал Шарбараз. – С сожалением должен отметить, что это представляется справедливым.

Хосий имел свою гордость – не то кичливое высокомерие, которое проявил бы макуранский вельможа, а уверенность, производящую тем большее впечатление, что она была сдержанной.

– Если бы мы были лишь страной купцов, Макуран бы давно покорил нас. С моей стороны было бы. невежливо напоминать, кто у кого просит помощи, и я ни в коей мере не позволил бы себе подобного напоминания.

– Разумеется, – с кислой миной отвечал Шарбараз. Это «ненапоминание» уязвило его едва ли не сильнее любого мыслимого напоминания.

– Мы все здесь друзья, точнее, не враги, – сказал Хосий. – Я приглашаю вас сегодня вечером на пир, который состоится в доме нашего благородного эпаптэса.

Приведи с собой два, если хочешь, три десятка своих главных военачальников. И, поскольку мне сообщили, что тебя и твоего зятя сопровождают жены, приведи также и их. Многие из наиболее уважаемых жителей Серрхиза придут с супругами. Моя собственная жена сейчас находится в городе Видесс, а то я взял бы с собой и ее.

– У нас другие обычаи, – сухо сказал Шарбараз. Абивард кивнул.

Хосий не придал этому никакого значения:

– У нас есть пословица: «Попал в город Видесс – ешь рыбу». Если вы прибыли в Видессийскую империю, разве не следует вам приноровиться к нашим обычаям?

Шарбараз замялся. Заметив это, Абивард мгновенно понял, что и эта битва проиграна. На сей раз он решился опередить Царя Царей.

– Благодарим тебя за приглашение, высочайший, – сказал он Хосию. – Рошнани примет его с радостью, тем более что оно исходит лично от тебя.

Хосий просиял и обернулся к Шарбаразу. Законный Царь Царей, одарив Абиварда взглядом, словно говорившим: «Погоди у меня», уступил со всей любезностью, на какую был в этот момент был способен:

– Можно ли не взять сестру Абиварда туда, куда допущена его жена? Динак на этот вечер тоже подчинится вашему обычаю.

– Замечательно! – Младший Автократор постарался не выказать голосом самодовольства или излишнего торжества. – Итак, увидимся на закате.

– На закате, – Шарбараз постарался не выказать голосом радости.

– Я так волнуюсь! – щебетала Рошнани, направляясь по улицам Серрхиза в сторону резиденции эпаптэса. Она остановилась и с любопытством уставилась на Храм Фоса. – Я и подумать не могла, что когда-нибудь увижу видессийский город изнутри.

– А я надеялся, что увижу, когда мы захватим его в войне, – сказал Абивард, – но не так, не в качестве гостя сына Автократора.

Опережая их на несколько шагов, шли Шарбараз и Динак. Динак будто нехотя посматривала по сторонам, и можно было подумать, что она родилась в Серрхизе и вернулась сюда после месячной отлучки. Вид у нес был заинтересованный, но отнюдь не зачарованный. В отличие от невестки, она восприняла приглашение на ужин, сделанное Хосием, как нечто само собой разумеющееся.

Сотники, шедшие в свите позади Шарбараза и Абиварда, подражали Динак: подобно тому как она изо всех сил старалась показать, что Видессия не произвела на нее впечатления, они делали вид, будто она и Рошнани. никакого отношения к ним не имеют. По их представлениям, светское общество могло быть только сугубо мужским, и они не собирались их менять.

Резиденцию Каламоса и главный Храм Фоса в Серрхизе разделяла рыночная площадь, расположившаяся у подножия холма, на котором стояла крепость. Купол внушительного храма нависал над стенами, достаточно толстыми, чтобы храм при необходимости мог служить второй крепостью. В противоположность храму резиденция эпаптэса была аскетически скромна: беленые стены, узкие окошечки, красная черепичная кровля. Если такой скромный дом полагался по должности, то Абивард затруднился бы с ответом, как видессийцам удается заманить кого-то на такую должность.

Но когда он зашел в дом, его мнение резко изменилось. Красоту своих жилищ видессийцы прятали за стенами, где ею могли любоваться только те, кого желали видеть у себя хозяева. Полы украшала мозаика с пастушескими и охотничьими сценами, а стены оживляли гобелены. В самом центре дома находился внутренний дворик. Там, посреди регулярного садя, бил фонтан. Светильники превращали вечер в яркий полдень.

Когда макуранские вожди прибыли в дом, их встретили Хосий и Каламос. Рядом с эпаптэсом стояла его жена – пышная женщина с симпатичным лицом, которая приветствовала Рошнани и Динак с радостью и некоторым удивлением, почти полностью скрытым хорошими манерами: она недоумевала, почему остальные гости не привели с собой женщин. Прочие городские чиновники, как и сказал Хосий, пришли на ужин с женами, а кое-кто с сыновьями и молодыми хорошенькими дочерями. Никто не находил это необычным, что поразило даже Абиварда, считавшего себя большим либералом в таких вопросах.

