Первая, самая сильная судорога сменилась второй, потом третьей и четвёртой. И хотя промежутки между спазмами становились всё меньше, сами они с каждым разом утихали.
В конце концов моё тело будто начала бить дрожь как на сильнейшем морозе, но это как минимум было достаточно, чтобы я смог вернуть себе возможность более-менее нормально двигаться. В противном случае уже почти догнавшие меня одарённые клана Самдаль смогли бы пронзить меня своими мечами без какого-либо труда.
Однако дрожь была далеко не единственной моей проблемой. Красная пелена перед глазами не хотела исчезать, а мышцы будто бы налились свинцом. Это не было похоже на усталость и слабость, вызываемые ядом Экандуга. Скорее это ощущение походило на то, когда я вешал на запястья и лодыжки грузы во время тренировок, только в несколько раз сильнее.
Двигаться в таких условиях, тем более нормально сражаться, было крайне проблематично. Ориентироваться по слуху было возможно, но против кого-то вроде бойцов Самдаль глаза требовались хотя бы для того, чтобы понимать своё положение в пространстве.
Я смог уловить момент первой атаки одного из одарённых, судя по запаху крови, исходящему от его меча, того самого, что успешно порезал моё предплечье. Однако полностью увернуться от удара у меня не получилось.
Лезвие полоснуло меня по боку, и хотя кольчуге удалось его сдержать, сила удара оказалась достаточной, чтобы одно из моих рёбер треснуло.
— Он ослаб из-за яда! — раздался грубый мужской голос. — Добьём его!
Твою мать! Наиболее правильным в данной ситуации было сбежать и укрыться где-нибудь, чтобы переждать творящуюся с моим организмом хрень. Однако, во-первых, в таком случае от клана Тизен с большой вероятностью ничего бы не осталось. А во-вторых, даже побег с учётом этих троих был крайне маловероятен.
Мой мозг тоже начал ощущать на себе эффект межмировой энергии. Сила поглотителя, подавленная после перехода на третью ступень, вновь начала буянить и я уже чувствовал наполнявшую меня жажду крови.
И так как побег вслепую был крайне маловероятен, а единственной альтернативой было немедленное убийство всех трёх моих врагов, я принял единственно возможное в данной ситуации решение. Отпустил тормоза, позволив своему рассудку погрузиться в пучину жестокого безумия.
Определив уже даже не по звуку, а по запаху положение ближайшего бойца Самдаль, я, наклонившись вперёд, рванул на него, вложив в приказ ускорения огромную порцию маны. Одарённый выставил перед собой свой меч, однако это меня не остановило.
Я налетел на него и сбил с ног, позволив клинку пронзить мой бок и выйти из спины. Из-за моей скорости мы покатились кубарем, и каждый раз, когда остриё меча, торчавшее из моего тела, врезалось в землю, я ощущал простреливающую тело боль.
Но сейчас это чувство не было для меня стопором, наоборот, каждая вспышка агонии лишь подталкивала меня вперёд, злила, стимулировала поскорее расправиться с врагом, сторицей воздать ему за полученное мучение.
Когда мы наконец остановились, и я оказался сверху, мои руки уже держали голову одарённого Самдаль. Чувствуя, как он сопротивляется, я, тем не менее, оторвал его голову и плечи от земли и, отдав приказ силы, со всей дури впечатал затылок мужчины в каменную брусчатку.
Камень под черепом одарённого третьей ступени физического типа треснул, однако останавливаться я не собирался. Его сопротивление ослабло, и второй удар произвести оказалось уже куда проще, а потом ещё один, и ещё…
Я лупил его затылком по камню до тех пор, пока не ощутил, что догнавшие нас двое других бойцов уже почти обрушили мне на спину свои клинки. к этому моменту мои пальцы уже успели утонуть в месиве из раздробленных костей, крови и мозгового вещества, а в воздух поднялось облачко опьяняюще сладкого аромата крови.
