Пожиратель империй. Часть 3

Глава 58

— Прежде всего, — я изо всех сил старался не начать улыбаться. — Скажи, ты любишь Руби?

— Да, люблю! — без малейшей заминки кивнул Тарканд.

— А ты что скажешь? — я повернулся к лисичке.

«Отец, прости, я не знала, что он последует за мной. Его Сущность — бесконечные трансформации, отличить которые практически невозможно. Но у него действительно не должно быть никаких тайных мотивов. Он очень ждал, когда ты вернёшься с Аллеи. Так как его мать и отец против нашей связи, он хотел получить хотя бы твоё одобрение».

А вслух:

— Я его тоже люблю.

Руби выглядела действительно виноватой, но, с другой стороны, я также видел и искреннюю заботу о парне. Похоже, для неё это уже действительно стало чем-то настоящим.

Мысленно я тяжело вздохнул.

«Я тебя ни в чём не виню, тем более что ничего страшного не произошло. Но, прежде чем мы продолжим, я хочу понять, как ты относишься к моей цели. Всё-таки Чим’А — мать твоего любимого. Её смерть так или иначе заставит его страдать, и ты неизбежно станешь соучастником этого убийства».

«Я уже думала об этом. Меня Чим’А ненавидит, так что лично меня её смерть только порадует. Но для Тарканда это будет действительно удар. Вообще у них не самые здоровые отношения. Мать его едва не боготворит и пылинки с него сдувает, потакает всем капризам, но при этом в каких-то серьёзных вопросах никогда не позволяет ему действовать самостоятельно, своим авторитетом и авторитетом Наскватча продавливая своё мнение. Решение о нашей помолвке, по сути, было первым, что Тарканд сделал наперекор ей и в чём отказался как-либо уступать. Так что от матери он уже порядком устал, но это всё-таки мама. Хотя свою маму я не знала совсем, где-то в глубине души я до сих пор зла на тебя за то, что ты её убил. Что будет с Таркандом после смерти Чим’А — боюсь даже представить. Но уже сложилось как сложилось. Я не скажу ему ничего о твоих планах на неё, пока ты не закончишь дело. Но потом я расскажу, потому что правда полюбила его, и готова буду принять его гнев».

М-да… Руби за эти годы тоже сильно повзрослела.

Я рассказал ей о том, что произошло между мной и её матерью, перед тем, как мы отправились в Единство из Тейи. Не хотел, чтобы между нами остались какие-то секреты, и не хотел, чтобы она принимала решение о том, идти со мной или нет, не зная всего.

И тогда она сказала, что не винит меня. Вряд ли за эти годы она вдруг передумала и неожиданно на меня разозлилась. Скорее просто набралась храбрости сказать мне об этом.

Всё-таки время не обходило стороной даже бессмертных. Хотя, тут дело всё-таки было не во времени как таковом, а в том, что мы все были ещё довольно молоды по меркам этого мира.

Шиито вернулся максимально уверенным в себе ловеласом с жиденькой козлиной бородкой.

Эллиса, хотя до сих пор стеснялась говорить о сексе, в остальном стала истинным лидером, строгим и суровым, и лишь со мной позволяла себе немного расслабиться, хотя, даже когда мы были наедине, в её поведении то и дело проскакивали нотки «большого босса».

Мо, будто в противовес, стала ещё более мягкой и гибкой, доведя до совершенства навык стачивания острых углов в любых разговорах. И использовала она этот навык в основном как раз на Эллисе, смягчая конфликты, часто возникающие между моей женой и её подчинёнными из-за её требовательности и жёсткости.

Лой словно бы окончательно превратилась в мистического оракула, бо́льшую часть времени говоря туманными фразами с таинственным выражением лица. Лишь в критических ситуациях этот налёт мистики с неё спадал и она начинала вести себя как нормальный человек.

Больше всех самим собой остался Кримзон, хотя с ним, парадоксально, произошли самые большие изменения. Но даже сейчас, спустя более полувека, общаясь с ним, я часто ловил себя на том, что вспоминаю ещё ТОГО Кримзона — короля Золлы, державшего своего Майигу в подвале.

Его изменения были скорее в глубину. Он стал ещё более вдумчивым, хитрым, тактически мыслящим, коварным. Я, по сути, видел только результат его действий: то, как росла Тарсия. Но стоило углубиться в этот вопрос хотя бы на чуть-чуть, вскрывались десятки и сотни сложнейших махинаций и афер, что проводил Кримзон ради скорейшего достижения желанных целей.