– Полагаю, вы к этому привыкли, – сказал Шарбараз, приняв приветствия очередной благородной видессийской дамы. – Но, клянусь Господом, мне вот так, сразу, не привыкнуть.

Не все видессийцы говорили по-макурански, и не все макуранцы владели видессийским. Те, кто понимал оба языка, переводили для тех, кто знал только один. С каждой стороны находились и такие, кто воздерживался от общей беседы то ли смущаясь, то ли с подозрением относясь к представителям государства, с которым они враждуют уже много веков, то ли по обеим причинам сразу.

Но от вина не воздерживался никто. Слуги сновали с подносами, уставленными заранее наполненными чашами. Некоторые сорта вина сильно отдавали смолой.

Видессиец, говорящий по-макурански, пояснил Абиварду:

– Смолой мы запечатываем амфоры, чтобы драгоценная влага не превратилась в уксус. Я давно не замечал этого привкуса, пока ты не напомнил.

– Вы к нему привыкли, – сказал Абивард, вторя своему монарху.

Главным блюдом на ужине были два жареных козленка. Как второго по чину среди макуранцев, Абивард усадили рядом с Каламосом. Он обернулся к эпаптэс и сказал:

– Узнаю чеснок, гвоздику, другие пряности. Но в соусе есть что-то еще, мне незнакомое.

– Оливковое масло, – ответил Каламос. – Оно, как мне известно, не распространено в Макуране. А остальное – гарум, привезенный из самого Видесса.

– Гарум? – Это слово Абивард слышал впер вые. – Из чего его делают? Вкус какой-то непривычный. – Он чмокнул губами, так и не определив, нравится ему этот вкус или нет.

– Он делается из рыбы, – пояснил эпаптэс. Остановись он на этом, все было бы прекрасно, но он продолжил:

– Его приготовляют, засаливая рыбьи потроха в чанах на открытом воздухе. Когда рыба полностью созреет, сверху образуется жидкость, которую затем сливают в бутыли. Истинный деликатес, не правда ли?

Абивард не сразу понял, что под словом «созреет» услужливый видессиец подразумевал «протухнет». До его желудка это дошло быстрее, чем до головы. Он поспешно хлебнул вина, надеясь, что сумеет подавить внутренний мятеж в зародыше. Потом он отодвинул от себя тарелку:

– Пожалуй, я сыт.

– Что он говорил о рыбе в этом соусе? – спросила Рошнани, которая беседовала с женой эпаптэса на сильно упрощенном макуранском.

– Так, ничего особенного, – сказал Абивард. – Тебе это ни к чему.

Он смотрел, как видессийцы со смаком уписывают молодую козлятину, не пренебрегая и соусом. Они и в самом деле считали, что угощают гостей лучшим, что могут предложить. И действительно, пища, хоть и непривычная на вкус, была довольно аппетитной. Но после того как Абивард узнал, что такое гарум, он не мог заставить себя притронуться к козленку.

Фрукты в меду и сыр таили меньше опасностей. Трубадуры играли на свирелях и пандурах и распевали песни, приятные на слух, хотя Абивард и не разбирал слов. Сласти и вино помогли заглушить воспоминания о злополучном рыбном соусе.

За едой Шарбараз и Хосий серьезно разговаривали то на одном языке, то на другом. Похоже, они поладили, и Абивард счел это достижением. Но оно было бы несравненно больше, если бы Хосий имел право что-то предпринять без позволения Ликиния.

Шарбараз поднялся и поклонился хозяину. Абивард и остальные макуранцы последовали примеру монарха. Они покидали резиденцию эпаптэса, но тут одна из видессийских женщин резко вскрикнула, а потом заголосила на своем языке.

– О Господи! – Шарбараз хлопнул ладонью по лбу. – Она говорит, что Бардия засунул ей руку между… в общем, полез куда не надо. Эй вы, выведите отсюда этого идиота!

Несколько макурайских сотников скрутили Бардию и выволокли его под ночное небо. Он взвыл:

– На что она жалуется? Ведь она определенно шлюха, раз выставила себя напоказ мужчинам. Она… – Кто-то заткнул ему рот ладонью, заглушив последующие слова.

– Умоляю простить его, госпожа и вы, гостеприимные хозяева, – поспешно проговорил Шарбараз. – Должно быть, он выпил слишком много вина, иначе не повел бы себя так грубо и глупо. – Абиварду же он еле слышно прошептал:

– Вот что бывает, когда приемы устраивают не по нашим обычаям.

– Возможно, будет разумнее, если этот человек больше не появится в Серрхизе, – сказал Хосий. – Один проступок можно простить. Но второй…

Шарбараз поклонился:

– Все будет так, как ты скажешь, разумеется. Благодарю тебя за доброту и понимание.

