— Знаешь, Влад, кое-что в тебе всё же не изменилось, — заявила Алиса, не поднимая головы и продолжая бесцельно елозить вилкой по тарелке. — Как и в детстве, ты всегда остаешься себе на уме, независимо от обстоятельств.
После ее слов столовая снова погрузилась в тишину. Магические огни свечей, имитирующие пламя, создавали отблески на стенках серебряной посуды — того немного богатства, что нам удалось сохранить. Помнится, даже в самые голодные времена Алиса наотрез отказалась продавать сервиз, оставив его как память о совместных трапезах в кругу семьи. Для нее это было важно, а я не настаивал.
— Громовы оставили нас с тем, что мы имеем сейчас, — наконец ответил сестре. Пламя в подсвечнике передо мной слегка колыхнулось от дыхания. — Неважно, были ли они инициаторами той резни или всего лишь исполнителями государевой воли. Это нисколько не умаляет их содействия. Содействия в событиях, предшествовавших падению нашего рода.
— Но Ирина здесь ни при чем, — воззрилась на меня Алиса, гневно прищурившись. — Тогда мы были совсем еще детьми, так неужели она обязана отвечать за грехи своего отца? Даже толком не разобравшись, рубишь с плеча…
— Раз уж мы сейчас отвечаем за грехи своих предков, считаю, что это вполне справедливо.
— А я вот считаю, что всё с точностью до наоборот. Если бы ты хоть мысль допустил о том, чтобы ответить на ее чувства и породниться с родом Громовых…
— Какие еще чувства, Алиса⁈ — тут же встал я из-за стола, и сестра непроизвольно втянула голову в плечи. — Они попросту пытаются пустить нам пыль в глаза, а ты в упор этого не замечаешь из-за своей сентиментальности. Очнись наконец и пойми, что будущее рода в наших и только в наших с тобой руках. Одна-единственная ошибка, и всё разрушится, как карточный домик. Этого ты хочешь? Ради этого боролась столько лет? А что сказали бы родители на твои попытки примириться… с предателями, на руках которых кровь наших людей?
Сестрица промолчала, прикусила губу, а я, протерев рот салфеткой, швырнул ее в тарелку с недоеденным ужином, и вышел из столовой.
Настроение было скверное.
Нет, я не держал зла на сестру. Скорее, был расстроен тем, как легко дочери Громовых удалось завоевать ее расположение сладкими речами. Посеять смуту внутри нашего дома, еще сильнее отдалить нас друг от друга.
На улице уже сгущались сумерки.
Выйдя во внутренний двор, чтобы подышать свежим воздухом и привести мысли в порядок, увидел, как возле казарм расставляют столы. Там праздновали успешное завершение рейда.
Кухня на мой необычный запрос среагировала довольно быстро: жареное мясо, простые, но сытные блюда, вино и пиво — всё как положено. Кто-то уже успел усесться, кто-то шумно спорил, чья рана была опаснее, и чей выпад в бою смотрелся зрелищнее. Басовитый смех бойцов постарше и поопытнее смешивался со звонким, заливистым смехом юнцов. Слышался веселый лязг кружек.
Вот, какое оно на самом деле — человеческое тепло безо всяких прикрас.
Я не знал, зачем согласился на это. Вернее, знал — это разумно, полезно, правильно. Мы прошли боевое крещение, впервые действовали как единый отряд, а значит, нужно было закрепить чем-то наши успехи. Не только приказами и наградами, но и… доверием. Общим столом. Теплом. Именно тем, что род делает родом. Укрепить связь между нами.
Вот только у меня тёплых слов было немного. Особенно таких, что не звучали бы фальшиво, ведь всего однажды свыкнувшись с одиночеством, крайне сложно снова открыться другим людям.
Я стоял немного в стороне, пока лишь наблюдая. Всё ещё не верил, что это моя инициатива и раздумывал, как бы правильно подступиться к ним, не упав в грязь лицом.
Ветер трепал мою простую черную рубашку, в кожаном ремне на поясе покоился кинжал. Ни в доспехи, ни в парадную одежду я облачаться не стал. Выглядеть отстраненным не хотел, но и не пытался приблизиться к образу «своего парня».
Я — глава рода Морозовых, даже если сам всё еще привыкаю к столь громкому статусу. И пусть бойцы постарше считают меня совсем еще юным и неопытным в свои восемнадцать лет, я обязательно докажу, что их мнение обо мне предвзято.