При этом я сидел на коленях на груди ублюдка, а с двух сторон от меня уже стояли два других одарённых Самдаль, занеся надо мной мечи. Избежать обоих ударов я бы не смог, да и не собирался. Мне было достаточно победить, а какой ценой — сейчас совершенно иной вопрос.
Оттолкнувшись руками от земли, я откинулся назад и влево, а затем распрямил ноги, врезаясь спиной в грудь одного из бойцов. Меч второго при этом довольно успешно рубанул меня по лицу и груди, разрубив бровь, скулу, губу, подбородок, а затем застряв в ключице.
Но тот меч, что вонзил в меня уже убитый одарённый, до сих пор торчавший у меня из спины сантиметров на тридцать, полностью погрузился в живот другого бойца. И не сбоку, минуя жизненно важные органы, а прямо в середину туловища, чуть под солнечным сплетением. И так как удар получился снизу-вверх, я услышал, как рвётся его диафрагма.
Успешно атаковавший боец передо мной, выдернув меч из перерубленной напополам правой ключицы, замахнулся для очередного удара. Но уже не успел. Заведя обе руки за спину, чувствуя, как трескается оказавшаяся на грани разрушения ключица, я схватил уже полумёртвого одарённого за плечи. После чего, качнувшись вперёд, перекинул его через себя, бросая в единственного пока что целого одарённого.
Голову и лицо окатило горячей кровью, брызнувшей из открывшейся дыры в животе, и я не смог противиться соблазну слизнуть её с губ, вперемешку с моей собственной. Впрочем, и не сказать, чтобы я как-то пытался противиться. Сейчас в моём мозгу не осталось ровным счётом никаких наложенных моралью общества ограничений.
Не собираясь давать своему сопернику и мгновения передышки, я рванулся сразу следом за брошенным бойцом. Однако, похоже, мой противник оказался достаточно опытным, чтобы уклониться от живого снаряда. Меня встретила пустота, а в следующую секунду я буквально затылком ощутил падающий на мою шею клинок.
Времени на раздумья не оставалось никакого и я сделал единственное, что пришло в голову. Вложив в приказы силы и скорости столько маны, сколько ещё ни разу не вкладывал даже на тренировках, резко дёрнулся вбок, к пытавшемуся убить меня одарённому.
Помогло не до конца. Нормально контролировать тело, подвергшееся стольким негативным эффектам, в том числе и сверхмощным приказам, превышавшим физические возможности моих мышц, я не мог. А потому вместо нормального рывка меня закрутило в воздухе и меч бойца Самдаль ударил меня по шее уже не сзади, а сбоку, в районе сонной артерии.
Однако из-за того, что я всё-таки сумел сократить расстояние, атака оказалась нанесена частью лезвия, наиболее близкой к граде, из-за чего её сила уменьшилась во много раз. А потому вместо того, чтобы перерубить мою шею напополам, клинок одарённого Самдаль лишь прорезал сантиметра три.
А потом моё тело, отправленное приказами в почти неконтролируемый полёт, врезалось в него. Удержать равновесие он не смог и начал заваливаться назад, а затем уже подоспело охватившее меня бешенство. Оказавшись сверху и придя в себя первым, несмотря на хлеставшую из шеи кровь, я обрушил на голову едва не убившего меня ублюдка шквал ударов.
И так как на моих пальцах до сих пор красовались шипованные кастеты, меньше чем через полминуты лицо и в принципе череп одарённого третьей ступени превратились в кровавое месиво.
Откинувшись назад, я сбросил с левой руки кастет и зажал рану на шее. Кровь, обильно пропитавшая водолазку, хлестать перестала. Но слабость во всём теле из-за кровопотери уже начала подступать. А вместе с ней куда-то на второй план начала отступать и жажда крови, что, на самом деле, было довольно кстати.
Отползя чуть в сторону и прислонившись спиной к баррикаде, я, пару раз глубоко выдохнув, выдернул из раны на животе меч, а потом вложил ману в приказ исцеления, которому научился благодаря Тизену.