Обратный путь в свой лагерь макуранцы проделали сквозь строй факельщиков, освещающих им дорогу. Как только они отошли на достаточное расстояние от дома эпаптэса, Абивард сказал:

– Этот идиот мог испортить все дело.

– А то я не знаю! – отозвался Шарбараз. – Хорошо еще, что Бардия не попытался оттащить ее в кусты. Хорошенькое дело – изнасилование на пиру, устроенном для нас нашими благодетелями!

– Если бы он сделал это, ответил бы головой, – вмешалась Динак. – Он и так заслуживает наказания. Того, что его выгнали с позором, явно недостаточно. Голос ее чуть дрожал. Абивард вспомнил, что она вы несла от охранников Шарбараза в крепости Налгис-Краг.

– Что ты предлагаешь? – спросил Шарбараз, хотя по его тону чувствовалось, что он вряд ли прислушается к ее словам.

– Плетей, да покрепче, – тут же отозвалась Динак. – Пусть это послужит для других уроком, чтобы неповадно было.

– Слишком круто, – сказал Шарбараз тоном человека, приценивающегося к фигам на базаре. – Вот что я сделаю: утром первым делом заставлю его просить прощения у дамы, как если бы она была женой Автократора, вплоть до битья головой об пол. Это будет для него большим унижением, чем порка, а в глазах войска я проиграю куда меньше.

– Этого недостаточно, – сердито сказала Динак.

– Это лучше, чем ничего, и больше, чем я ожидала, – сказала Рошнани.

Услышав, что невестка поддержала предложение Шарбараза, Динак отрывисто кивнула, выражая согласие, но не восторг.

– Мы считаем видессийцев двуличными плутами, – сказал Шарбараз. – О двух сторонах, как монеты. В своих песнях и хрониках они изображают нас свирепыми и кровожадными. В большинстве случаев такая репутация нам выгодна. Но сейчас нам надо выглядеть достаточно культурными по их меркам, достойными помощи.

Официальные извинения этому поспособствуют.

– Этого недостаточно, – повторила Динак, но дальше спорить не стала.

Хосий передал свои рекомендации – неизвестно какие – со скороходом, отправленным к Автократору на крайний северо-восток Видессийской империи.

ВСКОРЕ после этого и сам он уехал из Серрхиза – у него были другие дела помимо горстки оборванцев из Макурана. После его отъезда Абиварду показалось, что город погрузился в свои заботы, словно внешний мир начисто забыл о нем и его спутниках.

Лето перешло в осень. Местные крестьяне собрали свой скудный урожай. Без повозок с зерном, каждый день прибывавших в Серрхиз, макуранские гости умерли бы от голода.

С осенью пришли дожди. Пастухи, мало чем отличающиеся от макуранских, увели свои стада и отары на пастбища с самой свежей травой. Скоро ветры с запада – из Макурана – принесут вместо дождей снег. Климат здесь, похоже, такой же суровый, как в Век-Руде… А в шатрах и палатках переносить зимние бури несколько тяжелее, чем в крепостях.

Дождь превратил дороги в сплошную грязь. Даже если бы Шарбараз и его войско решили сняться с места и отправиться на новое, по липкой жидкой грязи они бы далеко не ушли. Какое бы то ни было передвижение, да и то очень осторожное, началось лишь тогда, когда ударили первые заморозки.

Еще через месяц в Серрхиз прискакал гонец с сообщением, что Автократор Ликиний находится в одном дне пути от города. Эпаптэс принялся лихорадочно наводить порядок, как деревенская женщина, увидевшая в окошко, что к ее дому приближается придирчивая свекровь. Словно по волшебству – а Абивард не мог с уверенностью сказать, что Ликиний не прибегал к магии искусствам, – на улицах, ведущих от ворот к рыночной площади, появились венки и ленты. Именно по этим улицам, вероятнее всего, проедет Ликиний.

Шарбараз тоже постарался, насколько возможно, навести порядок и чистоту в своем лагере, расположенном за городской стеной. Даже когда это было сделано, лагерь по-прежнему казался Абиварду унылым и потрепанным, словно давно разбитая мечта, вдруг возвращенная к жизни, но топорно и только наполовину. Но сам он не унывал – ведь Ликиний, если пожелает, в силах воскресить дело Шарбараза. И все, что может подтолкнуть его к такому решению, стоит попробовать.

Когда Ликиний наконец достиг Серрхиза, церемония его встречи с Шарбаразом была аналогична той, которую использовал Хосий. В сопровождении Абиварда и почетного караула Шарбараз выступил из лагеря навстречу Автократору, который выехал из-за городской стены.