Некоторые гвардейцы уже поворачивали головы, оглядываясь на меня, застывшего поодаль. Не торопившегося присоединяться к торжеству. Почему-то медлившего.
И лишь когда Игорь Владимирович бодро кивнул мне, я позволил себе сделать неуверенный шаг. Затем еще один и еще, пока окончательно не осознал, что пути назад уже нет. Молча усевшись за самый край стола, взял в руки кружку.
Буквально на несколько секунд во внутреннем дворе перед казармами стало подозрительно тихо. Удивленные взгляды, неопределенные жесты, перешептывания… Такое впечатление сложилось, что все они были обращены ко мне. В голове даже родилась внезапная мысль отставить эту чертову кружку в сторону, подняться из-за стола и уйти — настолько стало некомфортно.
Но вот один из ветеранов со шрамом через пол-лица, имени которого я не знал, пристально посмотрел на меня, а затем, громко хлопнув кулаком по столу, торжественно провозгласил тост:
— За род Морозовых!
— За род! — тут же подхватили гвардейцы, вскинув в воздух руки с кружками.
Эти слова, подобно раскату грома, разнеслись по кругу, от стола к столу, под одобрительный гул остальных ребят. Ничего теперь не оставалось, кроме как присоединиться к ним.
Чуть приподняв кружку, я тоже сделал глоток. Глоток тяжелого, терпкого вина, оставившего неприятное послевкусие. Оно не шло ни в какое сравнение со столичным, да еще и разбавлено было изрядно. Просто небо и земля.
Но стоило признать, что моя жизнь в Москве так же осталась далеко позади. Впереди маячила борьба с произволом высокородных, и я уже ступил на эту тропу, чтобы сохранить, сберечь и не утратить окончательно крупицы того, что мне, действительно, дорого.
Мои люди, моя сестра, моя земля. Каким же посредственным на этом фоне кажется вкус столичного вина…
— Степан, Ваше Светлейшество, — неожиданно представился мне один из молодых бойцов, сидящий по правую руку. — Может быть, мяса? Только-только с огня.
— Не откажусь, — улыбнулся уголками губ, всё еще испытывая некоторую неловкость, и на тарелке передо мной вмиг оказался ломоть сочащегося ароматным жиром мяса.
А лицо-то у парня знакомое. Не его ли я из-под хвоста песчаного червя накануне вытаскивал?..
— Ваше Светлейшество… — обратился ко мне теперь уже гвардеец, сидящий напротив, — … а вы, и правда, туда в одиночку пошли? Ну, к червю этому.
Голоса за столом стихли в тот же момент, а головы сидящих за ним бойцов синхронно повернулись к нам в ожидании моего ответа. Глаза ребят сияли от неподдельного любопытства, ну а в моей груди зарождалось странное чувство.
Столько лет меня намеренно избегали, порой вовсе делая вид, что меня не существует, не считая косых взглядов и оскорбительных пересудов за спиной. Сейчас же творилось что-то совсем из ряда вон выходящее. На меня поглядывали… с уважением, а кто-то даже с нескрываемым восхищением.
Пауза затягивалась, поэтому пришлось неуверенно кивнуть, а после на всякий случай добавить:
— Правда.
И ту же секунду стол буквально взорвался от удивленных возгласов со всех сторон:
— Ну ничего себе!..
— Могёт Его Светлейшество, могёт!
— Вот те на!..
— Да эта тварь уже подписала себе приговор, как только на глаза вам попалась!
— Черти бы подрали этого сраного червя!
Я аж в осадок выпал от столь рьяной похвалы в мой адрес, пока не встретился взглядом с Ковалевым. В отличие от своих подчиненных, мужчина пока не проронил ни слова. Просто внимательно поглядывал на меня, потягивая вино из кружки. Похоже, продолжает оценивать меня даже сейчас.
— Согласен. Не каждый бы решился, — наконец нарочито медленно произнес Игорь Владимирович, отсалютовав мне кружкой, — под землю, к такому-то монстру…
— Некогда было решаться, — пожал я плечами в ответ, и тот многозначительно хмыкнул, возвращаясь к еде.
Хотелось бы добавить что-то еще. Какую-нибудь глупую шутку. Нечто такое, что позволит сблизиться с ребятами еще сильнее. Откинуть всякие формальности и, пусть ненадолго, но стать своим в их кругу. Однако больше, чем намерением это не стало — так и застряло в горле.