К его счастью, он умел не переходить черту и даже не думал заниматься откровенной мерзостью, как кодла Амалы. Но от того, что Кримзон использовал плюс-минус «правильные» методы, его задачи становились только сложнее. Я мог без стеснения признать, что сам не смог бы добиться и десятой доли того, что сделал для Тарсии он.

Пожалуй, единственным, кто ни капли не изменился ещё со времён мира Драконьих Островов, остался Рейн. Маленький дракончик, которого я оставлял в Тарсии на время захвата Аллеи Кошмаров, который теперь не отлипал от меня, ни когда я спал, ни когда ходил в душ, и которого приходилось насильно запирать в комнате перед тем, как куда-то снова отправляться.

Он сумел превзойти своих родственников из мира Драконьих Островов и стал Нейрагу благодаря благословению Данброка. Но то ли ему было лень, то ли просто не суждено, Майигу он так и не стал даже спустя столько лет и по моим ощущениям уже не стал бы никогда.

Впрочем, ничего плохого в этом я не видел. Должен же был хоть кто-то во всём этом хаосе, кто мог остаться самим собой. Тем более что и мне самому было куда приятнее то, что Рейн оставался просто моим питомцем, которого можно было аккуратно почёсывать под подбородком, мучая слишком долгим молчанием парня моей приёмной дочери.

— А что по этому поводу говорят твои родители? — наконец продолжил я «допрос».

— Они… — Тарканд тяжело вздохнул. — Они не понимают, что мои намерения в отношении Руби более чем серьёзные. Отказываются понимать, что бы я ни говорил им. Считают это просто увлечением, как было много раз до этого.

— До Руби ты тоже предлагал кому-то за тебя выйти?

— Нет! — он очень забавно замотал головой. — Никогда! Руби… она — особенная. Господин Тарс, я могу быть полностью честен сейчас?

— Ты ДОЛЖЕН быть честен, Тарканд.

— Тогда заранее прошу прощения за возможные неприятные вещи, которые я скажу. Когда я только познакомился с Руби три года назад, я, как, должно быть, очень многие в моём окружении, не воспринял её всерьёз. Посчитал её просто выскочкой, желавшей использовать меня или тех, с кем я общался, чтобы добиться лучшей жизни. И поначалу моё к ней отношение было… пренебрежительным, если не сказать хуже, о чём сейчас я очень сожалею. Но шло время, и я начал замечать, насколько она отличается. Не стану скрывать, да это и не скроешь, у меня было очень много отношений самого разного рода. Какие-то из них были попытками моих родителей устроить для меня выгодный им брак. Большинство девушек из того же общества, что и я, почти всегда были озабоченные лишь собой и в основном желали использовать меня для самоутверждения. Те, кто был из более низких слоёв, искали славы, денег и роскоши. О тех, кто появлялся просто ради секса, даже лишний раз говорить не стоит. Но Руби… она была настоящей. Было видно, что я её интересую, но она всё равно продолжала быть самой собой, и этим меня зацепила. Очень сильно зацепила, — нежно улыбнувшись лисичке, он взял её за руку.

Руби мягко улыбнулась в ответ. Чёрт, если это был какой-то блеф и игра на публику, то этим двоим можно было смело давать по Оскару.

Вряд ли, конечно, это была игра. По крайней мере лисичка мне бы врать не стала, ей не было никакого смысла. Да и причины такой влюблённости парня я как будто тоже мог понять.

Рождённый даже не с золотой, а с платиновой ложкой во рту. Сын Руйгу и внук Байгу.

Умса, его дед, был, очевидно, противником Катриона, и Наскватч переметнулся к Байгу перерождения именно чтобы насолить своему отцу, с которым у них были отвратительные отношения. Но во внуке Умса, насколько я понял, души не чаял, тем более что внук у него был единственный.

Гиперконтроль и гиперопека со стороны матери и, похоже, довольно наплевательское отношение отца, полностью передавшего всё воспитание сына жене. Всеобщее почитание и лизоблюдство на фоне полной вседозволенности.

У ребёнка в таких условиях было лишь два пути. Либо стать абсолютным мудаком, полностью свыкшимся с мыслью о своём превосходстве над «чернью». Либо, если в ядре личности всё-таки было заложено некое правильное ядро, закрыться от реальности, чтобы не позволять себе снова и снова обжигаться на ненастоящих дружбе, верности и любви.

Тарканд, очевидно, был из вторых, что делало ситуацию одновременно и проще, и сложнее.

Проще, потому что Руби, которую за годы в Тейе я постарался научить быть таким человеком и такой женщиной, какую я сам бы хотел видеть с собой рядом, без труда удалось попасть в самую точку, достучавшись до внутренней мягкой сущности парня сквозь выстроенные им стены.