Абивард рассчитывал увидеть второго Хосия, только старше – ведь Шарбараз и внешностью, и характером был точной копией Пероза. Но Ликиний, несмотря на внешнее сходство, был явно вылеплен из другой глины.

Судя по его выражению, Абивард заключил, что Автократор просчитывает про себя, во что обошлась церемония, и не слишком доволен итогом. На Ликинии были позолоченные доспехи, но на нем они выглядели маскарадным костюмом, а не привычным облачением.

– Приветствую тебя в Видессии, величайший, – сказал он на вполне сносном макуранском. Он произносил слова медленно, тщательно подбирая, но, как решил Абивард, не потому, что говорил на иностранном языке, а потому, что такой уж он был человек. В сознании Абиварда возникло слово «счетовод».

– Благодарю тебя за доброту и великодушие ко мне и моему народу, величайший, – ответил Шарбараз.

– С нашим эпаптэсом ты уже знаком, так что мне нет надобности представлять его тебе, – сказал Ликиний, испытывая заметное облегчение оттого, что не надо расходовать лишние слова.

– Величайший, имею честь представить тебе моего зятя Абиварда, дихгана надела Век-Руд, – произнес Шарбараз. Абивард из седла отвесил Автократору глубокий поклон.

Ликиний соизволил кивнуть в ответ.

– Ты оказался очень далеко от дома, – заметил он. Абивард удивленно посмотрел на него. Неужели он знает, где находится надел Век-Руд? Абивард стал бы биться об заклад, что не знает.

Шарбараз сказал:

– Все мои люди, пришедшие в твою державу, оказались очень далеко от дома, величайший. С твоей милостивой помощью мы в недалеком будущем вернемся туда.

Автократор, прежде чем ответить, смерил его долгим и внимательным взглядом. Взгляд Ликиния проникал вглубь. У Абиварда возникло чувство, словно этот взгляд измеряет Шарбараза, как купец измеряет длину рулона ткани, и столь же четко и беспристрастно определяет его цену. Наконец Ликиний произнес:

– Если ты сумеешь показать мне, какую пользу принесет мне помощь тебе, я помогу. В противном случае… – Договаривать он не стал.

– Твой сын был более прямодушен в этом вопросе, величайший. – Называть Ликиния по имени, как Хосия, он не смел.

– Мой сын еще молод. – Автократор резко рубанул рукой воздух. – Он без труда решает, чего хочет, но пока не усвоил, что у всего есть своя цена.

– Иметь в Машизе Царя Царей, бесконечно благодарного тебе, несомненно, стоит немало, – сказал Шарбараз.

– Благодарность ценится на вес золота, – сказал Ликиний. Абивард решил было, что правитель Видессии соглашается с Шарбаразом, но понял, что слова-то невесомы.

Шарбараз тоже не сразу это понял. Поняв же, нахмурился:

– Определенно честь и справедливость – не пустые слова для человека, занимающего трон империи более двадцати лет.

– Разумеется, нет, – ответил Ликиний. – Но для меня имеют значение и другие слова, не в последнюю очередь такие, как «риск», «затраты», «вознаграждение». Вернуть тебе твой трон будет не просто и не дешево. Если я приму решение сделать это, я рассчитываю получить взамен не только благодарность, величайший. – Он выговорил титул Шарбараза с какой-то особой интонацией, словно подчеркивая, что законный Царь Царей сможет со всем основанием носить его только с видессийской помощью.

– Если ты не поможешь мне сейчас, а я все-таки отвоюю трон… – начал Шарбараз.

– Готов рискнуть, – жестко перебил его Ликиний.

Абивард наклонился и прошептал Шарбаразу:

– Величайший, с этим человеком блеф и угрозы не пройдут. Для него реально только то, что можно увидеть, потрогать и пересчитать. Да, сын его чувствителен, возможно, из него даже получился бы неплохой макуранец, но сам он – воплощение того самого расчетливого и корыстного видессийца, о котором говорится в наших легендах.

– Боюсь, что ты прав, – шепнул в ответ Шарбараз и, обратившись к Ликинию, громко произнес:

– Что может быть ценнее для Видессии, чем спокойствие на ее западных рубежах?

– Мы уже имеем его, – ответил Автократор. – И скорее всего, сохраним, пока твоей страной правит Смердис.

Шарбараз крякнул, словно получил удар под дых.

И, как после такого удара, не сразу набрал дыхания, чтобы проговорить:

– Не ожидал, что величайший окажется столь… откровенным.

Ликиний пожал плечами:

– Прежде чем унаследовать трон, я поработал некоторое время в казначействе, по повелению отца моего, Хосия. Когда долго живешь среди цифр, теряешь вкус к плетению словес.

– У Смердиса вышло по-другому, – с невеселым смехом заметил Шарбараз. – Ты унаследовал трон от отца и хочешь, чтобы тебе наследовал сын. А что если какой-нибудь чиновник из казначейства, даже не принадлежащий к твоему роду, вдохновится примером Смердиса и захватит престол, на который должен взойти Хосий?