Как только эпизод с червем был исчерпан, в воздухе снова повисла неловкая пауза. Правда, длилась она недолго. Едва я успел сделать еще один глоток терпкого вина…
— Так это, выходит, теперь и глава с нами мясо жрёт, а? — раздался бойкий голос с дальнего конца стола. — Считай — удача нас не покинет!
— Только не подливайте ему много, — сразу вторил ему другой. — А то завтра на тренировке всех нас уложит!
Лёгкий смех прошёлся по кругу, и тут даже я не удержался — уголки моих губ дёрнулись. Может, не по-настоящему. Может, где-то в глубине души я всё еще сопротивлялся и делал ставку на одиночество, но достаточно для того, чтобы они приняли это за снисходительную улыбку.
Когда захмелевшие бойцы принялись болтать между собой обо всем и ни о чем, переключившись с меня на своих товарищей по оружию, я продолжал просто сидеть и слушать их. Не вмешивался, не встревал в обсуждение людей и событий, которые прошли мимо меня. Просто был рядом и всё равно чувствовал себя чужим. Чуть меньше, чем обычно, но всё же чужим.
Немало времени пройдет, прежде чем я смогу привыкнуть к ним, а они ко мне. Сколько еще битв ожидало нас впереди, в которых мы будем сражаться плечом к плечу? В которых я смогу заслужить их уважение и доверие по-настоящему, а не только потому, что являюсь их господином.
Во взглядах окружавших меня сейчас людей уже не было прежней настороженности. Удивление — да, недоверие — местами. Но холод ушёл, а значит, первый шаг сделан. Собрать нас всех вместе, устроить скромный, но праздник… Пожалуй, это того стоило, и двигаюсь я в правильном направлении. По крайней мере, пытаюсь.
Пусть я не умею говорить красивых тостов. Пусть мне тяжело доверять, но сейчас я сидел и пил с ними за одним столом, а они — со мной.
Пока что этого достаточно.
Однако недолго мне удалось посидеть в веселой компании, наслаждаясь вкусом жаренной на огне снеди.
Крупная капля крови упала на тарелку, стоило мне насадить на вилку очередной кусок мяса. Затем вторая и третья… Прислонив ладонь к лицу, а после приглядевшись к ней, увидел на пальцах смазанную алую полосу.
От внимания гвардейцев мое состояние тоже не скрылось. По меньшей мере, от одного из них.
— В-ваше Светлейшейство?.. — пролепетал Степан, обеспокоенно уставившись на меня.
Даже после высвобождения поглощенной энергии Бездны, перенасыщение скверной всё еще напоминало о себе. Либо целиком от нее избавиться не удалось, либо откат давался тяжелее, чем в прошлый заход, но, кажется, в этот раз времени на полное восстановление понадобится чуть больше.
Не зарься на кусок, который не способен проглотить — будет мне урок на будущее.
— Всё в порядке, — выдавил я из себя подобие улыбки и медленно встал из-за стола. Утер нос тыльной стороной ладони, окинул взглядом всех присутствующих за притихшими в момент столами. — Завтра с утра буду ждать здесь всех, кто решит продемонстрировать мне свои боевые навыки. Нужно наверстать упущенное и… — снова этот противный комок встал в горле, мешая подбирать правильные слова, — … хорошенько повеселитесь сегодня. Праздничный вечер еще не закончен.
Неприятно получилось, конечно, но на сегодня с меня уже хватит. Всё, что мне сейчас хотелось — провести остаток дня в одиночестве и восстановиться. В следующий раз ту же ошибку дважды я допускать не стану.
Гвардейцы проводили меня с заднего двора под ободряющие возгласы, но и в поместье я возвращаться не спешил. Обогнул его по мощеной дорожке, вышел к фасаду и уселся на нижние ступени. Блуждающий взгляд сам собой остановился на столпе алого света, источаемого Бездной и уходящего высоко в чернильно-черное небо.
Единственное во всем мире место, где я чувствовал себя по-настоящему живым, казалось отсюда невероятно далеким и одновременно слишком близким. Но, благосклонное ко мне, оно так же не прощало слабости, эгоизма и жадности.