Сложнее, потому что теперь я сам проникся к парню симпатией. Убивать его мать после этого разговора будет… нет, не сложнее. Но точно куда неприятнее.

— Я тебя понял. И говоришь ты очень складно. Но объясни мне вот что. Почему ты решил прийти ко мне после того, как получил отказ от своих родителей? Боишься взять ответственность за свой выбор, и хочешь получить одобрение хоть от кого-то, чтобы потом было проще?

— Возможно, отчасти, — немного подумав, кивнул Тарканд. Чёрт, мне действительно нравился этот парень! Иметь смелость такое признать — это дорогого стоило. — Но точно не в первую очередь. Мне хотелось познакомиться с вами и в идеале подружиться. Мои родители уже заочно ненавидят Руби, хотя ни разу даже с ней не встречались, и мне совсем не нравилась мысль, что и с семьёй Руби у нас будут натянутые отношения. Также я не знал, как вы сами относитесь к подобным вещам. Возможно, для вас моё личное обращение с просьбой о благословении было бы критически важно при оценке меня, как потенциального мужа вашей дочери. Ну и в конце концов, ваша репутация в последние дни в Единстве едва ли не выше, чем у моего отца. Так что мне в принципе не хотелось вас злить.

— Это правильный подход, — кивнул я, всё-таки не удержав улыбку. — Злить меня не стоит. В целом я придерживаюсь довольно свободных взглядов и мне было не обязательно, чтобы ты являлся с официальной просьбой о благословении. Достаточно было и того, что ты любишь Руби, а дальше можете творить что хотите. Но с тем, что твои родители так отчаянно против, конечно, надо что-то делать. Они, насколько я уже понял, куда более консервативных взглядов, и мне определённо не хотелось бы, чтобы из-за Руби или меня тебя выгнали из семьи или что-нибудь в этом духе.

Тарканд тяжело вздохнул, вытащил свою руку из ладони Руби и с усилием потёр ей чешуйки у себя на виске. Это, определённо, была для него больная тема.

— Признаться честно, — наконец произнёс он, — мне этим уже пригрозили. Ну, не выгоном из семьи, конечно. Но через день после теракта в Колизее мама заявила мне, что, если я не оставлю идею жениться на Руби, они перестанут оказывать мне какую-либо поддержку.

— Финансовую?

— Не только. Финансовую, репутационную, деловую. Например, на данный момент я являюсь главой либо соучредителем нескольких десятков предприятий и фирм в Восьми Башнях и других крупнейших городах Единства. И во многом авторитет и имя отца помогают этим бизнесам развиваться без помех. Если отец откажется быть гарантом, минимум половину этих предприятий ждёт кризис.

— Тебя это напрягает?

— Как сказать… сам я, разумеется, не обеднею и по миру не пойду. Даже если родители откажутся давать мне вообще хоть что-то, я смогу ещё несколько сотен лет преспокойно жить, просто требуя назад те деньги, что одалживал друзьям и знакомым. Это не говоря о возможности продажи части моего личного имущества, да и предприятия в конце концов хоть какую-то прибыль, но будут приносить. А если нет — их тоже можно будет продать. Тем не менее, на меня так или иначе работает несколько десятков тысяч людей и Майигу. Лишать их работы мне бы не хотелось.

На этом моменте я не выдержал.

— Тарканд, мне нравится всё, что ты говоришь. Честно говоря, слишком сильно нравится. И это меня напрягает. Раз уж ты сказал, что будешь честен, ответь честно на вопрос. Каким образом ты смог вырасти ТАКИМ в ТАКОМ окружении?

— Отец! — недовольно воскликнула Руби. — Это чересчур!

Мой вопрос и правда был довольно бестактен. Но я ничего не мог поделать со своей подозрительностью, причём вполне обоснованной подозрительностью.

Слишком уж много народу было сейчас настроено против меня. Да что говорить, если Наскватч потратил почти восемьдесят квинтиллионов пизау, чтобы стать одним из тех, кто вонзит в моё сердце кинжал?

И у подобного персонажа родился сын, будто сошедший прямиком со страниц женского любовного романа: честный, искренний, любящий, сдержанный, ответственный, щедрый, с деловой хваткой и собственными бизнесами, да к тому же красивый как чёрт?

Это тянуло как минимум на девять с половиной баллов подозрительности из десяти. И оставшиеся полбалла добавляло то, что изначально именно Руби собиралась втереться к нему в доверие, чтобы я смог прикончить его мать!

До сих пор я внимательно следил за Таркандом, незаметно активировав квадро-слияние для максимизации эффекта. За его телом, мировой аурой, интонацией, выражением лица.