Если ты поощряешь узурпаторов в Макуране, то тем самым поощряешь их и в Видессии.

– Это первый разумный аргумент, выдвинутый тобой, – заметил Ликиний. От радости Абиварду захотелось пуститься в пляс. Этот аргумент принадлежал не Шарбаразу, а Рошнани, во всяком случае, основная мысль. Как же она будет смеяться – и похваляться! – когда он передаст ей слова видессийского Автократора.

– И каков его вес? – осведомился Шарбараз.

– Сам по себе он невелик, – отрезал Ликиний. – Смердис обеспечит мне мир на западной границе не хуже твоего. А сейчас этот мир мне нужен, чтобы должным образом раз и навсегда разделаться с кубратами. Их конники достигают пригородов самого Видесса. Полтора века назад эти проклятые дикари пробились на юг от реки Астрис и свили разбойничье гнездо на исконно видессийских землях. Я намерен отвоевать их, даже если на это уйдет последняя тетрадрахма из казны.

– Это я понимаю, величайший, – сказал Абивард. – У нас у самих неприятности с кочевниками, заполонившими южный берег Дегирда. – Он воздержался от упоминания, что этих кочевников поддерживает Видессия. Монарху нужна видессийская помощь.

Ликиний перевел взгляд с Шарбараза на Абиварда; припухшие веки Автократора были красны, взгляд подозрителен, но мудр – опасно. мудр. Если бы отец Абиварда Годарс был исполнен не спокойствия, а ожесточенности, у него были бы похожие глаза. Автократор сказал:

– Тогда ты поймешь и мои слова о том, что у видессийской помощи есть своя цена.

– И какую же цену ты желаешь получить с меня? – спросил Шарбараз. Сколько бы ты ни запросил, не сомневайся, что я соглашусь. Но также не сомневайся, что потом я это припомню.

– А ты, величайший, не сомневайся, что я не сомневаюсь ни в первом, ни во втором. – Ликиний растянул губы в улыбке, но она не тронула его ледяных глаз. Сложный расчет, согласись, сколько же с тебя запросить, чтобы получить прибыль от нашей сделки и при этом не вызвать твоего гнева. – Он пожал плечами. – Не стоит решать это прямо сейчас. В конце концов, у нас впереди целая зима.

– Жаждешь поторговаться, – брякнул Абивард. Нетрудно было представить себе Автократора коварным. Но представить его базарным купцом – совсем другое дело.

Однако Ликиний кивнул в ответ:

– Разумеется.

Снег заметал улицы, когда Шарбараз и Абивард направлялись к резиденции эпаптэса. Абивард уже начал немного понимать по-видессийски. Они с законным Царем Царей миновали двух оживленно беседовавших местных жителей, и Абивард рассмеялся. Шарбараз с любопытством взглянул на него:

– Что тебя рассмешило?

– Я их понял, – сказал Абивард. – Они ведь сетовали на суровую зиму.

– Ага, понятно. – Монарх улыбнулся, правда, не без усилия. – Я бы на их месте говорил то же самое – если бы не видел, что тебе приходится переживать каждый год.

Перед домом Каламоса слуга принял у них коней. Другой слуга, низко поклонившись, впустил их в резиденцию и тут же поспешил закрыть за ними дверь.

Абивард от всей души одобрил это; трубы, проведенные под полом, разносили тепло от главного очага, и в доме эпаптэса было если и не тепло, то не очень холодно.

Затем второй слуга провел гостей в помещение, где их ожидал Ликиний. Эту комнату они нашли бы и без посторонней помощи, поскольку не раз в ней бывали.

– Не прикажешь ли подать горячего вина со специями? – Слуга обратился к Абиварду по-видессийски, зная, что тот изучает язык его страны.

– Да, пожалуйста, было бы неплохо, – сказал Абивард. Конечно, ему в обозримом будущем не суждено писать видессийские стихи, но он уже мог говорить так, что люди его понимали.

Ликиний поклонился Шарбаразу и кивнул Абиварду. Покончив на том с формальностями, Автократор сказал:

– Вернемся к карте?

Он говорил об этом кусочке пергамента, как Абивард говорил бы о породистом коне, а кузнец Ганзак – о мастерски выкованном мече: это была его страсть, средоточие его интересов. В других обстоятельствах Абивард счел бы, что это слишком скучный предмет, чтобы составлять главный интерес в жизни. Но не сейчас. В поединке, который Ликиний вел со своими макуранскими гостями, карты были боевым оружием не хуже коней и мечей.