Кровь сочилась из носа, не переставая. В какой-то момент рукав черной рубахи пропитался ею насквозь, и вот передо мной снова возникла тонкая женская ручка. На этот раз протягивающая мне не кружку с горьким отваром, а закупоренный пробкой бутылек с мутновато-зеленой жидкостью.
— Выпей. Это остановит кровотечение, — тоном, не терпящим возражений, произнесла Кара.
И когда только мы успели перейти с этой девушкой на «ты»?..
Впрочем, бутылочку я взял. Откупорил крышку и, поморщившись от горьковатого привкуса, осушил ее до дна. Еще в детстве любое лекарство казалось мне отвратительным на вкус, но творения Кары по вкусовым качествам превосходили их с лихвой, в плохом смысле.
— Лучше? — улыбнулась темная целительница и присела на ступеньку рядом со мной. Так близко, что я сквозь одежду ощутил тепло ее тела.
— Есть у тебя какая-то специфическая способность всякий раз появляться вовремя, — не удержался я от сомнительного комплимента в адрес целительницы. И да, мне, действительно, стало лучше. — Спасибо, — пожалуй, впервые поблагодарил я ее.
— Предпочитаю наблюдать за всем со стороны, как и ты, — с легкой грустью воззрилась она туда же, куда и я — на алеющий вдали столп света. — Но я была бы ужасным магом, если бы не почувствовала перемены в твоем состоянии. Тогда и сейчас… Сказать по правде, теряюсь в догадках, как же в конечном итоге сложится твоя судьба. Один против всех или же один во главе всех остальных?..
Некоторое время мы сидели молча, просто любуясь игрой багровых всполохов на ночном небе. Но, на удивление, первым воцарившуюся тишину нарушил я.
— Значит, это и есть твое решение? Желаешь остаться в поместье?
— Даже если бы я осмелилась покинуть его, рано или поздно святоши всё равно нашли бы меня и обвинили в том, чего я не делала, — вздохнула Кара. Похоже, она уже смирилась с этим. — Им не нужны доказательства. Им достаточно одного только факта моего существования, чтобы свершить так называемое правосудие. Если так подумать, на убийство способен каждый, но в первую очередь все подозрения падут на того, к кому общество изначально относится предвзято.
— То преступление, в котором тебя обвинили…
— У той женщины изначально не было ни единого шанса, и я виновна лишь в том, что предприняла попытку спасти ее. Спасти ее и мертворожденное дитя. Могла бы, конечно, захлопнуть и дверь, и ставни, слушая ее отчаянные мольбы сквозь стены, но тогда никогда не простила бы себе такого безразличия. За то и поплатилась.
— Здесь тебе никогда не придется переступать через себя, — заверил девушку, и она с благодарностью кивнула мне.
— Я знаю. И потому приняла единственно верное решение — впредь верой и правдой служить роду Морозовых, пока вы сами не пожелаете, чтобы наши пути разошлись. Но…
— Но?.. — вопросительно изогнул я бровь.
— Мне бы хотелось освободить гостевую комнату в поместье и перебраться куда-нибудь… поближе к природе. Поместье окружают леса, и пусть скрываться в них более не имеет для меня смысла, они мне куда роднее, нежели холодные стены, высокие потолки и пуховые перины.
— Тогда со своей стороны мне стоило бы учесть твои пожелания, — согласился я с ее условиями. Не такими уж невыполнимыми, как ни посмотри. — Уютная хижина в лесу, и твои способности в полном моем распоряжении?
— Любая даже самая жалкая лачуга, уют в которой я сумею навести и сама, — поправила меня Кара. — И вы ни дня не пожалеете, что вытащили меня из цепкой хватки этих святош.
Кстати, насчет святош…
Уже несколько дней прошло с моей поездки в Иркутск, а от церкви Двух Сестер до сих пор ни весточки не пришло. Даже если инквизиторы умолчали о нашей стычке в переулке, у местной настоятельницы была масса причин излить на меня свое недовольство, ведь с момента отъезда из столицы в церкви я так ни разу и не появился.
Не верилось мне как-то, что они так легко выпустят из-под надзора одержимого демонами из рода Морозовых. Силком не потащат его на проповедь, а затем и на покаяние в грехах, которых он никогда не совершал.
Продолжительное молчание церкви только усиливало мои подозрения в том, что совсем скоро священный клинок инквизиторов воткнется в мою спину. И воткнется тогда, когда я меньше всего буду этого ожидать.