На моём нынешнем уровне я мог уловить даже миллисекундное изменение состояния, поймать малейшую дрожь в голосе, указывавшую бы на неискренность, вычислить любую ложь.

Однако единственное, что я мог сказать даже после довольно долгого диалога: парень очень волновался. Но это как раз было и не удивительно, куда страннее было бы, если бы он был спокоен как удав.

А вот лжи в его в словах не было ни капли. Сущность бесконечных трансформаций могла как-то помочь ему в сокрытии своих истинных эмоций. Но не настолько, чтобы я не смог ничего уловить даже с использованием квази-Закона.

Так что оставалось лишь реально поверить в то, что Тарканд не врал. Ну или по крайней мере, что он сам искренне верил в свои слова. Но это всё равно было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Потому я должен был докопаться до сути и узнать, откуда росли ноги у подобной идеальности, не только внешней, но и внутренней.

И, к счастью, парень не посчитал мой вопрос слишком грубым или неподобающим. Хотя я ощутил, как он вздрогнул, и уловил небольшое повышение температуры, он поднял руку, останавливая Руби.

— Ничего, я расскажу. Вы правильно говорите, господин Тарс. Я знаю достаточно примеров, в частности моих знакомых и друзей, когда из семей, похожих на мою, выходят мизантропы, гордецы, бездельники и просто ублюдки. Власть развращает очень сильно, тем более такая власть, какая есть у детей кланов, потомков Руйгу. И, на самом деле, я вполне мог бы стать таким же. После того, как я стал Майигу и обрёл полноценное сознание, первые лет тридцать моя мама, возможно, даже сама того не желая и не понимая, культивировала во мне высокомерие высшей степени. Она никогда не упускала возможности напомнить, что подавляющее большинство живых существ в Единстве и Содружестве — грязь под моими ногами. Что я — властелин этого мира, вольный творить что угодно и с кем угодно. И я, не знавший ничего иного, разумеется, искренне в это верил. Но потом моему отцу понадобилось отправиться к мир моего деда — Байгу Умсы, чтобы разобраться с какими-то их вопросами. Маму он взял с собой, а мне назначили временного опекуна. Изначально планировалось, что они вернутся через пару лет, но что-то у них там не сложилось и в итоге их не было почти полстолетия. И все эти сорок восемь лет со мной почти всегда был мой опекун — Сигам. Я до сих пор не понимаю, каким образом моя мама вообще согласилась взять его на эту работу. Как минимум потому что он был человеком, которых она всегда считала даже не грязью, а пылью. Возможно, она и вовсе не знала. Они отбыли в огромной спешке и подбором персонала мог заниматься кто-то из секретарей отца. Поначалу я относился к Сигаму так, как меня учила мама. Издевался над ним по-всякому, отказывался слушаться, грозил смертью. Но, к моему счастью, я тогда был ещё мал, и мои требования о смене опекуна не воспринимались всерьёз. Потому что бесконечные терпение, доброта и сострадательность Сигама в конце концов дошли до меня и в конце концов я начал не просто учиться у него, но искренне желать на него походить. Без прикрас и стеснения могу сказать, что тот человек стал для меня вторым отцом. От него я узнал о благодарности, взаимопомощи, самостоятельности, ответственности, чести и смелости. Он объяснил мне, в чём и почему ошибалась моя мама, не обвиняя её при этом, а наоборот, оправдывая. Если бы не он, я бы наверняка стал одним из тех, к кому сейчас не испытываю ничего кроме жалости и презрения. Когда мои родители вернулись, Сигама попросили уйти. Просто потому, что его услуги больше не требовались. И в последующие годы мама снова начала пытаться привить мне собственные идеалы. Но, помня слова Сигама, я уже не поддавался. И в конце концов она махнула на это рукой, решив просто поддерживать меня и спонсировать. Так что, хотя родители дали мне жизнь, именно Сигам сделал меня тем, кто я есть.

Если он это всё придумал и сейчас просто нагло врал мне в лицо, его можно было завалить золотыми статуэтками с головой. Потому что вне зависимости от того, как фантастически это звучало, я ему поверил.

— Хотел бы я с ним познакомиться.

— Его уже нет в живых, — грустно улыбнулся Тарканд. — Он был не слишком сильным магом, к тому же, когда стал моим опекуном, он уже был немолод. Так что шестьдесят лет назад он умер просто от старости.

— Сочувствую.

— Спасибо. Теперь вы верите, что мои намерения относительно Руби искренни и чисты?

— Верю, — кивнул я. — И, если ты действительно хочешь быть с Руби, у меня есть для тебя предложение.