Абивард не уставал восхищаться четкостью видессийских карт. В его родной стране никто особо не старался вычертить каждый фурлонг поверхности – вероятно потому, что на большей части макуранской поверхности не имелось ничего достойного вычерчивания. Но у Ликиния были детальные планы даже тех земель, которыми Видессия не владела – на данный момент.

– Так и знал, что мы сшибемся насчет долин Васпуракана, – мрачно сказал Шарбараз.

– Если бы ты этого не знал, то не годился бы в Цари Царей в силу умственной недостаточности, – съязвил Ликиний и вновь обратился к карте. Горные долины Васпуракана тянулись по обе стороны на запад от видессийско-макуранской границы к Северу от Серрхиза. По ним пролегали наилучшие торговые пути между двумя странами, а следовательно, и пути вторжения. Сейчас большинство этих путей находилось в руках Макурана.

Шарбараз сказал:

– Помимо выгодного расположения Васпуракан славится хорошими воинами. Даже и думать не хочется о том, чтобы отдать их вам.

– Они зажаты между нашими государствами, так что им ничего не остается, как быть хорошими воинами, – сказал Ликиний, чем вызвал удивленный смешок у Абиварда; тот никак не предполагал, что Автократор способен на шутку, даже не очень удачную. Ликиний продолжал:

– Васпураканцы тоже молятся Фосу. Видессия скорбит, видя их в подчинении неверных, обреченных коротать вечность на льду Скотоса.

– Полагаю, что Видессия скорбит по этому поводу больше, чем васпураканцы, – ответил Шарбараз. – Они убеждены, что вы не правильно поклоняетесь вашему божеству, и жалуются, что вы заставляете их следовать своим заблуждениям.

– Наши обряды – не заблуждения, – надменно проговорил Ликиний. – Впрочем, каковы бы они ни были, не тебе, величайший, указывать мне на их недостатки.

Шарбараз вздохнул:

– Пожалуй, ты прав. – Он неохотно подошел к карте. – Покажи мне еще раз, что ты хочешь из меня выбить в обмен на свою помощь.

Ликиний провел пальцем по зигзагообразной линии, сбегающей с севера на юг.

Его запросы скромностью не отличались. На данный момент Макуран владел четырьмя пятыми Васпуракана. Если бы Шарбараз уступил притязаниям Ликиния, эти владения уменьшились бы более чем наполовину.

Абивард сказал:

– Не соглашайся, величайший. То, что он просит, – это чистый грабеж, другого слова и не подобрать.

– Не правда, – сказал Ликиний. – Это плата за услуги. Если эти услуги не нужны тебе, величайший, можешь не платить.

– И все же цена высоковата, – сказал Шарбараз. – Как я и предупреждал тебя при нашей первой встрече, если я заплачу ее, то буду считать долгом чести вернуть себе, как только соберусь с силами. Сейчас я это повторяю, величайший, так что считай себя предупрежденным.

– И ты из-за этого начнешь войну? – Ликиний нахмурился и принялся расхаживать по комнате. – Да, похоже на то.

– Так и будет, – сказал Шарбараз. – Даю слово; а слову знатного макуранца – не считая, конечно, Смердиса – следует доверять. Если ты настаиваешь, я заплачу твою цену, но потом мы будем воевать.

– Война мне сейчас не по карману, – раздраженно бросил Ликиний, выплюнув слово «карман», словно проклятие. – Как бы мне ни хотелось иметь в Машизе дружески настроенного Царя Царей, ты искушаешь меня думать, что сойдет и просто бездарный.

Абивард еще раз вгляделся в карту и мысленно восстановил для себя все речи Ликиния. Он показал на значок в одной из долин, на которые претендовал Ликиний:

– Перекрещенные кирки обозначают шахту, да?

Ликиний кивнул.

– А что величайший скажет, если граница пройдет вот так? – Абивард провел собственный зигзаг, зацепивший несколько долин с шахтами, но оставивший большую часть земли, на которую претендовал Автократор.

– Все равно мы отдаем слишком много, – сказал Шарбараз.

Одновременно с его словами Ликиний произнес:

– Этого мало. Монархи переглянулись. Абивард воспользовался их замешательством:

– Согласитесь, о величайшие, что план, который не вполне удовлетворяет обоих, лучше того, что вполне удовлетворяет Видессию, но совсем не подходит Макурану, или наоборот.

– Да, но если я не удовлетворен, мне достаточна лишь воздержаться от помощи и продолжать жить дальше, словно этих переговоров и в помине не было, заметил Ликиний.

– Это так, величайший, но если ты не окажешь мне помощь, ты упустишь возможность посадить на престол в Машизе признательного тебе Царя Царей, оставив на нем узурпатора как искушение для любого видессийского честолюбца, сказал Шарбараз. – А если ты считаешь, что Смердис будет тебе благодарен за то, что ты меня не поддержал, вспомни, как он обошелся со мной.