К сожалению, эта магия была самой сложной и требовательной из всех. Я так и не научился применять её параллельно с другими приказами, она забирала по-настоящему огромные объёмы маны даже на исцеление довольно простых повреждений, а само заживление шло непозволительно долго. По сравнению с тем, что было, когда я с помощью крови трёхглавого змея пытался изгнать из своего организма ману Вирго, и тем более по сравнению со скоростью исцеления Тириана это было просто небо и земля.
Так что применять приказ исцеления в бою было совершенно нерационально. Однако как средство первой помощи он всё-таки был незаменим. И уже через минуту я почувствовал, что могу больше не держать руку на шее, и также из живота кровь тоже идти перестала.
Пока что этого было достаточно. Тем более с учётом того, что на эту “первую помощь” я истратил маны как на десяток довольно мощных приказов силы. Сейчас моей первоочередной задачей было переждать всё ещё продолжавшую твориться хрень.
Пока я сражался и не особо обращал на это внимание, кое-какие подвижки в вызванных кровью героя метаморфозах успели появиться. Дрожь почти стихла, а сковывавшая мышцы тяжесть будто бы отошла на второй план, почти перестав мешать, будто бы организм привык к ней.
Единственной оставшейся проблемой было кровавое марево перед глазами. Даже когда я закрывал веки, не становилось темнее, картинка продолжала полыхать кроваво-алым.
В таком состоянии сражаться было бы крайне глупо. Я бы не только никому не помог, но и сам бы наверняка оказался в опасности. А потому не оставалось ничего иного, кроме как сидеть и покорно дожидаться каких-то изменений.
Ждать, к счастью, пришлось не прямо чтобы очень долго. Всего минут через пять сквозь кровавую завесу начали проступать очертания окружающих предметов. Я увидел раскинувшиеся тела убитых мной бойцов Самдаль, брусчатку, ближайшие баррикады, деревья по краям дороги, ведущей от ворот к поместью, а потом и само поместье вдалеке…
Осознание пришло будто по щелчку. Я ведь до сих пор находился практически в самом эпицентре созданной тёткой Эллисы туманной магии. И туман никуда не пропал, я ощущал влагу на губах и коже, чувствовал этот специфический запах сырости, даже на языке, чуть оттеняя вкус крови, был этот ни с чем не сравнимый привкус раннего утра на речке.
При этом для моих глаз туман будто бы полностью перестал существовать. И, более того, ещё через несколько секунд, когда кровавая пелена спала окончательно, стало понятно, что это — не единственное изменение.
Моё зрение осталось чёрно-белым, будто вокруг меня раскинулось старое кино. Однако к бесконечному количеству оттенков серого добавилась ещё и целая палитра алого.
Раньше мои глаза “подсвечивали” лишь людей. Теперь же я видел бледно-бледно-розовую траву и просто бледно-розовые деревья, и это было лишь началом. В земле, на которой эти трава и деревья росли, я с удивлением смог разглядеть размытые пастельно-розовые копошащиеся точечки. Это были черви, какие-то жучки и прочая живность. Чуть ярче, цвета клубничной помадки, были кроты, мыши и белки.
И уже по-настоящему красными оттенками, в оболочке из чёрно-белой одежды, виднелись люди в поместье и вокруг него. И, да, я, похоже, мог видеть людей даже сквозь стены, хотя, как и насекомые под землёй, их контуры размывались и становились бледнее тем сильнее, чем больше между нами было препятствий.
Поднявшись на ноги, я покрутил головой, стараясь привыкнуть к новому, такому странному и одновременно казавшемуся невероятно удобным и правильным, зрению. Поднял глаза к небу, разглядев пролетающую где-то в вышине алую точку — видимо птица. Потом опустил глаза и глянул на свои руки и грудь…
— Твою мать! — вырвалось у меня против воли.
Причин для такой реакции было две.
Первая: сквозь чуть светящуюся красным кожу я увидел собственные сосуды, по которым бежала тёмно-алая кровь, увидел более бледные кости и ярко-красные мышцы. Я будто бы превратился в живой анатомический манекен, и где-то на уровне подсознания это показалось мне просто отвратительно.