Ликиний сделал недовольное лицо и вновь обратился к карте. Вдохновленный тем, что не получил немедленного отказа, Абивард продолжил:

– Если тебя не удовлетворяет конкретно та граница, которую предложил я, может быть, ты предложишь нечто в том же роде. Или, может быть, мой повелитель Царь Царей, да продлятся его дни и прирастет его царство, предложит что-то на свое усмотрение?

– Как ты можешь говорить о приросте царства и в той же фразе предлагать мне оттяпать от него большой кусок Васпуракана? – спросил Шарбараз. Но, к радости Абиварда, рассерженным он не выглядел. Шарбараз подошел к карте и принялся всматриваться в нее самым внимательным образом.

Абиварду подумалось, что именно тогда между Царем Царей Макурана и Автократором Видессии закончилась демонстрация взаимных претензий и начались серьезные переговоры. Когда он в другой раз попробовал выступить со своим предложением, чтобы продвинуть переговоры, оба посмотрели на него как на полного идиота. Он обиделся, но ненадолго – через два дня монархи сошлись на варианте, весьма близком к тому, что он начертал на карте своим пальцем.

Таншар низко поклонился Абиварду.

– Надеюсь, тебя это порадует, повелитель, – сказал прорицатель, – о тебе много говорят, а точнее сказать, хвалят и наши, и видессийцы. – Он поклонился еще раз. – Для меня всегда большая честь служить тебе, а теперь – вдвойне. Что тебе угодно?

– Если бы я попросил тебя о том, о чем хочу попросить, относительно Царя Царей, а не видессийского Автократора, я был бы повинен в измене, – ответил Абивард.

Прорицатель кивнул, нисколько не удивившись:

– Ты хочешь, чтобы я узнал все, что могу, о видессийской царствующей династии?

– Именно так, – сказал Абивард. – Я хочу, чтобы ты, прибегнув к ясновидению, узнал, если это возможно, сколько еще времени останется на троне Ликиний и долго ли после него будет править Хосий.

– Постараюсь, повелитель, но успеха не обещаю, – ответил Таншар. – Как ты сам сказал, если бы ты пытался узнать такое о макуранской династии, ты совершил бы государственное преступление. Более того, даже если бы ты не боялся стать изменником, ты вряд ли узнал бы что-нибудь: Царь Царей обычно окружает себя такими заклятиями, что прорицать о его будущем почти невозможно. На мой взгляд, это разумная мера самозащиты. Я не удивлюсь, узнав, что и Автократор прибегает к тем же мерам.

– Об этом я как-то не подумал, – удрученно произнес Абивард, – но ты, конечно же, прав. Все равно постарайся. Может быть, тебе повезет больше, чем повезло бы видессийскому магу, ведь очевидно, что Автократор лучше всего защищен от того волшебства, каким пользуются в его стране.

– Не сомневаюсь, что это так, повелитель, – согласился Таншар. – Но столь же очевидно, что с точки зрения магии мы представляем вторую по значению опасность для Автократора, так что его будущее должно быть защищено и от наших поползновений.

– Понимаю, – кивнул Абивард. – Если у тебя не получится, мы ничего не теряем. Но если получится, мы узнаем, до какой степени можем опираться на видессийцев. А это очень важно. Так что приложи все силы, и к этому мне нечего прибавить.

– Это справедливо, – сказал Таншар. – Благи дарю тебя, что не ждешь от меня невозможного. Что смогу, то и сделаю. Когда мне приступать?

– – Как можно скорее.

– Разумеется, повелитель, – сказал Таншар. – Пожалуй, для тебя это будет зрелище малоинтересное. Магические действия, потребные для этого, зрелищностью не отличаются, а мне, возможно, придется проделать несколько, чтобы выяснить, какое из них сработает, если сработает вообще. Я уже сказал, что не уверен в успехе этого предприятия. Но, если хочешь, я могу начать сегодня вечером, после твоего возвращения с очередных переговоров между величайшим и Автократором Ликинием.

– Замечательно, – сказал Абивард. Поторговавшись о том, что отдаст Шарбараз в обмен на помощь, оба монарха теперь препирались насчет того, какую же помощь он получит. Из Ликиния получился бы великолепный торговец коврами.

Абивард подозревал, что в конечном итоге Шарбараз вновь пойдет на большие уступки. Уж очень в нем играет царская кровь, не подкрепленная макуранским троном.

Вернувшись в шатер Таншара, Абивард обнаружил, что прорицатель ждет его.

– Я тут подготовил несколько приспособлений, чтобы заглянуть в грядущее, сказал Таншар. – Если на то будет воля Господа, одно из них может пронзить не только покров грядущего, но и тот, что видессийцы набросили на своего Автократора.