Второй же причиной были мои ногти, успевшие непонятно в какой момент стать у́же и длиннее, и заостриться на конце. На моих пальцах теперь красовались самые настоящие звериные когти, может быть не прямо идентичные кошачьим или собачьим, но на человеческие уж точно не походившие.
Эту проблему, пожалуй, можно было решить просто перчатками. Вот только теперь уже не осталось никаких сомнений: мои трансформации не ограничатся одним только “внутренним миром”. И это было по-настоящему большой проблемой.
Впрочем, об этом можно будет подумать уже после того, как мы разберёмся с вторжением Экандуга и Самдаль. Благодаря своим новым глазам я мог примерно оценить положение дел в поместье. И ситуация была совершенно не радужной.
Узнать конкретных людей с такого расстояния не представлялось возможным. А через стены я и вовсе видел только размытые силуэты.
Однако можно было примерно понять кто есть кто по поведению. Те, кто активно рыскали по этажам и комнатам, выглядя при этом зачастую как слепые котята, натыкаясь на препятствия и шаря перед собой руками, очевидно, были захватчиками. А те, кто прятался, либо использовал тактику партизанских нападений — соответственно, были из Тизен.
До того, как колокол на часовой башне пробил полночь, нас было чуть меньше двухсот. Где-то шесть десятков благословлённых были распределены по баррикадам, чтобы “поприветствовать” одарённых Экандуга и Самдаль. Около сотни находилось в самом доме. А остальных было решено рассредоточить по территории парка поместья, чтобы они встречали тех, кто попытается перелезть через стены по периметру.
Понятно, что шесть десятков благословлённых на баррикадах были почти все мертвы. Среди частично разрушенных баррикад я видел меньше десятка алых пятнышек, бо́льшая часть которых уже почти потухла — видимо, это были люди при смерти.
Однако и в самом поместье по примерным подсчётам осталось от силы человек тридцать из ста. И это меньше чем через полчаса после начала боя.
Сколько осталось из тех, кто находился в парке за поместьем, я не знал. Даже моё новое избирательно-рентгеновское зрение так далеко не добивало. Но там тоже не стоило надеяться на стопроцентное выживание.
С учётом обширной территории парка и того, что силы герцогских кланов в основном были нацелены именно на здание поместья, в лучшем случае можно было рассчитывать процентов на шестьдесят-семьдесят уцелевших. И то, вероятно, я был излишне оптимистичен.
Итого где-то шестьдесят выживших из двухсот. При том что вторженцев, опять же по примерным прикидкам, оставалось примерно столько же. То есть мы сравнялись по численности, что при средней силе сторон конфликта было настоящей катастрофой. Я, честно сказать, рассчитывал всё-таки на чуть лучшее развитие событий с учётом всей проведённой подготовительной работы.
Впрочем, причины подобного просчёта уже были ясны. Яд Экандуга оказался куда более серьёзной угрозой, чем я мог представить. К счастью, они всё-таки не стали устраивать из здания поместья газовую камеру, вероятно чтобы оставить часть убийств бойцам Самдаль. Иначе уцелело бы не шестьдесят человек, а даже меньше.
Но, если ничего не сделать в ближайшее время, то даже это уже не будет играть роли. Клан Тизен постигнет та же участь, что и Вирго. Даже если он сможет уцелеть, его выживание окажется под большим вопросом банально из-за нехватки кадров.
Глубоко выдохнув, а после тихо выругавшись, я вновь активировал приказ исцеления, вложив в него раз в пять больше маны, чем до этого. За то время, что я потрачу на путь до поместья, мои раны должны были зажить достаточно, чтобы я мог сражаться, уже о них не думая.
Потому что, когда я всё-таки доберусь до цели, начнётся игра со временем. Что произойдёт быстрее: одарённые Самдаль и Экандуга вырежут всех оставшихся Тизен, или же я успею расправиться с таким количеством врагов, чтобы у них не осталось иного выбора кроме бегства?
Вот сейчас и узнаем.