Он попробовал гадание с водой, как и том случае, когда Абивард принес ему табличку с заклятием Ардини. Поскольку Абивард дотрагивался до Ликиния и разговаривал с ним, Таншар счел его подходящим связующим звеном с видессийским Автократором. Но, хоть вода в чаше совершенно успокоилась, на ее поверхности не проявилось никакой картинки.

– Следовало бы мне догадаться, – сказал Таншар. – Гадание на воде простейший способ заглянуть в будущее. В первую очередь видессийцы защитились от этого способа, если вообще думали о защите от наших приемов.

Он предпринял вторую попытку, заменив чашу с водой прозрачным многогранным кристаллом. Кристалл замутился. Абиварду не нужно было задавать вопросов, чтобы понять: это означает, что магические усилии Таншара заблокированы. Таншар отложил прозрачный кристалл и взял халцедоновый.

– Это гадание видессийского типа, – сказал он. – Возможно, с ним нам повезет больше.

Но не повезло. Как он и предполагал, видессийцы оградили, своего Автократора и от своих собственных методов прозрения его будущего. Затем Таншар попробовал еще одно гадание, в основном являвшееся взыванием к Господу. На, это Абивард возлагал большие надежды – определенно же Господь сильнее ложных богов добра и зла, в которых веруют видессийцы.

Однако и обращение к Господу дало не больше, чем вся предшествующая ворожба.

– Как же так? – резко спросил Абивард. – Я отказываюсь даже на мгновение представить, что видессийцы молятся правильно, а мы нет.

– И не нужно ничего такого представлять, – ответил Таншар. – Истина проще и не столь удручает. Разумеется, наш Господь сильнее Фоса со Скотосом – но настолько же, должно быть, видессийские маги, которым поручена защита их правителя, превосходят силой меня. Совместных усилий их магов и их богов, – он скривил губы в презрительной усмешке, – хватает на то, чтобы свести на нет мои усилия. Если бы у нас был макуранский волшебник посильнее…

– Вроде того, который хотел убить Шарбараза? – вмешался Абивард. Спасибо, не надо. Я уверен, что ты используешь все, что узнаешь, во благо законного Царя Царей, а не во вред.

Таншар поклонился.

– Ты добр к старику, который никогда не стремился быть втянутым в ссоры великих. – Его затуманенный глаз сделал улыбку скорбной. – Я очень хотел бы оправдать доверие, которое ты мне оказываешь.

– Оправдаешь. Нисколько не сомневаюсь, – заявил Абивард.

– Мне бы твою уверенность. – Таншар порылся в кожаном кошеле, который носил на поясе, и извлек кусок угля, оставлявшего черные полосы на его ладонях.

– Возможно, гадание на противоположностях сможет преодолеть видессийские обереги. На свете мало вещей менее прозрачных, чем уголь. Но похоже, к ним относится будущее Ликиния.

Он вылил воду из чаши, положил в нее уголь и забормотал молитву на таком древнем макуранском диалекте, что Абивард с трудом понял слова. Интересно, что же будет, если гадание окажется успешным? Станет ли кусок угля прозрачным, как стал мутным прозрачный кристалл?

Вспыхнув маленькой молнией, уголь загорелся. Таншар отдернул голову как раз вовремя, чтобы не опалить усы и густые брови. К крыше шатра поднялся столб жирного черного дыма.

– Это о чем-нибудь говорит? – спросил Абивард.

– Об одном, зато совершенно определенно, – дрожащим голосом ответил Таншар. – Я не узнаю, сколько лет осталось царствовать Ликинию, какими бы заклинаниями ни воспользовался.

Абивард склонил голову, признавая правоту этих слов. Но он был из тех, кто, потерпев неудачу на одном направлении, готов пойти в другом, чтобы добиться своего.

– Ладно, – сказал он. – Тогда посмотрим, долго ли процарствует Хосий, когда унаследует отцовский трон.

Таншар подождал, пока уголь догорит до конца, затем тщательно протер чашу и несколько раз провел над ней маленькой курильницей с пряным ароматическим мирром.

– Хочу очистить ее перед новой попыткой, – пояснил он. – Не должно остаться ни малейшего следа предыдущего волшебства.

Он вновь начал с самого простого – чистой воды в чаше. Вместе с Абивардом подождал, когда вода совсем успокоится, потом дотронулся до чаши и стал ждать дальше.

Абивард в эту попытку не особенно верил, и у него перехватило дыхание, когда вода поднялась и запузырилась, и еще раз – когда вместо того, чтобы показать ему сцену, которая ответила бы на его вопрос, вода сделалась густой и красной.

– Кровь! – сдавленно проговорил он.

– Ты тоже видел? – спросил Таншар.

– Да. А что это значит?

– Если я не ошибаюсь, – начал Таншар и, судя по голосу, не думал, что ошибается, – это значит, что Хосий не доживет до того дня, когда наденет корону Автократора и красные сапоги. Ибо при таком заклинании это могла быть только его кровь.